Великий инквизитор – прототип антихриста

Еще более эсхатологическим является роман «Братья Карамазовы». Особенно та его небольшая часть, которая называется «Легенда о Великом инквизиторе». Я об этой легенде уже писал, поэтому буду краток, затрону лишь эсхатологический аспект.

Во-первых, Великий инквизитор рисует то «идеальное» общество, которое и будет преддверием последних времен. Это будет общество «тихого смиренного счастья», сконструированное под «слабосильных» людей. Человеческие слабости не будут осуждаться, они, наоборот, будут поощряться. И это будет нравиться людям. Достоевский не раз в своих произведениях развивает эту идею водворения счастья на земле путем поощрения человеческих слабостей или даже путем принижения человеческой природы, но в Легенде эта идея выражена наиболее ярко. Слабосильные люди с радостью будут поклоняться тому, кто будет давать хлеб из своих рук и кто будет разрешать им грешить. Они не задумываясь обменяют свою свободу на хлеб.

Во-вторых, таким «гуманным» и «добрым» «благодетелем» будет если не Великий инквизитор, то кто-то из его адептов. А Великий инквизитор и его духовные последователи от Бога отвернулись, Христа предали и поклонились дьяволу (Великий инквизитор заявляет Христу: «Мы не с Тобою, а с ним», т. е. с дьяволом). Великий инквизитор – яркий образ того, кто придет в последние времена и покорит человечество – не только и не столько силой, сколько своей «добротой» и «мудростью», а на самом деле обманом и лукавством. Он соблазняет людей своей «толерантностью», которая контрастирует с теми требованиями, которые предъявляет людям Христос: «Иль Тебе дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих Тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных? Нет, нам дороги и слабые…» Великий инквизитор – портрет будущего антихриста. Можно также сказать, что Великий инквизитор – идейный предтеча антихриста.

В-третьих, озвученная Великим инквизитором формула власти очень близка к тому, что написано о звере Апокалипсиса (антихристе). Великий инквизитор озвучивает Христу эту формулу: «Есть три силы, единственные три силы на земле, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастия, – эти силы: чудо, тайна и авторитет».

Возьмем первый элемент формулы – чудо. Чудеса будет творить помощник зверя – лжепророк: «.и творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю перед людьми. И чудесами, которые дано было ему творить перед зверем, он обольщает живущих на земле…» (Откр. 13:13–14).

Второй элемент – тайна. Уже две тысячи лет многие ломают голову над такой тайной, как число и имя антихриста. «Имя зверя или число имени его» (Откр. 13:17) не называется. А далее следует такая загадочная фраза: «Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть» (Откр. 13:18).

Третий элемент – авторитет. Читаем: «.и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?» (Откр. 13:4).

И эти три качества зверя (антихриста) позволят ему завоевать полную власть над людьми: «.и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира» (Откр. 13:7–8).

В-четвертых, в Легенде показано (правда, не прямо, а исподволь), что молчащий и смиренный Христос побеждает многословного и на первый взгляд очень логичного и убедительного Великого инквизитора. В завуалированном виде Достоевский выражает идею Апокалипсиса о поражении антихриста.

Следует иметь в виду, что «Великого инквизитора» читали не только христиане, которые видели в этом 90-летнем старике прообраз антихриста, но и те, кто был не со Христом и против Христа. Например, Фридрих Ницше, для которого, судя по всему, идеи Великого инквизитора были близки. На это обратил внимание известный русский философ С. Н. Булгаков: «^мы видим поразительную близость исходных идей антихристианства инквизитора и автора Заратустры. Основной мотив социальной философии Ницше есть та же идея, что и у Великого инквизитора: отрицание этического равенства людей, признание различной морали рабов и господ».

Герои Достоевского: метания между жизнью и смертью

Наверное, обостренное чувствование Апокалипсиса Достоевским обусловлено тем, что он в своей жизни столкнулся с реальностью уйти в небытие. Я имею в виду, что он был осужден на казнь, для него должен был наступить его личный «конец света». Казнь, которая не состоялась и в последний момент была заменена ему на тюрьму и каторгу, дала толчок к размышлениям на темы «конца света» и Апокалипсиса до конца его земной жизни. Достоевский неоднократно подчеркивал, что ценность жизни познается только в момент столкновения со смертью. Когда человеку или человечеству грозит небытие, тогда только у человека появляется шанс на подлинную жизнь. Вспомним в этой связи монолог князя Мышкина по поводу некоего преступника Легро, которого вели на казнь (роман «Идиот»). Можно уверенно утверждать, что те мысли, которые охватывали этого вымышленного героя, – реальные мысли самого Достоевского, которые охватили его на Семеновском плацу (место инсценированной казни) и которые потом сопровождали его до конца жизни. Поэтому и большинство героев Достоевского живут в координатах «жизнь – смерть». Они как бы находятся на грани между этими двумя состояниями. А разве Откровение Иоанна Богослова не об этой грани, только грани не для отдельного человека, а всего человечества?

А что на этой грани для всего человечества? – Второе пришествие Христа и Страшный Суд. Тема Суда – одна из самых отчетливо вырисовывающихся в творчестве Достоевского именно как духовная доминанта в финалах романов (суд над Раскольниковым, суд над Дмитрием Карамазовым). В «Преступлении и наказании» суд оборачивается жизненной необходимостью себя самого осудить. Высший Суд может произойти только тогда, когда человек готов к нему, когда уже сам себя смог осудить и вину принять на себя.

Откровение Иоанна Богослова – полная и окончательная поляризация человечества к концу земной истории: с одной стороны, антихрист, лжепророк, присягнувшие антихристу цари и их бесчисленное воинство; с другой стороны, Божий народ, собравшийся в «стане святых и городе возлюбленном» (Откр. 20:8). Такая же апокалиптическая поляризация наблюдается и в романах Достоевского: причем поляризация не только между героями, но и внутри душ многих героев. Многие герои Достоевского зачастую не просто ищущие, они мечущиеся. И эти метания выражены словами Мити Карамазова: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». И сам Дмитрий Карамазов – яркий пример такого мечущегося человека. Он разрывается не только между двумя реальными женщинами, сколько между «идеалом Содомским» и «идеалом Мадонны». Таких мечущихся много – Родион Раскольников и Дмитрий Разумихин («Преступление и наказание»), Иван Карамазов («Братья Карамазовы»), Аркадий Долгорукий («Подросток»), Иван Шатов («Бесы»), Коля Иволгин («Идиот») и другие.

Впрочем, у Достоевского есть некоторые герои, которые уже определились с выбором. Положительные герои – те, кто с Богом: старец Зосима, Леша Карамазов, князь Мышкин, Макар Долгорукий. Равно как и герои, кто осознанно или неосознанно оказались вместе с дьяволом. В «Преступлении и наказании» таким героем (точнее, антигероем) является Петр Петрович Лужин, в «Идиоте» – Ганя Иволгин, в «Подростке» – Ламберт, в «Братьях Карамазовых» – Смердяков, а также Федор Павлович Карамазов.