Крестьяне, крестьяне…

Боги, каким счастьем было бы думать лишь одну мысль одновременно!

За пять дней, что Мира провела в поезде, столица преобразилась: началась летняя ярмарка. Мире следовало радоваться. Дважды радоваться. Трижды.

– Долгих лет ее величеству!.. Слава Минерве, Несущей Мир!..

Столица бурлила. Вокзал встречал владычицу дождем из цветов. Улицы задыхались от человеческих толп. Лепестки ландышей, бумажное конфетти летели под ноги коням.

– Слава Янмэй! Да здравствует Минерва!..

Мира думала о лжи.

– Кайр Джемис, почему они радуются? Будь мы в Мелоранже, я бы поняла. Но столичникам есть ли дело до Литленда?..

Когда северянин считал нужным говорить – он говорил правду.

– Милорд прикормил их. Дал денег и велел радоваться. Они радуются.

– Почему кричат мое имя, а не его?

– Кричат о том, кого видят.

– Слава Янмэ-ээээй! – надрывалась толпа.

Мире следовало бы радоваться. Знают люди или нет, но она-то знает: переговоры с Мораном – ее триумф. Спасенный Мелоранж – груз, упавший с души.

Мира думала об интригах.

– Почему никто раньше не сказал мне о восстании?

Северянин не всегда считал нужным отвечать. Он молчал, а карета въезжала на Дворцовый Остров. Мост был так запружен людьми, что, казалось, войско Бэкфилда снова штурмует Дворец. Они даже не сразу заметили эскорт императрицы, до того были заняты единственной целью – прорываться к воротам. Гвардейцы потеснили людей, те прижались к перилам, давя друг друга, и с руганью сомкнулись, едва экипаж проехал. «Это мое место! Я был перед тобой, баран!..»

Мира думала о восставших крестьянах. Похожи они на эту толпу? Или еще хуже – голодней, озлобленней? А если и да, то что же? Они – простые маленькие люди. Ориджин прошел сквозь них к своей власти, как сейчас я проехала экипажем. Им ли стыдится – или нам?..

За воротами толпа перетекала в многохвостую очередь. Десять обменных будок плотно окружала стража, пропуская людей по одному. Остальные бранились, упираясь в скрещенные копья. За кордонами копейщиков Мира увидела шерифа Фаунтерры, а с ним и леди-бургомистр. Велела остановить.

– Ваше величество, поздравляю с блестящим успехом! – леди Аланис сделала изящный реверанс. – Столица празднует ваш бескровный триумф. Надеюсь, вы довольны встречей?

Мира пожалела, что послала волну из поезда. Лучше бы вернулась без предупреждений – не пришлось бы захлебываться в волнах лицемерия.

– Встреча прекрасна, благодарю вас. Я вижу, и ваши успехи заслуживают восторга. Ярмарка весьма оживленна, не так ли?

– Мои успехи – плод находок вашего величества. Горожан влечет возможность повидать Дворцовый Остров и шанс купить бумажную елену за семь глорий серебром. Посетителей больше, чем во все прошлые годы. Доходы огромны – сорок тысяч золотом за один первый день.

– Глядите, как бы остров не затонул под грузом монет! – сострил шериф. – Готовьте лодку, ваше величество!

Мира поморщилась:

– Непременно… Леди Аланис, ответьте мне… вы знали о крестьянском восстании?

– Да, ваше величество.

– Почему не сказали мне?

Аланис Альмера последней стала бы откровенничать с Мирой. Вопрос был глуп и преследовал единственную цель: выплеснуть горечь. Аланис ответила:

– Ваше величество, зачем оно вам?! Мужики-бунтари – забота солдат и констеблей, а не вельможных дам! Я сама предпочла бы не знать, лишь по случаю услыхала.

Раскланявшись с нею, Мира двинулась по ярмарке.

Всюду бурило и кипело. Продавалось все и отовсюду, со всех концов света, из лесов и городов, болот и гор. Примерялись сапоги и кафтаны, развертывались платки, блистали зеркала, смотрелся на просвет фарфор, пробовались на мозолях клинки, раскрывались луковицы часов, напяливались на нос очки, шумно с причмокиванием пилось наперстками вино, столь же шумно вдыхались запахи чаев и кофейных зерен… Голова раскалывалась от шума, вспоминался топот ордынских коней.

– Ваше величество, я скажу лишь одно слово: поздравляю! – банкир Конто протиснулся меж солдат эскорта. – Нет, простите, одним никак не обойтись! Ярмарка во дворце – гениальный ход; бумажные деньги со скидкой – полнейший триумф! Люди тратят их намного охотней: и из-за скидки, и потому, что не чувствуют цены бумажек. Умом понимают, но на чувствах – нет. Расстаться с золотом намного трудней, чем с бумагой!

– Я не предвидела этого, – устало выронила Мира. – Просто хотела ввести в оборот ассигнации.

– Притворюсь, что не расслышал. Больше не говорите этих слов! Ваше величество – мастер финансов. Никому не нужно слышать обратного!

Триумф… Вопрос латания дыр в казне, над которым она столько билась, теперь, похоже, решен. Хватит денег на ремонт рельсовых дорог, на выпуск ассигнаций, на восстановление полков Серебряного Лиса… Даже на налоговую реформу, о которой Мира до сих пор боялась думать всерьез.

Мире следовало радоваться. Пусть хотя бы устало, вполсилы. Она не спала прошлую ночь. Весь день в поезде мечтала уснуть, но ночью вместо сна явились мысли… Кайр Джемис рассказал о восстании все, что знал. Как путевские лорды потрошили закрома своих крестьян. Как фуражиры Алексиса довершали дело. Как сборщики налогов выжимали все соки по приказу Дрейфуса Борна…

– Говорят, бунтари зовут себя Подснежниками. Я не видел, но слыхал, что они привязывают цветы к древкам копий.

– Зачем?

– Показать мирные намерения. Доказать, что хотят не боя, а переговоров… Ваше величество, поверьте моем опыту: если полста тысяч вооруженных парней выходят на поле – что бы они ни говорили, бой наверняка состоится.

Слова вертелись у нее в голове, звучали вновь и вновь, по кругу. Следовало бы радоваться… Да-да.

– Фашше феличшестфо! Какое шчастье!

Министр двора, а с ним министр путей и глава торговой гильдии.

– Вы фернулись со фстречи с этими дикарями, чудовищами. Вы совершенно жифая! Праздник, праздник для фсех!

– Поздравляю ваше величество, – скинул шапку глава торговцев.

– Слава Янмэй, – поклонился министр путей.

Министр двора приплясывал на месте от радости.

– Глядите: ярмарка – подлинная феерия жизни! Фсе еще лучше, чем я обещал вам! Не хватает лишь оркестра, но он будет уше очшень скоро! Минутка – и зазвучит музыка!

– Ярмарка крайне прибыльна, – басил торговец. – По нашим прикидкам, общий доход за все дни составит…

– Ах, зачшем! Не мучайте ее величшестфо финансофой ерундой! Она – девушка. Жшизнь девушки – красота и праздник, а не арифметика!

– Вы слыхали о восстании Подснежников? – спросила Мира. Поочередно поймала взгляд каждого.

– Ремонтные бригады из Южного Пути докладывали о крестьянских волнениях, – сказал министр путей.

– Купцы в Южном Пути испытывали трудности с приобретением продовольствия, – сказал глава гильдии.

– Почему никто из вас не сказал мне?

– Вам было так трудно… – шепнул министр путей. – Я боялся лишний раз потревожить…

– Боги, фаше феличшестфо, зачем это нушно! Крестьянский бунт – не праздник, а скука. Жшизнь девушки не долшна быть скукой!..

Мира думала о невидимом. На нее смотрят сотни человек – праздник, слава Янмэй, здравие величеству! Никто не видит, как она зла, расстроена, измучена… И у нее нет даже права возмущаться этому: она сама, как и весь ее двор, не заметила страданий сотни тысяч подданных. Можно ли после этого ждать хоть какого-то внимания к себе?

– Мы слыхали, что ваше величество открыли счет в банке Конто, – господа Фергюссон и Дей выхватились из толпы. – Для нас было бы честью и радостью, если бы вы соблаговолили открыть счет и у нас. Если только ваше величество подпишет контракт об открытии счета, мы немедленно предоставим вам кредит в пятьдесят тысяч эфесов для беспроцентного использования.

Сегодня ей совсем не хотелось лицемерить. Аж до отвращения.

– В чем причина вашей щедрости? Зависть к конкуренту? Надежда разбогатеть от моего успеха?

– Ваше величество печатает денежные знаки с гербом Короны и вензелем банка Конто. Мы хотели бы, чтобы поток ассигнаций обслуживался двумя банками – его и нашим. Это выгодно для нас, не скрою, но и более надежно для вашего величества.

– Я подпишу с вами контракт, и даже больший, чем вы просите. Но от потребуется реформа вашего банка. Мне нужно, чтобы ваши отделения имелись в каждом городке Земель Короны, где нет отделений Конто.

– Хотите покрыть банковской сетью все населенные пункты Короны? Простите, ваше величество, но зачем?

– Я очень устала… – честно призналась Мира. – Лейтенант Шаттэрхенд проводит вас в Престольную Цитадель к моему наставнику по налоговому делу. Он поведает подробности плана.

– Плана, ваше величество?.. Да, конечно! Мы счастливы быть посвященными в ваш план.

– Последний вопрос: вы знали о крестьянском восстании?

– Вне сферы наших интересов, ваше величество. Крестьяне не пользуются банками.

Каким счастьем было бы держать в голове лишь одну мысль – сколь угодно черную, но одну, не тысячу. Бедные крестьяне. Сколько равнодушия вокруг. Дурное празднество. Зря послала волну. Спасен ли Литленд? Сумеет ли Моран отвести орду? Почему все лгут мне? Почему все лгут себе? Деньги и власть – зачем все делают вид, что больше нет ничего ценного? Джемис честен. Лорд-канцлер мерзавец. Кто ошибается в ком? Бедные крестьяне. Мне ехать к ним? Мне ждать их послов здесь? Мне есть до них дело? Я очень хочу верить, что есть. Я очень хочу быть той, кому не все равно. Иначе какой во мне смысл?!

– Ваше величество… кайр…

Красно-черная фигура возникла перед нею. Джемис и Роберт Ориджин отсалютовали друг другу.

– Позвольте поздравить вас с дипломатическим успехом.

Голос Роберта не был праздничным, лицо – без тени улыбки. Этот человек был бы глубоко симпатичен Мире, если б не служил лорду-канцлеру.

– Кайр Роберт, вы знали о восстании Подснежников?

– Так точно.

– Отчего не сказали мне?

– Приказ сюзерена, ваше величество. Лорд Эрвин не велел вас беспокоить.

– А сейчас вы мрачны потому, что восстание оборачивается бедой?

– Никак нет. Имею просьбу к вашему величеству.

– Какую?

Роберт чеканил слова с подчеркнутой сухостью. Отец Миры тоже говорил таким тоном – когда должен был сказать нечто паскудное.

– Лорд Эрвин просит вас утвердить новое назначение. Лорда Крейга Нортвуда – на должность главнокомандующего искровых сил.

– Клыкастый Рыцарь станет искровым генералом?!

– Так точно.

– Этого хочет лорд-канцлер?

– Так точно.

– Он свихнулся?

– Не могу знать, ваше величество. По моим наблюдениям, нет.

– А почему именно вы просите меня об этом?

Роберт замялся, и вдруг Мире стало его жаль.

– Я казначей… Мне велено выделить восемьдесят тысяч золотых эфесов на ремонт рельсовых дорог. В том случае, если вы утвердите назначение.

– То бишь, лорд-канцлер подкупает меня?

– Не знаю ответа на данный вопрос, – отчеканил Роберт.

Мира кивнула:

– Я подпишу.

И Роберт, и Джемис уставились на нее.

– Разумеется, я не возьму денег. Я подпишу, кайр Роберт, из сочувствия к вам. Вы останетесь должны мне услугу.

– Только такую, что не пойдет во вред Великому Дому Ориджин.

– Конечно.

– Тогда можете рассчитывать на меня. Слово кайра.

Мира протянула ему руку. В этом не было ритуальной нужды, просто захотелось ощутить ладонь воина. Кайр пожал руку императрицы.

Она спросила, переводя взгляд с Роберта на Джемиса:

– Как вы считаете, что мне делать с Подснежниками?

– Оставьте лорду Эрвину, – сказал Джемис.

– Полностью согласен, – сказал Роберт.

– А что лорд Эрвин сделает с ними?

– Позовет на переговоры, показательно убьет зачинщика, простит и накормит остальных. Все разойдутся счастливыми, кроме одного человека.

– Мне нужно быть на переговорах.

– Вам нужно отдохнуть, – сказал Джемис. – И поспать, пока не свалились в обморок.

* * *

Поспать… О, светлые мечты.

Остатки сил ушли на встречи с теми, кому нельзя было отказать во встрече.

Леди Лейла Тальмир отчитала Миру за безрассудство, а после обняла, как младшую сестру.

Прибыли послы Литленда. Месяц назад они пробрались из осажденного города, чтобы с трудом пересечь бурный по весне Залив Мейсона и принести в столицу просьбу о помощи. Они явились ко двору как раз в тот день, когда владычица сообщила волною об успехе переговоров с Западом. В том мире, какой видели послы, случилось чудо.

Принц Гектор Шиммерийский настоятельно требовал аудиенции. Витиевато поздравил Миру и тут же предупредил о вероломстве шаванов. Он не сомневался, что Степной Огонь уведет орду от стен Мелоранжа… Но вот как Моран потом распорядится властью – это особый вопрос. По мнению принца Гектора, нельзя оставлять слишком много власти в руках дикаря. Принц Гектор готов предложить владычице весьма изящный способ рассорить Степного Огня с остальными шаванами и разобщить Запад.

Клыкастый Рыцарь принес формальную присягу как новый полководец. Полагая Миру безвольной марионеткой Ориджина, он не питал к ней никакой благодарности – ни за назначение, ни за помилование для леди Сибил. А вот младший из Нортвудов, Дональд, проявил больше душевности… или наивности.

– Ваше величество, я что хотел сказать… Мне жаль, что все оно вот так. Вы же выросли в наших краях, вы – почти что Нортвуд… Так сложилось, будто мы против вас подлецы… Поверьте: мы с братом не знали, что замышляла мачеха, не хотели вам зла…

Когда и день, и силы были на исходе, Минерва выпила крепкого кофе и заставила себя посетить Престольную Цитадель. Даже ее наставники в темнице уже знали о мире с шаванами.

– Мы это, как бы, поздравляем…

– Сегодня не терплю лицемерия, – сказала Мира, – в том числе и своего. Вы помогли мне больше, чем кто-либо. План, который составила под вашим руководством, превзошел все ожидания. С моей стороны подлость – держать вас взаперти. Простите меня и будьте свободны.

– Мы не можем выйти без решения суда, – возразил Альберт Виаль.

– Решение суда скоро будет. Подлинный преступник сознался, – она дала прочесть признание Дрейфуса Борна. – В связи с чем место министра налогов и сборов теперь вакантно. Господин Морлин-Мей, я предлагаю его вам.

– Для меня, как бы, огромная честь… Я очень рад, но… Лорд-канцлер?..

– Ему придется считаться с моей волей с того самого момента, как система сбора налогов окажется под нашим контролем. Вы провели расчеты, о которых я просила?

До полуночи бывшие узники излагали результаты своих вычислений и обсуждали с Минервой детали реформы.

Ей понадобилось пять чашек кофе, чтобы все понять и проверить, и еще одна – для того, чтобы своими ногами вернуться во дворец Пера и Меча, а не уснуть где-нибудь посреди Воздушного Моста.

Едва она оказалась в покоях – сонливость исчезла. Истощение осталось, сделалось неподъемным, но сомкнуть веки Мира не могла. Только ложилась на подушку – голова вскипала от мыслей и тревог. Подснежники. Надо что-то делать. Нельзя просто ждать, нельзя доверять Ориджину. Посоветоваться – но с кем? Алексис все еще на Западе, а Лейла ничего не знает о восстаниях… Реформа. Я – самонадеянная дура, что затеяла ее. Что-то обязательно сорвется, и станет только хуже. Нужно было довольствоваться ярмаркой. Получить прибыль и починить рельсы – это уже много. Финансовая реформа погубит и меня, и казну… Шаваны. Можно ли им верить? Я прижала Морана к стенке, и он принес присягу. Но что, если раздумает? Или другой шаван убьет его и займет его место? Только дура могла поверить, что Мелоранж спасен. Он будет спасен, когда орда уйдет за Холливел!.. И крестьяне. Снова-таки бедные крестьяне. Почему никто не сказал раньше?..

Прометавшись без сна битый час, Мира поняла: теперь, среди ночи, можно сделать лишь одно – встать и выпить орджа. Много. Достаточно, чтобы отключить мысли. «Никогда не пейте с горя, – советовала Лейла Тальмир. – Пейте только на радостях, тогда радостей станет больше». Что ж, скажем, сейчас я праздную успех весенней ярмарки. Или переговоров со Степным Огнем. Любой на выбор.

Мира надела халат и позвонила, сделала заказ. В ожидании орджа уселась на подоконнике, уткнувшись лбом в приятную прохладу стекла. На улице до сих пор гомонили, не унимались торговцы. Любопытно, чем это они заняты? Пересчитывают дневную выручку, повышают цены на завтра? Просто себе празднуют? Кто вообще позволил им остаться ночью на острове? Куда смотрит дворцовая стража? Вопиющее нарушение протокола!

Мира улыбнулась: как прекрасно, когда протокол нарушается. Уже ради одного этого стоило затеять ярмарку! Нужно выпить за нарушение правил.

– Ордж для вашего величества, – очень вовремя доложил слуга. Правда, голос звучал странно…

Мира обернулась. Подумала: я уснула прямо на подоконнике и вижу кошмар.

Эрвин София Джессика, герцог Ориджин, поставил серебряный поднос на столик и открыл бутылку.

– Вы же не возражаете, если я выпью с вами.

Как-то сразу во рту пересохло.

– В-возражаю… Это не по этикету!

– Да бросьте, – он только отмахнулся.

Мира спрыгнула с подоконника:

– Я не желаю…

– Зря вы встали, ваше величество. Сидите, как вам удобно, а я тоже найду себе дурацкое место: например, на каминной доске…

Она придала голосу твердость:

– Я не желаю пить с вами!

– А я с вами – желаю. Давайте искать компромиссы. Мы следовали вашему нежеланию и не пили вместе всю предыдущую жизнь. Сегодня для разнообразия последуем моему желанию.

– Непристойно – являться ночью в мою спальню!

– Напротив, я вижу в этом родство чистых душ. Мне не спалось и хотелось выпить. Спросил шпионов: что делает ее величество? Узнал: вы тоже не спите и думаете выпить. Я воспринял это как знак судьбы.

– Уходите, милорд. Я очень устала.

– А я, думаете, нет? – герцог наполнил два кубка и подал один Мире. – Скольких слуг надо подкупить, сколько писем перехватить, сколько отчетов подделать, чтобы скрыть от вас это дурацкое восстание! Знаете, как утомительно!..

Она не нашла ответа и машинально взяла кубок.

– А проболтался мой собственный вассал – подумать только.

– Надеюсь, вы ничего не сделаете кайру Джемису?

– Видят боги, язык кайра Джемиса всегда пользовался странной свободой волеизъявления. Я уже давно смирился с этим.

Герцог уселся на подоконник, и Мире не осталось ничего другого, как тоже сесть. Длина подоконника позволяла сохранить фута три дистанции.

– Зачем вы скрывали от меня?

– По двум причинам. Первую не скажу… – герцог сделал глоток, крякнул, поморщился. – А вторая такова: когда я темню, это стимулирует ваше мышление. Прелестная игра: я строю интригу, вы ее раскрываете, узнаете о проблеме и находите блестящее решение. Империя рукоплещет, вы тешите самолюбие, я развлекаюсь. Чем плохо?

Мира не находила слов, потому хлебнула орджа. Стало теплее.

– Например, возьмем Дрейфуса Борна, – продолжил герцог. – Вы выбили у него признание – разве не отличный ход? Я-то все думал: как мне избавиться от гаденыша, не нарушив свое нерушимое слово?.. А тут подоспели вы с разоблачением – роскошно!

– Вы хотели уничтожить Борна?..

– Разумеется. Он был полезен какое-то время, но не терпеть же этого подонка вечно.

– А зачем он был вам нужен?

– Конечно, затем, чтобы сымитировать пустую казну – для чего же еще! Я должен был тратиться на увеселения, казна должна была пустовать, чтобы моя праздность смотрелась особенно вопиюще… Но на кого-то нужно повесить вину. Не пятнать же светлое имя внука Светлой Агаты, уж простите мне каламбур! И тут подвернулся Борн…

Любопытство начало пересиливать и усталость, и неприязнь к герцогу.

– Для чего эта имитация, милорд?

Игнорируя вопрос, Эрвин продолжил:

– Или взять ваш личный счет в банке Конто. Альтернативная казна, укрытая от чиновничьих лап, – чудесное изобретение! Правда, для себя я реализовал эту идею еще в январе, но от вас-то скрыл. Так что вы придумали это вполне самостоятельно.

– Вы все знаете?.. – выдохнула Мира.

– В девушке должна быть загадка, потому я не знаю о вас двух вещей: где вы нашли Лейлу Тальмир, и в какой пропорции разбавляете ордж водой?

– Я пью чистый, – сказала Мира.

– Какая гадость, – поморщился герцог.

Не сговариваясь, они подняли кубки.

– Не посмею тянуться к вам через этичный простор подоконника, – герцог звякнул кубком об оконное стекло. – Ваше здоровье, императрица.

Мира не сдержалась:

– Ваше здоровье, лорд-неженка.

Они выпили, и Ориджин стал картинно сокрушаться: «Каак? Откудаа?! Моя величайшая тайна!..» Мира заверила, что величайшую тайну герцога моряки столицы узнали от северных моряков, а торгаши – от моряков столицы, а дворцовые слуги – от торгашей, а первая фрейлина – от дворцовых слуг… Ориджин схватился за сердце: «Я не смогу жить с этим позором! Осталось только насмерть отравиться чистым орджем…» Он немедленно приступил к выполнению задуманного: хватил треть кубка одним залпом и принялся задыхаться. Мира позволила себе сдержанную улыбку.

– Милорд, если в ваших планах скорая смерть, то прошу поспешить с признаниями.

– Какими, ваше величество?

– Наша беседа начиналась с череды любопытных откровений. Я жажду продолжения.

– Совершенно не возьму в толк!..

– Зачем вы просили меня пощадить отъявленных головорезов? В этом тоже был потаенный смысл?

– Я уповал на то, что в пику мне вы оставите их за решеткой. И тогда я смогу предложить им свободу в обмен на опасную службу.

– Какую службу, милорд?

– Дайте простор фантазии, ваше величество.

Она стала угадывать. Версии выходили одна глупей другой. Заключенные должны злобить собак леди Аланис? Отпугивать шиммерийцев от дворцовых запасов вина? Играть медведей и шаванов в новой пьесе о победах Агаты?.. Ориджин беззаботно смеялся. Мира чувствовала коварное очарование этого человека. Строго сказала себе: не поддавайся, отвлекись. Отрезвилась неприятным вопросом:

– Зачем вы унизили меня в театре?

– Представьте: я этого не делал. Лиам Шелье действовал по собственному почину – по душевному наитию, так сказать. Я и допустить не мог, что он напьется как свинья, а затем решит побеседовать с императрицей.

– Не вы спровоцировали его?

– Боги, конечно, нет!

– Но почему в письме высказались так, будто это ваша задумка?!

Эрвин рассмеялся.

– Я поддерживал свою репутацию. Как сказала бы матушка, следовал образу. Вы видите во мне хитрого мерзавца, половина двора видит во мне хитрого мерзавца… Мог ли я допустить, чтобы такая замечательная мерзость, как сцена в театре, случилась без моего участия?

– Вы… вы…

Вместо ответа Мира только звякнула кубком о стекло. На душе становилось все теплее и, как ни странно, спокойнее. От слов герцога жизнь начинала казаться светлой приятной забавой, а любая печаль – глупостью, высосанной из пальца.

Не поддавайся, Минерва!

– Зачем вы требовали помилования для Сибил Нортвуд?

– В данном случае я не лгал. Нортвуд превращается в обитель хаоса. Клыкастый Рыцарь способен управлять лишь двумя сущностями: конем и топором. Графство под его властью скоро станет гнездом дикарей, как западные степи.

– А вам хочется, чтобы им управляла ваша марионетка.

Он пожал плечами:

– Почему нет? Леди Сибил прекрасно подошла бы: достаточно умна, чтобы править землею, но недостаточно – чтобы обхитрить меня.

Мира могла бы сказать о своей ненависти к Сибил, о погибшем отце и желании мести. Но сейчас не хотелось впускать в душу мрак воспоминаний. Мира наслаждалась светом.

– Однако леди-медведица бесследно исчезла?

– Совершенно бесследно. Что даже странно как для такой видной леди. Я думаю, ее прихватил в качестве прощального приза майор Бэкфилд. Беда в том, что и сам Бэкфилд пропал неведомо куда… И вот плачевный результат: приходится мириться с Крейгом Нортвудом – этим громогласным дикарем, мечтою незрелых девиц.

Мира повела бровью:

– Меж тем, вы сделали его главнокомандующим. Вняли мольбам какой-нибудь незрелой девицы? Или думаете, ответственность изменит Крейга к лучшему?

– Его ничто не изменит, кроме могилы, – с досадой ответил Эрвин. – Крейг вынудил меня на это назначение.

– Вынудил?..

Улыбка герцога стала какой-то наигранной, вымученной.

– Я расскажу одну историю, вам пока неизвестную. Пусть это будет особым случаем, когда нечто важное вы узнаете лично от меня. Будучи в Запределье, кайру Джемису удалось захватить говорящий Предмет. Сам кайр не может с ним говорить, но Предмет в любом случае являет огромную ценность. Некто – он назвал себя Кукловодом – обратился к моей матушке с предложением: вылечить отца от каменной хвори в обмен на тот самый Предмет. Матушка согласилась, и Кукловод прислал во дворец свою прислужницу – Знахарку. Она имела при себе еще один говорящий Предмет: четыре наперстка, что могут ломать мечи и сжигать плоть, но – якобы – могут и исцелять хвори. Мы с отцом пришли к выводу: Знахарка втирается в доверие, чтобы убить нас. Мы приказали кайрам схватить ее живьем. К сожалению, леди Иона поверила в честность Знахарки и попыталась отвести ее к отцу. Весь план сорвался, Знахарка стала сопротивляться и погибла в бою, а ее труп вместе с Предметом достался Крейгу Нортвуду.

– И вы выкупили его ценой должности?

– Простите, ваше величество. Должность временна: рано или поздно Крейг опростоволосится, и вы его разжалуете с моею поддержкой. Предмет же так и останется…

– У вас, – подчеркнула Мира.

Герцог отмахнулся:

– Ах, ради Агаты!.. Как только вам понадобится вылечить кого-нибудь, я предоставлю Предмет. Ценность не в нем самом, а в том факте, что он доподлинно говорящий. Мы можем испытывать на нем разные способы, будучи уверены, что причина неудач – точно не в Предмете. Рано или поздно найдем верный способ, Предмет заговорит, и так мы получим ключ ко всем Предметам!

Мира ловила слова, как пустынники ловят крупицы росы.

– Вы уже многое испробовали?

– К сожалению, да. Молитвы, просьбы, приказы не работают. Вообще слова не имеют значения, мысли – тоже. Движения Знахарки мы видели и повторили в точности – они не возымели действия. Единственное наше достижение заключалось в открытии: Предмет слегка оживает в руках избранных людей. С некоторыми он как будто хочет говорить; с остальными – нет.

– Кто эти избранники?

– Подбор весьма необычен. Луис – простолюдин из центральных земель, механик, блондин, безобидный и нелепый человечек, который, впрочем, пытался меня убить. Он побывал в плену у бригады Пауля. Страшно представить, что с ним делали. Он нашел спасение души в том, что вообразил себя козленком.

– Боги…

– Далее – Гвенда, другая пленница бригады. Темноволоса и кареглаза, похожа на выходицу Нортвуда. Сохранила больше рассудка, чем Луис, но все же не в себе.

– Предметы говорят с безумцами?..

– Вполне возможно, ваше величество. Третьим, кто вызвал отклик Предмета, был я.

– Вы?!

– Так точно. Эрвин София Джессика рода Агаты. Что особенно странно, ни моя сестра, ни матушка, ни Роберт Ориджин не смогли оживить Предмет. Только я. И это поставило передо мною весьма трудный вопрос.

– Что есть у вас общего с Луисом и Гвендой, чего нет у остальных Ориджинов?

– Верно. Что объединяет меня с двумя малознакомыми простолюдинами – и не объединяет с семьей?

– И что же?!

Веселость Эрвина почему-то исчезла без следа.

– Первая версия была такова: контакт с бригадой. И я, и Гвенда, и Луис пересекались с искровиками Пауля, остальные Ориджины – нет. Но эту версию нарушали кайр Джемис и леди Аланис. Джемис вступал в схватку с людьми Пауля, Аланис была ими ранена, но оба не получили симпатий Предмета. Лишь я…

Он закатил глаза и нахмурился, вспоминая нечто неприятное.

– Однажды в Запределье я шел вдоль реки и напоролся на пару солдат из бригады. Я заговорил им зубы, заморочил головы, а затем убил. Можно сказать, мне повезло. Первый из пары лег сразу от удара в печень. Второй оказался живуч, как клыкан. Я колол и колол, и колол его, издырявил всю грудь и живот, лишь тогда он соизволил умереть… Он был особенным человеком. И Пауль – командир бригады – был таким же: голой рукою смог вытащить болт из своего плеча… Суть в том, ваше величество, что во время схватки этот живучий солдат тоже ранил меня. Кровь хлестала, мы катались по земле… И я подумал: его кровь могла попасть в мою рану. Особая кровь. Любимая Священными Предметами.

Мире перехватило дух.

– Вы убили… святого?

– О, нет, клянусь: святости в этом парне было не больше, чем в секире палача. Но его кровь давала ему исключительную жизненную силу. Что, если именно такая кровь нужна для разговора с Предметами?

– А Луис и Гвенда?

– Кхм… Не хочу травмировать ваш слух конкретикой, да и не знаю ее. Скажу так: жидкости тел солдат бригады вполне могли попасть в тела Луиса и Гвенды.

Миру передернуло от слов «жидкость тела». Ожил в памяти подвал Мартина Шейланда. Кривые медицинские ножи, трубки, склянки с номерами… Кровь, вытекающая по капле… Мира непроизвольно подалась ближе к Эрвину. Если бы в эту минуту он ее обнял, возможно, она не возразила бы.

– Тогда нужно поймать живым солдата бригады и… – она осеклась, продолжение звучало бы слишком мерзко.

– Правильно, – кивнул герцог. – Влить его кровь кому-нибудь другому и дать испытать Предмет… Но у моей версии имеется один изъян: вы, ваше величество.

– Я?..

– Перчатка Могущества Янмэй Милосердной, которая не заговорила, но ожила в вашей руке. Коли я прав в своей догадке, то… В вас должна быть особая кровь.

Мира глуповато хохотнула:

– Откуда бы ей взяться?.. Я не пила чужой крови, клянусь!

– Не пили… – герцог помедлил. – Но, если не ошибаюсь, достаточно и любовного контакта. А вы были влюблены… В свое время я почти поверил, что владыка Адриан непричастен к Перстам. Но если допустить, что он все-таки был сообщником Кукловода, то…

Она почувствовала, как горячая кровь прилила к щекам.

– Вы желаете знать, милорд, спала ли я с Адрианом?

– Да, ваше величество.

Деланно небрежная поза, напряжение скул, цепкий жадный взгляд… Внезапно Мира поняла, что весь разговор был прелюдией к этому вопросу. Дружелюбие, откровенность, доверие, флирт – только инструменты, чтобы заставить ее открыться.

– И вы явились выяснить это?

Ответ в сущности не требовался. Герцог сказал:

– Я получил много удовольствия от общения с вами. Но да, ответ мне нужен.

– Вы его не получите, лорд-канцлер. Хоть раз вы не получите желаемого.

– Ваше величество, я не вижу ничего постыдного в утвердительном ответе. Адриан – завидный мужчина, не стоит стесняться связи с ним. Признав ее, устраните подозрения. Поскольку в противном случае – если вы не спали с Адрианом – вопрос остается актуальным: откуда в ваших жилах особая кровь?

– Это пустой разговор, лорд-канцлер.

– Подумайте, ваше величество: иные варианты ответа намного хуже адриановой постели. Вы – любовница одного из солдат бригады? Вы – человек Кукловода? Вы и есть Кукловод?!

Исключительно вежливо Мира произнесла:

– Меня утомило ваше общество, лорд-канцлер. Будьте добры, оставьте меня.

– Я ненавижу вас, лорд-канцлер! – воскликнул Ориджин, и Мира опешила от удивления.

Он повторил:

– Я ненавижу вас, лорд-канцлер. Начинайте каждое утро с этих слов. Повторяйте их при каждой встрече со мною. Вы начали войну, в которой погиб мой любимый, поэтому я вас ненавижу. Сбросьте вашу этикетную маску, наберитесь честности хоть на одну фразу. Я ненавижу вас, лорд-канцлер!

– Я вас не ненавижу, – ровно ответила Мира. – Я не питаю к вам никаких чувств, милорд. Доброй ночи.

* * *

Утренний кофе принесла леди Лейла Тальмир. От нее Минерва узнала, что ночью полки Нортвудов и батальоны Ориджинов покинули Фаунтерру и выступили на север, навстречу Подснежникам.

Также леди Лейла доставила записку от Дориана Эмбера – первого секретаря и тайного информатора Миры. Кроме поздравлений, в ней было следующее.