Разобравшись в непомерно высоких требованиях Христа, «миллионы» и «десятки тысяч миллионов» «слабых» отвернутся от Него и пойдут за теми, кто освободит их от непосильного бремени свободы и будет давать им хлеб земной, а также покорять творимыми чудесами. Великий инквизитор поучает Христа, что человеку обязательно нужен авторитет. Да, первые века после земного служения Христа Он был бесспорным авторитетом. Но люди устали ждать обещанного «царства Божия» – любого, хоть на небе, хоть на земле. Гарантией устойчивого авторитета были бы «хлебы», раздаваемые народу. Но Христос не решил радикально проблему «хлебов», тем самым поставив под угрозу Свой авторитет:
«Приняв „хлебы", Ты бы ответил на всеобщую и вековечную тоску человеческую как единоличного существа, так и целого человечества вместе – это: „пред кем преклониться?"» И далее Великий инквизитор продолжал, что субъект поклонения должен быть бесспорным и универсальным. Уж ежели кто поверит в авторитет, то он будет по природе своей добиваться того, чтобы и другие поклонялись этому авторитету. А это неизбежно порождает распри между людьми и народами:
«Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться. Но ищет человек преклониться пред тем, что уже бесспорно, столь бесспорно, чтобы все люди разом согласились на всеобщее пред ним преклонение. Ибо забота этих жалких созданий не в том только состоит, чтобы сыскать то, пред чем мне или другому преклониться, но, чтобы сыскать такое, чтоб и все уверовали в него и преклонились пред ним, и чтобы непременно все вместе. Вот эта потребность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого человечества с начала веков. Из-за всеобщего преклонения они истребляли друг друга мечом. Они созидали богов и взывали друг к другу: „Бросьте ваших богов и придите поклониться нашим, не то смерть вам и богам вашим!" И так будет до скончания мира, даже и тогда, когда исчезнут в мире и боги: все равно падут пред идолами».
Впрочем, за «богов» они с радостью готовы считать своих благодетелей. Великий инквизитор сказал, что свобода непосильна для слабых, а они (католическая Церковь) готовы «спасать» и слабых. А потому слабые люди будут воспринимать папу и инквизицию как своих «богов»: «Нет, нам дороги и слабые. Они порочны и бунтовщики, но под конец они-то станут и послушными. Они будут дивиться на нас и будут считать нас за богов за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу и над ними господствовать, так ужасно им станет под конец быть свободными!» А ведь так оно и произошло в Европе. Вскоре после того, когда Достоевский начал вынашивать идею «Великого инквизитора», в Риме прошел Первый Ватиканский собор (1869–1870). На нем был принят пресловутый догмат о непогрешимости папы Римского. По сути, Римскому понтифику был официально придан статус «бога».
Впрочем, если судить по рассказу Ивана Карамазова, то папа имел все полномочия Бога на земле еще во времена Великого инквизитора. Комментируя легенду своему брату Алеше, Иван говорит: «Сам старик (Великий инквизитор. – В. К.) замечает Ему, что Он (Христос. – В. К.) и права не имеет ничего прибавлять к тому, что уже прежде сказано. Если хочешь, так в этом и есть самая основная черта римского католичества, по моему мнению, по крайней мере: „все, дескать, передано тобою папе и все, стало быть, теперь у папы, а ты хоть и не приходи теперь вовсе, не мешай до времени по крайней мере"».
Итак, три столпа власти и три условия «счастья» человека и человечества – чудо, тайна и авторитет. Как христианам реагировать на эту идеологическую триаду Великого инквизитора? – Сжатый ответ на этот вопрос дает Николай Бердяев: «Не чудес мы хотим, чтобы поверить, а – веры, творящей чудеса, хотим не авторитета, а – свободы, не тайны, подавляющей нас, закрепляющей нашу слепоту, а – прозрения этой тайны, осмысления жизни. Теория насильственного авторитета есть продукт неверия, она не верит в естественную мощь божественного в жизни и потому создает искусственную мощь, запугивает».
Николай Бердяев писал, что Великий инквизитор легенды Достоевского уйдет из жизни, но ему на смену придут другие католические вожди, которые будут говорить и делать то же самое, что говорил и делал старик из легенды. Но рано или поздно на смену католическим Великим инквизиторам придут другие вожди, которые уже будут обходиться без католицизма и его внешней атрибутики, заменив его другими идеологиями: «Великий инквизитор является и будет еще являться в истории под разными образами. Дух Великого инквизитора жил и в католичестве, и вообще в старой исторической Церкви, и в русском самодержавии, и во всяком насильственном, абсолютном государстве, и ныне переносится этот дух в позитивизм, социализм, претендующий заменить религию, строящий вавилонскую башню. Где есть опека над людьми, кажущаяся забота о их счастье и довольстве, соединенная с презрением к людям, с неверием в их высшее происхождение и высшее предназначение, – там жив дух Великого инквизитора. Где счастье предпочитается свободе, где временное ставится выше вечности, где человеколюбие восстает против боголюбия, там – Великий инквизитор». Также: «Будьте все малы, бедны, всегда отказывайтесь от своей свободы, тогда получите хлеб земной, тогда успокоитесь, тогда будет всем благо. Так учили старые, консервативные Великие инквизиторы, так учат и новые, прогрессивные».
По мере секуляризации общества авторитет пап и всяких прочих Великих инквизиторов католицизма неуклонно падал. Процесс этот четко обозначился в том самом XVI веке, когда происходили события, описанные в «Легенде». Началась Реформация, инициированная «95 тезисами» Мартина Лютера (1517). Родился протестантизм, для которого превращение «камней в хлеба» стало главной задачей. Христианство тем более стало «фиговым листком», прикрывавшим секулярную природу новой «религии». Впрочем, можно и снять кавычки со слова религия. Ибо возникла новая религия, основанная на откровенном поклонении маммоне. А это и надо тому «страшному и умному духу», о котором говорил старик-кардинал из «Легенды».
Появляется новое поколение «вождей», которые призваны вести человечество к «светлому будущему», т. е. готовить человечество к приходу антихриста. Все это подтвердила история последних веков. На мировую арену выходили «новые прогрессивные Великие инквизиторы» в лице Наполеона, Маркса, Ленина, Гитлера и других инквизиторов более мелкого калибра. Философы, публицисты и даже журналисты не раз сравнивали великих политиков Нового и Новейшего времени с Великим инквизитором. Например, Н. Бердяев такое сравнение применил к Марксу: «Великий инквизитор в Марксе так же презирает личность, как и Великий инквизитор в абсолютном цезаризме, в государственном или церковном деспотизме». О таких политиках-инквизиторах уже написано и сказано столько, что я не буду их касаться. А священник Александр Шумский полагает, что из современников наибольшее сходство с Великим инквизитором имеет американский политик Збигнев Бжезинский, кстати, считавший себя католиком. А вот Ленин, по мнению отца Александра, на титул Великого инквизитора явно не тянет: «Ленин, как и другие большевики, слишком плоский, слишком одномерный, чтобы называть его Великим инквизитором. Еще Сталина можно как-то пытаться подверстывать под фигуру Великого инквизитора. Действительно, Иосиф Виссарионович, в отличие от Ленина, Троцкого, Свердлова и других более мелких большевиков, представляется личностью трагической, противоречивой, в сердце которой борется Бог и дьявол, красота и уродство. Ведь именно такая борьба была свойственна Великому инквизитору у Достоевского».
Сравнивали с Великим инквизитором также Гитлера и других главных деятелей Третьего Рейха. На том основании, что Гитлер и его окружение были очень озабочены вопросом «чистоты крови». Надо признать, что Великий инквизитор Достоевского ничего насчет «чистоты крови» не говорил. Но некоторые публицисты выводят чисто логически, что Великий инквизитор не мог не учитывать в своей политике «фактор крови». Само понятие «чистой крови» впервые появилось в испанской инквизиции. На языке инквизиции принадлежать к чистой крови означало не происходить ни от евреев, ни от мавров, ни от еретиков. В 1496 году статут «чистоты крови» утвердил папа Римский Александр VI. Он был введен в монастырях, университетах, затем и в других областях испанского общества. Запрещалось получение образования и занятие какой-либо должности людям, которые имели среди своих предков арабов, мавров, евреев. Примечательно, что борьбу за «чистоту крови» осуществлял великий инквизитор Испании Томас де Торквемада (1420–1498), который сам происходил из испанского рода крещеных евреев. Большинство исследователей творчества Достоевского полагают, что именно Томас де Торквемада стал прототипом Великого инквизитора. Кстати, аналогичное Торквема-де происхождение имели и некоторые высокопоставленные нацисты Третьего Рейха. Впрочем, как отмечает автор одной публикации, «евреи и Гитлер – это одна из самых закрытых тем в мировых СМИ».
Нельзя также не упомянуть частого сравнения публицистами и журналистами Римских пап с Великим инквизитором, ибо позиция последнего достаточно точно и выразительно отражает идеологию современного католицизма. Примечательно, что нынешний папа Франциск неоднократно называл Достоевского своим любимым писателем. Иногда в публичных выступлениях папа даже цитирует Федора Михайловича. Возникает резонный вопрос: как совмещается любовь папы Франциска к произведениям Достоевского с жесткой позицией писателя по отношению к католицизму (особенно в «Великом инквизиторе»)? Я не единственный, кто задается таким вопросом.
Ответ может быть коротким: «двоемыслие» нынешнего понтифика. Термин введен Джорджем Оруэллом в романе «1984», он означает способность придерживаться двух противоположных убеждений одновременно. И тут можно опять вернуться к Великому инквизитору Достоевского. С моей точки зрения, двоемыслие этого старика-кардинала ничуть не уступает двоемыслию правоверных партийцев из романа «1984».