Достоевский о ростовщичестве. Роман «Идиот»

Все знают, что Достоевский писал о ростовщичестве. Но почему-то в этой связи вспоминают только роман «Преступление и наказание». Одним из героев романа является старуха-процентщица Алена Ивановна, которую убивает Родион Раскольников. Но других ростовщиков в романе нет. Алена Ивановна – далеко не главный герой, и ее внутренний мир для нас остался «вещью в себе» (в отличие от внутреннего мира убийцы старухи-процентщицы Раскольникова, которому писатель посвятил многие страницы романа).

Гораздо больше интересного о ростовщичестве и ростовщиках мы узнаем из другого романа Достоевского – «Идиот». Как я уже отмечал в предыдущей статье, почти все герои этого романа (события происходят в Петербурге в 60-е годы позапрошлого века) погружены в мир денег, думают о деньгах, мечтают о деньгах, делают деньги или, наоборот, их транжирят. И важной составной частью этого мира является ростовщичество. Все герои так или иначе соприкасаются с ростовщичеством: одни как ростовщики, другие – как их клиенты, третьи – как мечтающие стать ростовщиками, четвертые – как беспристрастные наблюдатели этого феномена.

Наиболее ярко выписанным ростовщиком в романе является Иван Петрович Птицын: «один молодой и странный человек, по фамилии Птицын, скромный, аккуратный и вылощенный, происшедший из нищеты и сделавшийся ростовщиком». А вот еще о Птицыне: «Это был еще довольно молодой человек, лет под тридцать, скромно, но изящно одетый, с приятными, но как-то слишком уж солидными манерами. Темно-русая бородка обозначала в нем человека не с служебными занятиями. Он умел разговаривать умно и интересно, но чаще был молчалив. Вообще он производил впечатление даже приятное. <…> Известно, впрочем, было, что он специально занимается наживанием денег, отдачей их в быстрый рост под более или менее верные залоги».

С ним так или иначе соприкасаются почти все герои романа: Ганя Иволгин, генерал Епанчин, князь Мышкин, купец Парфен Рогожин и другие. Так, читаем: «С Ганей он был чрезвычайным приятелем.»

А когда Парфен Рогожин вошел в раж и обещал положить к ногам Настасьи Филипповны сто тысяч рублей, то призвал на помощь Птицына: «Сегодня же сто тысяч представлю! Птицын, выручай, руки нагреешь!

– Ты с ума сошел! – прошептал вдруг Птицын, быстро подходя к нему и хватая его за руку: – ты пьян, за будочниками пошлют. Где ты находишься?

– Спьяна врет, – проговорила Настасья Филипповна, как бы поддразнивая его.

– Так не вру же, будут! К вечеру будут. Птицын, выручай, процентная душа, что хошь бери, доставай к вечеру сто тысяч; докажу, что не постою! – одушевился вдруг до восторга Рогожин».

То есть Рогожин дал понять ростовщику, что готов заплатить большие проценты за громадный, а главное срочный кредит. И что удивительно, в короткий срок Птицын собрал эту баснословную сумму, и Рогожин ввалился на празднование дня рождения Настасьи Филипповны с грязной пачкой обещанных денег.

Друг ростовщика Гаврила Ардалионович (Ганя) в разговоре с князем Мышкиным раскрывает тайну первоначального накопления капитала Иваном Петровичем: «Птицын семнадцати лет на улице спал, перочинными ножичками торговал и с копейки начал; теперь у него шестьдесят тысяч, да только после какой гимнастики!»

Ганя, который сам мечтал стать «Ротшильдом» и «королем Иудейским», постоянно удивлялся, почему Птицын так осторожен и сдержан в своих планах и мечтах. Ганя «сердился, например, и на то, что Птицын не загадывает быть Ротшильдом и не ставит себе этой цели. „Коли уж ростовщик, так уж иди до конца, жми людей, чекань из них деньги, стань характером, стань королем Иудейским!"»

Птицын, предпочитающий держать синицу в руке, нежели ловить журавля в небе, отвечает Гане: «Ротшильдом не буду, а дом на Литейной буду иметь, даже, может, и два, и на этом кончу». И далее: «„А кто знает, может, и три!" – думал он про себя, но никогда недоговаривал вслух и скрывал мечту».

В четвертой части книги писатель уже от себя добавляет: «Природа любит и ласкает таких людей: она вознаградит Птицына не тремя, а четырьмя домами наверно, и именно за то, что он с самого детства уже знал, что Ротшильдом никогда не будет. Но зато дальше четырех домов природа ни за что не пойдет, и с Птицыным тем дело и кончится…»

Что очень важно, Птицын считает себя в высшей степени приличным и нравственным человеком: «Птицын был скромен и тих; он только улыбался, но раз нашел даже нужным объясниться с Ганей серьезно и исполнил это даже с некоторым достоинством. Он доказал Гане, что ничего не делает бесчестного, и что напрасно тот называет его жидом; что если деньги в такой цене, то он не виноват; что он действует правдиво и честно и, по-настоящему, он только агент по „этим“ делам, и наконец что благодаря его аккуратности в делах он уже известен с весьма хорошей точки людям превосходнейшим, и дела его расширяются».

C конца 1850-х годов, действительно, в обществе возникает удивительная «толерантность» по отношению к ростовщичеству. Время старых ростовщиков и даже старух-процентщиц (типа Алены Ивановны) постепенно стало уходить в прошлое. На смену им приходили вполне «приличные», благообразные ростовщики типа Птицына. И на момент завершения романа «Идиот» в России появились первые коммерческие банки, которые выглядели тем более «прилично». А ростовщиков стали величать «банкирами». В этой связи на память приходят слова русского писателя Николая Лескова: «Дозволение ростовщикам действовать гласно привело к тому, что теперь многие приучились смотреть на ростовщичество, как на простое коммерческое дело, и такое мнение случается не раз слышать от очень порядочных людей».

Впрочем, в «Идиоте» фигурируют и совсем мелкие процентщики типа Алены Ивановны. Время от времени в романе упоминается некая Марфа Борисовна Терентьева. Кто такая? «„Капитанша", мать Ипполита Терентьева (один из важных героев романа, молодой человек лет 17–18, умирающий от чахотки. – В. К.), „подруга" генерала Иволгина (о нем скажем чуть ниже. – В. К.), вдова бывшего его подчиненного. Пьяный генерал затащил князя Мышкина к ней „познакомить". Это оказалась „дама, сильно набеленная и нарумяненная, в туфлях, в куцавейке и с волосами, заплетенными в косички, лет сорока". У нее, кроме Ипполита, трое маленьких детей, видимо, уже от генерала – две девочки и мальчик. Выясняется… что эта „куцавеешная капитанша" от генерала деньги „получает да ему же на скорые проценты и выдает"».

На втором плане в романе еще фигурируют такие ростовщики, как Киндер и Бискуп которые участвовали вместе с Птицыным в сборе необходимой сотни тысяч рублей для купца Рогожина. Выражаясь современным языком, кредит для Парфена Рогожина получился «синдицированным», т. е. совместным. «Навар» (проценты) был таким, что вслух об этом даже не говорили: «И однако все-таки сто тысяч ходячими деньгами, о которых мимолетно, насмешливо и совершенно неясно намекнула Настасья Филипповна, успели составиться, за проценты, о которых даже сам Бискуп, из стыдливости, разговаривал с Киндером не вслух, а только шепотом».

Еще упоминается мельком такой ростовщик, как отец Парфена Рогожина. Настасья Филипповна, оказавшись в доме Рогожина и увидев портрет покойного папаши Парфена, говорит купцу: «А так как ты совсем необразованный человек, то и стал бы деньги копить и сел бы, как отец, в этом доме с своими скопцами; пожалуй бы, и сам в их веру под конец перешел, и уж так бы ты свои деньги полюбил, что и не два миллиона, а, пожалуй бы, и десять скопил, да на мешках своих с голоду бы и помер, потому у тебя во всем страсть, все ты до страсти доводишь». Да, Парфен не пошел по стопам своего папаши. Занялся торговлей. По мнению Настасьи Филипповны, это делает ему, Парфену, честь. Хоть «необразованный», но ума хватило не стать процентщиком.

Наконец, писатель намекает на то, что в Петербурге множество так называемых «скрытых» процентщиков. Кто это такие? – Состоятельные чиновники и генералы, которые «дружат» с легальными ростовщиками. Первые дают тайком деньги под проценты вторым. Это то, что сегодня называется размещением денег на банковских депозитах. В то время, когда писатель создавал роман «Идиот», коммерческие банки с их депозитными операциями только-только зарождались. Поэтому чиновники и генералы тайно «дружили» с процентщиками. Наверняка, «дружил» и один из богатых героев – генерал Епанчин. В четвертой части романа Достоевский пишет о генералах и чиновниках, которые фактически не служили, а жили, не тужили и добро наживали: «И в самом деле: посредственно выдержав экзамен и прослужив тридцать пять лет, – кто мог у нас не сделаться наконец генералом и не скопить известную сумму в ломбарде? Таким образом, русский человек, почти безо всяких усилий, достигал, наконец, звания человека дельного и практического».

Вторая категория героев – те, кто являются клиентами ростовщиков. Выше я уже упомянул двух таких «клиентов». Во-первых, генерала Иволгина, который выйдя в отставку, стал быстро терять свой статус, беднеть, а еще вдобавок ко всему приобрел вредную привычку винопития. Во-вторых, Парфена Рогожина, который бросился к Птицыну за срочным кредитом в сто тысяч рублей и получил его. Можно дополнительно сказать про генерала Иволгина, что его «роман» с процентщицей Марфой Борисовной закончился для него не очень хорошо: «…Что же касается до генерала Иволгина, то с ним. случилось одно совсем непредвиденное обстоятельство: его посадили в долговое отделение. Препровожден он был туда приятельницей своей, капитаншей, по выданным ей в разное время документам, ценой тысячи на две. Все это произошло для него совершенным сюрпризом, и бедный генерал был „решительно жертвой своей неумеренной веры в благородство сердца человеческого, говоря вообще"».

Третья категория героев – те, кто мечтают стать ростовщиками или, по крайней мере, завидуют им. Вероятно, наиболее ярким представителем этой категории оказывается Ганя Иволгин. Во-первых, он завидует Ротшильдам и равняется на Ротшильдов. А они, как известно, были, в первую очередь, ростовщиками. Во-вторых, напомню, Настасья Филипповна на своем дне рождения в лицо говорит своему бывшему жениху, что тот из кожи вон лезет, чтобы стать ростовщиком: «И добро бы ты с голоду умирал, а ты ведь жалованье, говорят, хорошее получаешь! Да ко всему-то в придачу, кроме позора-то, ненавистную жену ввести в дом! (потому что ведь ты меня ненавидишь, я это знаю!) Нет, теперь я верю, что этакой за деньги зарежет! Ведь теперь их всех такая жажда обуяла, так их разнимает на деньги, что они словно одурели. Сам ребенок, а уж лезет в ростовщики! (курсив мой. – В. К.)».

Наконец, еще одна категория героев – те, кто выступают в качестве наблюдателей и рассуждают на тему ростовщичества. Среди них можно выделить гимназиста Колю Иволгина (сына генерала Иволгина и младшего брата Гани). Ему всего лишь 13 лет. «Коля был мальчик с веселым и довольно милым лицом, с доверчивою и простодушною манерой…» Как можно понять, Коля, в отличие от своего брата Гани, вирусом ростовщичества не поражен. И это дает ему возможность достаточно трезво смотреть на мир этого самого ростовщичества. Вот, например, разговор Коли с князем Мышкиным, который сообщил мальчику, что решил пойти на день рождения Настасьи Филипповны без приглашения. Слова Коли:

«Ну, по какому именно, это пусть будет как вам угодно, а мне главное то, что вы там не просто напрашиваетесь на вечер, в очаровательное общество камелий, генералов и ростовщиков. Если бы так было, извините, князь, я бы над вами посмеялся и стал бы вас презирать. Здесь ужасно мало честных людей, так даже некого совсем уважать. Поневоле свысока смотришь, а они все требуют уважения; Варя (Варвара Ардалионовна Птицына – сестра Коли и Гани Иволгиных и жена ростовщика Птицына. – В. К.) первая. И заметили вы, князь, в наш век все авантюристы! И именно у нас, в России, в нашем любезном отечестве. И как это так все устроилось – не понимаю. Кажется, уж как крепко стояло, а что теперь? Это все говорят и везде пишут. Обличают. У нас все обличают. Родители первые на попятный и сами своей прежней морали стыдятся. Вон, в Москве, родитель уговаривал сына ни перед чем не отступать для добывания денег; печатно известно. Посмотрите на моего генерала (отца Коли генерала Иволгина. – В. К.). Ну что из него вышло? А впрочем, знаете что, мне кажется, что мой генерал честный человек; ей богу, так! Это только все беспорядок, да вино. Ей-богу, так! Даже жалко; я только боюсь говорить, потому что все смеются; а ей-богу, жалко. И что в них, в умных-то? Все ростовщики, все сплошь до единого! Ипполит ростовщичество оправдывает, говорит, что так и нужно, экономическое потрясение, какие-то приливы и отливы, чорт их дери. Мне ужасно это досадно от него, но он озлоблен. Вообразите, его мать (Марфа Борисовна Терентьева. – В. К.), капитанша-то, деньги от генерала получает, да ему же на скорые проценты и выдает; ужасно стыдно! (курсив мой. – В. К.)».

Вот как неиспорченный взгляд тринадцатилетнего отрока воспринимает петербургский свет: «очаровательное общество камелий, генералов и ростовщиков». И метаморфозы в жизни света, когда ростовщики оказались рядом с генералами (а фактически даже над генералами), были почти мгновенные: «И как это так все устроилось – не понимаю. Кажется, уж как крепко стояло, а что теперь?» «Уважаемыми» стали не только ростовщики, но и их жены (Коля говорит о своей сестре Варваре). И, что удивительно, «образованному» обществу быстро сумели «запудрить» мозги и обосновать, что, мол, ростовщичество «полезно». Коля упоминает умирающего молодого человека Ипполита, свято верившего разного рода экономическим и социальным «теориям», которые стали приходить из Европы и отравлять сознание русского человека.

А разве слова тринадцатилетнего Коли не приложимы к сегодняшней ростовщической России? Такое же «очаровательное общество камелий, генералов и ростовщиков». Только сегодня Коля сказал бы уже не «ростовщиков», а «банкиров». А разве сегодня он не мог бы сказать: «И как это так все устроилось – не понимаю. Кажется, уж как крепко стояло, а что теперь?» Еще тридцать лет назад была мощная страна (Советский Союз), где не было никакого ростовщичества, а о нем люди знали только из художественной литературы («Венецианский купец» В. Шекспира, «Гобсек» О. де Бальзака, «Мальтийский жид» английского поэта К. Марло, «Скупой рыцарь» А. Пушкина, «Портрет» Н. Гоголя, наконец, романы Достоевского). А сегодня мы сталкиваемся с тем, что современные ростовщики, прикрывающиеся вывесками микрофинансовых организаций, выдают кредиты под один процент в сутки. Ростовщики Бальзака и Достоевского, как говорится, «отдыхают».

А разве мало у нас сегодня своих ипполитов, которые с умным видом говорят об общественной «пользе» ростовщичества? Только Ипполит из романа «Идиот» был совсем молодым еще человеком, не сумевшим разобраться в лукавом мире нежданно нагрянувшего на Россию капитализма. А сегодня в этой «пользе» нас убеждают солидные профессора из разных вузов типа Высшей школы экономики (ВШЭ). Думаю, что в таких «храмах науки» Достоевский с его антикапиталистическим и антиростовщическим пафосом уже стал persona non grata. Читайте Достоевского, пока его не запретили!