Я ждал, что уйдет, как только я исполню долг перед будущими поколениями, но прижалась к моему боку и тут же заснула, тихая и кроткая, как ручной хомячок.

Таймер деликатно пискнул, указывая, что четыре часа сна, которые я себе отпустил, трачу на нечто непонятное таймеровому интеллекту.

Я прижал ее к себе, как осчастливленного таким вниманием щенка, и провалился в сон.

На следующую ночь пришла Маргарита, строгая и надменная, окинула меня снисходительным взглядом, неспешно разделась, заметно красуясь офитнессовским телом, мышцы красиво выступают под кожей в каждом дюйме и загадочно переливаются в приглушенном свете настольной лампы.

– Здравствуй, Марго, – сказал я. – Вы трое как в синхронном плавании!

– Эстафетном беге, – уточнила она. – И передаем из руки в руку волшебную палочку. Терпите, шеф!.. Это для человечества. Будем приходить, пока не увидим результата.

– По тестам?

– По вздутым животам, – ответила она злорадно. – Ладно-ладно, не пугайтесь!.. На второй день уже будет ясно.

– Фух, – сказал я, – камень с души… Но, если с другой стороны, что-то в такой определенности не совсем…

Она швырнула майку и джинсы на спинки стульев, те пролетели через половину комнаты и красиво развесились на указанных местах, Марго точна в движениях, как и в расчетах аналитика.

Я подвинулся, освобождая ей место, она со спортивной грацией опустилась рядом, серые глаза с интересом оглядели мое обнаженное тело.

– Теперь понимаю истинное значение слова «племя», – сказала она. – Образовывалось от племенного бычка, да?.. Помню, бабушка собирала огурчики, ели еще мелкими, потом остальные, а один оставляла, как она говорила, «на племя».

– Давай лучше о квазарах, – предложил я, – и теории Хокинса – Гернштейна?..

– Не увиливайте, шеф, – произнесла она неумолимым голосом. – Есть такое слово – надо. Вы тоже не в моем вкусе, предпочитаю накачанных ребят…

– У нас есть такие!

– …но у прогресса другие приоритеты, – закончила она тем же строгим голосом, – а неокортекс лучше всех накачан у вас, шеф!.. Хотя и не знаю, как он тут и при чем. Так что проведем процедуру оплодотворения за неимением других способов самым древним вариантом.

– Это по-собачьи? – уточнил я. – Надеюсь, такие подробности не попадут в хроники будущих времен…

– Для потомков каждая крупица бесценна, – напомнила она. – Вон как насчет Адама и Евы до сих пор пишут, рисуют и снимают картины!.. Что с вами, шеф? Может, порнушку показать?.. Это о черных квазарах нужно искать, а порнушки море, куда ни ткни!

– Не издевайся, – сказал я. – Мне самому не весьма. Лучше помолчи. А то когда квазары, какие такие сиськи?.. А они у тебя, как циркулем очерчены…

– Вот-вот, – одобрила она. – Когда о сиськах, неандерталец в вас сразу зашевелился!

– Только не придуши, – попросил я. – Пальцы у тебя просто железные! Мне уже страшно, что впереди…

На остаток ночи она задерживаться не стала, исчезла вместе с одеждой в руке, а я провалился в плотный, как горячий асфальт, сон, а утром сразу заглянул к Соколу.

– Ну как?

– Аппаратура в порядке, – сообщил он счастливо. – Заканчиваем перекомпоновку «Фемто-три» под «Фемто-четыре». Нам вообще-то оставалось внести последние изменения, когда начался штурм…

– Вы и так тянули до последней минуты, – сказал я с укором. – Уже собирался дать команду на отступление в бункер без вас, а наверху взрывать!

Он зябко передернул плечами.

– Никто же из нас не знал, что заложите взрывчатку!

– А как скрыть бункер? – напомнил я. – Нас бы и тут достали. Простейшие хоть и простейшие, но ими рулят умы, что нам не уступают. Нет, уступают, раз на той стороне, но в тактике могут даже быть круче.

Он с воодушевлением указал на дисплей:

– Видите бенчмарки?.. Просто зашкаливает!.. Нам пришлось ввести свой градиент. Мощь на порядок выше предыдущей модели! Теперь бы добиться хоть какой-то стабильности…

– Действуйте, – ответил я. – А то народ уже всерьез обсуждает варианты, как будет здесь жить столетия. Потом, дескать, выйдем огромным племенем технологированных гуннов завоевывать мир!

Он странно посмотрел на меня.

– Мы тоже обсуждаем эти варианты. А вы нет?

Я покачал головой.

– Должны успеть здесь и сейчас. Хотя те сволочи наверху уничтожили хай-тек, но все равно… не ведают, что натворили. Краснокутский и прочие, что заварили это все, так и не поняли, остановить мгновение не получится. Будет долгая и малозаметная деградация всего общества. А потом ледниковый период убьет всех.

– А не адская жара?

– Или адская жара, – согласился я. – Что лучше?

– Выбираю жару, – ответил он. – Пусть все наверху сгорят. Твари. А вы, шеф?

Я двинул плечами.

– Не все ли равно? Наш изнеженный вид не выдержит изменений среды. Половина млекопитающих уцелеет, насекомые размножатся, муравьи переберутся и в Антарктиду, а люди просто вымрут. У нас уже нет первобытной ярости и дикой мощи.

Прошел месяц яростной, просто исступленной работы, когда Сюзанна вдруг подала сигнал тревоги, слышимый только мне.

Я моментально переключился на изолированный канал.

– Сюзанна?

– Шеф, – сказала она строго. – Нас отыскали.

Внутри меня все похолодело, я едва смог выговорить:

– Что… Кто отыскал?

– Военные, – сообщила она бесстрастно, но мне показалось, что уловил в ее голосе глубокое сочувствие. – Сверху. Хотят говорить с вами. Немедленно.

Я спросил мертвым голосом:

– Связь устойчивая?

– Были помехи, – ответила она, – но меры приняты.

– Соединяй, – ответил я обреченно. – Вот он недобрый час…

– Черный лебедь? – уточнила она.

– Серый, – определил я. – Такую возможность все же допускал, хотя вероятность была в два-три процента.

– Тогда включаю?.. На связи Шляхоцкий, командующий военными частями Подмосковья.

Я кивнул, через мгновение на экране появился крупным планом генерал, чуть похудевший за это время, заметно уставший, но глаза сияют победным блеском, а суровое лицо заметно потеплело при виде меня, словно встретил хорошего знакомого.

– Здравствуйте, Гарольд Анатольевич, – сказал он бодро, – все-таки рад, что вы уцелели!.. Хотя и противник, но достойный противник. Я вас уважаю совершенно искренне и уже почти побаиваюсь. Умеете делать совершенно непредсказуемые ходы!

– Правда? – спросил я. – По мне так совершенно предсказуемые.

Он чуть наклонил голову.

– Да-да, вам зримо на пару ходов дальше оппонента?.. Но в данном случае так уж сложилось, все козырные карты у нас. Хотя, как профессионал, выражаю искреннее восхищение тем мастерством, которое вы проявили при строительстве своего бункера!

– Спасибо, – ответил я сдержанно.

– И теми мерами, – сказал он почти с завистью, – что скрыли всю операцию от начала до конца!.. При той неразберихе в мире, все могло бы вообще остаться незамеченным. Тем более взрыв бомбы объемного действия в самом деле стер все следы вашего здания и даже соседних на полкилометра. Все были уверены, что вы погибли.

– И как удалось?

– Почти случайно, – сообщил он. – Хотя, конечно, потом все равно вас бы обнаружили, сейчас средства слежения за любой аномалией просто невероятные, но вы могли бы продержаться еще год-два. Но наши особо ревностные аналитики заинтересовались непонятными колебаниями магнитных волн под землей, что раньше не регистрировались в этом регионе. К нам сейчас сбежались все уцелевшие ученые, что готовы работать хоть на черта, только бы не выращивать огурчики в собственных роскошных коттеджах.

– Понятно, – сказал я. – Да, нам хотелось продержаться как можно дольше, чтобы гражданская война выгорела и все снова вернулись к мирной жизни.

– Уже вернулись, – заверил он. – Можете подняться, гарантирую жизнь и неприкосновенность. Никаких репрессий, никакого суда!.. Как вы наверняка знаете, хотя хаос еще по всему миру, но военизированные группы везде устанавливают контроль и пресекают беспорядки.

– А вы?

– Полный контроль над Москвой, – сказал он победно, – Подмосковьем и всей европейской частью!.. По ту сторону Урала воинские части наконец-то сконцентрировались и захватывают власть. Генеральный штаб, как вы знаете, разбежался, а когда кто-то начал напоминать о себе, его просто игнорируем.

– Идеология?

Он усмехнулся.

– Вы всегда задаете правильные вопросы. Мы признали правоту той части народа, которую называют неолудами, а они признали нас верховной властью. Консенсус. Потому больше никаких расправ. Вы тактику выбрали верную. Ярость простого народа угасла, он отходчив. Все просто живут и радуются. Вы проигравшие, а к проигравшим какая ненависть? Только снисхождение.

Я произнес с тоской:

– Как жаль, что вы на той стороне.

– Скажем мягко, – ответил он с плохо прикрытым упреком, – возмущение народа, вылившееся в такую… не совсем корректную форму, не лишено… Ваши же виднейшие ученые заявили о вероятности всемирной катастрофы, что повышается с каждым днем! Вот-вот грянет обязательно и уничтожит не только людей, но и планету…

– Мы намерены успеть раньше, – ответил я. – При сингулярности не будет никаких катастроф!

– Разве знаете, – напомнил он, – что будет при сингулярности?

– Да, – согласился я, – больше верим, чем знаем, хотя и научные сотрудники… Но как собираетесь, остановив нас, поддерживать прежний уровень благосостояния?

Он улыбнулся.

– Технарей и даже ученых мирового уровня среди нас не меньше, чем на вашей стороне. Даже больше. Мы просто остановили мгновение, как того хотел Фауст.

– То есть застой?

– Счастливое, – поправил он, – существование всего человечества. Болезни уничтожены, жизнь продлена даже непонятно на сколько, чего еще? Лучшее – враг хорошего. В погоне за лучшим часто губим и то, что имеем. Мы уже едва-едва вывернулись из-под ряда катастроф, что погубили бы жизнь, а то и планету, забыли?.. И с каждым днем возможность катастроф все больше. Это не мы, военные, говорим, а именно ученые мирового уровня!.. Так что среди ваших противников не только тупые и оболваненные массы любителей шашлыков и футбола, как подает ваша пропаганда!.. У нас думающие и совестливые люди, беспокоящиеся за само существование человечества! Давайте все решим миром?

– Давайте, – согласился я. – Мы, ученые, воевать не любим.

Он улыбнулся.

– Вас удивит, но военные не хотят воевать еще больше. Хотя бы потому, что первыми головы придется класть нам, а жить теперь так хорошо… Мы все еще предлагаем вам жизнь и свободу!.. Вам нужно всего лишь выйти из бункера и уйти. Я гарантирую, вас не тронут. У меня не добровольцы! Для армии дисциплина важнее всего.

Я подумал для виду, дескать, все еще колеблюсь, наконец вздохнул и сказал поникшим голосом:

– Да, понимаю. Раз уж вы нас обнаружили, то, понятно, у вас есть как управляемые глубинные бомбы, так и прочие штуки, я в курсе. Против той мощи, что у вас, никому не выстоять. Мы капитулируем, хотя и с небольшим условием.

Он сказал быстро:

– Говорите!

– Жизнь, – ответил я, – и свободу, как вы сказали только что… Мы передадим вам все здесь, а вы не станете применять к нам…

Он перебил:

– Не станем, уже сказал.

Я сказал усталым голосом:

– Мы слишком много видели зверств с вашей стороны. Не лично вашей, а наших оппозиционеров.

Он спросил в нетерпении:

– Какое условие?

– Начнем покидать здание, – ответил я, – поодиночке. За каждым у нас установлено наблюдение, прекращать его не будем. Если только хоть один будет убит или к нему применят насилие, оставшиеся будут драться до последнего человека. А со смертью этого последнего сработает ядерный заряд малой мощности… не так уж и мал, весь район и все ваше стадо на двадцать километров в радиусе сгорит в ядерном огне.

Он чуть наклонил голову, всматриваясь в меня исподлобья. На лице не дрогнул ни единый мускул, военная косточка, смерти в лицо смотреть не страшится, проговорил медленно:

– Зачем же такие страсти?.. Безопасность всех ваших сотрудников гарантируем. Нам важнее, чтобы вы не занимались тем… чем занимаетесь. Просто живите!.. Никто пальцем не тронет. Наша цель – остановить вас, а не убить.

– У вас в помощниках ястребы, – напомнил я.

– В руководстве военные, – ответил он. – Слово держим.

– А как же военные хитрости?

– Хитрости одно, – ответил он с достоинством, – а предательство или нарушение слова… это уже к политикам.

– Хорошо, – сказал я. – Как только прорубим вход наверх, тут же выпустим одного из наших. И проследим, как встретят и что будет. С ним ментальная связь, чего вы так не любите, но это гарантия, что нас не обманут.

Он сказал в нетерпении:

– Да хоть сейчас выпускайте! Чего тянуть?.. Туннель прорубить можно наклонный, чтобы обойти эту спекшуюся массу. Это займет день-два…

– А у вас уже все знают, – спросил я, – что вы гарантировали безопасность? То-то. Была бы ментальная связь, сразу бы знали, а так разве что за сутки успеете, если успеете, довести до ваших боевиков детали нашего соглашения.

– Капитуляции, – уточнил он и вперил в меня злой и требовательный взгляд.

– Капитуляции, – согласился я. – Но не полной и безоговорочной, а на приемлемых условиях. Вам же, как вы сказали, важно всего лишь прекратить наши работы?

Он кивнул.

– Да. Без вашей аппаратуры вы просто мирные граждане, что могут просто жить и радоваться солнцу. Это и есть наша цель. Значит, договорились!.. Я велю остановить подготовку насчет глубинного бурения и доставки бункерных бомб, а вы начинаете выходить. По одному или группами, это неважно.

– Сперва один, – напомнил я. – И то сперва проследим, чтобы перебрался в место подальше. Лучше в другую область или вообще в другую страну, сменил благополучно имя, и никто его не преследует!.. И уже тогда начнем выходить мы.

Он поморщился.

– Зачем такие предосторожности? Я же сказал, у нас нет цели вас убить. А убивали поневоле только тех, кто оказывал сопротивление. Все могут оставить все ваши токамаки и уйти в сельскую местность наслаждаться жизнью! Нам не нужны ваши черные дыры, что погубят всю планету!

– Не все думают так, – сказал я мирно, – многие из ваших сторонников горят местью, ваших тоже убивали при штурме. Потому лучше проследим, удастся ли первому из наших скрыться и поменять имя. Только тогда выйдем, оставив вам бункер и всю аппаратуру в нем. До завтра?.. Успеете предупредить своих?

Он сказал с достоинством:

– Все добровольческие отряды отведем. В оцеплении только военные.

– Надеюсь на их дисциплину, – ответил я. – Хорошо, тоже подготовимся. Каждый берет с собой личные вещи?

Он поколебался, но кивнул, хоть и с заметной неохотой.

– Да, но, предупреждаю, в понятие личных вещей научная аппаратура не входит.

Я встретил его прямой взгляд, он явно ждет и здесь торговли и уступок, но я сказал мирно:

– Все вещи предъявим для досмотра.

– Принято, – ответил он с энтузиазмом. – До завтра!

Он поспешил отключиться, пока я не придумал еще какие уловки и не выдвинул добавочные требования, а пока все, по его мнению, идет отлично, работы мы прекратим, вся научная аппаратура будет уничтожена, а без нее мы такие же, как и остальные, что и бездельники на улице или в огородах.