Палестинское население сектора Газа, Восточного Иерусалима и Западного берега реки Иордан (то есть без учета арабов, которые проживают непосредственно в Израиле) с начала израильской оккупации в 1967 году и вплоть до 2002 года увеличилось с 450 000 до 3,3 миллиона человек. Так как Израиль сам допустил всплеск рождаемости среди палестинского населения, то после вынесенного в заголовок этой главы тезиса можно смело поставить знак вопроса. Дело в том, что религиозная составляющая этой ситуации меньше, чем демографическая катастрофа сама по себе. В конце концов, мало отличавшийся благочестием Ясир Арафат позволил себе замечание в том духе, что не Божественное провидение определит исход войны, а «матка арабской женщины». Более того, на сегодня известно около 50 стран с различными религиями, в которых задействовано более 300 000 детей-солдат.
Тем не менее израильтяне, выступающие как против участия своих детей в военных операциях, так и против убийства палестинских детей в ходе ответных операций, исходят из первоначально постулируемой в этике иудаизма святости человеческой жизни: «Вот, я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло. […] Во свидетели пред вами призываю сегодня небо и землю: жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое». «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя».
Общее население Израиля и Палестины (2002)
Вне зависимости от какой-либо этики, следует отметить, что иудейская сторона конфликта имеет относительно меньше детей. С демографической точки зрения 600 000 мальчиков младше 15 лет давно превратились в мифического Давида. Однако палестинский Голиаф в три раза больше, если посчитать проживающих в Палестине 750 000 детей беженцев. Режим прекращения огня вряд ли может компенсировать это демографическое различие. Где бы израильтяне ни уничтожили террориста-смертника, слышатся примерно такие заявления: «Матери Палестины будут рожать новых инженеров-подрывников». Рассудительные иудеи уже давно поняли это и даже выступают за отделение израильских областей с преобладающим арабским населением, чтобы наконец прекратить череду убийств. Однако это все равно не лишит большинство мусульман мира желания полностью стереть Израиль с лица Земли.
Отвечая на демографические аспекты критики своей изначально религиозно-культурологической теории конфликта, Хантингтон хотя и с опозданием, но с особенной настойчивостью обращает внимание на проблему молодых мужчин. Да и сыновья молодежного сбоя, кажется, не интересуются, выступают ли их матери за убийства или против. Где-то большую роль играет культура, а где-то – религия, но в конечном итоге все решает общее количество людей, стремящихся к вершинам социума. Таким образом, столкновение с Западом происходит именно там, где наблюдается соответствующее экономическое положение и/или молодежный демографический сбой. Через пять лет после опубликования книги в одном интервью Хантингтон кратко сформулировал свой новый шаг в сторону от культурно обусловленного или чисто исламского компонента террора. И хотя его статья называлась «Эпоха исламских войн» (2001/2002 год), в ней содержался такой фрагмент:
«Во всех обществах молодые мужчины становятся основными и решающими силами террора; в мусульманских обществах их более чем достаточно. […] В 2020-е годы исламский молодежный сбой начнет сходить на нет. Эпоха исламских войн сможет остаться в прошлом и уступить место новой эре, в которой народы обратятся к другим методам насильственного воздействия».
Когда между демографическим анализом и руководителем исламистского движения шел скрытый диалог, Усама бен Ладен в своем обращении от 7 октября 2002 года грозил миру не только верующими и праведными бойцами, но и вообще исламской молодежью или даже молодежью Бога.
Американские стратеги задумались о периоде до 2020 года еще задолго перед терактами 11 сентября 2001 года. То, что особое внимание уделялось боевому потенциалу обычных молодых мужчин, а не армий как государственных институтов, которые достаточно быстро можно взять под контроль, лишний раз доказывает, что расчет велся на особо длительный период.
Почти сразу же после атаки на Всемирный торговый центр 11 сентября 2001 года президент США Джордж Буш в своей речи по поводу терактов «Свобода в войне со страхом» (Freedom at War With Fear) говорил о том, что война «продлится много лет» (20 сентября 2001 года). Ричард Майерс, председатель объединенного комитета начальников штабов вооруженных сил США, высказался в том ключе, что на это может уйти даже «вся наша жизнь» (21 октября 2001 года). 29 января 2002 года, когда военная операция в Афганистане уже была закончена, Буш в своем обращении «О положении страны» (State of the Union Address) робко намекнул: «Наша война с терроризмом началась удачно, но это только начало. […] Мы будем действовать осмотрительно. Но время играет против нас».
Через неделю, 6 февраля 2002 года, выступая перед американским Конгрессом, директор ЦРУ Джордж Тенет, сын греческих иммигрантов, объяснил опасения своего президента: «В ближайшие два десятилетия эти регионы [Ближний Восток и Тропическая Африка] покажут наиболее высокую долю подростков в населении. С этим связана вероятность повышенной террористической активности».
Эта оценка – настоящий мгновенный срез будущих перспектив. Уже сегодня в 60 из 67 государств, переживающих молодежный демографический сбой, идет либо гражданская война, либо геноцид (читайте об этом в следующей главе). Стратеги США ищут ответы на происходящие массовые убийства. В первую очередь они реагируют на такие случаи, когда конфликты выходят за пределы государственных границ. И несмотря на то что они составляют всего 10 % от общего числа горячих точек, даже из них вырастает около полудюжины войн (подробнее о вероятных противниках читайте в главе V). В определенный момент с такими противниками не хочется бороться в одиночку. Да и на победу приходится рассчитывать только в том случае, если твой сын, отправившийся воевать со вторыми и третьими сыновьями противника, получает гарантированную подавляющую огневую поддержку с воздуха. После победы несколько лет должно уйти на то, чтобы восстановиться для следующей операции – после которой вновь придется взять паузу, чтобы перевести дух. Так как в начале 2003 года военная операция в Ираке прошла успешно, то есть надежда, что в следующих конфликтах военное присутствие будет только усилено. Эта тактика обозначается как win-hold-win: превентивно победить наиболее доступного противника, сделать вызов следующему противнику, затем победить его и т. д. Она характеризует американскую стратегию и подразумевает частичный отход от прежней стратегии two war (войны на два фронта), потому что теперь США не могут позволить себе две победы одновременно.