Сюзанна бесстрастно напомнила, что связь со спутниками устойчивая, а суперкомпьютеры на орбите загружены работой всего на десять процентов.

Еще неделю тому было двадцать три, так что нам раздолье, просчитывать за секунды можно даже те мелочи, что просчитываем здесь на своих за часы.

И все равно от такой новости у меня в глазах потемнело, словно получил удар дубиной по голове. Десять процентов загрузки вместо недавних двадцати трех, а раньше вообще было сто процентов, очередь…

Значит, разгромлены научные центры еще где-то в России или в Европе. Мир все больше погружается во тьму, хотя этого не видит, и ликует, радуясь долгожданной свободе всех и от всего.

На экранных обоях картины в том качестве, что, на мой взгляд, уже излишнее: в 8К и даже 16К, хотя и в 4К было бы вполне. Экраны здесь хоть от пола и до потолка, как и раньше, но потолки низкие, разницу в качестве простым глазом не заметишь.

Я мазнул взглядом по пейзажам зеленых лесов и чистых озер, явно подобрала Диана, не забывает о психике команды, смягчает стресс. Вообще-то верно, планета зеленая, чистая и прекрасная, а пожарами и грабежами охвачено меньше процента поверхности, но все в городах, а именно там творится будущее… которого теперь может и не быть.

Сердце сжалось, хотя я вроде бы совсем черствая скотина. Ежечасно гибнут тысячи людей, а я жалею насчет уничтожения крупнейших суперкомпьютеров мира, с помощью которых выстроили весь этот прекрасный мир, дали изобилие и благополучие простому и простейшему человечишке, а теперь вот все, остановись мгновение…

Вообще-то суперкомпьютеры и были главнейшими целями неолудов. Простой народ уверен, что в них усилиями сумасшедших ученых зарождается злой искусственный интеллект, который создаст армию железных роботов, а те поработят человечество, чтобы убивать, насиловать и превращать в рабочий скот.

Я стискивал челюсти, но успокаивал бешено стучащее сердце тем, что уцелели расположенные на орбите в вакууме, а также автоматизированные базы на Луне и Марсе, полностью управляемые массивом компов, связанных в единое Облако.

До них неолудам не добраться, дикие озверелые толпы уничтожили лишь центры управления объектами в космосе. Правда, на Луне и Марсе рудники и все службы пашут в автоматическом режиме. Рано или поздно и там что-то да нарушится, крупные поломки можно исправить только с помощью людей, и тогда в самом деле рухнет все, и никакие мощные компьютеры на орбите ситуацию не исправят.

Теперь, когда на планете остались только отдельные очажки, где упорно занимаются хай-теком, мощи уцелевших на орбите суперкомпьютеров хватает с избытком всем, но этих всех так мало…

Бункер, вопреки ожиданиям команды, оказался не просто бункером, где можно переждать войну, а настоящим лабиринтом из множества туннелей и небольших залов. Еще в самом начале, на уровне задумки, я опасался проседания почвы, потому отказался от идеи большого подземного зала, а заменил десятком малых, соединенных узкими туннелями.

Самое трудное и сложное было провести операцию закупки и заметания следов. К счастью, у ученого сословия бывают странные запросы, которые потом оказываются неверными, оборудование простаивает, если не удается кому-то сплавить, его списывают, а дальше все было просто: «Кротом» руководил дистанционно, заранее тщательно продумал, где что расположить, прорыл наклонную шахту на глубину, а дальше начал методично строить комнатки, небольшие залы, спальные места.

Аппаратуру затаскивал наугад, какую удалось достать и спрятать, зато сейчас кипит работа по инвентаризации, наладке и подготовке к пробным пускам.

Диана при встречах улыбается все таинственнее, а сегодня зашла в мою комнатку, огляделась с таким видом, будто деловито высматривает, где повесить занавески, чтобы по фэн-шую, а где разместить бонсай, до сих пор не знаю, что это, и чувствую, что как-то перебьюсь без этого важного знания.

– А здесь мило, – почти пропела она сладким голосом. – Шеф, первых детей заведем в этом бункере, да? А для внуков придется копать новые пещеры… Ты, как профессиональный заглядыватель за горизонт, уже что-то придумал?

Я пробормотал:

– В личных целях служебным положением не пользуюсь.

Она уточнила чуть более деловым, но все еще игривым голосом:

– Сейчас и личное у нас на службе Отечеству!.. Точнее, сингулярности. Приоритеты меняются, но доминантность в человеке рулит, иначе не человек, а вообще несуществующая величина… Что так смотришь? Ты же футуролог, все предусмотрел, я знаю!..

Я пробормотал примирительно:

– Да вот как-то не прогнозировал, что заводить детей начнем, как только спустимся по лестнице. Отдышаться бы сперва.

– Размножение, – отрезала она, – самый важный акт!.. Без него не было бы жизни. Так что не надо нам про либеральные ценности чайдлфришества.

Я поморщился, сделал отметающий жест.

– Как устроилась? Не жмет?

Она сказала бодро:

– Под вашим просвещенным диктатом здесь будет город цвесть!

– А почему не сразу империя? – спросил я. – Подземная империя, как у голых землекопов.

– Будет, – ответила она уверенно. – Детей воспитаем в нужном духе!.. У нас три женщины, с ума сойти!.. Адам с одной начинал, и то что получилось?.. Надеюсь, никто не захватил с собой доллов?.. Нужно издать закон о запрете.

– Это деспотия.

Она сказала примирительно:

– Пока не достигнем нужного уровня популяции. А потом подумаем. Если выращивать только таких женщин, как я, зачем доллы?

Я подумал опасливо, что именно с такими и нужны. Психолог, а не понимает или прикидывается, что либидо чахнет в присутствии слишком эффектных женщин. А если еще и умные, то все время думаешь, как бы не обосраться, вся кровь спешит в мозг, обескровленные гениталии вообще скукоживаются, а без них какое общение с женщинами?

Вообще-то Диана, если не прикидывается, выглядит даже счастливой, словно в самом деле осуществилась мечта ее жизни. Думаю, втайне, где-то на уровне самых древних инстинктов, в серьезную роль которых не хочет верить даже самый опытный психолог, хотела бы, чтобы из женщин осталась вообще только она.

И чтобы новый род людской пошел от нее, как когда-то от Евы, но теперь все будет задокументировано, а потомство даже наверху все чаще планируется с заранее заданными свойствами, не все же настолько демократы, чтобы плодить даунов…

Сокол и Валентайн уже в тесной связке с моими орлами начали допиливать проги для «Фемто», тестируют оборудование насчет полноценной связи с суперкомпами на орбите, Тютюнников даже запел, убедившись в безупречности связи, шеф и здесь все продумал, так что работа пойдет бесперебойная и постоянная.

Сокол и Валентайн не отходят от знакомых установок, копии тех, что стояли у них в лаборатории, счастливые, что снова работают. Для настоящего ученого не важно жить, важнее работать.

– Шеф, – сказал он, впервые называя меня так, тем самым как бы признавая, что после потери своих агрегатов и родного гнезда они теперь точно мои люди и под моим руководством, – если вы не против, я свой матрасик положу рядом с установкой?

– Не против, – ответил я. – Всем нам, похоже, придется работать все двадцать четыре часа, даже когда спим. Какое-то время у нас есть, но и его в обрез…

– Шеф, – сказал он в недоумении, – разве мы не на годы?..

– Даже на столетия, – заверил я, – Но это в теории. Кто знает, какие впереди черные лебеди? Прецедентов нет. Никто в бункере не жил годами. Даже для тестов.

Он воскликнул с тревогой:

– Только бы до спутников не добрались!

– Луддисты не доберутся, – заверил я, – а вот военные… Не все же разбежались. Костяк армии все равно останется. Упертые, чокнутые, идеалисты, государственники, просто преданные армейской жизни и дисциплине. Разберутся в управлении. Одни оставят для себя, а засекреченные и запароленные отдельными частными институтами просто собьют.

Он сказал угрюмо:

– Луддисты уже разгромили координационные центры по всему миру. А до спутников, вы правы, доберутся военные, если встанут на их сторону.

– Даже если не встанут, – заметил по связи Тютюнников, – нам ничего хорошего. У военных свои интересы. Им тоже не нужна сингулярность.

– А вдруг и тогда понадобится армия?.. Для захвата звездных систем ими отражения внешних угроз?

Повернулись ко мне, я ответил на немой вопрос:

– Войны – это наше звериное наследие. Думаю, экспансия во Вселенную будет протекать иначе.

Все промолчали, но из дальней комнаты трусливо пискнула Аня:

– Как?

Я улыбнулся, Уткин ответил отечески:

– Как человек объяснит муравью свои цели?

Аня озадаченно умолкла, Уткин сказал со вздохом:

– Муравей тоже человек, социален и трудолюбив, но сингуляр от человека во мгновение уйдет дальше, чем мы от муравья. Однако у нас с ним общего много: инстинкты, эволюция, даже пошли от одной общей клетки…

Она вздохнула, но не встревожилась, хоть и ничего не поняла, просто верит, что с нами будет все хорошо, умные мужчины могут испытывать только временные трудности, но в конце концов получают все, что планировали.

Диана молча вывела на отдельный экран странное выжженное место в центре города, где земля от страшного звездного жара расплавилась, а потом спеклась в сплошной монолит.

– Зачем? – сказал Уткин. – Когда выйдем, мир будет иным. Выключи, не трави душу. Ветер нанесет земли, вырастет травка, а потом и лес. Возможно, тропический, если климат все так же на победном марше…

Лавр, задумавшись, обронил:

– А заметили, свободы во все века добиваются только самые невежественные?

Тютюнников уточнил глубокомысленно:

– Ну, вообще-то первоначальный лозунг обычно забрасывает какая-нибудь сволочь из очень образованных. А потом лишь наслаждается кровавой вакханалией во имя свободы. Иногда удавалось оседлать эту волну и стать диктатором, но чаще сами попадали на эшафот, как якобинцы…

– Это уже не наше дело. Ты свою часть кода допилил?

Благодаря отдельным пещеркам все рассредоточились поближе к своим рабочим местам, а я, как шеф и вообще руководитель общим процессом, остался один в центральной, хоть и небольшой пещерке, гордо именуемой залом.

Усталый до крайности рухнул на постель из надувного матраса, велел Сюзанне разбудить через четыре часа, но не успел закрыть глаза, как неслышно открылась дверь, вошла быстрыми решительными шагами Диана.

Не давая мне сказать ни слова, стремительным движением сбросила одежду и сразу легла рядом, прижавшись горячим телом.

– Надо, – сказала она строго.

– Диана, – произнес я в неловкости, – не думаю, что мы здесь останемся навечно…

– Все равно, – ответила она непреклонным голосом. – Мы не должны ничем пренебрегать. Кто знает, как повернется?.. А плод тем временем пусть зреет. Может быть, я и апокалипсис сама провернула, чтобы затащить тебя в постель? Женщины хитрые, все об этом говорят.

– Я изучал массы, – буркнул я, – а не отдельных существ… Эй-эй, слишком уж торопишься!

– Я слишком долго ждала, – напомнил она. – А то взорвусь.

– Диана, – сказал я, – у меня жена и ребенок.

Она сделала большие глаза.

– Шеф!.. Я разве претендую на жёнство?.. Но если хотите, можно оформить даже брак, сейчас их восемнадцать видов, от гостевого до полигамного. Но по мне все эти ритуалы пережиток древних времен.

– Человечество не исчезнет, – напомнил я. – Не апокалипсис же!.. Так что нет острой необходимости размножаться в бункере.

Она сказала мягко:

– Необходимость есть. Наверху может вспыхнуть эпидемия, может метеорит, супервулкан… Вы же футуролог, должны задействовать вариант «Б», как уже провернули с этим бункером!

– Нет у меня варианта «Б», – возразил я.

– Теперь есть, – заверила она.

Утром она исчезла раньше, чем я проснулся. Может быть, ушла даже ночью, я вырубился напрочь, но очнулся с ясной головой и тысячами идей насчет всего на свете, что есть эдакое в случке с талантливым психологом, есть.

Все на рабочих местах, пашут так, что в самом деле вот-вот задымятся, я не успел закончить обход, как со своего места обернулась Аня, очень серьезная, даже улыбнулась с трудом.

– Шеф, у меня очень здоровые гены!.. Моя карта в открытом доступе. От меня пойдут крепкие дети. От вас умные, от меня крепкие…

Она смущалась, краснела, но не отводила от меня умоляющего и достаточно настойчивого взгляда.

– Аня, – сказал я с неловкостью, – еще рано об этом думать. Сейчас нужно все наладить, чтобы жить.

– А это долго не займет! – сказала она убежденно. – Даже если вы сумели утащить и спрятать хоть пару устройств для внематочного выращивания, это те же девять месяцев!.. А мы пока по старинке, как первобытные. Зато будут первые люди, это надежда на восстановление…

– Никаких аппаратов для внематочного здесь нет, – отрезал я. – И вообще я футуролог, а не фантазист какой!.. Мы же не в придуманном мире живем. Наверху жизнь не исчезнет, мир откатится на двести-триста лет, потом все по новой.

Она ответила тихо и очень серьезно:

– Но нужно, чтобы и мы не исчезли, шеф.

– Я подумаю, – пообещал я.

Она посмотрела с такой надеждой и глубокой верой в глазах, что чувство неловкости во мне стало по тяжести вроде метеорита, что уничтожил динозавров.

Теперь работали круглосуточно, с редкими перерывами на сон, общие обеды остались в прошлом, только Уткин и Тютюнников сдвинули свои тарелки на края столов, я слышал, как Уткин пробубнил глубокомысленно с набитым ртом:

– Свободы вообще-то не существует… Все, что называется свободой, вообще-то не свобода. Свобода должна зависеть только от законов, но какая она тогда свобода?

Тютюнников ел быстро, даже локти раздвинул, будто защищает добычу от всяких наглых, челюсти двигаются с такой скоростью, что даже мышь за ним бы не успела.

– Свобода, – сообщил он невнятным голосом, – это право делать то, что запрещено законом.

От соседнего стола уточнил Шенгальц:

– На самом деле свобода это право на неравенство. Но кто из простого народа примет такую свободу?.. Им нужно отнять и поделить все поровну.

Тютюнников сказал со вздохом:

– Это сладкое слово «свобода»… Сколько преступлений в ее красивое имя!

Уткин возразил с пафосом:

– Но зато наверху все же наступило царство свободы, равенства и братства!.. В общем, долгожданная гражданская война.

Поздно ночью, когда я рухнул на постель и велел себе спать, дверь неслышно открылась, через порог застенчиво переступила Аня, тихая и робкая, как мышка, даже поглядывает исподлобья испуганно, словно я сейчас топну ногой и скажу что-то грозным голосом, а то и зарычу.

– Привет, Ань, – сказал я как можно мягче. – что-то случилось?

Она торопливо помотала головой.

– Нет-нет, ничего. Диана велела мне прийти сегодня…

– Диана? – переспросил я. – Чего… А-а-а….

– Да, – ответила она тихо. – Видимо, она уже… Теперь моя очередь. Так она сказала.

– Она сказала?

– Да, – подтвердила она послушно. – Говорит, вы уже отошли от ее бурной атаки. А я ничего, я тихая.

Я помолчал, чуточку обалделый, что-то моя футурологичность пасует, когда дело касается личных дел, а то и вовсе вещей, которые раньше называли интимными.

– Как-то не весьма, – сказал я наконец в затруднении, – что без меня решаете такие вопросы…

Она посмотрела большими круглыми глазами.

– Шеф… но это же само самой… Все понятно, что тут особо решать?.. Диана говорит, чем раньше, тем надежнее. Она права, вы знаете, если даже я знаю.

Я вздохнул:

– А насчет генетического разнообразия подумали? Что вы все трое решили именно от меня?

Она произнесла все еще тихим голоском, но уверен, я даже уловил моменты, которые ей подсказала Диана:

– Потом можно будет и от других! Но сейчас мы трое решили, что абсолютно правильно и рационально забеременеть от самого умного.

– Самый высокий ай-кью не у меня!

– Ай-кью еще не ум, – возразила она. – Шеф, я уже раздвинула ноги… Надо, шеф, надо. Общественность требует!

Я вздохнул.

– Ну, если это глас общественности…

– Долг, – напомнила она. – Перед будущим человечеством!.. Вы обязаны?.. Это ничего, что хихикаю?.. Это я так стесняюсь.