Отрывок из «Наблюдений очевидца»

На территории школы и в самом здании можно встретить чрезвычайно оригинальные статуи, предметы искусства и прочие объекты, о назначении которых мне самому догадаться не удалось. Последние, как выяснилось, делятся на две категории (и отличить предметы первой категории от второй человеку несведущему не так-то просто): «сувениры из странствий» , вдохновленные тем, что директриса увидела во время своих путешествий в край мертвых; и «фигуры речи» – объекты, созданные под влиянием поговорок, речевых клише и мертвых метафор.

К последней категории, относятся, к примеру, Зарытая Собака и Вилы, а также Палки в Колесах и бронзовая статуя в западном крыле здания, изображающая кота, которого беспощадно тянут за хвост. Поначалу упоминания об этих объектах в различных документах приводили меня в крайнее замешательство («В 15:30 второклассники пишут вилами по воде»), но все встало на свои места, как только я понял, что речь о реально существующих объектах, причем многие из них используются ежедневно! «Фигуры речи» кажутся странными лишь поначалу и теряют всю свою таинственность, стоит лишь догадаться о том, какой фразеологизм объясняет их смысл. Что же касается «сувениров из странствий», разгадать их значение не представляется возможным. Я уговорил Кларенса, здешнего мажордома, провести мне экскурсию и показать их все. Вот лишь некоторые предметы, которые я видел.

Механическая женщина, которая кормит грудью птицу в алькове площадки на северо-западной лестнице. В груди механической фигуры спрятана система трубок, из которых в черный клюв птицы падают капли настоящего молока.

На столе у директрисы в чернильнице вместо вазы – белая гвоздика, постепенно окрашивающаяся в черный.

В коридоре у входа в кабинет директрисы – несколько заводных облачков, довольно грязных, высотой по колено. Одно из них выкатилось из открытой двери, прожужжало по коридору и вкатилось в дверь напротив; другое врезалось в дверной косяк, сердито пожужжало и вошло в дверь боком.

В саду на постаменте, к которому вела выложенная кирпичом дорожка, я увидел громадный бюст директрисы, который как-то странно вздувался и раскачивался. Приблизившись, я услышал тихое жужжание, исходящее от статуи, и с изумлением понял, что передо мной не каменное или бронзовое изваяние, а очень тонкий мешок, собранный в складки, подколотый и подоткнутый тут и там и именно благодаря этим складкам сохраняющий форму. Наполнен же он мошками, которые возбужденно кружат внутри и поддерживают форму мешка, ударяясь о его стенки крошечными тельцами и раздувая его взмахами крыльев. По мере того как стаи мошек перемещались в область переносицы или одной из скул, менялся их цвет, и в зависимости от угла, под которым свет падал на бюст, та или иная часть его могла казаться темнее или светлее. «В дни вечерних торжеств мы используем светлячков», – сказал Кларенс, и представьте себе, однажды летним вечером мне действительно довелось увидеть, как бюст мерцал, озарялся изнутри зеленоватым свечением и переливался.

Кларенс отворил калитку и провел меня в огороженный сад с сырой, болотистой почвой. Тропинка, выложенная кирпичом, петляла среди мутных, коричневых луж, собравшихся в низинах, зловонный воздух кишел москитами. Кларенс сообщил, что мы находимся в саду перевернутых скульптур: оказалось, что в ямах размещены произведения аллегорического искусства. «Но возникли проблемы», – сообщил он, и глаза его забегали. Я попросил рассказать подробнее, и Кларенс признался, что один из учеников упал в «скульптуру» – то есть в яму, – где ему пришлось коротать ночь в компании разложившегося трупика грызуна или, возможно, небольшой кошки; когда утром его обнаружили, он был в лихорадке и бредил. В забытьи ребенок говорил вещи, заставившие директрису заподозрить неладное. Она попросила опустить ее в самую глубокую из ям, для чего пришлось нанять воловью упряжку – вспоминая об этом, Кларенс повеселел, – после чего выяснилось, что тончайшая резьба, заказанная ею скульптору и представленная на эскизах, на деле отсутствует; директрису обманули. «А какая разница?» – спросил скульптор, когда ему предъявили претензии. – Какой смысл тратить свой талант на яму в земле, которую все равно никто не увидит? Истинное мастерство в том, чтобы заставить вас поверить, будто там, в яме, что-то есть; мне это удалось, а значит, моя цель достигнута».

«Увы, я так не считаю», – возразила директриса.

Она осмотрела другие скульптуры, и те тоже оказались сработанными грубо, топорно. За садом ухаживать перестали, и он постепенно пришел в упадок, ямы наполнились водой и мертвыми листьями. Лишь одна скульптура, первая из заказанных директрисой, точно соответствовала эскизам. Кларенс отвел меня к ней. Она находилась в отдаленной части сада и изображала директрису, сидящую на пятящемся коне, глаза которого были завязаны. Впрочем, «изображала» – слово не совсем подходящее, ибо смотрящий на нее видел только прямоугольную мраморную плиту, которую можно было бы назвать «постаментом», если бы речь шла об обычной статуе. Чуть дальше виднелась еще одна такая же плита. Я указал на нее и спросил:

– Еще одна подземная статуя? Я думал…

– Нет, вы просто не видите дыру в воздухе, так как воздух и его отсутствие одинаково прозрачны. Дыру нужно заполнить чем-то – цветным газом или дымом… Хотя они все равно вытекут…

Я стал свидетелем сооружения новых экспонатов коллекции. Директриса следила за подготовкой с едва сдерживаемым восторгом, часто вмешивалась, исправляя детали, на которые, насколько я мог судить, никто, кроме нее, не обратил бы внимания. К примеру, она заставила плотника заменить все шурупы с потайными головками в шкафчике из красного дерева (если можно назвать шкафчиком то, у чего нет дверей) на шурупы с левосторонней резьбой, которые пришлось заказывать в скобяной мастерской в Питтсфилде, такой они оказались редкостью. И даже после этого велела разобрать уже готовый шкафчик, чтобы сделать его внутренние стенки зеркальными, хотя я более чем уверен, что после второй сборки, когда шурупы закрутили против часовой стрелки, внутрь шкафчика никто никогда не заглядывал. Но даже после того, как все было готово, окинув шкафчик долгим пристальным взглядом, она отвернулась от него с нескрываемым разочарованием и даже отвращением, как ценитель искусства отворачивается от дешевой подделки. По-видимому, объекты из края мертвых обладали неким неуловимым свойством, которое не представлялось возможным воссоздать из материалов из нашего мира. Но директриса не оставляла попыток. Слишком сильна была ее тоска по увиденному.