Восемьдесят девятый год, для меня-ребенка ставший совершенно волшебным, на самом деле был разным. Хватало в нем всякого, от потрясений и до сущей ерунды.

Наши войска вышли из Афгана. Интернациональный долг оказался не нужен, равно как огромное количество молодых и злых мужчин, умеющих убивать и вдруг узнавших, что мало кому нужны в своей стране, в Азии продолжалась Большая игра, а Афганистан вернулся в свое любимое средневековое состояние и резню. Спустя десять с лишним лет Гиндукуш снова услышал клекот вертушек, но теперь совершенно правильных. В страну многих национальностей и языков демократично зашли войска НАТО и никто не возмутился.

Развалился блок стран Варшавского договора, треск Берлинской стены заставил радоваться свободе всех, включая жителей СССР, неожиданно начавших осознавать отсутствие каких-либо братских отношений между республиками, национальностями и русскими. Русские с удивлением осознали себя захватчиками, душителями воли и гордых народов, собранных на одной шестой суши планеты Земля.

Михаила Горбачева «Таймс» обозвал человеком года, а президентом США стал первый Джордж Буш. В Прибалтике национальные языки объявлялись государственными, поднимались старые флаги, тронутые молью и национализмом. В Иране за голову Салмана Рушди, автора «Сатанинских стихов», объявили премию почти в три миллиона вечно зеленых американских рублей. На Балканах потихоньку подкидывали уголька и подливали коктейля Молотова в костерок, заставивший полыхнуть огромную Югославию. Веселились как могли, но у нас куда страшнее оказался конфликт между неожиданно зазнавшимися гордыми джигитами Грузии и Осетии. Топоним Цхинвал в первый раз прозвучал прощальными залпами, еще не зная, что его ждет впереди.

С неба валились самолеты, и над Тихим океаном открылась дверь Боинга, уконтропупив сколько-то пассажиров. Но на общем фоне валящегося коммунизма никто даже не заподозрил в этом ужасное КейДжиБи.

Радовало кино. Марти во второй раз отправился покорять время на своем ДеЛориан, а саркастичный Индиана Джонс завершил настоящую трилогию о самом лучшем археологе Голливуда. Кинокомиксы, еще не подозревающие о триумфе Марвел и Мстителей, пополнились первым фильмом с Бэтменом-Китоном, и Джек Николсон изображал в нем настоящего клоуна, застолбив место «лучшего врага Бэтмена» на долгие двадцать лет и до Хита Леджера. А Оливер Стоун снял Круза в «Рожденном четвертого июля» и это до сих пор весьма круто.

У нас… у нас Виктор Цой был крутым перцем в «Игле», Жигунов раскачал мускулы и махал мечом в «Подземелье ведьм», неожиданно всплыл Исаак Бабель и его «Одесские рассказы», сразу в «Биндюжнике и Короле» и «Искусстве жить в Одессе». Алексей Петренко играл инфернального Сталина по Искандеру, Димочка Харатьян снялся в последней относительно внятной комедии Гайдая «Операция-кооперация», рекламировавшей кооперативные дела в перестроечном СССР, а молодая, но не такая стильная и красивая, как в роли Каменской, Елена Яковлева – сыграла проститутку в «Интердевочке».

А, да, в Мексике уже сняли «Просто Марию», но тяжелая судьба швеи с мотором, сыном-загадкой «губа до пола – играет в поло» и падре с усами только ждала нас в девяностых. А я, чувствуя себя сильно взрослым, додумался при маме и бабушке обозвать нашу кошку, любящую промискуитет, интер-Муркой. За что со мной был проведен поистине НКВДшный разговор о разврате в окружающей жизни. Разве что лампой в глаза не светили на предмет наличия интереса к подглядыванию за женским отделением общественной бани номер один города Отрадного. Но я был честен, как настоящий и недавно надевший галстук пионер и мог, почти вырвав сердце аки Данко, признаться: ни разу! И от меня отстали.

Мир музыки тогда уже создал, но не сильно познал великого и ужасного Мерилина Мэнсона, Fear Factory и Gamma Ray, а Unleashed с Dark Tranquility уже взялись закладывать кирпичи в бастионы стокгольмского и гетеборгского дэтха. Но в целом мир покорила Каома с «Ламбадой» и наш Колобок, низко-кругло-лысеватый учитель музыки наяривал ее на аккордеоне и девочки-припевочки, через одну ходившие на фоно, тонкими пальчиками вторили ему по крышкам парт.

А у нас… а у нас появились две очень знаковые группы девяностых. «Любэ» и «На-На». Суровые парни во главе с Расторгуевым пели про Жеглова и Махно, стояли твердо, как памятник Железному Феликсу, а вот вторые…

Любитель хлебнуть «Крота» и дешевого пиара Барри Каримович Алибасов, отработавший сколько-то в «Интеграле», обладал нюхом и чутьем на требования публики, сумев сколотить нечто, ставшее символом эпохи. Из всей отечественной попсы такого же, необъяснимо противного и ошеломительного успеха смог добиться лишь поющий грудью вперед через броню цыганских пиджаков Стас Михайлов.

Веселые и отпетые мальчуганы прыгали по сцене под веселые и задорные мотивы, порой шлепая девчонок кордебалета по тренированным нижним полушариям, почти раздевались сразу, как это стало можно и стали эталоном российского бойз-бенда вплоть до Иванушек и Мошенников. Они пели полную ерунду, рифмующуюся с еще большей ерундой, и были популярнее «Ласкового мая»… Почти… Наверное. Но переплюнуть их популярность в СНГ не смог даже «Парк Горького». «Фаина-Фаина-фай-на-на…» и «Упала шляпа», подумать только, до сих пор может легко возникнуть в голове.

«На-На» закончилась вместе с оголтелыми временами малиновых пиджаков, ножек Буша и ценами в у.е., может, чуть позже. И лучшим продуктом от ее участников можно было считать соучастие Лёвкина в «Кедах», Левкина, пытавшегося рубить панк-рок в нулевых.

«На-На» закончилась, также, как и многое другое, включая Перестройку с девяностыми. Да и ляд с ними.