Роман «Бесы» как анатомия грядущего русского Апокалипсиса

Особенно ярко образы таких антигероев выписаны в «Бесах». В первую очередь, это Николай Ставрогин и Петр Верховенский — главные «бесы», или «нигилисты», в романе. К ним примыкают «бесы» помельче: Липутин, Шигалев, Виргинский, Лямшин, Толкаченко, Эркель. Конечно, у многих «бесов» никакой осознанной идеологии нет, они просто действуют как одержимые, попавшие в цепкие лапы дьявола. Но некоторые имеют свою философию. Так, в «Бесах» есть герой Кириллов, который проповедует философию суицида, сознательного ухода из жизни, личную идеологию запланированного Апокалипсиса. Идеологом же кружка «бесов» выступает Шигалев, который под нигилизм подвел научную базу «переустройства» общества.

Конечно, на фоне всех этих нигилистов выделяется фигура Николая Ставрогина. Ставрогин имеет какую-то мистическую силу влияния на людей, непререкаемый авторитет, завораживающую внешность. «Уже первые страницы романа должны были насторожить внимательного читателя, прозревающего за лицом этого персонажа облик антихриста. Достоевский указывает на ряд характерных черт, которые упомянуты в Священном Писании. Ставрогин владеет некой мистической способностью подчинять себе людей, в силу чего одни его обожали, другие – ненавидели, но все признавали его особую, ничем не объяснимую власть».

Сверхъестественную, противоречащую рассудку и воле, рабскую зависимость чувствует Шатов: «Ставрогин, для чего я осужден в вас верить во веки веков? <.> Разве я не буду целовать следов ваших ног, когда вы уйдете? Я не могу вас вырвать из моего сердца, Николай Ставрогин!»

А Петр Верховенский, этот нигилист-самозванец и шарлатан, льстиво превозносит Ставрогина: «Ставрогин, вы красавец!.. В вас всего дороже то, что вы иногда про это не знаете. В вас даже есть простодушие и наивность. Я люблю красоту. Я люблю идола! Вы мой идол! Вы никого не оскорбляете, и вас все ненавидят; вы смотрите всем ровней, и вас все боятся, это хорошо. К вам никто не подойдет вас потрепать по плечу. Вы ужасный аристократ. Вам ничего не значит пожертвовать жизнью, и своею и чужою. вы красавец, гордый, как бог, ничего для себя не ищущий, с ореолом жертвы.» И далее мы видим самоуничижение Петра Верховенского ради возвеличивания Николая Ставрогина: «Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк. Без вас я муха, идея в склянке, Колумб без Америки». Поясняя феномен Верховенского, Достоевский записывает: «Он должен быть обольстителен», «обворожителен, как демон», «будущий антихрист будет пленять красотой». Писатель особо останавливается на лице своего героя, описывая его черты. Каждая из них сама по себе кажется идеальной, а между тем их совокупность действует отталкивающе: «Казалось бы, писаный красавец, а в то же время как будто и отвратителен». Примечательно, что с каждым новым злодеянием красота Ставрогина становится еще сильнее. Хроникер замечает: «Прежде хоть и считали его красавцем, но лицо его действительно „походило на маску“ <…>. Теперь же <…> он с первого же взгляда показался мне решительным, неоспоримым красавцем.» «В сравнении лица Ставрогина с маской, – как пишет О. И. Сыромятников, – выразилось несоответствие его внешнего облика внутреннему духовному содержанию. Он вынужден почти постоянно скрывать свое подлинное лицо, которое естественным образом отражает вовне его внутреннее духовное состояние. А так как душа Ставрогина к этому времени разложилась почти полностью, то эта картина, как всякий вид гибнущей жизни, могла бы испугать и оттолкнуть любого человека». Впрочем, принадлежность Ставрогина к инфернальному миру отчасти все-таки высвечивалась некоторыми, мягко говоря, странными поступками этого героя: таскание за нос Гаганова, публичный поцелуй жены Липутина, укус за ухо губернатора. Хроникер замечает, что, проделывая все это, Ставрогин находился в странном, почти беспамятном состоянии, почти не контролируя себя. Укушенный губернатор запер его под арест. Сначала было тихо, но «в два часа пополуночи арестант, дотоле удивительно спокойный и даже заснувший, вдруг зашумел, стал неистово бить кулаками в дверь, с неестественною силой оторвал от оконца в дверях железную решетку, разбил стекло и изрезал себе руки». Типичные проявления одержимости и беснования!

Но вернемся к обольстительным словам Верховенского в адрес Ставрогина. За ними скрывается желание Петра Верховенского использовать Николая Ставрогина для реализации своих планов: «Вы именно таков, какого надо. Мне, мне именно такого надо, как вы. Мне вы, вы надобны, без вас я нуль.» Верховенский окончательно проговаривается, проронив такую фразу: «Нам ведь только на раз рычаг, чтоб землю поднять». Т. е. Ставрогин нужен как «царь на час», как ложный царь. Только для того, чтобы начать великую смуту. А дальше бесы и без него обойдутся. А истинным царем себя мнит именно Петр (Петруша) Верховенский. «Боже! Петруша двигателем! В какие времена мы живем!» – причитает Степан Трофимович Верховенский (отец Петра). «О карикатура! – обращается он к Петру. – .да неужто ты себя такого, как есть, людям взамен Христа предложить желаешь?» «Взамен Христа» – такая перспектива нисколько не смущала Петра Верховенского. Но, видимо, Петр Верховенский метил выше. Он не тот, кто будет вместо Христа, он желает быть против Христа. Или антихристом, или дьяволом!

Во взаимоотношениях двух антигероев просматривается некая параллель с Откровением. В паре двух самых главных «бесов» Николай Ставрогин выступает в роли антихриста, а Петр Верховенский – в роли дьявола. «Политический обольститель», «провокатор-предатель», «ложный ум», «первый убивец», «шпион и подлец», «обезьяна», «злодей-соблазнитель» – так за глаза квалифицируют его другие «бесы». Петруша-дьявол перед самым своим таинственным исчезновением за пределы отечества притворно вздыхает: «Чертова должность». Принадлежность Верховенского к инфернальному миру Достоевский выражает змееподобными чертами внешности: «Лицо его никому не нравится. Голова его удлинена к затылку и как бы сплюснута с боков, так что лицо его кажется вострым. Лоб его высок и узок, но черты лица мелки; глаз вострый, носик маленький и востренький, губы длинные и тонкие». Петруша «ходит и движется очень торопливо» и при этом «очень вертится», что создает впечатление, что он находится во всех местах сразу. И, наконец, главная черта, не оставляющая двусмысленности: «Вам как-то начинает представляться, что язык у него во рту должно быть какой-нибудь особенной формы, какой-нибудь необыкновенно длинный и тонкий, ужасно красный и с чрезвычайно вострым, беспрерывно и невольно вертящимся кончиком». Прямой намек на красного дракона или змия из Апокалипсиса, который является образом дьявола.

Впрочем, на роль дьявола Петруша все-таки не тянет. Как пишет О. И. Сыромятников, «в Верховенском нет глубины и масштабности, он слишком мелок»… он не змей, а змея – символ притаившейся злобы и смертельной опасности». Равно как и Ставрогин – не тот финальный антихрист, о котором говорит Откровение: «Но Ставрогин не является и антихристом. Несмотря на то что он развращает и губит людей, он не ставит перед собой такой цели сознательно, а лишь заражает окружающих смертью. Не менее важно и то, что он не сознает себя слугой или орудием зла и не стремится не только к мировому господству, но даже к власти над местными „бесами". Это происходит потому, что воля Ставрогина почти полностью разрушена страстями гордыни и сластолюбия и совершенными им в угоду злодеяниями». Итак, Ставрогин, – лишь один из многих малых антихристов, коих было достаточно в каждую эпоху с первых веков христианства, начиная с императора Нерона.

Кстати, обратим внимание на то, что Верховенский обращается к Ставрогину на самом деле не как к «красавцу» в буквальном смысле слова, а как к интеллигенту того времени. Для того, чтобы этот интеллигент мог очаровать народ своими «умными» словами, совратить его и направить на дело революции. Пожар революции 1917 года запалили не мужики – крестьяне и рабочие, а «просвещенная» элита, интеллигенция. Достоевский пророчески предвидел это, хотя в то время, когда роман увидел свет, о таком нигилизме российского рафинированного интеллигента никто не подозревал.

В Откровении сначала был брошен в огненное озеро (геенну) антихрист (Откр. 19:20), дьявол там оказался позднее (Откр. 20:10). Судьба первого антигероя, антихриста (Ставрогина), заканчивается смертью (самоубийство). О дальнейшей судьбе второго антигероя (Верховенского) автор романа умалчивает. Но надо полагать, что кончит он также плохо. Образно выражаясь, конец обоих антигероев – геенна.