Уткин с укором покачал головой, зато глаза остальных горели победной яростью. В каждом из нас зверь в узде только благодаря воспитанию и хорошим манерам, но с волками жить – по-волчьи выть.

С простейшими – по простейшему.

Через полминуты Камнеломов и Шенгальц спустились к нам, разгоряченные, словно после стремительного бега, Шенгальц часто и глубоко дышит, у Камнеломова грудь вздымается тоже часто, вроде бы слышны надсадные хрипы легких.

– Мы им задали, – заявил он победно. – Это урок!.. Пусть знают, овцы тоже кусаются.

– И очень больно, – подтвердил Шенгальц.

– Все загнанное в угол кусается, – сказал им в поддержку Карпов. – У всего живого одинаковая хромосома. Первая амеба тоже кусалась, потому и выжила.

– Все кусались, – сказал Южалин мудро, – но наша амеба кусалась сильнее, потому вся кусачая жизнь теперь от нее. Так что мы в русле традиции.

Вечером еще раз просмотрели ленту записи. Сюзанна во время штурма идентифицировала всех, ничего интересно, за исключением тех двоих, которых мы тоже вслед за простейшими назвали киборгами.

Оба из элитных частей военной разведки, что сразу вызвало тревогу и рой недоуменных вопросов, но Сюзанна вывела на экран справку, что оба дезертировали из расквартированной в Чеховском районе воинской части, прихватив оружие и доспехи, объявлены в розыск, до которого, естественно, никому сейчас не будет дела, чистая формальность, не больше.

Уткин сразу сказал со скептицизмом в голосе:

– А если не дезертиры, а на спецзадании?

– Каком? – спросил Карпов.

– Спроси что-то поинтереснее, – огрызнулся Уткин. – Может, мне неинтересно объяснять специфику работы кухонь спецслужб, которую я, как всякий диванный стратег, знаю в совершенстве? Даже то, чего не знают главы служб.

Южалин проговорил с таким тяжелым вздохом, словно катил на гору камень Сизифа:

– К великому сожалению, на той стороне не только простейшие. Увы, есть и члены правительства со своими вывихами. А еще есть отдельные спецслужбы, те намного хуже и опаснее, чем просто и честно заявляющие о своем неприятии сингулярности и желании ее остановить, нобелевские лауреаты Юхвендаль и Коломиец.

В комнате громко прозвучал голос Сюзанны:

– Внимание!.. На той стороне площади наблюдается движение. Характерное.

Камнеломов сказал с подъемом:

– Тревога!.. Игорь, на пост!

– Я на месте, – донесся голос по связи. Экран Шенгальца остался темным, я сосредоточился и увидел его на крыше, распластавшегося, как лягушка, за невысоким каменным бортиком. – Не решаются пока что…

– Если и третью попытку отобьем, – сказал я, – пойдут грабить в другие места.

– Как жывотныя, – сказал Уткин.

– А мы все животные, – напомнил Карпов. – Только мы умные животные. И станем еще умнее, как только перешагнем Порог. Скорее бы…

– А там перестанем ими быть, – напомнил зловещим голосом Южалин.

– Хочу остаться жывотным! – заявил Лавров.

– Перехочешь, – сказал Южалин.

Мне доверяют даже в этой стремной ситуации, никто не сдвинулся с места, ждут, на экраны смотрят с тревогой, но помалкивают, а там мрачная толпа надвигается, как темная туча на солнечный мирок, впереди же красиво и грозно вышагивают в блестящей броне двое «киборгов».

Камнеломов сказал по связи:

– Не профи.

– Тоже слишком картинно, – согласился я. – На публику.

– Среди штурмующих, – подсказал по связи Касарин, – заметил существ, в старину называемых женщинами. Это перед ними распускают хвосты. А доспехи украли со склада.

Донесся суровый голос Камнеломова:

– Все, пересекли границу…

Я ждал, когда толпа подступит к дверям и снова попытается ее выломать, на этот раз прихватили кое-какие инструменты, однако Камнеломов скамандовал мрачно:

– Начинаем!

Рядом со мной охнул Уткин, один из «киборгов» дернулся и медленно опустился на брусчатку. Второй начал было наклоняться над ним, но голова вдруг резко откинулась назад, словно ударили молотом в лоб.

На этот раз я успел увидеть, как в лицевой части брони шлема возникла дырочка, тут же затянулась, но киборг уже рухнул во весь рост на спину и раскинул руки.

– Что? – вскрикнул над моим ухом Южалин. – Бронебойная?

– Камнеломов был снайпером, – сказал я с облегчением. – Хотя, правда, блистал только по мишеням на соревнованиях.

Он бросил зло:

– А кто здесь не озверел? Я бы вообще голыми руками…

Над упавшими начали было склоняться, но сообразили, что для снайпера вообще мишени легче легкого, начали с криками разбегаться.

На площади некоторое время оставались два тела, первый киборг скрючился в позе эмбриона, второй картинно на спине с раскинутыми руками и ногами, но Камнеломов успел сменить патроны и сделать еще пять быстрых выстрелов.

В толпе на той стороне площади появились широкие бреши. Там с криками ужаса начали разбегаться и укрываться за домами.

Южалин сказал трезвым голосом:

– Теперь подтянут тяжелую технику.

– Вряд ли, – возразил Карпов. – В городе хватает мест полегче для грабежа. Все готовы убивать, но никто не готов умереть. Слишком умных надо убить, а их за що?

Южалин ответил с сомнением:

– Так оно так… но такое не забудут. И еще придут. Уже не нахрапом. Они все злые и мстительные.

– А какой без этого прогресс? – ответил Карпов. – Нашу цивилизацию создали злоба и зависть.

– В сингулярности, – сказал Уткин с надеждой, – попробуем переиграть. Дожить бы только.

Но в его звучном голосе я уловил сильнейшее сомнение.

В зале прозвучал громкий голос Сюзанны:

– Шеф!.. Вывожу на общий экран дом Скурлатского…

Я не успел поинтересоваться, зачем на большой экран, как с большой высоты словно спикировал сокол. Стремительно приближая землю с зелеными квадратами садов и крохотными загородными домиками, те разрослись и разбежались в стороны, а в центре появился знакомый дом с красной крышей из солнечных панелей, просторный участок с газоном и клумбами, веранда, с которой Макар Афанасьевич любил наблюдать за красочными закатами.

Беснующаяся толпа повалила декоративный заборчик, ворвалась на участок, топча цветы и ломая по дороге высокие изящные столбики с фонарями.

Диана охнула и прижала ладонь ко рту. Престарелого академика, члена всех ведущих научных центров мира, вытащили наружу, зверски избили битами, а уже бездыханное тело бросили на выложенную булыжником дорожку.

– Вертолет! – крикнул я. – Можно успеть в криокамеру!

Камнеломов ответил сдавленным голосом:

– Не успеть…

Я смолк. На участок, ломая остатки заборчика и уничтожая клумбы, ворвался тяжелый грузовик и дважды сладострастно переехал тело, расплескивая лужи крови и кровавые ошметки по булыжникам.

Уткин сказал со мной рядом:

– Шеф, нужна рота солдат, чтобы отбить его тело. А нам самим здесь хорошо бы выстоять. Народ озверел… Даже массовые расстрелы не помогут, слишком много ярости накопилось… Даже у нас.

Южалин пробормотал:

– Мы вовсе не миролюбивые, просто лучше сдерживаемся. А так я готов залить кровью простейших всю планету!.. И утопить в ней уцелевших.

За нашими спинами трагическим голосом проговорила Аня:

– Вчера разгромлен Литературный институт. Всех преподавателей убили, в том числе профессоров Леонидова и Кедрова. Хотя гуманитарии в большинстве сочувствуют неолудам и даже поддерживают, но тем все равно… Ученье зло.

У меня перехватило горло, а в груди разлилась едкая горечь. Скурлатский ничего не оставлял на волю случая, а предвидеть умел лучше меня. Если с ним такое случилось, то лишь потому, что это его решение.

Но зачем выбрал такую ужасную смерть? Или это что-то вроде добровольной жертвы, как в свое время поступил Иисус?.. Правда, тот в тридцать три года, а Скурлатский в девяносто пять, но все же дать себя убить так мучительно и жутко…

Плечи мои передернулись, мотив и поступок академика смутно понимаю, даже одобряю, но сам бы так ни за какие пряники. Даже в расчете на то, что в победивший сингулярности его обязательно воскресят, как одну из самых заметных жертв при контрнаступлении Тьмы.