21. Простите, но не могли бы вы свалить из нашей компании?

В тот день, когда HubSpot подавал бумаги для IPO, за несколько часов до официального объявления об этом, ни о чем не подозревая, я запостил небольшую шутку онлайн. Эта хохмочка привела к грандиозному, масштабнейшему скандалу и стала для меня началом конца моей карьеры в HubSpot.

Все началось, когда я сидел за своим рабочим столом в Топанге, попивая утренний кофе и наблюдая, как колибри парят у веток деревьев. Листая ленту новостей в Facebook, я сделал саркастичное замечание, оказавшееся завуалированным плевком в сторону Спиннер.

Но это был не самый лучший день для шуток. Я не знал, что HubSpot через несколько часов объявит свои планы по IPO. В Кембридже все, без сомнения, были на нервах, особенно Спиннер и Череп. Но я-то об этом и понятия не имел. Я на расстоянии пяти тысяч километров от них, сижу в лесу. Понедельник. Исполнительный продюсер «Кремниевой долины» дал нам выходной. Это также был последний день пребывания в Калифорнии моих детей, и я планировал свозить их в Six Flags Magic Mountain. Завтра они улетят домой, в Бостон.

Моя шутка на Facebook – отсылка к тому, что мне несколько недель назад сказал Троцкий. В ней также «приняла участие» мой друг Барбара, журналист, написавшая о том, что руководители покидают HubSpot. Первым был Дэвид Кансел, директор по производству, и Элиас Торрес, вице-президент по инженерным разработкам, и их потеря стала очень весомой. Спустя неделю ушли еще двое: одним из них был Аттик, креативный директор, а другим «директор по UX-дизайну». Четыре ключевые фигуры покинули компанию прямо перед тем, как она собралась выйти на рынок. Барбара написала рассказ под заголовком «HubSpot теряет еще двух управленцев во время подготовки к ежегодной пирушке и IPO».

Спиннер возмутилась. Она потребовала, чтобы Барбара сменила заголовок и переписала статью, потому что, строго говоря, Аттик и другой паренек не были руководителями. Барбара ответила, что для нее они были вполне себе руководящими и, в любом случае, она занята, у нее дедлайн и нет времени ввязываться в дебаты по семантике со Спиннер. Троцкий знал, что я дружил с Барбарой и, покраснев от злости, позвонил мне. «Спиннер только что испортила отношения с влиятельным репортером. Барбара всегда хорошо к нам относилась. Теперь она никогда больше не будет о нас писать», – сказал он.

Когда я позвонил Барбаре и спросил ее по поводу произошедшего, она рассмеялась. Да, Спиннер была занозой в заднице. Может, она подумала, что, если как следует достанет Барбару, та уступит и сменит заголовок, опустив слово руководитель, только для того, чтобы Спиннер отстала от нее и оставила в покое. Барбара склонялась к тому, чтобы не любить пиарщиков в принципе, а особенно, когда те начинали объяснять ей, какие слова можно использовать, а какие нельзя. Но для Барбары все это было несущественно.

Это была предыстория. В тот день в новостях говорили, что Аттик присоединился к новой компании, а Boston Business Journal выпустил статью, где в заголовке он фигурирует как «бывший руководитель из HubSpot». Аттик выложил ссылку на статью на своей странице в Facebook. Там же я и отпустил шутку, имевшую столь значительные последствия. «Аттик, – писал я, – рад за тебя, но ты не руководитель. Я потребую корректировки!»

Это был прикол, понятный только своим, небольшая отсылка к стычке, о которой знало полдюжины людей во всем мире. В своем комментарии я упомянул Барбару. Помимо Аттика, это единственный человек за пределами HubSpot, которая поймет шутку.

Вот и все. Все. Я опубликовал свой маленький комментарий и продолжил листать новостную ленту.

Через несколько минут телефон дал мне знать, что пришло сообщение. Оно от Троцкого. Нам надо поговорить. Прямо сейчас.

В HubSpot объявлена боевая тревога, сообщил он мне. Все из-за моего комментария. Смертельная ошибка. Кое-кто его увидел – он не скажет кто – и доложил Спиннер, и теперь та взбесилась.

«Я просто удалю его», – ответил я, и быстро стер свой комментарий. Его нет. Эта маленькая шутка провисела в сети самое долгое тридцать минут, и ее не могло увидеть много людей. Большинство из тех, кто увидел, даже не понял, что она означает.

Но Троцкий по-прежнему твердил, что я сделал ужасную вещь. Спиннер в ярости. Она такую вонь подняла! Череп тоже взбесился. «Он велел передать тебе, что, по его мнению, это твой второй прокол», – говорит Троцкий. Первая черная метка была мне выписана, видимо, тогда, когда я раскритиковал Халлигана за его комментарий про седые волосы и опыт. «Ты не уволен, – грустил Троцкий, – но ужасно к этому близок. Это плохо».

Я ошарашен. Уволен? Правда? Из-за комментария на Facebook? Это бред.

«Я поговорю с Черепом и выясню, что он собирается делать, – сказал Троцкий. – Я тебе перезвоню».

Позже, в тот же день, Троцкий начал надоедать мне с тем, чтобы я ему позвонил. Я со своими детьми в это время находился в Six Flags, это был их последний день в Калифорнии, и мне бы очень хотелось сконцентрировать свое внимание на них, но Троцкий настаивал на том, чтобы поговорить немедленно. Я все еще отходил от нашего разговора, когда он сообщил, что я очень близок к тому, чтобы меня уволили. В начале второй половины дня мне попалась на глаза новость, что HubSpot подала заявку на IPO. Я понял, что, возможно, это и послужило причиной, почему все так взбудоражились. Мы договорились созвониться в четыре часа по моему времени, в семь часов по-восточному.

Я позвонил Троцкому из машины, медленно, с частыми остановками продвигаясь в потоке по шоссе 405. Уставшие дети расположились на заднем сиденье. Я надел гарнитуру, чтобы они не слышали, что говорит Троцкий. Думаю, им бы это не понравилось. Как я полагал, он собирался уволить меня, и если это так, я хотел, чтобы дети это не слышали. Я бы подождал с разговором до завтра, чтобы не пришлось все это обсуждать при них, но Троцкий все никак не мог успокоиться.

Он перечислял количество проблем, созданных моей шуткой, и утверждал, что это выставляет меня в дурном свете. Он говорил со мной официальным тоном. Кажется, что Троцкий тщательно подбирал слова, будто записал на бумагу все, что собирался сказать, и сейчас шел по списку. Вместо Троцкого, моего приятеля, парня с развязным чувством юмора, того, кто дружил со мной так, что на нас жаловались дамы из блога, нынешний Троцкий говорил со мной очень серьезным и официальным тоном, будто я совершил ужасное преступление против культа Оранжевых Людей, почти смертный грех, по меркам HubSpot.

Может, это случилось потому, что я провел несколько недель, сидя в одной комнате с писателями, рассуждающими об огромных членах и сухих вагинах, но, право же, мой маленький комментарий в посте Аттика не казался мне уж настолько серьезным.

Но это серьезно, говорил Троцкий. То, что я наделал – очень, очень серьезно. Очень плохо. Это огромная проблема. Мне потребуется много сил, чтобы вернуть доверие своих коллег.

«Ты сам вырыл себе яму, – говорил он. – Я не уверен, что ты сможешь из нее выбраться».

Я не спорил с ним и не говорил, что это ненормально – отслеживать посты на Facebook, а затем угрожать мне. Я решил, что просто выслушаю его, отмечу для себя все, что он скажет, сохраню спокойствие и отвечу как можно более кратко, памятуя, что на заднем сиденье мои дети, которые ловят каждое слово. «Хорошо, – говорил я. – Понимаю. Конечно. Хорошо. Да, я понимаю, о чем ты».

Но все это звучало невероятно – в буквальном смысле слова. Иными словами, я не верил, что Троцкий и впрямь думал то, о чем говорил. Этот невинный пост едва ли кто смог увидеть, а удалил я его через несколько минут после публикации. Более того, немного ранее Троцкий сам позвонил мне и рассказал, что Спиннер изначально вела себя, как имбецил, общаясь с Барбарой. Если бы Троцкий сказал: «Слушай, мы оба знаем, что Спиннер – идиотка, но нельзя над ней шутить», я бы еще мог поверить в его искренность. Но сказал он не это. Он сказал, что Спиннер права и ее жалоба обоснована. Он сказал, что согласен с Черепом, что меня, наверное, стоит уволить. Это великолепно. Не знаю, как это произошло, но Троцкий изменился – совершенно. Как в финальной сцене «Вторжения похитителей тел», когда ты думаешь, что Дональд Сазерленд – еще человек, но когда он открывает рот, ты понимаешь, что он стал… одним из них.

Все это выглядело как предлог для Троцкого, неважно насколько этот предлог весóм, спровоцировать скандал и выпереть меня из компании. Я вспомнил имейл, который он прислал мне ранее в этом месяце, в котором «как друг» просил меня подумать, почему я хочу продолжать работать в HubSpot. Может, он надеялся, что я отвечу ему: «Эй, ты прав, ничего не выходит, и я не вернусь после своего отсутствия». Вместо этого я позвонил ему и сказал, что хочу продолжить работать в компании. Это правда, я терял интерес и решил начать искать другую работу, но в то же время хотел оставаться на зарплате.

Теперь мы перешли на следующий уровень: Троцкий использовал свой менеджерский голос и пробежался по списку того, что я сделал не так. На самом деле, я сделал только одно – оставил небольшой комментарий, и вообще, от какого бы пренебрежения или оскорбления не страдала Спиннер, это ничто по сравнению с битвой на Facebook между Троцким и Спиннер, разразившейся за несколько месяцев до этого, когда он начал чесать языком про слонов, а она обвиняла его в женоненавистничестве. Эта ссора не закончилась угрозами быть уволенным в чей-либо адрес. А вот мой маленький комментарий, где не упоминалось ни одного имени, причислили к поведению, за которое можно лишиться места, которое можно обсасывать целый день, к яме, из которой я теперь могу не вылезти.

Прошу прощения, но я не собираюсь вестись на это.

Когда Троцкий закончил со списком, я спросил:

– Хорошо. Так что ты хочешь, чтобы я сделал?

Он не знал. Нужно было продолжать разговор.

– У тебя есть ко мне какие-нибудь вопросы? – спросил он.

– Ну… – протянул я, – меня интересует, зачем ты раздул из мухи слона. Полагаю, единственный вопрос, который я мог бы задать – почему вы придали этому событию такое большое значение? Я понимаю, что сейчас все очень чувствительны из-за объявления об IPO. Но очевидно, что я об этом не знал. Прошу прощения за то, что пошутил не вовремя. Но эта такая мелочь, что я в шоке от реакции на нее.

Я спросил его, собирается ли вмешиваться HR-отдел. Он ответил, что не знает. Может быть.

– Ты подаешь официальный отчет об этом в HR? – спросил я. – Это все будет задокументировано где-то в моем деле?

– Я не знаю, – продолжал твердить он.

– Что ж… Я обеспокоен тем, что ты, кажется, документируешь кляузы, которые можно будет использовать для моего увольнения. Этим занимается HubSpot? Вы заводите на меня дело, своего рода документальное свидетельство, которым вы воспользуетесь позже, чтобы меня уволить?

И вот тут Троцкий произнес то, что я никогда не забуду.

– Компания, – заявил он, – не нуждается в причине для увольнения. Компания может делать все, что захочет.

Спустя неделю, 2 сентября, во вторник, после празднования Дня труда, Троцкий переслал мне имейл от Черепа, который получили все из отдела маркетинга. Нас всех ждал великолепный подарок: 15 кастомизированных наушников Bose QuietComfort.

«Поздравляю с тем, что заработали место в лучшей маркетинговой команде мира, – писал Череп. – Workday, NetSuite, Salesforce, Rackspace, LinkedIn и Facebook, все смотрят на вас и хотят так же разбираться в маркетинге (каждая из этих компаний просила меня научить их делать это так, как вы, ребята)». Череп писал, что знает, как усердно все работают над подготовкой к конференции Inbound, которая состоится через две недели. «Нам нужно многое успеть, и мы вынуждены справляться с тяжелым грузом задач. Но я знаю, вы сможете через это пройти и доказать в очередной раз, что вы – лучшая маркетинговая команда в мире. С вашей помощью мы ошеломим Inbound, крайне успешно запустим товар на рынок и превысим ожидаемые результаты по выручке в четвертом квартале».

Что меня пугало, так это то, что Череп вряд ли писал это с целью растрясти людей. Я думаю, он и в самом деле верит в то, что руководит лучшей в мире маркетинговой командой и что все эти крупные компании из Кремниевой долины хотят, чтобы он научил их маркетингу.

Наушники раскрашены в ярко-оранжевый и снабжены логотипом HubSpot с фамилией владельца. Череп утверждал, что это «ограниченная серия» и каждая пара стоит 900 долларов. Они невероятно броские. Никто в здравом уме не стал бы носить их на людях.

«Твои на моем столе», – писал мне Троцкий.

Я немного запутался. Неделю назад Троцкий говорил мне, что я на грани увольнения, что я вырыл себе невероятно глубокую яму и дважды по-крупному накосячил. Я наверняка еще и ходил по тонкому льду, но это он, видимо, упустил. Неделю назад Троцкий заставлял меня позвонить ему, чтобы унизить перед детьми.

И вот – мы опять приятели, и он уверен, что я замотивирован вернуться, потому что получу пару оранжевых «бозов».

В тот же день Троцкий прислал мне отдельный имейл с важными новостями. «У тебя новая работа, – писал он. – Первоклассная. Крайне важная. В моей команде, но с другими задачами. Это шикарно. Отличный способ сбросить груз старых ошибок и заняться новыми делами. Когда мы сможем поговорить?»

Я сидел в сценарной комнате павильона Sony. Мы работали. Это была моя последняя неделя в Лос-Анджелесе. Я ответил на его письмо и сообщил, что позвоню ему сегодня позже, но вкратце, что за работа? «Нам нужно продвинуть подкаст. Ты им будешь руководить. Целиком», – написал он.

Создание подкаста не вполне подходит под определение «руководящая роль в HubSpot», но меня устраивает. Я знаю, как делать подкаст. Несколько лет назад я делал подкаст со своим партнером, и он привлек довольно многочисленную аудиторию. Мне нравилось брать у людей интервью, и у меня это неплохо получается.

«У меня, кстати, есть очень хороший профессиональный микрофон, – сказал я Троцкому, когда мы наконец созвонились. – И хорошие наушники, и шумоподавляющая пена для микрофона. У меня есть и видеооборудование, если мы захотим сделать видеоподкаст. Я знаю ребят с YouTube, работающих с видеоблогерами. Я могу поговорить с ними и попросить совета, с чего лучше начать. Думаю, мы могли бы начать с сегмента, в котором я бы рассказал о новостях маркетинга за неделю, а затем пригласил бы гостя на интервью».

Пауза, а затем Троцкий начал объяснять, что я не буду ведущим подкаста. Ведущим будет Череп. Я буду искать гостей, заниматься продвижением и маркетингом, следить за редактированием подкаста и его загрузкой на iTunes Store.

Короче, я буду секретарем.

Фактически роль, которую мне отводил Троцкий, Череп изначально собирался отдать своему референту. Он даже платил за ее посещения курса по подкастингу.

Теперь вместо нее я. Троцкий говорил, что я буду не секретарем, а «исполнительным продюсером».

«Это на самом деле ответственная работа, – утверждал он. – Очень престижная».

«Конечно, – прокряхтел я. – Это великолепно. Не терпится начать».

Где-то через час или около того Троцкий прислал мне имейл, в котором писал, что я получаю эту работу благодаря тому, что он поручился за меня перед Черепом. Череп, по всей видимости, просто хотел меня уволить, но Троцкий стал бороться за меня, защищать и спас-таки мою задницу.

«Я вспомнил об одной сцене», – написал он и прикрепил ссылку на видео в YouTube. Это сцена из «Донни Браско», где Аль Пачино играет гангстера, а Джонни Депп исполняет роль агента ФБР под прикрытием, внедрившегося в преступную группировку. В том отрывке Пачино подозревает Деппа в том, что он крыса. Он говорит, что поручился за Деппа своей репутацией, и теперь, если окажется, что Депп и впрямь крыса, то Пачино – покойник.

Намек понятен: Троцкий и я – гангстеры. Он поручился за меня перед Черепом, capo di tutti capi. Если я не изменюсь, карьера самого Троцкого окажется в опасности. Троцкий – Левша, стареющий наемный убийца, рискующий своей жизнью! Он все еще не уверен, может ли мне доверять, но он хочет мне верить и хочет сделать меня «коронованным». А я? Я – Донни Браско, в действительности агент ФБР, но теперь я провожу слишком много времени среди этих ребят и становлюсь похожим на них. Каков поворот!

А может быть, мы просто два дебила, работающих в отделе маркетинга, и один из нас хочет показаться менее банальным, чем есть на самом деле.

Спустя три дня, в пятницу, 5 сентября, все еще в стиле Донни Браско, Троцкий написал мне имейл с просьбой о принесении клятвы верности: «Крайне важно, чтобы ты ответил правдиво о своих намерениях на будущее: ты «всей душой» с HubSpot? Если я собираюсь отдать в твое ведение целую программу подкастов, то мне нужно знать, что ты целиком с нами».

Я написал ему ответ, заверяя: «Всей душой».

Это было смешно. Парень недавно пытался выкинуть меня за дверь, а теперь хочет, чтобы я был с ними до конца? Что дальше? Мы будем колоть свои пальцы и капать кровью на изображение Святого Петра, как в «Клане Сопрано»? Какие фильмы еще посмотрел Троцкий?

Я в целом и не собирался ему врать. «Всей душой» – это пока что. Я выполнил свою часть работы для Inbound. Я начал писать людям, которые могут стать интересными гостями на подкасте. Конечно же, когда я найду работу получше, то уйду из HubSpot, и надеюсь, что это произойдет достаточно скоро, но кто знает, насколько это затянется? До тех пор, пока я что-нибудь не найду, мне нужны деньги. Так что я буду говорить то, что от меня ждут. Я буду носить свои глупые «бозы» и буду командным игроком.

Но на самом деле одиннадцать дней назад, когда Троцкий заставил созвониться с ним, невзирая на то, что тогда я был с моими детьми, созвониться, чтобы он смог отругать меня, – тогда все и закончилось. Нужно было уволиться еще тогда, ведь я стал чувствовать себя трусом из-за то, что не сделал этого. Но я хорошо помнил, как чувствовал себя в течение нескольких месяцев после увольнения из Newsweek, оставшись без средств к существованию и обзванивая всех в поисках работы, смиренный, готовый на все. Неважно, насколько все плохо станет в HubSpot, по крайней мере, мне будут платить. Когда уже есть работа, найти другую любую работу значительно проще.

Так что я решил повременить с увольнением и искать новое место, оставаясь на светлой стороне Троцкого. Вот мой план. Но, к сожалению, еще до того, как мне удалось вернуться к работе, Хороший Троцкий превратился в Плохого Троцкого и вновь отчитал меня, раздув из мухи слона, а затем дал свободу потоку ругани под вымышленным предлогом. В тот раз это было связано с Inbound, ежегодной конференцией клиентов HubSpot.