Столкновение русских и французских войск 5 сентября в бою за Шевардинский редут стало первым актом великого Бородинского сражения. Противоборствующие стороны не просто попытались помериться силами перед решающей схваткой, но и обнаружили главные особенности своих действий в предстоящем сражении.

События 5 сентября вызывали интерес у многих историков, но, как ни странно, большинство из них только добавляло неясности и путаницы в описание Шевардинского боя. Начало споров о бое за Шевардинский редут, вероятно, следует отнести к полемике, возникшей между Сегюром и Гурго. Если Сегюр красочно писал о трех ожесточенных штурмах Шевардинского редута, то Гурго начисто опровергал это мнение, полагая, что укрепление было взято путем его обхода французскими войсками. С тех пор в исторических исследованиях можно было встретить как категорические заявления о том, что после взятия редута французами он уже не переходил из рук в руки, так и утверждения, что к ночи укрепление оказалось целиком в руках русской армии и только по приказу русского командования оно было оставлено. Стоит упомянуть и о споре, начатом Деннье и русским историком Бутурлиным, которые дискутировали о том, какой именно полк – 57-й или 61-й линейный – первым ворвался в редут. Множество противоречий содержится в исторических работах о ночном бое вокруг редута – о действиях кавалерии и 5-го (польского) корпуса, о движении 1-й дивизии Морана и 2-й дивизии Фриана 1-го корпуса Даву, об атаке русской кавалерией 111-го линейного полка и т. д. Но главные проблемы, которые, на наш взгляд, остались до сих пор не разрешенными, – это то, какие цели преследовал Наполеон, с ходу атакуя Шевардинский редут, и ради чего построило и упорно защищало шевардинское укрепление русское командование. Последняя проблема особенно занимала отечественную историографию. Первые историки Бородинского сражения и некоторые из его участников (к примеру, А. П. Ермолов) считали Шевардинский редут опорной точкой левого фланга русского фронта. Из этого следовало, что по ошибке командования фронт русских войск мог оказаться фактически развернутым флангом к наступавшему противнику. Ошибку попытались исправить 5 сентября, «отклонив» левый фланг к Семеновским высотам, но не успели и вынуждены были защищать редут перед лицом наседавшего противника. Наиболее аргументированно эту версию защищал в начале ХХ в. Н. П. Поликарпов.

Иной вариант предложил в середине XIX в. М. И. Богданович, утверждавший, будто редут был возведен как передовой пункт «с целью разъяснить намерения французского главнокомандующего», что якобы блестящим образом и удалось сделать. Версия Богдановича нашла много сторонников в советское время. Особенно интересной и, казалось бы, доказательной была статья Л. П. Богданова, вышедшая в 1962 г., давшая Б. С. Абалихину и В. А. Дунаевскому основание заявить, будто мысль о том, что Шевардинский редут был сооружен как передовое укрепление, вполне доказана.

Что же касается вопроса о целях Наполеона, атаковавшего Шевардинский редут, то они, как ни странно, отечественную историографию совершенно не интересовали. Французские же участники сражения, как правило, высказывали мнение о том, что Шевардинский редут представлял собой большое передовое укрепление, мешавшее рассмотреть основные русские позиции и развернуть французскую армию. Несколько дальше пошли Шамбрэ и Пеле, которые, ознакомившись с доступными им русскими материалами (в основном с книгой Бутурлина), полагали редут левым флангом русской армии. Пеле, как известно, считал, что Наполеон, вследствие дурных карт, просто не понял «странного расположения» Кутузова, развернувшегося левым флангом к фронту противника, и потому решил, что войска А. И. Горчакова поставлены впереди русской армии для поддержки авангарда Коновницына. Если бы Наполеон имел возможность понять истинную цель Шевардинского редута (как опоры левого фланга), то он не стал бы атаковать 5-го, дав русским тем самым остаться на прежних позициях, и обрушился бы 6-го или даже 7-го, и полностью разгромил русских.

Рано утром, в 5 или в 6 часов, 5 сентября большая часть главных сил Великой армии двинулась вперед. Гвардия и Главная квартира выступили позже, в 9 – половине 10-го. Было холодно, но ясно. К 10 часам утра подул холодный ветер, который не прекращался уже весь день. Авангард Мюрата, состоявший из 1-го и 2-го кавалерийских корпусов (исключая 2-ю легкую кавалерийскую дивизию Пажоля), 5-й пехотной дивизии Компана и легкой кавалерии 1-го и 3-го армейских корпусов, двинулся на части русского арьергарда генерал-лейтенанта П. П. Коновницына. Бой на главном направлении – вдоль Новой Смоленской дороги – оказался не слишком ожесточенным. Судя по документам, утренний бой вели, главным образом, два сводных батальона вольтижеров 5-й пехотной дивизии под командованием полкового адъютанта 25-го линейного полка Дюшена. По приказу Компана четыре роты вольтижеров вытеснили русских егерей из леса, находившегося чуть южнее Московской дороги, а потом две роты 1-го батальона и 2-й батальон сводных вольтижеров, построившись в развернутую линию и предшествуемые линией стрелков, атаковали д. Акиншино, занятую противником. Русские войска оставили ее без боя.

Позднее, в полдень либо вскоре после полудня, произошло серьезное кавалерийское дело к северу от Новой Смоленской дороги, возможно, где-то в районе д. Валуево. 11-й гусарский из дивизии Вельварта 3-го армейского корпуса, прикомандированный к авангарду Мюрата, состоявший почти исключительно из голландцев, был атакован русской кавалерией, по одной версии – казаками, по другой, что более вероятно, – русскими драгунами. Хотя русская кавалерия после этого продолжила свой отход, но потери 11-го гусарского оказались очень значительными. «…На поле боя, – писал начальник артиллерии 3-го кавалерийского корпуса Гриуа, – осталось много мертвых лошадей и людей, одетых в белые ментики 11-го гусарского».

Несмотря на попытки сдержать неприятеля, войска Коновницына вначале оставили позицию у Колоцкого, а затем и другую позицию, сразу за ним, и продолжили отход к расположению главных сил. Основная причина этого отступления заключалась в том, что с обеих сторон, особенно с севера, им все время угрожали обходным движением Понятовский и Богарне. Войск Сиверса, призванных сдерживать Понятовского, и войск Крейца, противодействовавших Богарне, было недостаточно.

Пока части Понятовского двигались по Старой Смоленской дороге на Ельню, войска Богарне, отбрасывая русскую кавалерию, в полдень «вышли на колонны русских», расположившихся «на обширной равнине». Справа от себя они видели Колоцкий монастырь; «разноцветные крыши, которые его покрывали, отражали солнечные лучи… и являли чудный контраст той мрачной и разоренной стороне, которую представляла окружающая местность». Мюрат, двигаясь следом за войсками Коновницына, в начале 2-го пополудни вышел на рубеж д. Головино и увидел главные позиции русской армии, расположившейся на уровне с. Бородино. Справа от дороги и выдвинутый значительно вперед находился русский редут. Одновременно французы были замечены с основных русских позиций.

Шевардинский редут начал возводиться на холме юго-восточнее д. Шевардино вечером 4 сентября. К полудню 5-го это пятиугольное полевое укрепление еще не было закончено. Грунт оказался твердым, и ров выкопали неглубоким, контрэскарпы также были небольшими. Бруствер пришлось насыпать, используя пахотную землю, собранную вокруг редута. Палисады сделаны не были. Единственную значительную трудность для штурмующих, как полагал Шамбрэ, создавали крутые склоны холма, на котором возвышался редут.

Расположение русских войск в районе Шевардина было следующим. На самом редуте и рядом с ним размещалось двенадцать орудий 12-й батарейной роты под командованием полковника Винспера (большая часть орудий находилась вне самого редута). За Шевардинским редутом стояла в батальонных колоннах 27-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Д. П. Неверовского: Одесский и Симбирский пехотные полки – в первой линии, Виленский и Тарнопольский – во второй. 6, 41 и 49-й егерские полки под общим командованием полковника Глебова 1-го расположились в д. Доронино, в лесу южнее этой деревни и по восточным скатам Доронинского оврага. Егерский отряд полковника Гогеля 1-го, включавший 50, 5 и 42-й егерские полки, примкнул к позициям отряда Глебова так, что занял целиком Доронинский лес и кустарники южнее его вплоть до самой дороги в с. Ельня, имея на своем левом фланге 5-й полк. Севернее д. Шевардино стали Харьковский и Черниговский драгунские полки. Новороссийский и Киевский драгунские – позади д. Доронино, поддерживая егерей в Доронине и роще, а два эскадрона Ахтырского гусарского полка прикрывали восьмиорудийную батарею 9-й конной роты, которая находилась на возвышенности южнее редута. Кроме того, справа от редута находились шесть орудий 23-й легкой роты, двенадцать орудий 47-й легкой роты и четыре орудия 21-й легкой роты, а также четыре орудия 9-й конной роты. В тылу 27-й пехотной дивизии уступом влево стояла 2-я кирасирская дивизия генерал-майора Дуки в полковых колоннах. Значительно далее – у ручья Каменка – была расположена 2-я гренадерская дивизия под командованием генерал-майора К. Мекленбургского. 2-я сводно-гренадерская дивизия генерал-майора М. С. Воронцова, четыре батальона которой тоже приняли участие в деле, первоначально находилась у д. Семеновское. Всего, таким образом, в Шевардинском бою с русской стороны приняло участие 36 батальонов пехоты, 38 эскадронов кавалерии и 46 орудий, что составляет (из расчета максимум 600 человек в батальоне и 140 в эскадроне) примерно 18 тыс. (без учета штата артиллерии) регулярных войск. Что касается отдельного казачьего отряда генерал-майора Карпова 2-го, действовавшего на Старой Смоленской дороге и включавшего семь Донских казачьих полков, то его участие в шевардинских событиях было незначительным.

С высоты, по которой проходила Новая Смоленская дорога, несколько впереди уровня д. Головино, командир 2-го кавалерийского корпуса генерал Л.-П. Монбрён и генерал Тест (вероятно, 57-й линейный двигался вместе с вольтижерами впереди остальных войск Компана), бегло обозрев русские позиции, немедленно сообщили об увиденном находившемуся от них на некотором расстоянии Мюрату. Между тем французский авангард продолжал двигаться вдоль большого тракта и при выходе к д. Валуево был обстрелян из оврагов и кустарников, росших по берегам р. Колочь.

В начале третьего либо в половине третьего часа пополудни Мюрат отдал приказ батальону 57-го линейного полка двинуться к д. Доронино и к участку леса, примыкавшему к ней (Доронинской роще), и захватить их. Батальон, переправившись через р. Колочь возле д. Фомкино, начал продвигаться к Доронино. Остальные части дивизии Компана продолжали оставаться в районе Большой дороги на уровне д. Фомкино.

Между тем Наполеон, двигаясь вслед за авангардом, где-то к полудню был в Колоцком монастыре. Он вошел в него. Там оказалось несколько монахов. Один из них много позже рассказывал: «Мы только что сели обедать, как они набежали. Он вошел, как был, в шапке, пожелал нам по-польски доброго аппетита, и – как раз против меня было пустое место, – перешагнув через скамейку, взял ложку и стал есть наши щи. Съел немного, сказал: “Добрые щи!” – и ушел…» После этого Наполеон, без сомнения, поднялся на колокольню, откуда попытался разглядеть вдалеке русские порядки. В тот же час в монастырском дворе императора видел Х. Флейшман, лейтенант 2-й вюртембергской конно-артиллерийской батареи, приданной 14-й легкой кавалерийской бригаде генерала Бёрмана. Император был окружен чинами штаба и, прохаживаясь, ударял хлыстом по своим сапогам. Увидев Флейшмана, он неожиданно спросил: «Кого вы ищете?» «Сир, – ответил лейтенант, – я ищу генерала Ларибуазьера, чтобы получить от него разрешение на получение артиллерийских зарядов». – «Из какой вы части?» – «Из легкой батареи генерала Бёрмана. Вчера и этим утром мы расстреляли все заряды, и я не думаю, что смогу получить боеприпасы, которые нам нужны, без записки генерала Ларибуазьера». Наполеон, повернувшись к свите, крикнул: «Генерал Ларибуазьер!» Все стали искать генерала, и, когда он появился, император сказал ему: «Дайте этому офицеру то, что ему нужно».

Двинувшись от монастыря дальше, Наполеон был извещен Мюратом о том, что русская армия расположилась на уровне с. Бородино и что значительно впереди, южнее Московской дороги, возвышается редут, прикрытый большим количеством войск. Где-то в половине третьего Наполеон прибыл в поле видимости русского арьергарда. Наполеон долго беседовал с маршалом Неем и пытался обозреть русские позиции, чему сильно мешал огонь горящих деревень. Наполеон убедился в том, что перед ним, в тылу редута, раскинувшись влево и вправо, стояла вся русская армия. Наступал долгожданный час генеральной битвы. Наполеон послал Даву приказ энергично атаковать русскую позицию дивизией Компана. Мюрат, в чьем оперативном подчинении находился Компан, также получил приказ атаковать редут своей кавалерией и дивизией Компана во взаимодействии с 5-м (польским) пехотным корпусом. Командиру 5-го корпуса Понятовскому, который двигался по Старой Смоленской дороге, приближаясь к Ельне, немедленно был отправлен приказ свернуть налево и выйти во фланг и тыл редута. Атакуя Шевардинский редут, император вряд ли полагал, что его захватом он спугнет русскую армию, – редут он расценил тогда как передовое укрепление, которое мешало ему обозреть русские позиции и развернуть войска.

После отдачи этих приказов Наполеон вместе со штабом поскакал на левый фланг к вице-королю, где, разместившись на высоте, некоторое время наблюдал за расположением русских войск. Видевший Наполеона в тот момент Лабом вспоминал, что император, внимательно обозрев окружающую местность, начал что-то мурлыкать себе под нос, а затем, поговорив с вице-королем, сел на лошадь и снова отправился к войскам Даву.

Вице-король, со своей стороны, оставив итальянскую королевскую гвардию в резерве, двинул 13-ю и 14-ю пехотные дивизии вперед, заняв возвышенности на расстоянии чуть более километра к западу от р. Войны, угрожая тем самым возможной атакой русскому правому флангу. С юга части Богарне примыкали к дивизии Жерара корпуса Даву, застрельщики которой вели оживленный ружейный огонь с русскими. 13-я и 14-я дивизии попытались было продвинуться еще ближе к р. Войне, но, встретив отпор русских и видя их значительные силы, предпочли ретироваться.

Французский император, закончив рекогносцировку местности, возвратился в район Новой Смоленской дороги где-то на уровне Валуева. В течение всего последующего времени, пока шел бой, он либо оставался на месте, наблюдая за ходом событий у Шевардинского редута, либо, к концу боя, несколько отъехал назад, продолжая непрерывно получать донесения от своих войск. Где-то после 6 часов вечера Наполеона, сопровождаемого Бертье, начальником гвардейской артиллерии Ж.-Ж.-О. Сорбье, генерал-квартирмейстером Ж.-Б. Монтионом и командующим понтонерами Ж.-Б. Эбле, за которыми ехали гофмаршал императорского двора Ж.-К. Дюрок и командир 4-й бригады гвардейской кавалерии В. Красинский, увидел недалеко от фронта Молодой гвардии офицер Легиона Вислы Брандт.

Дивизия Компана (за исключением 1-го батальона 57-го полка, который уже двигался к Доронину) немедленно стала переправляться через р. Колочь в районе Фомкина, установив мосты на козлах и используя мельничную плотину. Выдвинувшись за Фомкино, Компан разделил войска: 61-й полк и четыре батальона 57-го, вместе со сводными вольтижерами, стали двигаться по направлению к редуту, принимая на юг, намереваясь выйти к редуту с запада и юго-запада. Эти части находились под командованием самого Компана. 25-й и 111-й полки (ими командовал генерал Дюплен) должны были действовать с левой стороны редута: 25-й должен был наступать на д. Шевардино, после этого – двигаться на редут и помочь общей атаке; 111-му полку было приказано, обойдя Шевардино с севера, сковать войска, находившиеся позади редута. «Прекрасное зрелище являли наши войска в своем одушевлении, – писал начальник артиллерии 3-го кавалерийского корпуса полковник Гриуа, очевидец происходившего. – Ясное небо и заходящее солнце увеличивали красоту спектакля. Остальная армия следила со своих позиций за двигавшимися войсками, гордыми тем, что им первым выпала честь открыть сражение, она приветствовала их криками одобрения».

Немедленно началось развертывание французской артиллерии. Для обстрела редута и русских войск, размещенных вокруг, было сконцентрировано большое количество орудий. Огонь вели: артиллерия 1-го и 2-го кавалерийских корпусов, часть гвардейской артиллерии, 24 орудия резервной польской артиллерии, занявших позиции к юго-востоку от Доронина, а также, вероятно, полковая артиллерия польских частей. Действия пехоты дивизий Морана и Фриана также поддерживались их дивизионной артиллерией. Вели огонь 14 орудий 3-й пехотной дивизии Жерара. Огневую поддержку атаке редута оказала и артиллерия 4-го армейского корпуса. Вместе с пехотой Компана через Колочь была переправлена дивизионная артиллерия 5-й дивизии. Часть ее первоначально была размещена на высоте между Фомкином и Шевардинским редутом, позже, вслед за пехотой, она была передвинута ближе. Полковая артиллерия частью шла вместе с пехотными колоннами, частью (как у 111-го полка) двигалась сзади на некотором удалении. Первыми открыли огонь французы; русская артиллерия ответила спустя некоторое время. Поле боя застилали облака дыма. Деревни горели.

Общее количество французских войск и артиллерии, принимавших непосредственное участие в бою за Шевардинский редут, было следующим: пехотные дивизии Компана (20 батальонов при 30 орудиях), Морана (15 батальонов при 26 орудиях) и Фриана (17 батальонов при 26 орудиях), два батальона 7-го полка легкой пехоты и 14 орудий дивизии Жерара, четыре пехотных полка 5-го армейского корпуса – 8, 12, 15-й и 16-й (12 батальонов при 12 орудиях), 24 орудия резервной польской артиллерии, часть гвардейской артиллерии (возьмем предположительно 30 орудий), 1-й кавалерийский корпус вместе с кавалерийской дивизией Жирардена (76 эскадронов при 25 орудиях), артиллерия 2-го кавалерийского корпуса (29 орудий). Итого, без учета других войск, слабо соприкоснувшихся с противником, получается 36 тыс. пехоты и кавалерии при 194 орудиях.

1-й батальон 57-го полка, получивший ранее других частей Компана приказ атаковать Доронино и прилегавшую к нему с юго-запада рощу, пройдя равнину, вступил недалеко от деревни в перестрелку с русскими егерями. Сил для атаки оказалось явно недостаточно, и батальон 57-го был уже готов отступить, как получил поддержку со стороны подошедших остальных четырех батальонов полка. В бой с егерями, поддерживая 1-й батальон, вступили весь 3-й батальон и рота 2-го батальона. Это позволило оттеснить русских егерей и закрепиться на позициях возле Доронина. Потери всех одиннадцати рот составили 17 человек убитыми и 161 ранеными, среди последних было три офицера.

Не менее тяжелый бой пришлось выдержать 1-му сводному батальону вольтижеров, который двигался впереди колонны 57-го полка. Его четыре роты были развернуты в цепь стрелков, в то время как позади них двигались в колонне две роты (1-я и 2-я вольтижерские 57-го полка во главе с капитаном Симоном). Помимо того что вольтижеры оказались под обстрелом русских егерей и артиллерии, они столкнулись с Новороссийским драгунским полком под командованием майора Терепина. Русские драгуны, пройдя интервал между рощей и д. Доронино, попытались окружить французских вольтижеров, отрезав их от рощи, где те собирались укрыться от кавалерии, и от колонны 57-го полка. Четыре вольтижерские роты, не успевшие достичь леса, сбились в группы и открыли сильный огонь по русским драгунам, пытаясь держать круговую оборону. Две роты капитана Симона, также окруженные с двух сторон, успели сгруппироваться в каре и оказали упорное сопротивление кавалерии, намеревавшейся атаковать и порубить французских вольтижеров. Особую распорядительность и хладнокровие проявили капитаны Симон, Бастуль и лейтенант Гаспар, чуть позже тяжело раненный возле редута, и сублейтенант Ришар. Новороссийские драгуны, потеряв немало людей (в том числе пленными), и под давлением французской кавалерии (вероятно, дивизии Брюйера), вынуждены были отойти. Это дало возможность четырем ротам стрелков и двум ротам капитана Симона соединиться и атаковать д. Доронино, которая после упорного боя с егерями на ее подступах была взята. Вместе со сводными вольтижерами участие во взятии деревни приняли батальоны 57-го полка.

Еще до того, как разгорелся бой за д. Доронино, кавалерия Себастиани корпуса Понятовского вступила в соприкосновение с русскими казаками, находившимися возле Ельни на Старой Смоленской дороге. Казаки, после небольшой стычки, отошли за д. Утицу. Вскоре офицер-ординарец, посланный Наполеоном, доставил Понятовскому приказ атаковать русских в районе Шевардинского редута. Оставив большую часть кавалерии в районе Ельни, Понятовский с пехотными дивизиями (16-й и 18-й) оставил старый тракт и двинулся налево – по большой равнине, поросшей лесками и кустарниками. Полки 16-й дивизии, двигаясь побатальонно и имея впереди цепь застрельщиков, первыми попали под огонь пушек Шевардинского редута. 18-я дивизия, оказавшись на правом фланге, завязала перестрелку с русскими егерями. Вскоре поляки развернули 24 орудия, в том числе 12 тяжелых из резервной артиллерии корпуса, и начали обстрел русского редута и его окрестностей. Занимая менее выгодную, чем у русских, позицию, польские артиллеристы несли большие потери. В течение нескольких часов польская артиллерия и пехота оказывали сильное давление на левый фланг русских, отбивая атаки Киевского драгунского полка и двух эскадронов Ахтырского гусарского полка. Тяжело раненный в ногу, начальник артиллерии 16-й дивизии подполковник Совинский, дав себя перевязать, оставался лежать на земле возле орудий, с невозмутимостью продолжая руководить действиями своих артиллеристов.

Пространство между поляками и дивизией Компана заполнила кавалерия Мюрата. Впереди двигался корпус Нансути, за ним – Монбрёна. Основное участие в деле вначале принимала только легкая кавалерия Брюйера, за которой в нескольких сотнях метров позади расположились кирасирские полки.

К левому флангу 5-й дивизии Компана примыкали войска 2-й дивизии Фриана, которая переправилась через Колочь западнее Алексинок, а восточнее, выдвинувшись вперед, – войска 1-й дивизии Морана. Их задачей было занять пространство между Колочью и д. Шевардино, угрожая правому флангу и тылу войск Горчакова. Наконец, дивизия Морана «подпиралась» со стороны Большой дороги войсками 3-й дивизии Жерара. Промежутки между всеми четырьмя дивизиями были связаны линиями стрелков.

Захват Доронина сводными вольтижерами и 57-м полком, поддержка Компана с правого фланга войсками Мюрата и Понятовского, а с левого – выдвижение Морана и Фриана позволили 5-й дивизии около 5 часов вечера начать атаку самого редута. В то время как 25-й и 111-й линейные вели бой к северу от редута, честь овладения им выпала на долю 57-го и 61-го полков. 61-й, построенный в батальонные колонны, должен был атаковать сам редут и русские войска, прикрывавшие его с северного фланга, тогда как части 57-го, также в батальонных колоннах, примкнув к 61-му своим левым крылом, должны были двигаться на неприятеля, находившегося южнее. Перед фронтом 61-го полка шел 2-й сводный батальон вольтижеров, перед 57-м – 1-й батальон. Дивизионная артиллерия Компана, а также орудия других французских войск способствовали взятию редута.

Перед тем как Компан подал сигнал к атаке, роты 2-го сводного батальона вольтижеров заняли холм (Доронинский курган), находившийся примерно в 250 метрах к западу от редута. Моментально весь гребень и скаты холма были заполнены французскими стрелками, которые стали вести огонь по орудийной прислуге в Шевардинском редуте. На холм вкатили несколько орудий (по одним сведениям – 8, по другим – 12), которые также открыли огонь. За западным склоном Доронинского кургана укрылись части 61-го полка (возможно, 1-й батальон).

Парапет Шевардинского редута был полуразрушен, скаты обвалились. Орудийная прислуга и лошади, ничем не защищенные, оказались под интенсивным огнем с Доронинского кургана. Без ведома старшего начальника 12-я батарейная артиллерийская рота стала свозить орудия с редута. Пехота 27-й дивизии, прикрывавшая редут, также стала отходить. Однако прибывший к месту боя начальник артиллерии 2-й Западной армии К. Ф. Левенштерн приказал орудиям и отступавшей пехоте занять прежние позиции. Французы, воспользовавшись заминкой в русских порядках, решительно пошли вперед, намереваясь овладеть редутом. Французские батальоны, двигаясь в колоннах к атаке, быстро вышли на гребень косогора, на котором стоял редут. Здесь они увидели, в нескольких десятках метрах перед собой, полки 27-й дивизии, которые хотя и отступили от линии редута, но были готовы продолжать обороняться. «Когда же мы почти уже достигли отступающего неприятеля, – вспоминал Фоссен, двигавшийся в составе своего 111-го линейного севернее редута, – он вдруг остановился, повернул назад и открыл по нам стрельбу повзводно». Французские батальоны, шедшие впереди, развернулись в линию и тоже начали интенсивный огонь по русской пехоте. Русские энергично отвечали. Этот огонь в упор продолжался довольно долгое время (показавшееся особенно долгим для тех, кто был там) без видимого успеха той или другой стороны. Компан, видя бессмысленность этой перестрелки, выкрикивал команды атаковать врага в штыки, но за треском стрельбы его никто не слышал. Тогда Компан поскакал галопом к двум батальонам, остававшимся в резерве, и повел их в колоннах к атаке на правый фланг своей линии. Позади одного из этих батальонов – 2-го 57-го полка – двигались четыре заряженных картечью орудия. Как только 2-й батальон 57-го вышел на правый фланг французской линии, тонувшей в клубах ружейного дыма, движением вправо и вперед он демаскировал скрытую за ним батарею. Артиллерия немедленно дала залп по шеренгам русской пехоты, затем еще и еще с большой скоростью. А батальон 57-го почти бегом устремился на врага в штыки. Увлеченная этим примером, вся французская линия двинулась вперед. «Скоро взводы первого батальона, – вспоминал о своем 111-м линейном Фоссен, – так приблизились к неприятелю, что некоторые гренадеры уже пустили в дело штыки…» О том же пишет и лейтенант Гардье, старший адъютант 3-го батальона 111-го: «Мы получили приказ от начальника штаба дивизии Симера проломить линию русских, которая находилась перед нами между редутом и горящей деревней. Поэтому мы направляемся в сомкнутой колонне и наступаем с оружием в руках под градом пуль, выставив штыки, которые тотчас введены в дело головным дивизионом». Русская пехота стала отходить, продолжая держать фронт.

В это время 1-й батальон с командиром 61-го полковником Ж. Бужем и две роты вольтижеров 57-го полка, состоявшие во 2-м сводном вольтижерском батальоне, устремились к полуобвалившимся эскарпам и склонам редута. Несколько орудий (возможно, три, которые, согласно А. А. Смирнову, изначально были в самом редуте), среди которых, вероятно, были и подбитые, еще на нем оставались. Первым на редуте среди офицеров оказался командир 1-го батальона 61-го полка капитан Дюон и капитан Дестор. Солдаты, карабкавшиеся вместе с ними, немедленно бросились на русских канониров, пытавшихся спасти оставшиеся орудия и отчаянно защищавшихся. Силы были неравные. Капрал Перре убил артиллерийского офицера, капрал Леруа и фузилер Бовар – двух канониров. Один из вольтижеров и капрал Кайзер, поразив двух русских солдат, хлеставших по лошадям и пытавшихся свезти с редута орудие, захватили его. Сержанту Родану с шестью солдатами удалось развернуть одно из захваченных орудий и начать огонь по русским порядкам.

Редут был захвачен. Если штурм самого укрепления прошел, вероятно, почти без потерь, то бой на подступах к редуту стоил многим солдатам Компана жизни. Особенно пострадал 2-й батальон 57-го полка. Командир батальона Ла Булаэр, два других офицера и 16 унтер-офицеров и солдат были убиты, 178 человек – ранены. Командование батальоном принял капитан Лаваляр. Понесли значительные потери и другие батальоны, участвовавшие в бою.

Количество захваченных на редуте (и, полагаем, возле редута) орудий указывается разное. Большинство французских мемуаристов говорит о 7 орудиях, Деннье и капитан 18-го линейного Бонне – о 6, офицер 57-го полка Леюше – о 8, Солтык – даже о «дюжине». Шамбрэ полагал, что было захвачено 5 орудий, Барклай-де-Толли – 3, Сен-При – тоже 3. К сожалению, ни французские, ни русские материалы не помогают нам достоверно определить точное число захваченных на редуте орудий.

Французы овладели редутом около 7 часов вечера. Наступила непродолжительная пауза. Компан приводил в порядок свои части, подтягивал ближе к редуту дивизионную артиллерию, надеясь вернуть утраченные позиции. В этот момент, в районе 7 часов, когда уже стало быстро темнеть, подошли русские резервы – полки 2-й гренадерской и часть 2-й сводно-гренадерской дивизии. Выдвинулись вперед и полки 2-й кирасирской дивизии. То, что произошло позже, в сумерках либо в темноте, когда пространство освещалось только пожарами горящих деревень или огнем орудий и ружейных залпов (во время которых скорее было больше дыма), поддается реконструкции с большим трудом.

Судя по русским рапортам, гренадерские полки не раз ходили в атаку (Сибирский и Малороссийский гренадерские даже в сопровождении священников, благословлявших идущих в бой крестом), пытаясь оттеснить 61-й и 57-й линейные полки. Французы, со своей стороны, хотя и подавались назад, но всякий раз заставляли русских снова отходить.

Полковые начальники 5-й дивизии и сам Компан предпочли в своих рапортах вообще обойти молчанием подробности ночного боя за Шевардинский редут; нет упоминаний и о том, что русские смогли, хотя бы ненадолго, его отбить. Мюрат в своем рапорте отмечает, что русские пытались возвратить редут, но были обращены дивизией Компана в бегство. Такое же впечатление создается при чтении воспоминаний Дютейе де Ламота и писем адъютанта 57-го полка Леюше и лейтенанта 25-го линейного Паради. Леюше из 57-го через 10 дней после описываемых событий вспоминал так: «Император доверил защиту этого редута полку и сказал: “Оставляя его 57-му полку, я могу быть уверен [в его защите], так как враг попытается его вернуть”. Мы оправдали то мнение, которого он был о нас, ибо русские пробовали, но безрезультатно, выбить нас дважды; они должны были каждый раз ретироваться со значительными потерями». Лейтенант 25-го Паради в письме своей любимой м-ль Бонграс из Москвы 20 сентября написал так: «…я был прикомандирован к роте для защиты редута, который мы взяли у врага. Мне был дан приказ находиться впереди этого редута, чтобы встретить 500 русских, которые были поддержаны тремя эскадронами своих кирасир, чтобы те препятствовали им повернуть назад (т. е. не дать пехоте отойти. – В.З.), как я понимаю. Я сам с удовольствием видел, как быстро уменьшалось их число, потому что за один час их почти больше не осталось; каждый ружейный выстрел укладывал на землю или наносил рану». Однако многие французские мемуаристы и историки – участники событий пишут о том, что редут переходил из рук в руки несколько раз. То же следует из воспоминаний участников боя с русской стороны. Что же произошло тогда в действительности, мы, вероятно, никогда так и не узнаем. Для каждого из участников событий его восприятие было своим, и «историческая действительность» рассыпалась на множество осколков, из которых сейчас ничего не удается собрать, кроме кривого зеркала.

Не менее ожесточенные столкновения происходили на флангах дерущейся в темноте пехоты. Когда русские гренадеры и пехотинцы пошли в контратаку на редут, на правом фланге, между горящей д. Шевардино и редутом, показались две французские колонны. Вероятно, это были батальонные колонны 111-го линейного полка. Сиверс немедленно бросил в бой Малороссийский и Глуховский кирасирские полки, а за ними – два эскадрона Харьковского и два эскадрона Черниговского драгунских полков. На основе русских рапортов и наградных документов картина боя выглядит следующим образом. Малороссийские и глуховские кирасиры опрокинули обе колонны французской пехоты и, преследуя их, налетели на стоявшую впереди д. Доронино французскую батарею. К этому моменту батальон Симбирского пехотного полка, оказавшийся здесь ранее, уже захватил 2 пушки. Кирасирам же достались оставшиеся 3 орудия. Черниговские и харьковские драгуны, прикрывая правый фланг кирасир, тоже опрокинули какую-то французскую пехоту и тоже захватили 3 орудия (черниговцы взяли два, но смогли вывезти только одно, харьковцы взяли «конное неприятельское орудие с картечным зарядом, не дав ему времени выстрелить»).

Французские материалы преподносят эти события иначе, связывая их исключительно с атакой русской кавалерией 111-го линейного полка. Этот полк, передвигаясь в темноте вдоль восточной окраины Шевардина, неожиданно был атакован неприятельской кавалерией (согласно рапорту командира 4-й бригады 5-й дивизии генерала Лоншана и воспоминаниям Фоссена и Гардье, кирасирами). Пехота была застигнута врасплох. Не менее 60 стрелков из состава вольтижерских рот было порублено. Полковник Жюйе закричал: «Полк, стройся в каре!» Не успели батальоны полка собраться в каре и начать отход, как кавалеристы врубились в передние шеренги 1-го батальона и нанесли ему большой урон. «Прочие батальоны, – вспоминал Фоссен, – начали отступление в большом беспорядке; уцелевшие могли еще спастись, благодаря одному селению, расположенному с нашей левой стороны и загоревшемуся в ту минуту, когда мы к нему приблизились». По мнению Фоссена, в этой стычке полк потерял 300 убитыми, среди которых был начальник батальона со своим адъютантом, майор и 12 ротных офицеров; «вся полковая артиллерия с людьми и обозом погибли».

Несколько иной вариант предлагает лейтенант того же 111-го линейного Гардье. «Полностью наступила ночь, – пишет Гардье, – когда появилась дивизия русских кирасир, которые называли себя союзниками и которые действительно были похожи на саксонских кирасир. Полагая, что они прибыли, чтобы атаковать неприятеля, мы спешим позволить им пройти через наши ряды. Они построились позади нас и, когда привели себя в порядок, напали на нас и изрубили всех, кто мог попасть под их удары. Поэтому мы бросаемся, насколько возможно быстро, в фруктовый сад, который находился позади нас и напротив горящей деревни. Огонь, который мы оттуда ведем, отгоняет неприятеля; но вред, который он причинил нам, был уже слишком велик, пятнадцать офицеров и около тысячи человек и наша артиллерия, которая пустилась по оврагу, доходившему до деревни, стали жертвами этой злополучной ошибки». Представляется, что версия Гардье выглядит не совсем убедительной. Как в процитированных строках, так и ниже Гардье делает все возможное, чтобы снять с полка вину за понесенные значительные потери, допуская при этом явные несуразности. Фактически он совмещает общий штурм редута с атакой русских кирасир на 111-й линейный полк, что выглядит совершенно нереальным при обращении к иным источникам, да и к самому тексту Гардье.

Утраченных орудий, судя по французским документам, было три (по Гардье – четыре). О каких-либо иных потерянных пушках французская сторона умалчивает. Нельзя исключить, что помимо трех или четырех орудий 111-го линейного французы потеряли еще одно или два орудия, но эту потерю удалось скрыть, скажем, за счет захваченных на редуте русских орудий.

После атаки русской кавалерии несчастья продолжали преследовать 111-й линейный. С трудом отразив атаку кавалерии, полк оказался под обстрелом какой-то своей пехотной части, находившейся слева (не исключено, что это был полк Жозефа-Наполеона), в темноте принявшей его за русских. Тогда полковой адъютант Ристон галопом помчался к стрелявшему полку и объяснил его ошибку.

Пока русская кавалерия расправлялась со 111-м линейным, у северной окраины д. Шевардино происходили не менее драматические события. Как известно, дивизия Фриана к вечеру 5 сентября заняла пространство между войсками Компана и Морана; последний действовал восточнее Алексинок на тылы шевардинского отряда. В районе 7 вечера, когда 2-я дивизия уже готовилась разбить свой бивак, Фриан приказал полковнику де Чюди, командовавшему 2-м и 3-м батальонами полка Жозефа-Наполеона, идти к горевшей д. Шевардино, чтобы прикрыть правый фланг 2-й дивизии. Чюди прибыл со своими батальонами к северной окраине деревни как раз в тот момент, когда русские кавалеристы атаковали 111-й линейный. Скрытые сумерками и горящими домами деревни, батальоны Чюди, которые насчитывали в своих рядах приблизительно по 400 бойцов, сформировали каре. Чюди отправил вперед, по его словам, «в качестве приманки» роту вольтижеров, которая должна была привлечь внимание кавалеристов (это были драгуны) и своим отходом завлечь их к каре. Уловка удалась. Драгуны, погнавшиеся за горсткой стрелков, оказались под огнем двух фасов каре. «Эта кавалерия отступила в беспорядке, – писал Чюди, – потеряв перед строем каре десяток убитыми, между которыми был командовавший ими начальник, и большое количество раненых людей и лошадей; батальоны не потеряли ни единого человека…»

Русская кавалерия атаковала французов не только на северном участке боя, но и южнее редута. Основной удар здесь нанесли Екатеринославский и Орденский кирасирские полки при участии драгун. Возле леса продолжали действовать егеря, Тарнопольский пехотный и Фанагорийский гренадерские полки. Русская кавалерия атаковала здесь, вероятно, некоторые батальоны 57-го полка, батарею артиллерии (если только она не стала той самой жертвой малороссийских и глуховских кирасир, о чем пишут русские источники) и, определенно, 6-й батальон 61-го полка. Были атакованы и выдвинувшиеся на опушку леса польские стрелки, которых поддерживала рота 16-го пехотного полка во главе с капитаном Яном Скржинецким. Польская пехота частью успела сбиться в небольшой клубок и огнем с ближнего расстояния отбила кавалерию. Тяжелее пришлось частям Компана. Они были атакованы не менее двух раз, но, хотя передовые подразделения были расстроены, им также удалось отразить кавалерию ружейным и артиллерийским огнем. Русская кавалерия прекратила дальнейшие атаки ввиду подхода частей французского 1-го кавалерийского корпуса.

Тирион, старший вахмистр 2-го кирасирского полка корпуса Нансути, который мог видеть часть происходивших событий, так как его 1-я дивизия тяжелой кавалерии стояла сзади легкой кавалерийской дивизии Брюйера, беспрерывно атаковавшей и контратаковавшей русских, запечатлел в своих воспоминаниях интересный эпизод. Нансути приказал командиру 9-го шеволежерского полка атаковать русскую кавалерию. Шеволежеры, ранее не видевшие русских кирасир, да еще в темноте, когда черные кирасы трудно было разглядеть, пытались их атаковать. Но когда пики зазвенели о кирасы, шеволежеры, поняв, с кем имеют дело, и не ожидая встречного удара, повернули кругом, пройдя сквозь интервалы 2-го и 3-го полков французских кирасир.

А. Розвадовский, поручик 8-го польского уланского полка 1-го корпуса резервной кавалерии, описывает тот же эпизод, но относит его на счет 6-го польского уланского полка, бывшего в одной бригаде с 8-м. В воспоминаниях су-лейтенанта 9-го шеволежерского полка графа фон Веделя, из которых явствует, что полк действительно ходил в атаки на русскую тяжелую кавалерию, вместе с тем не упоминается вышеприведенный эпизод. В целом эта история остается не до конца ясной.

С отходом русской кавалерии бой на южном крыле еще продолжался некоторое время. Польский подполковник Рыбинский во главе четырнадцати рот польских вольтижеров совместно с 15-м пехотным польским полком атаковал русскую пехоту, занимавшую холм и маленький лесок метрах в пятистах к востоку (или юго-востоку) от редута. Русская пехота отошла.

Примерно в 10 часов вечера сражение закончилось. Большинство данных не подтверждает ни утверждения 18-го бюллетеня французской армии о том, что огонь прекратился в 7 часов вечера, ни мнения ряда отечественных авторов, полагавших, что это произошло в 11 часов ночи. Шевардинский редут, который скорее походил уже на бесформенный холм, и вся местность вокруг были усеяны трупами французов, как отметил Гриуа, видевший все при свете следующего дня, – на французской стороне, и русских – на противоположной. Майор Ле Руа из штаба Даву увидел к северу от редута множество убитых русских кирасир в черных кирасах.

Поздно вечером 5-го побывал возле редута польский офицер Брандт. По его словам, «с той стороны редута, откуда нападали французы», убитых было не много, но лежали трупы кавалерийских лошадей, как французских, так и русских. На других склонах холма лежало много человеческих трупов; в самом редуте «не было ни души, раненых и убитых там тоже почти не было». Однако Дютейе де Ламоту, который провел всю ночь вместе со своим 6-м батальоном 57-го полка на самом редуте, среди стонов и хрипов умиравших людей и лошадей, количество убитых и раненых показалось более чем достаточным. Батальон провел ночь без огня; в то время как половина солдат отдыхала, другая бодрствовала. Французские солдаты не были чужды отвратительных обычаев войны – они обшаривали трупы русских в поисках «скверной водки, которая была в их флягах». Черствые ржаные сухари, которые обычно находили у убитых русских солдат, французы есть не могли.

Наступила темная ветреная ночь, временами накрапывал холодный сентябрьский дождь, который, однако, не мог потушить огонь горящих по всей округе деревень. Войска Компана занимали позиции впереди, сзади и с флангов редута, ожидая любых неожиданностей. И не напрасно. Хотя русское командование и приказало своим войскам оставить любые попытки вернуть редут, но горячие головы на свой страх и риск все еще вынашивали планы его захвата. Аванпосты русских находились совсем вблизи от французов, и время от времени раздавались одиночные выстрелы. С. И. Маевский, адъютант П. И. Багратиона, наткнулся той ночью на солдата «в полной русской одежде», который, к удивлению, оказался французом и выстрелил в него из ружья.

Всю ночь персонал французских амбулансов трудился, делая операции, перебинтовывая и отправляя раненых в Колоцкий монастырь. Полковой врач 3-го вюртембергского конноегерского полка «герцога Людвига» Роос и его спутники увидели на следующий день «между монастырем и лагерем Великой армии, влево от дороги (Большой Смоленской дороги. – В.З.) …поросшее травой углубление, в котором валялось много рук и ног, а также трупов; отсюда мы заключили, что вчера здесь работал Ларрей со своими коллегами и походными госпиталями».

Судьба русских раненых, оставшихся лежать у редута, неизвестна. Только Гриуа упоминает, что рядом с редутом он увидел раненого русского офицера. Движимый состраданием, Гриуа дал ему хлеба и водки. Гриуа, однако, сомневался, что русскому офицеру удалось пережить ночь и что санитары подобрали его живым. Не исключено, что какая-то часть русских раненых все же получила медицинскую помощь, как это произошло после сражения 7 сентября.

Среди французских войск особенно значительные потери 5 сентября понесла дивизия Компана. Благодаря рапортам мы достаточно точно можем предположить потери двух из четырех полков, составлявших дивизию Компана, а также двух сводных батальонов вольтижеров. 61-й потерял: убитыми – одного офицера и 29 солдат, ранеными – 12 офицеров и 226 солдат, пленными – 17 человек. 111-й: убитыми – 4 офицеров и 82 солдата; ранеными – 15 офицеров и 540 солдат, пленными – 33 солдата, пропавшими без вести или отставшими – 138 человек; убито 35 лошадей. Потери сводных вольтижеров составили 25 убитыми и 220 ранеными, среди последних – 6 офицеров. Потери 57-го и 25-го полков точно определить затруднительно. В воспоминаниях Дютейе де Ламота говорится о том, что 57-й потерял 600 человек. Судя по материалам известного статиста Мартиньена, 5 сентября в 57-м полку было убито 3 офицера, трое умерло от ран и ранено 6 офицеров. Думаем, что данные Мартиньена (памятуя, что они неполные) вполне могут соотноситься с общими потерями 57-го полка примерно в 500 человек. Что касается 25-го линейного, то, по материалам Мартиньена, полк потерял ранеными двух офицеров, один из которых умер 12 сентября. Имея в виду неполноту сведений Мартиньена, а также все-таки более скромную роль 25-го полка в бою за Шевардинский редут, полагаем – его общие потери примерно в 50 человек. Таким образом, приблизительная цифра потерь дивизии составила около 2 тыс. человек.

Цифры потерь других частей и соединений французской армии 5 сентября менее достоверны. Так, согласно Франсуа, 30-й линейный полк дивизии Морана потерял убитыми капитана гренадерской роты, 23 солдата, ранеными – двух офицеров и 40 солдат. Польские потери составили 25 офицеров и 591 солдата. Гвардейская артиллерия потеряла одного капитана, лейтенанта и 20 рядовых. Французские потери от огня русских орудий были даже в 3-м корпусе резервной кавалерии, который маневрировал в районе Новой Смоленской дороги, и в дивизии Жерара. Данные по другим соединениям еще более фрагментарны.

Наиболее авторитетные авторы дают такие цифры общих французских потерь: Тьер и Кукель – 4–5 тыс., Тири – около 5 тыс. Другие – либо следуют за Тьером, либо дают меньшую цифру (Бертезен – более 3 тыс., Бутурлин – более 1 тыс., Бартон – 4 тыс., Никольсон – 2 тыс.), либо говорят о потерях очень расплывчато (Кэйт), либо, наконец, вообще обходят этот вопрос молчанием (например, Шамбрэ). Мы полагаем, что наиболее правильно будет оценить французские потери в 4–5 тыс.

Что касается русских потерь, то установить их еще более трудно. Мнения как авторов – современников событий (Бертезен, Таттэ), так и поздних исследователей (Тьер, Кукель, Тири и др.) расходятся чрезвычайно. Несомненно только, что русские потери оказались большими, чем у французов. Это было предопределено значительным численным превосходством, особенно в орудиях, французской группировки, боровшейся за редут. Наиболее убедительно звучит цифра русских потерь в 6 тыс. Русских пленных почти не было.

Участники боя с французской стороны отмечали упорство, с которым русские защищали редут: некоторые, как капитан пеших егерей Старой гвардии Фантен дез Одар, считали это упорство «глупым» и «гибельным». Многие французские военачальники специально приезжали к редуту, пытаясь оценить противника перед предстоящим генеральным сражением. Ночью к императору возвратился Коленкур с захваченного редута; он сообщил, что пленных нет. Наполеон подробно расспрашивал Коленкура, что тот увидел, особенно пытаясь понять «настроения русских».

Своеобразным отражением чувств и настроений французов, взволнованных кровавым боем 5 сентября, стал рассказ о том, как на следующий день Наполеон, делая смотр 61-му линейному полку, спросил полковника, где один из его батальонов. «Сир, он в редуте», – ответил тот. Этот случай приводят в своих воспоминаниях многие – Лабом, Лежен, Сегюр, Коленкур (последний относит этот эпизод к вечеру 7 сентября). Эти авторы не указывают, присутствовали ли они сами при этом разговоре или, что скорее всего, записали его с чужих слов. Только Франсуа пишет, что этот рассказ поведал ему офицер 61-го полка. Согласно Франсуа, Наполеон, услышав слова полковника, ничего не ответил и молча продолжил смотр других частей. Как похожа эта история, рожденная в 1812 г., на известный эпизод при Рокруа, когда, согласно легенде, граф Фуэнтес, указав пальцем на место, назначенное его погибшему войску, сказал: «Вот они!».

Лейтенант Гардье также поведал нам историю, связанную с потерей при штурме редута, и императором. По его словам, Наполеон, объезжая 6-го числа французские порядки, спросил полковника 111-го: каким образом он позволил захватить свои четыре орудия? После чего Гардье было приказано следовать за императором и дать разъяснения на местности, каким образом все это произошло. После чего император велел Гардье сообщить генералу Лоншану, командиру 4-й бригады, которую составлял 111-й линейный, «что он забыл об этой ошибке, принимая во внимание прекрасную атаку, которая решила взятие редута…».

Таким образом, ход боя за Шевардинский редут и характер последующих событий (о чем речь пойдет ниже) убеждают в том, что столкновение 5 сентября носило, до известной степени, случайный характер, как со стороны русских, так и со стороны французских войск. Русское командование, еще до появления французов, решило перенести позиции левого фланга от Шевардина к Семеновским высотам, но не успело. Французы, двигавшиеся сразу вслед за арьергардом Коновницына, вынудили шевардинский отряд принять бой. Русские упорно оборонялись, чтобы дать возможность 2-й Западной армии обосноваться на новой позиции, а частям арьергарда оторваться от наседавшего противника. В этом смысле Шевардинский бой был для русской стороны отнюдь не бесполезным, в отличие, скажем, от того, что утверждал Барклай-де-Толли («бессмысленно загубили 6–7 тыс. человек»). Оборона Шевардинского редута, помимо всего прочего, могла бы помочь русскому командованию определить и направление главного удара противника в день решающего сражения. Хотя вопрос о том, насколько последняя возможность была реализована русскими штабами, остается открытым.

Что касается французской стороны, то она решилась с ходу атаковать Шевардинский редут, расценив его как передовое укрепление, мешавшее развернуть войска и основательно обозреть русские позиции. Только на следующий день, проведя более полную рекогносцировку русской позиции и увидев странный загиб русского правого фланга, Наполеон усомнился в точности своих оценок назначения Шевардинского редута. Но 5 сентября император стремился овладеть редутом как можно быстрее, надеясь во что бы то ни стало занять важный плацдарм для атаки основных русских позиций.