Как спасти Мелоранж? Что предпринять?..

Разведчики, посланные Мирой еще месяц назад, по злой иронии вернулись сразу после принца Гектора – когда Мира и так уже все знала. Однако они принесли свежие, подробные сведения.

Столица Литленда – двухсоттысячный Мелоранж – четвертый месяц выдерживает осаду. Из боеспособных частей в городе имеются два рыцарских батальона, пара тысяч стрелков и императорский искровый полк под командованием генерала Дейви. По ту сторону стен находятся сорок тысяч всадников Запада. Да, ваше величество, их стало больше. При поражении, нанесенном владыкой Адрианом, орда потеряла добрую треть численности. Но затем известия о гибели Адриана и новых успехах Морана достигли степей. Новые шаваны поспешили примкнуть к орде, надеясь на скорую наживу. Холливел разлился по весне и отсек западные степи от Литленда. Но на беду люди Морана держат под контролем одну паромную переправу, так что поток подкреплений с Запада не иссякает. Ныне орда насчитывает сорок тысяч по самым скромным меркам, а возможно, и все пятьдесят.

Нет, ваше величество, шаваны не делают попыток штурма. Они не мастера в этом, и не строят иллюзий. Но они разыскали умельцев и соорудили дюжину камнеметов, которые бьют день и ночь – иногда камнями, а иногда и горящей смолою. Кроме того, Степной Огонь стал выпускать из Мелоранжа живыми тех горожан, кто выносил с собою двадцать фунтов харчей. Прежде, чем Литленды заметили и перекрыли поток, в городе убавилась, а в орде прибавилась тысячу пудов провианта. Если учесть затраты, которые повлек месячный постой в Мелоранже южного войска, потери припасов стали очень ощутимы. Над городом маячит угроза голода. Уже сейчас все личные запасы изъяты, пересчитаны и выдаются мизерными долями.

Надолго ли хватит, ваше величество? Не можем этого знать. Вполне вероятно, хватит до лета. Позволим себе отметить, ваше величество: главная опасность – не в голодной смерти. Литлендцы – нежный народ, непривычный к военным лишениям. Жизнь впроголодь, камни с неба, пожары, рушащиеся дома – это изматывает их и наполняет страхом. Моран умело усиливает страх: тысячи всадников разъезжают вдоль стен, гикают, свистят, машут мертвыми головами, нанизанными на копья. Городу грозит паника. Половина военных сил занята не защитой стен, а поддержанием порядка на улицах. Но рано или поздно паника возьмет свое. Какой-нибудь пожар не будет вовремя потушен; какая-нибудь рота не успеет выйти на стену из-за уличных беспорядков; да хоть бы толпа соберется у ворот – этого уже будет достаточно! Степной Огонь получит шанс броситься на штурм – и верьте, ваше величество, он его не упустит.

Есть ли у Морана слабые места? Да, ваше величество: он хромой. Двое мятежных шаванов напали на него и повредили обе ноги. Моран с трудом держится в седле и не может сражаться. В иное время шаваны не терпели бы вождя-калеку, но Степной Огонь очень уж лихо разбил южан и очень умно ведет осаду. Шаваны все прощают Морану за его успехи. Стоит хромому вождю ошибиться или потерпеть поражение, как орда сбросит его. Но пока он далек от поражений.

Как поступить?.. Не можем знать, ваше величество. Мы – всего лишь разведчики…

Как спасти Литленд? Чем помочь?

Мира звала одного за другим всех, кто мог дать хоть какой-то совет.

Шаттэрхенд сказал:

– Ваше величество, поручите Литленд лорду-канцлеру. Испокон веков Ориджины – кнут, которым Династия укрощает Запад. Это их дело чести, если угодно. Никто не справится лучше кайров.

Министр путей Лиам Шелье схватился за голову:

– Святые боги! Еще одна война добьет казну Империи! Но если лорд-канцлер уйдет в поход, столица вздохнет свободнее…

Мира уточнила:

– Вы считаете, я должна послать его против шаванов?

– При всем уважении, вы не можете послать его. Он сам пойдет, если захочет… Но не вижу причин, чтобы он не захотел! Ориджин упивается славой триумфатора, просто купается в ней. А тут новая громкая победа…

– Что, если эту победу одержу я?

Министр потратил время, чтобы понять, о чем говорит императрица. Уловив смысл, вскричал в ужасе:

– Ваше величество, даже не думайте об этом! Ваши войска слабы, как никогда! Вы погибнете на радость агатовской своре!..

– Сколько поездов вы можете выделить для переброски войск?

– Восемь… десять… пятнадцать, если немедленно отменим все пассажирские рейсы. Этого хватит на два полка – ничтожно мало против степных полчищ! Пожалейте себя, ваше величество!

Двое наставников из Престольной Цитадели заявили в один голос:

– У вашего величества определенный талант к финансам, а у герцога Ориджина – к войне. Обещайте, что щедро оплатите военную экспедицию – и герцог пойдет хоть в Запределье. Мы же поможем вам найти средства!

Баронет Эмбер прислал записку:

Была глубокая ночь, когда в покои владычицы явилась фрейлина:

– Ваше величество, генерал Алексис здесь.

– Попросите его через пять минут. Сперва дайте перемолвиться с вами.

– Мои познания в военном деле, ваше величество, сводятся к тактике расстановки стаканов на столах.

– Я не о войне спрошу, леди Лейла, а об Ориджине. Все, с кем говорила, советуют: забудьте о шаванах, пускай Ориджин расправится с ними.

– Боюсь, ваше величество, я не посоветую ничего лучшего. Стравить меж собою двух негодяев – на мой взгляд, прекрасная мысль.

– Могу ли я доверять Ориджину?

– Полагаете, он намеренно проиграет войну, чтобы вам досадить?

– Возможно, вступит в сговор…

– С шаванами? Не раньше, чем кошка залает.

Мира колебалась. Не нравились все советы, не ложились на душу.

– Минерва Несущая Мир зальет Литленд кровью…

– Кровью лошадников-головорезов. Полагаю, народ простит вас.

– Но не народ Запада.

– Верно, Запад будет злиться, но не сможет укусить: Ориджин оставит его без зубов.

– И еще одна победа в череду триумфов герцога…

– Боги, неужели вы завидуете ему?! Самое глупое, что может придумать женщина, – начать завидовать мужчине!

Не в зависти было дело и не в недоверии к лорду-канцлеру. Мира знала, что он справится с шаванами: уж что-что, а войну Ориджинам можно поручить. Но все же – нет, не годится, плохое решение. Нужно другое…

– Генерал Алексис ждет аудиенции, – напомнила леди Лейла.

– Просите.

Когда вошел Серебряный Лис, Мира подняла глаза, мутные от бесплодных размышлений.

– Генерал, вы знаете о Мелоранже?

– Уведомлен шесть часов назад, ваше величество.

– Дайте мне совет… Нет, погодите. Прежде, чем сказать: «Пошлите Ориджина», – подумайте и ответьте: чем это плохо?

При звуке имени генерал сжал губы.

– Я убежден, что лорд-канцлер завтра же поднимет войска и поведет на юг, где развеет орду Степного Огня и многократно преумножит свою славу.

Слова звучали как обвинение в адрес герцога.

– Да, вполне вероятно, – сказала Мира, несколько озадаченная. – Чем это плохо для Короны?

– Растет влияние человека, и без того влиятельного, как Темный Идо. Литленд будет обязан Ориджину, а шаваны станут трястись от страха перед ним. Герцог вернется из экспедиции властелином Юга и Запада. Север и так за ним, а столица – за его любовницей. Что останется вашему величеству? Остаток Земель Короны да клочок Южного Пути?

Каждое слово полководца кровоточило досадою. Мира опешила перед такой бурей чувств.

– Генерал, вы хотели бы взять эту славу себе? Справитесь ли, если я вас, а не Ориджина, отправлю в Литленд?

Он стиснул зубы до скрипа.

– Никак нет, ваше величество. Моему корпусу не справиться с ордой.

– А при поддержке сил Великих Домов? Возможно, герцог Лабелин или герцог Фарвей-Надежда согласятся дать своих рыцарей.

– Маловероятно, ваше величество. Шаваны под Мелоранжем – беда Дома Литленд. Лабелину и Фарвею ни к чему чужие беды.

Помедлив, полководец добавил:

– Да они и не успеют. Собрать войска двух герцогств и перебросить в Литленд займет не меньше месяца. Думаю, Мелоранж не простоит столько.

Мира ахнула.

– Мне говорили, припасов в городе хватит до лета!

– Припасов – да, духу – нет. Моран сказал, что зарежет каждого, если возьмет город штурмом, но отпустит всех живыми, если горожане отопрут ворота. Счет идет на недели, ваше величество. Если не на дни.

– Тогда как успеет герцог Ориджин?!

– Никак. Он не спасет Мелоранж. Только окружит и уничтожит орду на руинах города.

– И он понимает это?

– Разумеется, ваше величество.

– И все равно пойдет?

Генерал процедил сквозь зубы:

– Он пойдет не на помощь Литленду, а на охоту.

Мира опустила глаза. Долго молча разглядывала карту, расстеленную на столе. Сеть рельсовых дорог разбегалась от Фаунтерры изящной паутиной, радовала глаз совершенством линий…

– С помощью поездов мы можем быстро перебросить армию. Опередим и Ориджина, и штурм… Но всего два полка – на большее не хватит вагонов… Генерал, что можно сделать двумя полками?

– Не победить орду – это точно, ваше величество.

– Допустим. Но если победу и не ставить за цель… Если мыслить шире, как в стратемах! Мы имеем в запасе один быстрый маневр – малыми силами, зато внезапно. Мы не можем сбить искру противника… А что можем?

Серебряный Лис склонился над картой. Досада и гнев ушли с некрасивого лица военачальника, когда он полностью сосредоточился на задаче. Провел пальцем по южным веткам рельсов, двадцатимильной линеечкой, прилагаемой к карте, вымерял расстояния. Шевеля губами, прикинул в уме время. Отметил несколько точек и хмуро свел брови.

– Виноват, ваше величество. Мы не сможем навязать шаванам такой бой, который выиграем силами двух полков. Орда слишком сосредоточена. Чтобы разделить ее на части, требуются обманные маневры, а на них у нас нет времени.

– Хотите сказать, ваши два полка абсолютно бесполезны и ничего не смогут предпринять?

Генерал сжал губы от этих слов.

– Никак нет, ваше величество. Моих сил достаточно, чтобы взять вот эту точку. Данный маневр не помешает Морану захватить Мелоранж. Но если ваше величество желает победы – можем одержать ее вот здесь.

Он провел линейкой по карте совсем в другом направлении: не на юг, а на запад – к реке Холливел.

* * *

Герцог Ориджин пришел к Минерве ранним утром. Еще не встав из постели, она приказала подать первый кофе, а спустя пять минут получила доклад: «Лорд-канцлер просит аудиенции». Из чего следовала неутешительная новость: у герцога имеются шпионы даже на кухне, – но также и новость обнадеживающая: герцог не спал ночью. Возможно, судьба Литленда не совсем ему безразлична.

Внешность герцога подтверждала вторую догадку: он то и дело потирал красные от бессонницы глаза и с трудом сдерживался, чтобы не зевать. Впервые Мира порадовалась встрече с Эрвином Ориджином. Спросила не без поспешности:

– Что вы надумали, милорд?

– Надумал?.. Простите, нынешней ночью мне не довелось принять посыльных бога сна, отчего мой рассудок стал неприятно медлителен. О чем говорит ваше величество?

Мира предложила герцогу кофе. Он согласился с великой охотой и припал к чашке с жадностью пустынного путника.

– Я говорю о беде, постигшей Литленд. Что вы думаете о ней, милорд? Видите ли пути спасения?

– Ах, Литленд, ваше величество… Премного благодарствую – кофе великолепен… ммм!.. Я не вижу особой беды. На мой взгляд, шаваны не представляют затруднений.

– Конечно, милорд. Я и не думала, что они опасны для вас. Войско Агаты, вне сомнений, разобьет их.

Герцог мурлыкнул нечто вроде: «М-угу-уу…».

– Однако Ханай еще покрыт льдинами и не судоходен, а свободных поездов хватает лишь на два полка. Войско придется перебрасывать пешим маршем, это займет несколько недель. Считаете ли вы, что Мелоранж выстоит столько?

Ориджин пожал плечами с видом полной безмятежности. Его ответ нельзя было трактовать иначе, как: «Определенно!»

– Простите, милорд, но генерал Алексис заверил меня в обратном.

Герцог усмехнулся и раскрыл свой блокнот. Непременный черный блокнот – Ориджин чуть ли не постоянно носил его с собою. Порой Мире было чертовски интересно узнать его содержание; иногда, напротив, казалось, что блокнот полон глупых шаржей, и герцог ведет его с единственной целью – злить окружающих.

Пролистав примерно на середину, Ориджин показал Мире картинку: по рельсам мчался тягач – большой, могучий, квадратный. Его окна и фонари складывались в подобие лица, нож для чистки путей напоминал бородку, заклепки – небритую щетину на щеках. Лицо казалось суровым и упрямым… и весьма недвусмысленно напоминало Серебряного Лиса.

– Видите, ваше величество? Это генерал Алексис. Решителен, смел, напорист, но одна беда: не может съехать с рельсов! Движется всегда по одному пути – тому самому, который изучил в военной академии.

– А вы знаете другой путь, милорд?

– Разумеется. Иначе каким бы я был внуком Агаты!

Мира уже не скрывала радости. Все советчики оказались правы: Ориджин таки знает толк в войне. Пусть негодяй и транжира, и интриган, но если хочешь выиграть войну – поручи ее Ориджину!

– Милорд, меня смущает еще один аспект. Мы с вами пытаемся установить мир в Поларисе, привести все народы и земли в согласие. Недаром я разослала приглашения в Палату для всех Великих Домов, и Дома Запада также их получили. Если теперь вы уничтожите орду, то это спасет Мелоранж, но Запад заплатит слишком высокую цену. Не знаете ли способа обойтись малой кровью? Принудить шаванов подчиниться, но сохранить их жизни – возможно ли? Подобно тому, как вы взяли Лабелин…

– Конечно, ваше величество! После чашки божественного кофе, которым вы меня угостили, я был бы последним негодяем, если б отказал вам. Клянусь, что знаю способ сохранить жизни лошадникам. Ни один из них не падет от северного меча!

– Ни один?! Вы шутите!..

– Я предельно серьезен, ваше величество! – герцог усмехнулся. – Точнее, нет, я отнюдь не серьезен, а полон радости, азарта и светлых надежд… Но я сказал истинную правду: все лошадники сохранят свои грязные шкуры, а мое войско вполне обойдется без поездов и кораблей!

Мира вся обратилась во внимание:

– Какова же ваша стратегия, милорд?!

– Проста, как все гениальное: я вовсе не пойду в Литленд.

– Вы поручите это одному из вассалов?..

– Нет, зачем же? Я останусь в столице, мои вассалы останутся в столице, и все мои кайры останутся в столице. Согласитесь, это решает все проблемы! Не будет тысяч мертвых шаванов, не возникнет поводов для кровной мести, не потребуются корабли и поезда, моя военная слава не возрастет до пугающего уровня.

Мира беспомощно хлопала веками:

– Но Мелоранж падет!

– Возможно, да… Возможно, нет… Его судьба в руках богов, и они уж всяко не ошибутся, принимая решение.

Мира вспыхнула:

– Милорд, вам наплевать на жизни сотен тысяч горожан?!

– Полагаю, о жизнях речь не идет, ваше величество. Сотни тысяч горожан могут взять мечи или луки, или печные ухваты, или что имеют тяжелого под рукой – и выйти на стены. Сердце Света – сто двадцать тысяч жителей – стояло год против Дориана Скверного. Целый год, ваше величество! И Дориан был не Моран-калека! С другой стороны, мещане могут выбрать простой путь: сдаться. Они потеряют имущество, но сохранят жизни. Так обещал Моран, и я не думаю, что он солгал. Шаваны всегда воюют ради наживы, но не ради убийства.

– То есть, ваш совет – оставить Литленд в беде?

– Беда одних – радость других, ваше величество. Литленд расстроится, зато шаваны будут счастливы. Шаваны собрались из трех графств: Рейса, Холливела, Закатного Берега. Мы с вами порадуем три земли, а опечалим лишь одну…

Мира с трудом подбирала слова, которые не нарушат норм этикета.

– Позвольте полюбопытствовать, милорд, вам потребовалась целая ночь, чтобы разработать столь блестящую стратегию победы?..

– Ночь, ваше величество?.. О, нет! Я никак не мог заниматься стратегией ночью, ведь мы с принцем Гектором посвятили ее знакомству с культурой и традициями королевства Шиммери. Если быть точным, мы изучали образцы танцевального искусства, виноделия и женской красоты… Ах, ваш кофе определенно восхитителен!.. А решение о Мелоранже я принял сразу, как только узнал ситуацию. Поход в Литленд не даст ничего, кроме кровной вражды с Западом. Да и войска нам скоро понадобятся в другом месте. Ваше величество должны понимать…

Он сделал лукавое лицо, будто намекал на что-то. Мира не поняла намека, и не имела ни малейшего желания угадывать. Тьма сожри этого мерзавца!

– Коль ваше величество согласны с моими аргументами – а иначе и быть не может, – то позвольте мне откланяться. И мне, и вам не повредит пара часов внепланового сна.

Герцог допил кофе и собрался уже встать из-за стола, когда Мира сказала:

– Не откажите в любезности, милорд. Я прошу на полшага отступить от вашего чудесного плана и все же послать в Литленд кайра – только одного.

– Охотно, ваше величество. Но с какой целью?

– Сопроводить дипломата, который поведет с шаванами переговоры от имени Короны. Если слова посла будут подкреплены видом воина в черно-красном плаще, то они прозвучат более убедительно.

– О, переговоры! Прекрасная мысль! Разграбив Мелоранж, шаваны должны все-таки вспомнить о подчинении Короне. Пускай Моран поклянется распустить орду и принести вассальную присягу – а Корона пообещает простить его бесчинства. Вот только есть одна тонкость… – герцог деланно нахмурился. – Минувшим летом Литленды убили западных послов, а позже и сам владыка Адриан повторил их милую проделку. Моран может не кстати вспомнить об этом и ответить тою же монетой. Потому не выбирайте дипломата из числа дорогих вам людей – велик шанс, что он окончит переговоры на Звезде.

Мира издала нервный смешок.

– Вопрос ценности данного посла для меня настолько противоречив, что я затруднюсь с ответом… Это я поеду на переговоры.

– Вы?..

Полное смятение отразилось на лице герцога. Он схватился с места, упал обратно в кресло, потряс головой.

– Вы?.. Вы и Моран?.. Нет…

Минерва молчала, не опускаясь до пояснений и даже не думая отказаться от плана. В глазах герцога отражалась буря мыслей, будто что-то в его мире вывернулось наизнанку.

Наконец, успокоившись, он сказал:

– Не делайте этого, вашего величество. Не встречайтесь с Мораном. Вас могут убить, захватить в плен, искалечить. Вы отдаете себя в лапы хищников!

Не худших хищников, чем вы, милорд… Мира хранила молчание.

– Вы уповаете на генерала Алексиса? Хотите взять его полки в качестве своей защиты? Их недостаточно! Орда справится с ними!

– О, нет, милорд. Ценность солдат Алексиса очевидна, в отличие от моей. Я не стану рисковать ими. Всего один поезд, одна дюжина охраны, один кайр – и я.

– Ваше величество, это даже не риск, а безумие!

– К счастью, вы не можете запретить мне рискнуть собою.

– Я не пытаюсь запретить. Я прошу! Что могу сделать, чтобы отговорить вас? Послать на переговоры своих людей? Предложить Морану выкуп за покой Мелоранжа? Пригрозить военной расправой?

С чего вы так взволновались, милорд? Боитесь, что Моран сломает вашу любимую куклу? В конце концов, это справедливо: поигрались сами – дайте другим.

– Мне льстит ваше беспокойство, милорд. Но я не прошу и не приму иной помощи, кроме уже названной.

Она позвонила в колокольчик, знаменуя конец беседы. Гвардейцы вошли, чтобы проводить лорда-канцлера.

– Вы совершаете ошибку, – выдохнул он.

– Не большую, чем в день нашего знакомства.

* * *

Последнее дело перед отъездом весьма и весьма подходило под настроение. День открытия судоходства…

Ханай уже взломал ледяные кандалы и, бурля, стремился к Крайнему Морю. Но остатки льда – от крохотных футовых осколочков до увесистых глыб с телегу размером – тут и там пятнали реку. Они налетали на причальные пирсы и опоры мостов, обходили преграды неуклюжей ощупью, как слепцы. Они сталкивались меж собою, сцеплялись зазубренными краями, будто помогали друг другу плыть, либо, напротив, яростно выпихивали с фарватера мелких и слабых. Хаотическое их движение напоминало бегство разбитой армии. Белый цвет мундиров роднил льдины, да общее отчаянное желание скорей добраться до моря…

Для большинства судов торгового и военного флота плавание среди такого крошева представляет немалую опасность. Но предприимчивые купцы, желая выгадать две недели, пока длится ледоход, построили особые корабли: небольшие округлые шхуны с прочными бортами, прозванные «орешками». «Орешек» спокойно переживал столкновение со льдиной любого размера, мог доставить товар и принести прибыль, пока иные суда еще стояли на зимовке. Императорский военный флот также взял на вооружение эту конструкцию. Сегодня дюжина «Орешков» – восемь купеческих и четыре боевых – открывали судоходный сезон.

Городские зеваки наблюдали действо с набережной, придворные – со стен Дворца Пера и Меча. Хотя капитаны кораблей предлагали всем первородным господам взойти на борт, желающих нашлось немного. Малый размер судов предполагал толкотню на палубе, а льдины то и дело били в борта, вызывая неприятную тряску. Смотреть со стен было комфортней, да и вид с высоты открывался великолепный: Ханай, срывающий покровы; изящная арка Воздушного Моста; колонна кораблей, готовых к отплытию…

Владычица, однако, сочла возможным посетить головной «орешек» – шхуну Е. И. В. военного флота «Стремительная». В связи с этим палуба небольшого корабля пестрела алыми мундирами гвардейцев, издали напоминая цветник роз. Знатоки придворных ритуалов высказывали некоторое удивление: отчего непосредственная охрана владычицы поручена алой гвардии, а не исконной лазурной? Тут же находился ответ: императрица позволила генералу Алексису взойти на борт с нею вместе. Эскорт полководца и эскорт владычицы просто не уместились бы на палубе одновременно. Ее величество поступила весьма тактично, попросив воинов генерала обеспечить ее охрану: тем самым она и решила проблему с местом, и проявила доверие к Алексису. Видят боги: после разгрома в Лабелине, генерал весьма нуждался в подтверждении высочайшего доверия.

И почти никому при дворе – даже женам церемонийместеров, что славятся абсолютным всезнанием, – не было известно: вместе с императрицей и генералом «Стремительную» посетил еще один гость. Он прибыл на борт по личному приглашению Минервы за два часа до начала торжеств и коротал время на юте в обществе штурмана. Штурман «Стремительной» не зря слыл отменным рассказчиком морских историй, а на борт шхуны к прибытию ее величества доставили восемь бочек прекрасного вина (спрашивается, сколько сможет выпить сама Минерва, а сколько останется команде?..) Словом, гость имел все возможности насладиться проведенным временем, однако не воспользовался ими. Не раз, и не два он повторял, как срочно ему необходимо отправиться в Маренго, и сколь важные дела рушатся от его задержки, и если бы не каприз ее величества, он был бы уже за много миль от Фаунтерры… В конце концов, даже штурман – весьма жизнерадостный человек – устал от роптания гостя и оставил его в одиночестве, а сам вышел на шканцы и излил свое удивление капитану:

– О, боги! Никогда не думал, что бывают такие недовольные министры! Коль тебе повезло стать министром, то живи и наслаждайся. Но нет, он ноет больше, чем наш юнга, когда драит палубу!

Юнга громко заверил штурмана, что не привычен ныть ни при каких условиях, и тут же получил подзатыльник за вмешательство в беседу старших офицеров. А вскоре все было забыто, поскольку ее величество и генерал Алексис взошли на борт.

Полководец был хмур – да чего еще ждать от жертвы самого вопиющего разгрома за полвека! Впрочем, выйдя на палубу, ощутив под ногами водную стихию, заслышав плеск волн и посвист ветра в снастях, генерал оживился и приобрел мечтательное выражение лица.

– Я родился на острове, среди моряков… Сухопутная служба Короне – для меня гордость и честь. Но если бы боги дали мне иную судьбу, это точно была бы судьба морехода.

Штурман заверил ее величество и генерала, что не существует более романтического дела, чем мореплавание. Капитан же ограничился сдержанным: «Гм, да», – поскольку, в отличие от штурмана, не страдал лишним оптимизмом.

Императрица выразила желание осмотреть корабль, и оно немедленно было исполнено. Ее величество проявила большой интерес к оснастке и парусному вооружению судна, спросила о названиях каждой детали. Однако лицо Минервы хранило странно напряженное выражение, словно какие-то тяжкие мысли снедали ее.

– В добром ли здоровье ваше величество? – решился спросить штурман.

– Вполне, благодарю вас… Я сосредоточена потому, что пытаюсь запомнить слова. Вы говорите, это… барсель?

– Брамсель, ваше величество. А точнее, фор-брамсель.

– Фор, сударь?..

– Изволите видеть, «Стремительная» оснащена двумя мачтами, из которых передняя зовется фок, а задняя – грот.

– Почему же тогда парус – не фок-брамсель, а фор-брамсель?..

Впрочем, вскоре ее величество разобралась в этих премудростях и выучила все названия, а морские офицеры получили немало удовольствия, просвещая ее. За беседою все как-то позабыли о существовании третьего гостя, брошенного в штурманской каюте.

– Виноват, ваше величество!.. – вдруг опомнился капитан. – На юте вас дожидается гость – министр Дрейфус Борн. Прошу прощения, что не вывели его немедленно с вашим появлением. Сейчас же он будет…

– Вы говорите, ют?.. – императрица свела брови, перебирая свежие пласты познаний. – Это кормовая надстройка, где каюты старших офицеров?..

– Так точно, ваше величество.

– Прекрасно! А мы сейчас стоим тоже на юте?..

– Никак нет, ваше величество. На шканцах.

– Простите мои глупые расспросы, но в чем разница?

Прояснив этот вопрос, вернулись к персоне гостя.

– Прикажете вывести его на верхнюю палубу, чтобы присутствовал при торжествах?

– Господин министр не сможет участвовать в торжествах – он слишком занят. Я лишь обсужу с ним один вопрос касательно налогообложения винодельческих гильдий, после чего проводите его на берег.

Генерал Алексис уточнил:

– Доставлены ли на борт бочки вина?

– Так точно, милорд. Восемь штук – шесть плюс две, – отрапортовал лейтенант, отвечавший за доставку бочек.

– Их разместили на грузовой палубе, милорд, – сообщил капитан.

– Проводите меня туда и приведите гостя, – приказала Минерва.

Необходимость доставить императрицу в трюм вызвала замешательство среди моряков. Однако ее величество проявила известную ловкость и спустилась по узкой лестнице, не запутавшись в складках собственного платья. Она даже как будто не заметила царящий в трюме ядреный запах дегтя, солонины и плесени. Штурман рискнул пошутить:

– Ваше величество уже наполовину готовы к мореплаванию!

Минерва тут же полюбопытствовала, что входит во вторую половину подготовки, но прежде, чем штурман раскрыл рот, капитан оборвал его строгим: «Грм!»

– Господа, благодарю за экскурсию. Прошу, ждите меня на шканцах – верно сказала, да?.. Я вскоре выйду к вам.

Морские офицеры поднялись наверх. Когда гостя привели на нижнюю палубу, его ждала императрица с генералом и тремя воинами эскорта.

– Ваше величество, – проворчал Дрейфус Борн, недовольно постукивая тростью. – Благодарю за приглашение, но вынужден сообщить: мне не до празднеств. Срочные дела ждут в Маренго. Казна Империи требует моей заботы.

– Ах, министр, простите, что побеспокоила. Я не займу много вашего времени.

– И зачем было тащить меня в трюм? В высшей степени странный выбор места встречи!

– Не трюм, а грузовая палуба, сударь. Она зовется так потому, что здесь размещаются грузы. Об одном из них хотела с вами посоветоваться. Сегодня мне доставили восемь бочек необычного вина…

Она указала: бочки лежали пирамидой, скрепленные ремнями. Одна была уже вскрыта, отверстие заткнуто пробкой; остальные пока запечатаны.

Скривив губы, министр стукнул тростью по ближайшей бочке.

– К сведению вашего величества: я не мальчик на побегушках. Я занят делами, которые приносят деньги. Я кормлю весь двор лорда-канцлера! Вспомните об этом, когда снова захотите обсудить какое-то вино или чей-то портрет.

– Весьма невежливо с вашей стороны, сударь. То был портрет Юлианы Великой, вовсе не чей-то, как вы изволили выразиться. И вино в этих бочках тоже не может быть описано словом «какое-то». Это – совершенно исключительный груз, с которым вам непременно следует ознакомиться.

Минерва кивнула гвардейцу. Воин выхватил кинжал и, всадив клинок в щель между крышкой и стенками бочки, принялся давить. Крышка скрипуче сдвинулась с места, и министр отскочил в сторону.

– Идиот, что ты делаешь? Сейчас хлынет!

Но вино не потекло, даже когда гвардеец полностью снял крышку.

– Пустая, что ль?..

Дрейфус Борн приблизился, чтобы заглянуть. Бочка отнюдь не была пустой. Поджав колени к груди, в ней лежала белокурая женщина. Ее руки были связаны в запястьях, во рту плотно сидел кляп.

– Какого черта?! – возмутился министр.

В этот момент женщина запрокинула голову и глянула в лицо Борну. Он издал крик. Трость со стуком упала на пол.

– Марго!.. Марго!..

Борн кинулся к ней, потянулся, чтобы снять кляп. В следующий миг он был сбит с ног и отброшен от бочки. Гвардеец нацелил клинок ему в шею, а владычица произнесла:

– Я получила хорошее воспитание и редко сталкивалась с хамством. Его проявления озадачивают и печалят… Обе наши встречи опечалили меня, сударь. Надеюсь, вы раскаиваетесь и планируете исправиться?

Дрейфус Борн кивнул так резко, что задрожали брыластые щеки.

– И не станете делать того, что меня расстроит?

Он помотал головой из стороны в сторону, ерзая затылком по доскам.

– В таком случае, вам позволено подняться и проверить остальные бочки.

Воин убрал меч. Борн подхватился на ноги. Звеня браслетами и ломая ногти, принялся сдирать с бочек крышки. Владычица, генерал и гвардейцы безмятежно следили за его потугами. Борну запретили трогать две бочки – те, что действительно были наполнены вином. Остальные шесть вскоре оказались вскрыты.

– Сударь, вы давеча хвастались наличием супруги и трех детей. Как вы понимаете, весьма невежливо – хвалиться своим семейным счастьем перед одинокою девушкой. Тем не менее, отрадно видеть, что вы не солгали: боги действительно даровали вам трех сыновей. Также у вас имеется и брат, и сестра – большая, крепкая семья. Полагаю, вы дорожите ею…

– Ваше величество… – невнятно, водянисто промямлил Борн, – простите меня…

– А что вы готовы сделать, чтобы заслужить прощение?

– Я… у меня… есть деньги. Ваше величество… пятьдесят тысяч золотых…

– Всего-то?

– Семьдесят… восемьдесят… – он облизал пересохшие губы, – сто…

– Предлагаете императрице жалкие сто тысяч?..

– Сто двадцать… сто пятьдесят! Ваше величество, у меня нет больше. Клянусь! Сто пятьдесят тысяч!..

– С чего вы взяли, что дело в деньгах? Юлиана Великая объединила Империю благодаря своему исключительному чувству справедливости. По мере возможностей, я хочу следовать ее примеру.

Минерва дала знак, и генерал ткнул в руки министру исписанный лист бумаги. Борн поднес его к близоруким глазам, забегал зрачками по строкам…

– Ваше величество, но это… это же…

– Признание в совершенных преступлениях – мошенничестве и казнокрадстве. Вам следует вписать точную сумму, которая мне неизвестна, и поставить подпись.

– Но я не… так нельзя!.. Лорд-канцлер не позволит!..

Генерал ударил его в живот с такой силой, что Борн упал на колени.

– Забудь лорда-канцлера, ничтожество. Перед тобой императрица!

– Подумайте, ваше величество, – прохрипел Борн, – казна пострадает… рухнет налоговая система! Ущерб Империи…

Минерва подняла палец, требуя тишины.

– Шхуна «Стремительная» сегодня отправится в плавание и со временем причалит в некоем порту. Его название во всей столице буду знать лишь я. Если лорд-канцлер и захочет помочь столь невежливому человеку, как вы, то ничего не сможет предпринять. Лично вы находитесь под защитой Ориджина, но вашу семью не защитит никто… кроме вас. Подпишите данную бумагу, а позже – по моему сигналу – придите в суд и устно повторите признание. Притом отметьте, что ни ваш помощник Франк Морлин-Мей, ни министр финансов Альберт Виаль не повинны ни в чем, а вся тяжесть преступления лежит на вас. После того, как состоится суд, шестеро близких вам людей обретут свободу.

Министр задрожал всем телом. Приговор суда по такому обвинению – десять лет каторги в рудниках.

– Ваше величество, умоляю… ради Янмэй, будьте милостивы… возьмите деньги!

Владычица усмехнулась:

– О, разумеется, и деньги тоже! Вы вернете каждую агатку, которую успели украсть со дня начала мятежа. Вернете не в казну Роберта Ориджина, а на особый счет Короны в банке Конто.

– Ваше величество, я уже потратил…

– Как жаль… Надеюсь, ваша семья простит вас.

– Если я не… если не смогу, то… что будет с ними?

– Пофантазируйте об этом в свободное время. Хотя у вас его так мало – все дела, дела… Не смею больше задерживать, сударь.

По знаку императрицы воины схватили Борна и вытолкнули на лестницу. Он попробовал задержаться:

– Ваше величество…

Минерва даже не обернулась, а в спину министра уперся клинок. Больше никто не сказал ни слова, пока Борн не покинул грузовую палубу. Когда он исчез, гвардейцы закрыли бочки.

– Как только судно отплывет, – приказала Минерва, – выпустите их, накормите и напоите.

– Будет исполнено, ваше величество.

– Дальнейшие инструкции вам известны.

– Так точно.

Генерал Алексис все еще смотрел в люк, в котором исчезла спина министра. С брезгливою злобой он сказал:

– Серпушка наказана… Но чертова искра живет и здравствует!

Мира же поймала себя на том, что не ощущает никакой злости. Еще час назад был и гнев, и презрение… А теперь, когда задуманное свершилось, осталось странное чувство – запоздалая робость. Оказывается, я могу?.. Имею право быть злой и мстительной, наказывать, уничтожать?.. Титул императрицы явно подразумевал это, и Мира не сомневалась – пока не сделала. Теперь же взяла оторопь, даже испуг: боги, я хватила через край! Одно дело – изображать грозный вид, совсем иное – брать заложников, шантажировать, ообещать расправу. А что, если Борн не поверит моим угрозам? Сейчас-то напугался, но после успокоится и решит, что я блефую. Если мне придется привести угрозы в исполнение – что тогда? Прикажу убить невинных людей? Пойду на попятную, Борну с Ориджином на смех? Возможно, лучше отступить прямо сейчас? Борн готов заплатить сто пятьдесят тысяч – это очень немало, с лихвою хватит на ремонт путей!.. Но как тогда быть со справедливостью? Чем я буду лучше лорда-канцлера, если соглашусь на взятку?..

Словом, Мира пребывала в смятении чувств, когда генерал Алексис произнес свою реплику. Жгучая ненависть в голосе полководца удивила ее.

– Генерал, разве Борн причинил вам зло? Лично вам?

– Он – нет. Но тот, кому он служит…

– Вы ненавидите Ориджина?

Еще недавно она сама питала к герцогу нечто, весьма похожее на ненависть. Но сейчас, спросив вслух, заметила несуразицу. Герцог – самовлюбленный нахальный негодяй… Но прямо ненавидеть – не много ли чести?

– Ориджин попрал законы войны, – процедил Серебряный Лис. – Он был разбит на честном поле боя, но ударил в ответ ночью, исподтишка, в спину – как последний разбойник. Его люди даже нарядились бандитами, поменявшись одеждой с лабелинской швалью! Они не гнушались резать спящих, поджигать дома с солдатами внутри! Четверть моих воинов погибла, даже не взяв в руки меча. Среди них было двое моих друзей…

Генерал осекся, заметив удивление на лице Минервы.

– Простите, ваше величество. Я не имею права изливать чувства при вас.

– Вы имеете полное право говорить мне все, что сочтете нужным. Ваши чувства понятны мне. Удивило другое: почему вы не взяли дворец Пера и Меча?

– Виноват?..

– Когда вы вернулись в столицу с тремя полками, Ориджин удерживал дворец. Ваши воины были измотаны и обескровлены, но вдесятеро превосходили числом. Отчего вы не пошли на штурм?

– Владыка Адриан приказал мне дождаться его прибытия, тем временем дав отдых солдатам.

– Но почему вы не атаковали, когда Адриан погиб?

– Я счел нужным узнать решение нового императора.

– Так вы и сказали мне тогда, и я не удивилась, поскольку не знала, как сильно ненавидите Ориджина. Теперь – знаю. Вы – решительный человек, не из тех, кто боится ответственности. И вы имели личные причины уничтожить герцога.

– В тот день ваше величество сами назвали причину: если бы мы убили Эрвина, армия генерала Стэтхема вошла бы в столицу и устроила кровавую баню.

Мира полностью поверила бы этому доводу, не вспомни генерал ее же слова. «Вы же сами говорили…» К чужим аргументам зачастую прибегают тогда, когда свои хотят скрыть.

Так или иначе, пожалел ли Алексис своих измученных солдат, совершил просчет или попросту струсил – сейчас нет смысла лезть ему в душу.

– Генерал, простите мое любопытство. Забудем болезненный вопрос и сменим тему. Все ли готово к выполнению плана?

– Министр Шелье предоставил поезда, как и обещал. Погрузка началась на рассвете и через час будет окончена.

– В таком случае, выдвигаемся по окончании торжеств.

– Будет исполнено, ваше величество.