Россия и Америка до эпохи Трампа
Сегодня мы наблюдаем почти ничем не сдерживаемое, гипертрофированное применение силы в международных делах, военной силы, силы, ввергающей мир в пучину следующих один за другим конфликтов… отдельные нормы, да, по сути, чуть ли не вся система права одного государства, прежде всего, конечно, Соединенных Штатов, перешагнула свои национальные границы во всех сферах…
Русские не могут изменить или значительно ослабить нас. Россия — более маленькая и более слабая страна, с точки зрения экономики, они не производят ничего, что другие захотят купить, за исключением нефти, газа и оружия.
В феврале 2007 г. Путин принял участие в своей первой Мюнхенской конференции по безопасности, проходившей в величественном отеле Bayerischer Hof. Конференция является ежегодным местом встречи министров иностранных дел и обороны Европы и США, а также других международных должностных лиц и экспертов, которые собираются для обсуждения наиболее актуальных вопросов безопасности в мире. Это самая влиятельная из большого количества конференций по безопасности, проводимых по всему миру. Выступления Путина ожидали с нетерпением. Менее чем за год до этого вице-президент Дик Чейни выступил в литовском Вильнюсе с резким выпадом против России, критикуя ее внутреннюю систему и ее отношение к своим соседям — и отношения между США и Россией становились все более напряженными. В конференц-зале мюнхенского отеля остались только «стоячие» места, а канцлер Меркель и ее коллеги сидели в первом ряду рядом с ведущими членами Конгресса США. Путин с суровым видом подошел к кафедре и начал с предупреждения, что его рассуждения могут быть «излишне полемически заостренными». Так оно и оказалось. В его речи была только одна цель для атаки — Соединенные Штаты.
Путин начал с критики идеи однополярности: «Это мир одного хозяина, одного суверена. И это в конечном итоге губительно не только для всех, кто находится в рамках этой системы, но и для самого суверена, потому что разрушает его изнутри. И это ничего общего не имеет, конечно, с демократией… Кстати говоря, Россию, нас, постоянно учат демократии. Но те, кто нас учит, сами почему-то учиться не очень хотят». Затем Путин обрушился на США с жесткой критикой их агрессивной и дестабилизирующей внешней политики и закончил призывом к многополярности и большей роли ООН.
Аудитория сидела в ошеломленном молчании, а затем раздались робкие и сдержанные аплодисменты. Путин бросил вызов Соединенным Штатам и известил их, что привычного порядка вещей (в соответствии с определением Вашингтона) больше быть не может. Однако Роберт Гейтс, ветеран ЦРУ, недавно назначенный на пост министра обороны США, предпочел не отвечать тем же. Заявив, что «одной холодной войны было вполне достаточно», Гейтс добавил, что скоро отправится с визитом в Россию, поскольку «Россия является партнером в [наших] усилиях». Белый дом охарактеризовал Россию как «ценного союзника». Администрация Буша, зная, что у Путина остался всего один год на посту президента, предпочла счесть речь президента РФ ориентированной на внутреннюю аудиторию в преддверии смены президентской власти.
Хотя мюнхенская речь действительно была отчасти задумана как обращение к сторонникам Путина на родине, в ретроспективе она ознаменовала начало нового этапа в отношениях России с Западом — и особенно с Соединенными Штатами. После семи лет роста цен на нефть и темпов прироста в 7% в год Путин своим заявлением смело и решительно дал понять: Россия больше не желала принимать программу действий, установленную Соединенными Штатами. Вместо того чтобы проявить уважение, как того ожидал Кремль, США предприняли ряд шагов, враждебных интересам России, включая расширение НАТО, вторжение в Ирак, поддержку «цветных» революций на российских «задворках» и постоянную критику России за дефицит демократии. России это надоело.
Встает вопрос: почему же российско-американские отношения приняли такой плохой оборот — ведь сейчас, в отличие от времен холодной войны, формальное идеологическое противостояние отсутствует и Россия интегрирована в мировую экономику? Каковы истоки проблем и возможностей, присущих отношениям, которые имеют центральное значение для глобальной стабильности? Даже несмотря на то что холодная война формально закончилась в 1991 г., ее наследие продолжает бросать тень на отношения между двумя странами.
Российско-американские отношения всегда были своеобразным этюдом в контрастных тонах. Джордж Кеннан, которому суждено было стать самым проницательным американским экспертом по СССР в ХХ в., в молодые годы изучал русский язык в Риге (Латвия), где находился принадлежащий США пост перехвата информации — в период, предшествовавший дипломатическому признанию Соединенными Штатами советского государства в 1933 г. Он заявлял о своем увлечении «…великим русским языком, богатым интонациями, музыкальным, иногда — поэтичным, иногда — грубым, порой — классически суровым. Любовь к этому языку не раз помогала мне в трудные периоды моей дальнейшей жизни». Кеннан обратился к этой силе — возможно, даже за утешением — в 1947 г., когда он опубликовал фундаментальную статью, определившую политику США в отношении СССР на следующие 40 лет. Кеннан описал советский коммунизм как убийственную комбинацию традиционного русского национализма и экспансионистской марксистско-ленинской идеологии, которая изображала Запад главным врагом. Он четко и ясно определил выход из положения: «краеугольным камнем политики Соединенных Штатов по отношению к Советскому Союзу, — писал Кеннан, — должно быть длительное, терпеливое, но твердое и бдительное сдерживание экспансионистских тенденций России».
Кеннан во многом сам олицетворял сложность взглядов США на СССР: антипатию к коммунистической идеологии внутри страны и за рубежом, решимость сдерживать советский экспансионизм, неодобрение репрессивного правления Кремля и веру в превосходство американского образа жизни. Но [в высказываниях Кеннана] присутствовали также уважение к русской культуре и вера в то, что если бы можно было выйти за рамки политики, то два общества могли бы взаимодействовать более продуктивно. Действительно, Кеннан выразился именно так после того, как выступил за сдерживание Советского Союза. Если коммунизм однажды рухнет, утверждал он, Соединенные Штаты должны быть готовы приветствовать возвращение России в сообщество наций.
Советский взгляд на Соединенные Штаты был не менее сложным. С одной стороны, США были врагом-капиталистом, стремившимся уничтожить СССР. С другой — присутствовало восхищение экономическими достижениями Америки. Соединенные Штаты были «чужой», часто поносимой, однако единственной страной, которая могла подтвердить важность СССР, относясь к нему как к равному — пусть даже и будучи «главным врагом». На протяжении большей части XX в. вера в превосходство советского социализма над злом западного капитализма сосуществовала с глубоко укоренившимся комплексом неполноценности по поводу относительной отсталости СССР и его неспособности к инновациям по сравнению с Соединенными Штатами. Это стало ясно, когда Никита Хрущев посетил США в 1959 г., став первым советским лидером, приехавшим туда с визитом. Перед своим приездом он поклялся показать американцам, что «мы никому не позволим сесть нам на голову и ноги свесить». Более того, он был полон решимости «не удивляться величию Америки, не выглядеть завистливым провинциалом». Во время своей 13-дневной поездки советский лидер пытался не показывать свое явное впечатление от увиденного — от домов простых американцев до ужина с аристократической элитой Нью-Йорка в резиденции Уильяма Аверелла Гарримана, который в военное время был послом США в СССР. Особое раздражение у него вызвала невозможность из соображений безопасности посетить Диснейленд. Вернувшись домой, он сказал своим коллегам: «Я в США приехал не милостыню просить. Я представляю великое советское государство».
Для русских лучшим периодом в советско-американских отношениях был союз США, СССР и Великобритании, сложившийся в военное время. С точки зрения Москвы (и Путин часто об этом упоминает), это было время, когда Соединенные Штаты и Россия считались равными, а Вашингтон относился к Москве с уважением. У них был явный общий враг — Адольф Гитлер, и вместе они одержали над ним победу. Русские до сих пор жалуются (и не без оснований), что Запад так и не отдал должное Советскому Союзу за ту роль, которую он сыграл во [Второй мировой] войне, поскольку СССР понес основную часть потерь на европейском фронте.
Но тот военный союз был скорее браком по расчету, чем партнерством лидеров-единомышленников. Как только стало ясно, что Германия проиграет войну, союзники начали расходиться во мнениях насчет того, как должна выглядеть послевоенная Европа. Состоявшаяся в феврале 1945 г. Ялтинская конференция явственно указала на наличие этих разногласий. Хотя союзники согласились с тем, что после окончания войны в каждой европейской стране будут проводиться конкурентные выборы, они толковали это пункт совершенно по-разному. Сталин принимал как данность то, что СССР будет контролировать правительства тех стран, которые он ранее оккупировал в Центральной и Восточной Европе, чтобы гарантировать, что они никогда больше не послужат в качестве маршрута вторжения, пролегающего из Германии. Франклину Рузвельту, который надеялся заложить основу для послевоенного партнерства с Россией, было ясно — он так и сказал в приватном разговоре, — что «русские будут делать все по-своему в оккупированных ими регионах». Но он надеялся, что общие рамки сотрудничества не позволят советской сфере влияния превратиться в сферу контроля. Сегодня Путин с теплотой вспоминает Ялтинское соглашение, подписанное за семь лет до его рождения. Но для многих американцев и, конечно же, для части жителей Центральной Европы оно теперь представляет собой предательство интересов соседей России, обрекшее их на 40 лет советского господства.
В течение четырех десятилетий политика США в отношении России руководствовалась изложенной Кеннаном доктриной сдерживания. В то время как сам Кеннан подчеркивал важность политического «сдерживания», сменявшие друг друга администрации США расширяли диапазон этого понятия, включив в него и глобальное военное сдерживание Советского Союза. Идеологическое соперничество продолжалось и после того, как националистическая составляющая взяла верх над марксизмом-ленинизмом в мировоззрении советского руководства. К концу 1960-х гг., однако, появился новый элемент: китайско-советский раскол, который открыл возможности для только что пришедшей к власти администрации Ричарда Никсона и Генри Киссинджера. В то время как Белый дом стремился к открытости в отношениях с Китаем, советский лидер Леонид Брежнев прилагал усилия для сближения с Вашингтоном с целью укрепления безопасности на своем западном фланге. Он также был заинтересован в наращивании экономических связей с США и импорте западных технологий с целью модернизации стагнирующей советской экономики. Вашингтон отреагировал благосклонно в надежде, что СССР сможет помочь США выйти из войны во Вьетнаме, облегчив переговоры с Северным Вьетнамом.
Но политика разрядки с самого начала понималась американцами и СССР по-разному, хотя обе политические силы трактовали ее, исходя из принципов прагматизма и реальной политики. Точка зрения Никсона была ясна: «Советский Союз всегда будет действовать в своих собственных интересах, и Соединенные Штаты тоже. Разрядка не сможет этого изменить. Все, на что мы можем надеяться в ее результате, — это то, что она сведет к минимуму конфронтацию в пограничных областях [столкновения интересов] и предоставит, по крайней мере, альтернативные возможности в основных». Киссинджер развил эту мысль, сказав: «Разрядка является средством контроля над конфликтом с Советским Союзом» — и добавив, что США необходимо «управлять появлением советской власти на политической арене». На первый взгляд, трактовка советского лидера Леонида Брежнева была схожей: «Разрядка прежде всего означает преодоление холодной войны и переход к нормальным, равноправным отношениям между государствами… разрядка означает определенное доверие и способность учитывать законные интересы друг друга». Обратите внимание на акцент на равенстве и законных интересах. Но Брежнев ясно дал понять, что разрядка «не означает и не может означать отказ от объективных процессов исторического развития». Иными словами, улучшение отношений с США не сдерживало советскую поддержку национально-освободительных движений по всему миру.
Политика разрядки неплохо работала в течение нескольких лет. Ее результатом стали заключенное в 1972 г. первое крупное соглашение о контроле над вооружениями между двумя ядерными сверхдержавами, двустороннее торговое соглашение и Хельсинкские соглашения 1975 г. Риторика с обеих сторон была позитивной. Но вскоре стало очевидно, что СССР не откажется от возможности расширить свое влияние в странах третьего мира: он включился в гражданские войны в Анголе и Мозамбике, где поддерживал политических лидеров, против которых выступали Соединенные Штаты, а также приблизился к ядерной конфронтации с США в начале «войны Судного дня» в 1973 г. К моменту вступления Джимми Картера на пост президента в 1976 г. политика разрядки уже ослабла, и внимание Белого дома к вопросу прав человека еще больше оттолкнуло Кремль.
Советское вторжение в Афганистан в 1979 г. стало мощным поворотным моментом. Запад расценил его как первый шаг Москвы на пути к Персидскому заливу. Советское вторжение было частично спровоцировано полученной Политбюро неверной информацией о том, что Афганистан собирается отменить свое соглашение о нейтралитете с СССР и присоединиться к Западу. Через год после этого вторжения Рональд Рейган, убежденный антикоммунист, выиграл президентские выборы в США, и отношения ухудшились еще больше. После смерти Брежнева в 1982 г. у власти в СССР поочередно побывали два престарелых, немощных лидера, при которых двусторонние связи продолжали ослабевать.
А потом пришел Горбачев. На фоне царившей в Политбюро геронтократии на передний план вышел энергичный и словоохотливый 53-летний руководитель из провинции, который был полон решимости преодолеть годы брежневского застоя и оживить Советский Союз. Рональд Рейган, несмотря на его сильную антикоммунистическую риторику и изображение Советского Союза как «империи зла», стремился встретиться с новым советским лидером и оценить его силы. Они встретились в ноябре 1985 г. на берегу Женевского озера. Несмотря на язвительную дискуссию о предложенной Соединенными Штатами программе Стратегической оборонной инициативы, в соответствии с которой американские средства ПРО могли перехватывать советские ракеты до того, как они достигали американской земли, и которую СССР рассматривал как серьезную угрозу, оба лидера достигли взаимопонимания на личном уровне. Рейган описал саммит в ярких выражениях: «Мир приближался к порогу нового дня. У нас была возможность сделать его безопаснее и лучше». Горбачев согласился, что саммит был прорывом.
Следующий саммит, состоявшийся в Рейкьявике в 1986 г., стал более последовательным. Оба лидера — один из них антикоммунист и бывший глава Гильдии киноактеров, а другой — бывший провинциальный секретарь ЦК по идеологии — ошеломили своих помощников, заявив, что пришли к согласию и решили ликвидировать все ядерное оружие в течение десяти лет. Спор, разгоревшийся вокруг формулировки этого коммюнике, в конечном счете означал, что саммит провалился, но сотрудничество на многих уровнях продолжалось, и в 1987 г. обе стороны согласились ликвидировать свое ядерное оружие средней дальности и подписали в Вашингтоне Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД). Горбачев вышел из лимузина на Коннектикут-авеню и стал пожимать руки восхищенным прохожим. Толпа была в восторге. Десятилетие спустя Горбачев с ностальгией вспоминал Рейгана: «Рональд Рейган был величайшим западным государственным деятелем из всех, с которыми я имел дело, — сказал он. — Он был умным и проницательным политиком, с дальновидностью и воображением. Мы оба являлись приверженцами прекращения гонки вооружений и избавления мира от ядерного оружия. Президент Рейган был достаточно дальновиден, чтобы ответить на наши инициативы по контролю над вооружениями. Вместе мы сделали мир более спокойным. У президентов, которые сменили Рейгана на посту, нет такой дальновидности и политической прозорливости».
Тем не менее советско-американские отношения продолжали улучшаться при президенте Джордже Буше (несмотря на постоянный скептицизм, который выражали некоторые главные советники Буша в адрес Горбачева) во время знаменательного 1989 г., когда Горбачев «отпустил» Восточную Европу. После падения Берлинской стены Буш был полон решимости убедить своего советского коллегу, что Соединенные Штаты не воспользуются изменившимся международным положением СССР. Они встретились в декабре 1989 г. на борту крейсера «Максим Горький» у берегов Мальты, в штормовую погоду. Буш пообещал продолжать оказывать поддержку Горбачеву, который сражался с многочисленными внутренними врагами — от реформатора Бориса Ельцина до сторонников жесткой линии, которые выступали против его реформ. Советско-американские отношения настолько улучшились, что к 1990 г. Москва поддерживала Вашингтон во время Первой войны в Персидском заливе. Еще несколько месяцев спустя, после того как сторонники жесткой линии попытались свергнуть Горбачева, устроив неудавшийся путч, Белый дом продолжал его поддерживать, предпочитая Горбачева его сопернику, эксцентричному Борису Ельцину. Буш и его советники не хотели развала СССР, потому что боялись его последствий и были обеспокоены судьбой его огромного ядерного арсенала. Но в конце концов СССР «скончался» от нанесенных самому себе ран, а США были всего лишь сторонним наблюдателем.
С приходом 1990-х в отношениях США и России настал многообещающий период. Перед тем как вступить в должность президента, Билл Клинтон заявил, что происходящее в России является «очень значительным и серьезным. Это не просто конец коммунизма, это конец холодной войны. С этим покончено. Но там имеется и то, что только зарождается, — нечто новое. Определить, что это, как с ним работать и как направить его в нужное русло, — вот что мы должны сделать». Оглядываясь назад, можно сказать, что американская вера в то, что посткоммунистическая Россия возьмет на вооружение демократию и капитализм западного типа, была ошибочной. Тем не менее тогда, в те бурные дни, последовавшие за распадом СССР, казалось, что отвергнувшее коммунизм российское общество жаждало перемен. Ельцин по-прежнему опасался Соединенных Штатов, но в то же время он надеялся, что две страны смогут оставить холодную войну позади и наладить новые отношения, в которых Россия будет равной США. Однако к концу 1990-х гг. череда напряженных событий привела к тому, что Ельцин обвинил США в «агрессии против Югославии» и вышел из зала, в котором проходил Стамбульский саммит ОБСЕ 1999 г., во время речи Клинтона.
С момента распада СССР каждая новая администрация США приступала к своим обязанностям, полная решимости «перезагрузить» отношения с Россией и найти более продуктивный способ взаимодействия с Кремлем. То же самое можно сказать и в отношении тех трех российских лидеров, которые были у власти после 1991 г. Каждая из этих «перезагрузок» заканчивалась разочарованием и взаимными обвинениями, потому как в общем и целом представления обеих сторон о том, как должны выглядеть продуктивные отношения, чрезвычайно разнятся. В наше время мнения США и России по поводу 1990-х диаметрально противоположны. Многие американцы, которые имели дело с Россией в течение этого десятилетия, полагали, что страна движется — хоть и беспорядочно — к более плюралистической политической системе, поощряющей конкуренцию и дебаты. Они также стали свидетелями развития уникальной формы российского капитализма и подъема олигархов. Они приветствовали сотрудничество России — иногда неохотное — в решении внешнеполитических проблем. Для них 1990-е были многообещающим периодом, и они верили, что, несмотря на распад [государственных] институтов, последовавший за развалом СССР, Россия развивается в правильном направлении — идет к демократическому, рыночно-ориентированному обществу, готовому сотрудничать с Западом на международном уровне.
Сегодня большинство россиян, воодушевленных резкими высказываниями Владимира Путина, воспринимают 1990-е как время унижения России Западом, время нищеты, хаоса и взлета хищных олигархов. Россия, с этой точки зрения, была вынуждена принять продиктованную Соединенными Штатами внешнеполитическую стратегию, которая шла вразрез с ее собственными интересами и в которой она была на вторых ролях. Россию также подтолкнули к тому, чтобы взять на вооружение такую экономическую систему, которая только усугубила царящее в советскую эпоху неравенство; это стало особенно заметно после финансового краха 1998 г. Проекты США по построению демократии рассматривались (и рассматриваются) как вмешательство во внутренние дела России и посягательство на российский суверенитет. Истоки нападок Путина на Соединенные Штаты лежат в его уничижительном отношении к 1990-м, хотя этому десятилетию было суждено продвинуть его от отставного офицера КГБ к вершине власти в Кремле.
После распада СССР в отношениях между США и Россией доминировали пять групп вопросов. Первая из них — это проблема ядерного наследия. Соединенные Штаты и Россия являются двумя ядерными сверхдержавами, способными подвергнуть друг друга многократному уничтожению. Они несут особую глобальную ответственность, в отличие от любой другой страны, и это придает их отношениям уникальный оттенок. Ядерное наследие холодной войны включает в себя контроль над вооружениями, противоракетную оборону и ядерную модернизацию. Второй блок вопросов связан с первым и касается нераспространения оружия массового уничтожения, в частности ядерных программ Ирана и Северной Кореи. Третий касается соседей России и тех ролей, которые отводятся Америке и России на постсоветском пространстве, в частности в Грузии и на Украине. Четвертая группа вопросов включает в себя европейскую безопасность, в том числе конфликт на Балканах, расширение НАТО и роль ОБСЕ. Пятая затрагивает национальное развитие России, усилия США по продвижению демократии и попытки повлиять на отношение России к своим гражданам. При Путине к этим группам вопросов добавились еще три дополнительных блока: потрясения в арабском мире, война в Сирии и предполагаемое вмешательство России в избирательную кампанию в США в 2016 г.
Российско-американские отношения во многом определяются тем, что в реальности эти две страны являются ядерными мировыми сверхдержавами. Экономические отношения ограничены, поскольку Россия остается экспортером сырья и вооружений, а США, в отличие от Европы или Китая, не нуждаются в импорте российских энергоносителей (за исключением редких поставок сжиженного газа), равно как и в импорте российской военной техники. Соответственно, этим отношениям не присущ высокий экономический интерес, и личные связи между двумя лидерами играют непропорционально важную роль. Когда эти связи хорошие, как поначалу было между Клинтоном и Ельциным, между Бушем и Путиным после событий 11 сентября и между Обамой и Медведевым, тогда отношения между странами функционируют лучше. Когда же в них присутствует антагонизм, как это было в конце пребывания Клинтона у власти, после вторжения в Ирак при Буше и во время второго срока Обамы (в период, когда Путин вернулся в Кремль), то отношения могут быстро ухудшаться. Билл Клинтон был чрезвычайно воодушевлен после своей первой встречи с Борисом Ельциным в 1993 г.: «Мне он понравился. Он был здоровенный, как медведь, и полон противоречий… Учитывая реальные альтернативы, России, можно сказать, повезло, что именно он оказался у руля». Ельцин не остался в долгу: «Меня совершенно потряс этот молодой, неизменно улыбчивый человек, энергичный, красивый».
С точки зрения США, основные успехи в отношениях с Россией при Билле Клинтоне состоялись во внешней политике: денуклеаризация Украины, Беларуси и Казахстана, в результате которой Россия осталась в качестве единственного ядерного государства-преемника [СССР] на постсоветском пространстве; сотрудничество с Россией на Балканах (хотя и со значительными трудностями в Косово); нейтрализация российского сопротивления расширению НАТО; преобразование группы развитых индустриальных демократических государств G7 в G8 за счет приема России в качестве участника. Проблема заключается в том, что по всем этим вопросам, кроме одного, Вашингтону пришлось убеждать колеблющееся российское правительство поддержать те действия, которым оно изначально противилось. Хотя Россия выступала за денуклеаризацию Украины, Ельцин был вынужден обсуждать этот вопрос с Леонидом Кравчуком — лидером уже независимой, суверенной Украины. Кроме того, России пришлось подписать Будапештский меморандум об уважении территориальной целостности Украины. Готовность России сотрудничать с США в Балканских войнах снизилась, поскольку Ельцин попал под огонь националистически настроенных оппонентов. То же самое произошло и в отношении вопроса о расширении НАТО и Совместного постоянного совета. К 1999 г., когда Путин стал премьер-министром, отношения между США и Россией достигли самого низкого уровня после холодной войны. Произошло это после бомбардировки Белграда. Первая «перезагрузка» закончилась.
До распада СССР Владимир Путин имел достаточно небольшой опыт работы с Соединенными Штатами, за исключением той информации о «главном враге», которую он, должно быть, усвоил в КГБ. Он служил в ГДР и стал «немцем в Кремле». Он не говорил по-английски и, вероятно, не имел особой возможности общаться с теми немногочисленными американскими студентами, которые учились по обмену в Ленинградском государственном университете в начале 1970-х гг. До 1990 г. он, возможно, никогда лично даже не встречался с американцами. Путин впервые начал работать с американцами, когда стал заместителем мэра Санкт-Петербурга и отвечал за внешнеэкономические контакты. Россия быстро открывалась для бизнеса с Западом, и Путин вел дела со всеми западными компаниями, которым требовались лицензии и недвижимость для работы в России. Джон Эванс, бывший в то время генеральным консулом США в Санкт-Петербурге, вспоминал Путина как «человека закона и порядка. Он не был коррупционером, он был борцом с преступностью». Путин воспринимался как человек, способствующий бизнесу и открытый для общения со всеми, кто приехал с Запада. В 1992 г. Центр стратегических и международных исследований (аналитический институт, базирующийся в Вашингтоне) совместно с компанией Procter and Gamble создал Международную комиссию по оказанию содействия Санкт-Петербургу, сопредседателями которой были Генри Киссинджер и мэр города Анатолий Собчак. Работая в этой комиссии, Путин познакомился не только с Киссинджером (с которым он установил неплохие отношения и продолжал консультироваться вплоть до своего четвертого президентского срока), но и с другими влиятельными американцами. До вступления Путина на пост президента в 2000 г. не было никаких доказательств того, что он питал чувство явного антагонизма к Соединенным Штатам.
Более того, на тех, кто впервые увидел Путина, когда тот вошел в Кремль, он произвел впечатление человека, который заинтересован в развитии более тесных связей с США и интеграции России в мировую экономику. Путин встретился с президентом Всемирного банка Джеймсом Вулфенсоном вскоре после того, как стал президентом, и сказал ему, что желает модернизировать свою страну, провести экономические реформы и уменьшить коррупцию. Путин предстал лидером, стремящимся к конструктивным связям с Западом.
Первая встреча Путина с Джорджем Бушем — младшим дала ему возможность продемонстрировать свое позитивное отношение к США. Они встретились в замке Брдо на севере Словении. Первая поездка Буша в Европу до этого момента проходила непросто. Он почувствовал отнюдь не восторженное и даже пренебрежительное отношение к нему со стороны союзников. Путин, напротив, был почтителен и серьезен, предупреждая Буша об опасностях исламского фундаментализма и терроризма, исходящих из Пакистана и Афганистана. На совместной пресс-конференции Буш говорил о важности «выстраивания конструктивных, уважительных отношений с Россией». Путин ответил согласием, заявив: «Мы рассчитываем на прагматичные отношения с Соединенными Штатами». После обсуждения областей, представляющих взаимный интерес, Буш произнес роковую фразу, о которой позже будет сожалеть: «Я заглянул ему в глаза и увидел, что это человек прямой и достойный доверия… И я сумел почувствовать его душу».
В этот момент Путин был обеспокоен тем, что Соединенные Штаты не были готовы противостоять опасностям джихадистского терроризма. Поэтому, когда «Аль-Каида» атаковала башни-близнецы и Пентагон 11 сентября 2001 г., Путин воспользовался возможностью предложить Россию в качестве партнера Соединенных Штатов в борьбе с терроризмом. Он был первым из мировых лидеров, кто позвонил Бушу после терактов. Путин пообещал оказать поддержку кампании НАТО, согласившись на создание американских военных баз в Средней Азии с целью начала войны против «Талибана», и был готов предоставить чрезвычайно важные разведданные, полученные во время долгих военных действий России в Афганистане. Действительно, осень 2001 г. была кульминационным моментом в российско-американских отношениях при Путине. Россия рассматривала эту антитеррористическую борьбу как вариант антигитлеровской коалиции XXI в. У России и США имелся общий враг, и они были равноправными партнерами. Путин приехал в Соединенные Штаты в ноябре 2001 г., получил позитивный прием в Вашингтоне и завершил свой визит, станцевав кадриль на ранчо Буша в Кроуфорде, штат Техас.
Но это продолжалось недолго. США и Россия ожидали от своего партнерства совершенно разных результатов, и это стало ясно после первоначального разгрома талибов. Путин, по словам одного российского обозревателя, хотел от США «равноправного партнерства неравноправных партнеров». Для него это означало бы признание Соединенными Штатами законного права России на сферу влияния на постсоветском пространстве. Не должно было быть никаких перспектив дальнейшего расширения НАТО, и США должны были бы воздержаться от продвижения демократии, которое могло привести к власти в постсоветских государствах антироссийски настроенные правительства. Путин часто озвучивает один и тот же список претензий в разговоре со своими собеседниками: в 2002 г. Соединенные Штаты в одностороннем порядке вышли из Договора об ограничении систем противоракетной обороны, «обрушив» тем самым один из столпов американо-советского контроля над вооружениями, и создали противоракетную оборону; США поддержали «цветные революции» в Грузии и на Украине; США вторглись в Ирак и осуществили свой План по продвижению свободы, который Москва сочла враждебным; страны Балтии присоединились к НАТО; и администрация Буша безуспешно пыталась убедить НАТО предложить членство Украине и Грузии. А вице-президент Дик Чейни все более открыто критиковал репрессивные меры в России и попытки Кремля запугать своих соседей. Неудовлетворенность Путина ярко проявилась на Мюнхенской конференции по безопасности. Вторая «перезагрузка» завершилась.
Хотя позднее в том же 2007 г. Путин посетил резиденцию Буша в Кеннебанкпорте, штат Мэн, для участия в неофициальном «саммите лобстеров», отношение Путина к Соединенным Штатам необратимо испортилось. В 2008 г. Путин стал премьер-министром, следуя закону, который разрешал пребывание на посту президента только два срока подряд, и «назначил» президентом своего протеже Дмитрия Медведева. Тем не менее он продолжал руководить Россией. В августе 2008 г. российско-грузинская война привела к еще большему ухудшению российско-американских отношений. Тогда Вашингтон прекратил все двусторонние контакты выше уровня заместителя помощника госсекретаря. Во время избирательной кампании 2008 г. в США критика России занимала видное место.
Когда Дмитрий Медведев стал президентом, мир был заинтригован и озадачен тем, как же будет работать этот новый кремлевский «тандем». Будет ли Медведев действительно преемником Путина и президентом де-факто, а не де-юре? Правительственные учреждения США и аналитические институты Вашингтона потратили десятки часов, анализируя, как работает модель взаимодействия Путин — Медведев. Всех этих усилий можно было бы и не прилагать. К моменту, когда Медведев и Путин поменялись местами в 2012 г., уже не было никаких сомнений в том, что Путин все это время оставался главным — эту реальность администрация Обамы признала недостаточно быстро. Но это не было очевидно в 2008 г., и некоторое время казалось, что Медведев получил от Путина благословение на то, чтобы обратиться к Соединенным Штатам и попытаться улучшить отношения.
В лице Барака Обамы он нашел открытого партнера, готового к восприятию новых идей. Новый президент США пришел к власти, предложив «перезагрузку» отношений с Россией. Вице-президент Джо Байден объявил о новой политике США на Мюнхенской конференции по безопасности в феврале 2009 г. — через два года после памятной «атаки» Путина на Соединенные Штаты: «В последние годы наблюдалась опасная тенденция в отношениях России и НАТО. Пришло время нажать на кнопку перезагрузки и вновь обратиться к различным областям, в которых мы можем и должны сотрудничать». Обама лично прочувствовал разницу между Путиным и Медведевым, когда совершил свой первый визит в Россию в июле 2009 г. Встретившись с Путиным, он спросил: «Как же мы попали в эту передрягу?» В ответ Путин выдал полуторачасовой монолог, в котором перечислил все свои обиды на США, а Обама в это время неловко сидел в кресле, которое было слишком маленьким для такого высокого человека, как он. Эта первая встреча подготовила почву для дальнейших отношений между двумя лидерами, которым было суждено так и остаться осторожными. Напротив, семьи Обамы и Медведева поужинали в доброжелательной обстановке, и два президента, оба из поколения, выросшего после холодной войны, установили хорошие рабочие отношения. В следующем году Медведев посетил Соединенные Штаты, завел собственный аккаунт в Twitter во время поездки в Кремниевую долину и отобедал вместе с Обамой деликатесными гамбургерами в любимом президентом США ресторане быстрого питания в пригороде Виргинии. Сразу же после отъезда Медведева ФБР арестовало десять «спящих агентов» в США и отправило их обратно в Россию без какого-либо ощутимого ущерба для отношений.
Первый срок Обамы у власти и единственный срок Медведева в Кремле были оптимистичными и продуктивными годами для российско-американских отношений — по крайней мере, в течение первых двух с половиной лет. «Перезагрузка» дала конкретные результаты: новый Договор о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (СНВ-III); сотрудничество по сдерживанию ядерной программы Ирана путем введения более жестких санкций; сотрудничество по Северной распределительной сети, служащей для перевозки войск и техники НАТО в Афганистан и из Афганистана по российской территории; создание Российско-американской двусторонней президентской комиссии, призванной продвигать отношения широким фронтом; и вступление России во Всемирную торговую организацию (ВТО) после 19 лет переговоров. Администрация Обамы несколько отошла от фокуса на постсоветском пространстве, характерного для эпохи Буша. Но США и Россия так и не договорились о своих ролях в соседних с Россией странах. Несмотря на интенсивные дискуссии о выработке совместного подхода к противоракетной обороне, Вашингтон и Москва не смогли достичь договоренностей, и программа противоракетной обороны США осталась спорным вопросом. Россия настаивала на том, что она направлена на Россию, а не на Иран, как утверждали Соединенные Штаты. Более того, хотя во время президентства Медведева и появилось несколько больше возможностей для обсуждения сложных вопросов внутри страны, Соединенные Штаты продолжали критиковать дефицит демократии в России.
Чиновники администрации Обамы изначально полагали — как оказалось, ошибочно, — что смогут «наделить» Медведева полномочиями для укрепления его позиции в противовес позиции Путина. Хотя Путин изначально был готов позволить Медведеву действовать в качестве более либерального лидера, взаимодействующего с Америкой, выяснилось, что и его терпению есть предел. Поддержка Медведевым резолюции ООН, которая в конечном итоге привела к жестокой кончине Муаммара Каддафи, по-видимому, стала одним из факторов, повлиявших на решение Путина прекратить этот четырехлетний эксперимент по установлению более тесных связей с США посредством «тандемного» руководства. Что и стало началом конца этой «перезагрузки».
В сентябре 2011 г. российско-американские отношения получили неожиданный толчок. Путин объявил, что они с Медведевым меняются местами и он вернется в Кремль в следующем году. Десятки тысяч разъяренных москвичей, возмущенных тем, что российский народ лишен права решать, кто будет им управлять, вышли на улицы в декабре 2011 г. в знак протеста против фальсификации результатов парламентских выборов и потребовали отставки Путина. Путин немедленно обвинил Соединенные Штаты, в частности госсекретаря Хиллари Клинтон, в финансировании этих акций протеста. Клинтон выразила «серьезную озабоченность по поводу проведения выборов» и призвала к «полному расследованию всех сообщений о мошенничестве и запугивании». Путин был в ярости. Клинтон, по словам Путина, дала «сигнал некоторым нашим деятелям внутри страны… Они этот сигнал услышали и при поддержке Госдепа США начали активную работу». Личная неприязнь Путина к Клинтон восходит как минимум к декабрю 2011 г., как и его убежденность в том, что Соединенные Штаты вмешивались в президентские выборы 2012 г. в России, когда финансировали и всячески поддерживали его оппонентов. Такое начало следующего этапа российско-американских отношений в преддверии третьего срока Путина у власти едва ли можно было назвать благоприятным.
По мнению администрации Обамы, как только Путин вернулся в Кремль, российская сторона, казалось, не была заинтересована в возобновлении отношений и не отвечала на попытки определить программу действий для диалога. Возможно, Путин ждал результатов президентских выборов, которые должны были пройти в США в 2012 г. Однако после переизбрания Обамы ситуация изменилась к худшему. Россия вступила в ВТО в 2012 г., но платой, которую Конгресс взыскал за предоставление России статуса постоянного торгового партнера, стал «список Магнитского» — законодательный акт, наложивший санкции на российских чиновников, причастных как к смерти в тюрьме российского адвоката Сергея Магнитского, так и в целом к нарушениям прав человека. В отместку Россия запретила американцам усыновлять российских детей. Кризис в Сирии, обсуждавшийся в предыдущей главе, придал дополнительную напряженность отношениям. Но образовавшаяся трещина разошлась в огромную пропасть, когда Эдвард Сноуден, недовольный сотрудник Агентства национальной безопасности, прибыл в Москву из Гонконга, имея при себе миллионы украденных сверхсекретных файлов с подробностями по операциям, проводимым американскими спецслужбами как внутри США, так и за границей. США потребовали от России вернуть Сноудена в США. Путин воспользовался возможностью изменить ситуацию в свою пользу. Он заявил, что Сноуден является «новым диссидентом», и предоставил ему политическое убежище в России в качестве жеста «гуманитарной помощи». Реакция США была незамедлительной. Обама отменил запланированную двустороннюю встречу с Путиным — в последний раз подобного рода отмена случилась в 1960 г. Далее он отозвался о манере поведения Путина следующим образом: «У него такая как бы сутулость, как у школьника, скучающего на задней парте». Обама отверг статус России как «господствующей в своем регионе державы» и призвал взять «паузу» в отношениях. Позже в том же году в ответ на телевизионное обращение Обамы Путин раскритиковал идею американской исключительности в своей статье в The New York Times: «Считаю очень опасным закладывать в головы людей идею об их исключительности, чем бы это ни мотивировалось».
Тем не менее Россия и США сотрудничали в 2013 г. по вопросу уничтожения сирийского химического оружия. Однако ситуация на Украине, жесткие меры в отношении противников Путина и принятие дискриминирующих ЛГБТ-сообщество законодательных актов привели к дальнейшим взаимным обвинениям. Затем последовали присоединение Крыма, новые санкции США против лиц из окружения Путина, начало войны в Донбассе и масштабные финансовые санкции против российских предприятий. В 2015 г., после того как Россия вступила в войну в Сирии, США и России пришлось постоянно общаться, чтобы избежать прямого конфликта между их военными силами. Но при отсутствии прогресса по ситуации на Украине и растущей взаимной настороженности отношения резко ухудшились. Как выразился один высокопоставленный чиновник из администрации Обамы: «Очень сложно навести мосты между США и Россией, когда главная цель Путина состоит в том, чтобы расстроить планы Соединенных Штатов».
А потом началась президентская избирательная кампания 2016 г. Отношения между США и Россией обновили новый минимум, поскольку Россия превратилась в токсичный вопрос в американском политическом сообществе, став частью его ожесточенного раскола в связи с неожиданной победой Дональда Трампа.