Осталось 17 минут
Я резко вдохнула. Нам и правда предстояло кого-нибудь выбрать. Все по-настоящему.
– Как ты собираешься принять такое решение? – Прия с усилием поднялась на ноги, но, пошатнувшись, плюхнулась на ближайший стул. – Я не хочу умирать. И я… единственный ребенок в семье. Они с ума сойдут.
– У нас у всех есть родители, которые будут сходить с ума от горя, – произнес Диего. – Мой папа… после всего, что он для меня сделал… – Он покачал головой и откинул волосы со лба, явно сдерживая слезы.
– А мой папа… – Робби присел, словно кэтчер, готовый принять подачу, и схватился за голову. – Боже, он так гордился, когда я получил эту стипендию. Так много игроков из Джорджийского Технологического попадают в высшую лигу. Я не могу умереть сейчас. Это чертовски нечестно.
– И правда, – встряла Саша. – У меня тоже столько всего впереди… меня же взяли в Браун.
Диего устало посмотрел на нее.
– И что? А меня в Гарвард. У нас всех большие планы на будущее.
Саша одарила его стальным взглядом и открыла рот, собираясь что-то сказать, но я перебила ее:
– Такими темпами никто из нас никуда не попадет! – сказала я. – Мы все будем мертвы меньше чем через двадцать минут. У всех нас есть родители, которым мы нужны. У всех нас есть планы. Никто из нас не важнее остальных. Ни Гарвард, ни Браун, ни твои губки, ни твоя бейсбольная стипендия. – Робби стиснул зубы, но я не обратила на него внимания. По моей щеке скатилась одинокая слеза.
– Быть может, некоторые все же важнее остальных, – предположила Саша.
– Нет! Вот уж чем нам точно не нужно заниматься, так это сравнивать людей друг с другом. Нет никакой системы, где Гарвард дает десять очков, а бейсбольная стипендия – восемь, и… – я осеклась, заметив, как Робби нахмурился, когда я оценила Гарвард выше, чем бейсбол.
– Видите? – Я показала на него. – Вот именно! Кто-то всегда будет считать, что оценка нечестная. Нельзя сказать, что чье-то будущее важнее. Ничья жизнь не стоит дороже остальных.
Робби сдавленно усмехнулся.
– Что? – спросила я.
– Я хочу сказать, ты и правда так думаешь? Ничья? – спросил Робби, показав на Скотта.
Мои руки затряслись от гнева, и пальцы сами сжались в кулаки.
– Ты что, серьезно?
– Я просто… Я думал, не все люди одинаковые.
– Правда, что ли? – Скотт сердито взглянул на него. – Чем же они отличаются?
Робби потер шею, переминаясь с ноги на ногу. Но он уже не мог взять слова назад.
– Есть разница между тем, кто собирается оставить в мире свой след, и тем, кто собирается стать чертовым наркоторговцем.
– Согласна, – сказала Саша.
– Иди на хрен, – ответил Скотт. – Ты ничего не знаешь о моей жизни.
– Ничего себе. – Я покачала головой, глядя на Робби и Сашу. – Поверить не могу, что вы двое это говорите. Вы заботитесь только о себе. Вы расталкиваете всех вокруг, чтобы почувствовать себя лучше, и заставляете остальных чувствовать себя ничтожествами, чувствовать себя совсем крошечными. – Я развела пальцы на несколько сантиметров. Робби, сложив руки, смотрел в землю. Может, он раскаялся в своих словах?
– Предательница, – заявила Саша. – Как ты смеешь идти против нас.
Скотт хлопнул себя по здоровой ноге.
– О, так значит, это предательство – говорить что-то, что не по нраву королеве Саше! Может, моя жизнь – полное дерьмо, но настоящее дерьмо тут ты. Образцовое просто. Бактерия, которая живет в дерьме…
Я положила руку на плечо Скотту.
– Ничью жизнь нельзя смешивать с дерьмом. Ни твою. Ни ее.
Мы все ошибаемся. Только потому, что Скотт допустил какие-то ошибки – пришел под кайфом в школу, продавал Саше успокоительное, – его жизнь не стала менее значимой. Бог знает, сколько ошибок совершила я сама. Но я не хочу, чтобы обо мне судили по моим ошибкам, и не позволю, чтобы о Скотте судили по его. Даже Саша заслуживает шанса доказать, что она способна стать лучше. Нас нужно судить не по нашим ошибкам, а по тому, что мы делаем, чтобы их преодолеть. У всех должен быть шанс что-то исправить.
– Или нет, – немного помолчав, произнес Робби. – Кого-то же нам нужно выбрать?
Я с кулаками бросилась на Робби.
– Все, чего ты хочешь, – спасти собственную шкуру.
– Вовсе нет, – сказал Робби. – Я хочу, чтобы мы оба выбрались отсюда живыми.
– О, конечно! – саркастично усмехнулась я.
Он схватил меня за руки и встряхнул.
– Конечно, я этого хочу! Что тебя не устраивает?
Я высвободилась из его хватки.
– Робби, я давно заметила, что тебя не волнует ничего, кроме твоего собственного будущего.
Его глаза расширились.
– Правда же. Ты всегда знал, что я хотела учиться музыке. Но как только ты получил свою стипендию, то повернул все так, чтобы я почувствовала себя предательницей, если выберу музыку, а не тебя. Внезапно все, кроме твоего будущего, перестало иметь значение. Но не тебе выбирать мое будущее. И не тебе решать, кто сегодня выживет, а кто умрет. – Я показала на Скотта. – Он – личность. Со своими надеждами или мечтами. Может, они не такие амбициозные, как твои, но у него есть полное право стремиться к их воплощению. От того, что ты не знаешь Скотта, не знаешь, к чему он стремится, они не перестают существовать.
Робби ошарашенно смотрел на меня, похоже, не найдя слов для ответа. Но Диего согласно кивнул. Прия глядела на бомбу, скрестив руки на груди. Ее нижняя губа дрожала. У меня оставалось еще минут пятнадцать, чтобы убедить всех. Время еще было.
А потом его внезапно не осталось. Прежде чем я успела пошевелиться, Саша бросилась к столу, схватила шприц и метнулась ко мне, целясь иглой прямо мне в грудь.
