Глава 30
– Вы их нашли? – спросил лорд Марк.
– Да, – с трудом выговорила Ботари-Джезек.
– И уничтожили?
– Да.
Марк покраснел и откинул голову на спинку кресла.
– Вы их просмотрели. – Он вздохнул. – Я же сказал, чтобы вы этого не делали.
– Мне надо было убедиться, что это именно они.
– Нет, не надо было. Можно было просто уничтожить все.
– В конце концов я так и сделала. Я начала смотреть. Потом отключила звук. Потом пустила их на повышенной скорости. Потом стала просто проверять время от времени.
– Очень жаль, что вы меня не послушали.
– Мне тоже очень жаль. Марк, этих записей были сотни часов! Я не могла поверить, что их так много.
– На самом деле около пятидесяти часов. Или, может, пятидесяти лет. Но проводилось одновременно несколько записей. Я всегда краем глаза видел записывающую камеру, что бы ни происходило. Не знаю, зачем Риоваль их делал: изучать и анализировать или просто наслаждаться. Наверное, того и другого понемногу. Его проницательность просто ужасала.
– Я… не поняла кое-что из того, что видела.
– Хотите, чтобы я вам объяснил?
– Нет.
– Ну и хорошо.
– Могу понять, почему вы захотели, чтобы они были уничтожены. Попади записи в плохие руки… они стали бы страшным рычагом для шантажа. Если хотите, чтобы я поклялась молчать, я готова.
– Дело не в этом. Я ничего не намерен держать в тайне. Никто никогда больше не получит надо мной такой власти. Не будет дергать меня за скрытые веревочки. В общих чертах можете рассказывать хоть всей галактике – мне наплевать. Но… если бы СБ получила эти материалы, они в конце концов попали бы в руки Иллиану. А он не смог бы утаить их от графа – и от графини тоже, хотя, не сомневаюсь, попробовал бы. Или в конце концов от Майлза. Можете себе представить, как граф, графиня или Майлз смотрят это дерьмо?
Элен сквозь зубы втянула воздух.
– Начинаю понимать.
– Подумайте над этим. Я подумал.
– Лейтенант Айверсон разбушевался, когда, сломав дверь, увидел оплавленные упаковки. Он будет жаловаться начальству.
– Пусть жалуется. Если СБ готова начать жаловаться на меня и моих людей, то и я на них начну жаловаться. Например, где они, к дьяволу, были последние пять дней? Мне не будет ни стыдно, ни неловко напомнить об этом кому угодно, начиная с самого Иллиана. Пусть только попробуют встать у меня на пути… – враждебно пробормотал он.
Лицо у нее было зеленовато-бледным.
– Мне… очень жаль, Марк.
Элен неуверенно прикоснулась к его руке. Он схватил ее за запястье и сильно сжал. У Элен раздулись ноздри, но она не дрогнула. Он сел прямее, вернее, попытался.
– Не смей меня жалеть! Я победил! Прибереги свою жалость для барона Риоваля, если уж тебе надо кого-то жалеть. Я его поймал. Обманул. Победил в его собственной игре, на его собственном поле. Я не позволю превратить мою победу в поражение ради твоих чертовых… эмоций. – Марк отпустил ее руку. Она потерла кисть, не спуская с него пристального взгляда. – Вот и все. Я могу отбросить Риоваля, если мне не будут мешать. Но если окружающие будут знать слишком много – если бы они увидели те проклятые записи, – они никогда не могли бы об этом забыть. Их чувство вины возвращало бы их к этому снова и снова, и они возвращали бы к этому меня. Я не хочу сражаться с Ри Риовалем у себя в голове – или у них в голове – всю оставшуюся жизнь. Он умер, а я нет – и довольно. – Помолчав, он хмыкнул: – И признай, это было бы особенно плохо для Майлза.
– О да, – выдохнула Элен, искренне соглашаясь.
За окном дендарийский катер, пилотируемый сержантом Таурой, поднял первую партию Дюрон на корабль Марка. Он помолчал, глядя ему вслед.
«Да. Вперед, вперед, вперед. Выбираемся из этой дыры: вы, я – все мы, клоны. Навсегда. Идите и станьте людьми, если сможете. Если я смогу».
Элен снова на него посмотрела:
– Они настоят на медицинском осмотре.
– Да, кое-что они увидят. Я не смогу скрыть побои, и, видит Бог, насильственное кормление скрыть просто невозможно. Гадость, правда?
Она кивнула, с трудом сглотнув:
– Я думала, ты… Нет, ладно.
– Правильно. Я говорил, чтобы ты не смотрела. Но чем дольше мне удастся избежать осмотра квалифицированными врачами СБ, тем более неопределенно я смогу говорить обо всем остальном.
– Но ведь тебе надо лечиться.
– Лилли Дюрона прекрасно поработала. И по моей просьбе все зафиксировано только у нее в голове. Я должен бы проскочить.
– Не старайся совсем увильнуть от лечения, – посоветовала Элен. – Графиня это заметит, даже если ты проведешь остальных. И я не думаю, чтобы не нужно… что-то еще. Не физически.
– А, Элен. Уж если я что и узнал за эту неделю, так это насколько у меня действительно не все дома, там, в голове. Самое страшное, с чем я столкнулся в подвале Риоваля, – это чудовище в зеркале, в психологическом зеркале Риоваля. Мое ручное чудовище о четырех головах. Очевидно, пострашнее даже самого Риоваля. Сильнее. Быстрее. Хитрее. – Марк прикусил язык, почувствовав, что слишком много говорит. Он не думал, что идет к безумию. Он подозревал, что кружным путем идет к норме. Трудным путем. – Я знаю, что делаю. Где-то я очень хорошо знаю, что делаю.
– На записях казалось, будто ты обманываешь Риоваля, делая вид, что у тебя расщепилась личность. Говорил сам с собой?..
– Я никогда не смог бы обмануть Риоваля, делая вид. Он занимался этим много десятилетий, копался на дне человеческого сознания. Но моя личность не расщепилась. Скорее… вывернулась. – Нельзя назвать расщепленным то, что ощущается таким гармонично единым. – Я не решил что-то сделать. Я просто что-то сделал.
Элен смотрела на него со страшным беспокойством. Он не сдержал смеха. Но его веселье, похоже, отнюдь ее не успокоило.
– Ты должна понять, – сказал Марк, – что иногда безумие – это не трагедия. Иногда это стратегия выживания. Иногда… это триумф. – Он замялся. – Ты знаешь, что такое «черная команда»?
Она молча помотала головой.
– Я видел это в одном из музеев Лондона. Давным-давно, в девятнадцатом и двадцатом веках, на Земле были корабли, которые плавали по поверхности океанов. У них были паровые двигатели. Жар паровые двигатели получали от громадных угольных топок в брюхе корабля. И там были такие дураки, которые бросали уголь в топки. Внизу, в грязи, духоте, вони и копоти. От угля они чернели, и их прозвали «черная команда». И офицеры, и прекрасные дамы на палубе не желали иметь ничего общего с этими несчастными грубиянами. Но без них не было движения. Не было огня. Не было жизни. Не было пара. Черная команда. Безымянные герои. Уродливые простаки.
Теперь она точно решит, что он бредит. Тот гимн, который он хочет спеть своей черной команде, наверное, сейчас неуместен.
«Да, и никто меня не любит, – жалобно прошептал Обжора. – Ты уж привыкай».
– Замнем. – Он улыбнулся. – Но, скажу я тебе, Гален после Риоваля просто букашка. А Риоваля я победил. Как это ни странно, я сейчас чувствую себя освобожденным. И собираюсь таким оставаться.
– Ты мне кажешься… извини… немного маниакальным, Марк. В Майлзе это казалось бы нормой. Ну, не необычным. Рано или поздно он переходит через пик и скатывается вниз. Наверное, тебе следует проследить за такой картиной – возможно, она у вас с Майлзом общая.
– Словно расположение духа крутят на веревочке?
Она невольно отрывисто рассмеялась:
– Да.
– Я буду опасаться перигея.
– Гм, да. Хотя на апогее все окружающие должны прятаться и разбегаться.
– Я к тому же сейчас принял много всяких болеутоляющих. Иначе я не продержался бы последние несколько часов. Боюсь, их действие проходит.
Прекрасно. Это объясняет его путаную речь – и к тому же истинная правда.
– Мне привести Лилли Дюрону?
– Нет. Я просто буду сидеть тут. Не шевелясь.
– Наверное, это хорошая мысль.
Элен встала и взяла свой шлем.
– Но я знаю, кем хочу стать, когда вырасту, – неожиданно сообщил Марк. Она остановилась, подняв брови. – Я хочу стать аналитиком Службы безопасности. Гражданским. Чтобы не посылать людей не туда, куда надо, или на пять дней позже. Или неподготовленными. Я хочу целыми днями сидеть в комнатушке внутри крепости и все делать правильно.
Он думал, Элен засмеется. Но, к его изумлению, она совершенно серьезно кивнула:
– Как служащая СБ, я была бы в восторге.
Она небрежно козырнула ему и отвернулась. Марк пытался разгадать выражение ее глаз. Это была не любовь. И не страх.
«О! Так вот как выглядит уважение. Я мог бы к нему пристраститься».
Как Марк и сказал Элен, какое-то время он просто сидел, глядя в окно. Но рано или поздно придется шевелиться. Может, он воспользуется сломанной ногой как предлогом попросить о летающем кресле. Лилли пообещала, что ее стимулянты дадут ему шесть часов сознания, а потом придут нейрорэкетиры и потребуют платить по счетам. Он только хотел бы продержаться, пока не окажется на катере Службы безопасности.
«Ох, братишка. Увези меня домой».
В лифтовой шахте послышались голоса. Появился Майлз, тащивший за собой какую-то Дюрону. Он был худ, как скелет, и казался мертвенно-бледным в дюроновском трикотажном костюме. Можно подумать, их физическое состояние представляет собой единое целое. Если бы он мог каким-то волшебством передать Майлзу те килограммы, которые ему навязал за последнюю неделю Риоваль, оба выглядели бы гораздо лучше. Но если он и дальше будет толстеть, то не истает ли Майлз полностью? Пугающая картина.
«Это просто лекарства, парень, лекарства».
– А, хорошо, – проговорил Майлз. – Элен сказала, что ты еще здесь. – С видом фокусника, успешно выполнившего особенно сложный трюк, он заставил женщину сделать шаг вперед. – Узнаешь?
– Это – Дюрона, Майлз, – отозвался Марк мягко, но устало. – Они будут мне сниться по ночам. – Он помолчал. – Это был вопрос с зацепкой? – И тут же выпрямился в кресле, пораженный узнаванием. Клонов все-таки можно различить. – Это она!
– Вот именно, – радостно улыбнулся Майлз. – Мы тайком утащили ее у бхарапутрян. Она летит на Эскобар с сестрами.
– А! – Марк снова откинулся на спинку кресла. – А! О! Прекрасно. – Он неуверенно потер лоб. «Забирай свое очко, Васа Луиджи!» – А я не думал, что тебя интересует освобождение клонов, Майлз.
Майлз поежился:
– Ты меня заразил.
А! Он не хотел упоминать о Риовале. Ясно: Майлз притащил сюда эту девочку, пытаясь немного ободрить Марка. И может, сам Майлз не осознал, но Марк это видел ясно: тут присутствовал и элемент соперничества. Впервые в жизни Майлз ощутил за спиной горячее дыхание брата-конкурента.
«Тебе неловко? Ха! Привыкай, братик. Я с этим жил двадцать два года».
Майлз говорил о Марке «мой брат» точно тем же тоном, каким сказал бы «мои ботинки» или, например, «моя лошадь». Или – ну, не будем несправедливы – «мой ребенок». С неким самодовольством собственника. Майлз не ожидал встретить равного. И Марк вдруг понял, что у него появилось чудесное новое хобби, которое займет его на много лет.
«Господи, ну и удовольствие – быть твоим братом».
– Да, – благодушно заметил Марк, – ты тоже можешь. Я так и знал, что, если ты постараешься, у тебя получится. – Он рассмеялся, но, к его ужасу, смех перешел в рыдание. Пришлось проглотить и то, и другое. Сейчас он не должен смеяться. Он слишком плохо владеет собой. – Я очень рад, – произнес он как можно нейтральнее.
Майлз, от которого не укрылась вся эта сцена, кивнул и столь же нейтрально сказал:
– Хорошо.
«Спасибо тебе, братишка».
Майлзу прекрасно известно, что значит балансировать на самом краю.
Оба посмотрели на юную Дюрону. Она неловко шевельнулась, придавленная весом такого двойного ожидания. Встряхнув волосами, она постаралась подыскать подходящие слова.
– Когда я тебя в первый раз увидела, – сказала она Марку, – ты мне не очень-то понравился.
«Когда ты меня в первый раз увидела, я сам себе тоже не очень нравился».
– Да? – подбодрил Марк.
– Я все равно считаю, что у тебя странный вид. Даже более странный, чем у другого. – Она кивнула на Майлза, который невозмутимо ей улыбнулся. – Но… но…
Слов она явно не нашла и робко, словно дикая птичка, впервые прилетевшая к кормушке, подошла поближе, наклонилась и поцеловала его в распухшую щеку. И, как птичка, упорхнула.
– Гм-м… – сказал Майлз, глядя, как она исчезает в лифтовой шахте. – Я рассчитывал на более восторженное проявление благодарности.
– Привыкнешь, – добродушно отозвался Марк. Он прикоснулся к своей щеке и улыбнулся.
– Если ты считаешь, что это неблагодарность, попробуй поговорить со Службой безопасности, – мрачно посоветовал Майлз. – Сколько оборудования вы потеряли?!
Марк только приподнял бровь:
– Цитируешь Иллиана?
– А ты с ним встречался?
– О да.
– Жаль, меня при этом не было.
– И мне тоже жаль, что тебя при этом не было, – вполне искренне подтвердил Марк. – Он был… язвительный.
– Еще бы. У него это получается чуть ли не лучше всех, если не считать моей матери, когда она выходит из себя, что, благодарение Господу, случается нечасто.
– Тебе бы посмотреть тогда, как она его уничтожила, – сказал Марк. – Борьба титанов. Думаю, ты получил бы удовольствие. Я получил.
– О? Похоже, нам надо о многом поговорить…
И Марк впервые понял, что это действительно так. У него поднялось настроение. К несчастью, по лифтовой шахте поднялся кто-то еще. Человек в зеленой ливрее дома Фелл заглянул через хромированные перила, увидел его и неуверенно козырнул.
– У меня послание к человеку по имени Марк, – объявил он.
– Марк – это я.
Курьер подошел к нему, сканировал лицо, открыл плоский чемоданчик, прикрепленный к запястью, и вручил ненадписанный конверт.
– Барон Фелл вас приветствует, сэр, и надеется, что это ускорит ваш отлет.
Кредитная карточка. Ага! И с нею весьма толстый намек.
– Я приветствую барона Фелла и… и… Что мы хотим сказать барону Феллу, Майлз?
– Я, наверное, ограничился бы просто «спасибо», – посоветовал Майлз. – По крайней мере пока мы не окажемся далеко-далеко отсюда.
– Передайте ему спасибо, – сказал Марк курьеру, который кивнул и удалился тем же путем, каким пришел. Марк взглянул на комм-пульт Лилли в углу комнаты. Ужасно далеко. Он ткнул пальцем. – Ты не мог бы… э-э… подать мне дистанционный считыватель от того комма, Майлз?
– Конечно.
– Предсказываю, – сказал Марк, помахивая кредитной карточкой, – что меня серьезно надуют, но не настолько сильно, чтобы я рискнул возвратиться к Феллу и начать с ним ругаться. – Он вставил карточку в отверстие считывателя и улыбнулся. – Точно!
– Сколько? – поинтересовался Майлз, вытягивая шею.
– Ну, это довольно нескромный вопрос, – отозвался Марк.
Майлз виновато втянул голову в плечи.
– Давай меняться. Ты спал со своей Дюроной-врачом?
Майлз закусил губу: в нем явно боролись джентльменство и любопытство. Марк с интересом ждал, что победит. Он ставил на любопытство. Майлз сделал глубокий вдох и наконец сказал:
– Да.
«Так я и думал». Марк решил, что их удача делится пополам: Майлзу – везение, а ему – все остальное. Но не на этот раз.
– Два миллиона.
Майлз присвистнул:
– Два миллиона имперских марок? Внушительно!
– Нет-нет. Два миллиона бетанских долларов. Сколько это будет? Около восьми миллионов марок, кажется? Или ближе к десяти… Наверное, зависит от обменного курса. В общем, совсем не десятая часть стоимости дома Риоваль. Ближе к двум процентам, – вслух подсчитывал Марк. И получил редкое удовольствие увидеть, как Майлз Форкосиган лишился дара речи.
– И что ты собираешься делать с такими деньгами? – прошептал Майлз примерно через минуту.
– Инвестировать, – яростно ответил Марк. – Ведь у Барраяра быстро развивается экономика, правда? – Он помолчал. – Но, наверное, сначала я кину миллион Службе безопасности за их услуги в течение последних четырех месяцев.
– Но Службе безопасности никто денег не дает!
– А почему? Посмотри, к примеру, на свои операции. Разве деятельность наемников не должна приносить прибыль? Дендарийский флот мог бы стать для СБ настоящей дойной коровой, если управлять им как следует.
– Их прибыль заключается в политических последствиях, – твердо ответил Майлз. – Хотя… если ты действительно собираешься это сделать, я бы хотел при этом присутствовать. Посмотреть, какой вид будет у Иллиана.
– Если будешь паинькой, разрешу пойти со мной. Да, я действительно это сделаю. Есть долги, которые я не в состоянии оплатить. – Он вспомнил о Филиппи и остальных. – За это я собираюсь расплатиться по остальным счетам. Но можешь не сомневаться, остальные деньги я оставлю себе. Лет за шесть я их удвою, так что получу то, с чего начал. Или даже больше. Если я правильно понимаю эту игру, то легче превратить миллион в два, чем одну марку в две. Я изучу этот вопрос.
Майлз зачарованно смотрел на него.
– Не сомневаюсь.
– Ты хоть представляешь себе, с какой безнадежностью я начинал этот налет? И с каким страхом? Я намерен приобрести ценность, которую больше никто никогда не сможет игнорировать – пусть даже она будет иметь чисто денежное выражение. Деньги – это такая власть, которую может иметь почти что любой. Не нужно даже, чтобы твоя фамилия начиналась с «Фор». – Он чуть улыбнулся. – Может, через какое-то время заведу себе квартирку. Как Айвен. В конце концов, было бы странно, если бы я продолжал жить с родителями в возрасте, скажем, двадцати восьми лет.
И, наверное, на сегодня дразнить Майлза хватит. Майлз доказал, что готов отдать жизнь за своего брата, но у него есть заметная тенденция превращать окружающих в продолжение собственной личности.
«Я тебе не придаток, а брат».
Да. Марк был в достаточной степени уверен, что теперь оба об этом не забудут. Он ссутулился в кресле, смертельно усталый, но счастливый.
– Знаешь, – проговорил Майлз, все еще не придя в себя от изумления, – ты – первый Форкосиган за пять поколений, которому удалось получить прибыль в деловой операции. Добро пожаловать в семейство.
Марк кивнул. Некоторое время оба молчали.
– Это не решение вопроса, – вздохнул Марк, кивком указывая на клинику Дюроны и вместе с тем – на весь Архипелаг Джексона, – такое спасение клонов кусочками. Даже если бы я взорвал все комплексы Васа Луиджи, кто-то другой продолжил бы дело дома Бхарапутра.
– Да, – согласился Майлз. – Настоящий ответ должен быть медико-техническим. Кто-то должен найти более надежный и безболезненный способ продления жизни. И я уверен, что кто-то это сделает. Наверняка над этим работает множество людей во множестве мест. Пересадка мозга – слишком рискованный способ, чтобы выдержать конкуренцию. Ей должен прийти конец – и достаточно скоро.
– У меня… нет способностей в медико-технической области, – сказал Марк. – А тем временем убийства продолжаются. Мне надо будет еще раз попытаться решить эту проблему. Как-нибудь.
– Не сегодня, – решительно заявил Майлз.
– Да. – В окно Марк увидел, как на площадку перед клиникой опускается катер. Для дендарийцев слишком рано. Он кивнул: – Это, случайно, не за нами?
– Наверное. – Майлз подошел к окну и посмотрел на улицу. – Да.
А потом больше не было времени. Пока Майлз ходил проверять катер, Марк призвал с полдюжины Дюрон, чтобы те вытащили его негнущееся, скрючившееся, наполовину парализованное тело из кресла Лилли и уложили на антигравитационную платформу. Нераспрямляющиеся пальцы неудержимо дрожали, так что Лилли, поджав губы, сделала ему еще одну инъекцию. Марка вполне устраивала возможность передвигаться в горизонтальном положении. Сломанная нога давала общественно приемлемый повод не ходить. Вид у него с поднятой на подушки ногой в пластповязке был убедительно больной, так что можно без труда убедить членов экипажа корабля СБ уложить его прямо в постель.
Впервые в жизни Марк возвращался домой.
