Об «искупительной миссии» новых вождей

Блаженный Августин назвал дьявола «обезьяной Бога», имея в виду, что тот пытается подражать Богу. Такие подражания выглядят карикатурно. Подобными «обезьянами» нередко выглядят те из людей, которые находятся на службе дьявола. Вот и Великий инквизитор выглядит как «обезьяна Бога», намекая на то, что новоявленные пастыри человеческого «стада» сознательно страдают за грехи людей и искупают их своим несчастием (аналогия с искупительной жертвой Христа):

«Самые мучительные тайны их совести – все, все понесут они нам, и мы все разрешим, и они поверят решению нашему с радостию, потому что оно избавит их от великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и свободного. И все будут счастливы, все миллионы существ, кроме сотни тысяч управляющих ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны. Будет тысячи миллионов счастливых младенцев и сто тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла».

И чуть погодя Великий инквизитор вновь повторяет эту же мысль об «искупительной миссии» вождей: «Говорят и пророчествуют, что Ты придешь и вновь победишь, придешь со Своими избранниками, со Своими гордыми и могучими, но мы скажем, что они спасли лишь самих себя, а мы спасли всех… Но я тогда встану и укажу Тебе на тысячи миллионов счастливых младенцев, не знавших греха. И мы, взявшие грехи их для счастья их на себя, мы станем пред Тобой и скажем: „Суди нас, если можешь и смеешь"».

Трудно не согласиться с тем, что новоявленные пастыри (вожди инквизиции) действительно несчастны. Еще очевиднее, что вожди будут судимы, ибо никто (даже праведники) не может избежать Суда Божьего после смерти. И если о посмертной судьбе «тысяч миллионов счастливых младенцев» нам остается только гадать, то об участи вождей инквизиции можно сказать вполне определенно: им как слугам дьявола уготована геенна огненная: «.всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою…» (Откр. 21:8).

«Гуманизм» Великого инквизитора и «антигуманизм» Христа

Великий инквизитор обвиняет Христа в том, что Он слишком высоко ставит планку для слабосильных людей. Христос на первое место для них ставит «хлеб небесный», а им, в первую очередь, нужен хлеб земной. Высокую планку Христа смогут преодолеть лишь немногие («десятки тысяч»), а для подавляющего большинства («миллионов» и «десятков тысяч миллионов») хлеб небесный недосягаем, их волнует лишь хлеб земной:

«Ты обещал им хлеб небесный, но, повторяю опять, может ли он сравниться в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагородного людского племени с земным? И если за Тобою во имя хлеба небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного? Иль Тебе дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих Тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных?… Ты судил о людях слишком высоко, ибо, конечно, они невольники, хотя и созданы бунтовщиками. Озрись и суди, вот прошло пятнадцать веков, поди посмотри на них: кого Ты вознес до Себя? Клянусь, человек слабее и ниже создан, чем Ты о нем думал! Может ли, может ли он исполнить то, что и Ты? Столь уважая его, Ты поступил, как бы перестав ему сострадать, потому что слишком много от него и потребовал, – и это кто же, Тот, который возлюбил его более самого Себя! Уважая его менее, менее бы от него и потребовал, а это было бы ближе к любви, ибо легче была бы ноша его. Он слаб и подл. Что в том, что он теперь повсеместно бунтует против нашей власти и гордится, что он бунтует? Это гордость ребенка и школьника. Это маленькие дети, взбунтовавшиеся в классе и выгнавшие учителя. Но придет конец и восторгу ребятишек, он будет дорого стоить им. Они ниспровергнут храмы и зальют кровью землю. Но догадаются наконец глупые дети, что хоть они и бунтовщики, но бунтовщики слабосильные, собственного бунта своего не выдерживающие. Обливаясь глупыми слезами своими, они сознаются наконец, что создавший их бунтовщиками, без сомнения, хотел посмеяться над ними. Скажут это они в отчаянии, и сказанное ими будет богохульством, от которого они станут еще несчастнее, ибо природа человеческая не выносит богохульства и в конце концов сама же всегда и отмстит за него. Итак, неспокойство, смятение и несчастие – вот теперешний удел людей после того, как Ты столь претерпел за свободу их! Великий пророк Твой в видении и в иносказании говорит, что видел всех участников первого воскресения и что было их из каждого колена по двенадцати тысяч. Но если было их столько, то были и они как бы не люди, а боги. Они вытерпели крест Твой, они вытерпели десятки лет голодной и нагой пустыни, питаясь акридами и кореньями, – и уж, конечно, Ты можешь с гордостью указать на этих детей свободы, свободной любви, свободной и великолепной жертвы их во имя Твое. Но вспомни, что их было всего только несколько тысяч, да и то богов, а остальные? И чем виноваты остальные слабые люди, что не могли вытерпеть того, что могучие? Чем виновата слабая душа, что не в силах вместить столь страшных даров? Да неужто же и впрямь приходил Ты лишь к избранным и для избранных?»

Итак, Великий инквизитор жестко упрекает Христа в несправедливости и отсутствии гуманности: мол, Христос спасет лишь «избранных» («великих и сильных»), а всех остальных («слабых») обрекает на гибель. Более того, Великий инквизитор противопоставляет свою любовь к человечеству любви к человечеству Бога: «Неужели мы не любили человечества, столь смиренно сознав его бессилие, с любовию облегчив его ношу и разрешив слабосильной природе его хотя бы и грех, но с нашего позволения?» Христос мешает этой «любви» и построению «правильного» общества на Земле. И поэтому Великий инквизитор с вызовом заявляет, что не любит Христа (скорее всего, даже ненавидит): «К чему же теперь пришел нам мешать? И что Ты молча и проникновенно глядишь на меня кроткими глазами Своими? Рассердись, я не хочу любви Твоей, потому что сам не люблю Тебя».