Часть третья. Глава 1
Вездеход внутри вонял тухлятиной. Вонь забивалась в ноздри, оседала в горле, пробиралась в бронхи. Горин с трудом сдерживался, чтобы не закашляться. Кашель выдал бы, что он уже давно в сознании и пытается раскрутить провод, которым его связали.
– Поверить не могу! Я столько раз здесь был. Бухал в баре в десяти метрах от того места, где их держали! Первопроходец меня забери во Врата Небесные!
Тик, а это был он, радостный, дерганный еще больше обычного, вел вездеход, но иногда Горину казалось, что машина сама выбирает направление, куда ей ехать, и горе-водитель здесь совершенно ни при чем. И это казалось не одному экзогеологу.
– Не упоминай Первопроходца всуе! Смотри лучше за дорогой! Патрули кругом.
Мужчина, что сказал это, держал на коленях оружие. Достаточно массивное, мощное на вид. Такого Виктор никогда не видел. Правда, за свою жизнь Виктор видел мало оружия.
Теперь ему было интересно. Как никогда раньше.
– Нет, ты только подумай! Их держали в старом контейнере еще периода колонизации. Как он туда попал?
– А нам-то почем знать. Да, Дейл?
– Что, Ло?
– Я говорю, а нам-то почем знать?
–Да, лунная знать совсем…
Рев двигателя, который Тик запустил на полную мощность, заглушил последние слова Дейла.
– Это что сейчас было? – приподнялся было со своего места Ло, но машину качнуло, и он всем весом плюхнулся в кресло обратно.
– Патруль, – захихикал Тик. – Патруль-сруль.
– Ты что, уже ширнулся?
Машину бросило во внеочередной поворот, и рев двигателя предусмотрительно заглушил слова Тика. Но Горину послышалось, что ответ горе-водитель зарифмовал. Хотя ему могло и показаться.
Он еле заметно сместился в сторону, так чтобы его полностью закрывал своим телом Хамов. Он тоже, как и экзогеолог, лежал на полу вездехода и был связан проволокой, но совершенно не пытался что-то предпринять, только что-то мычал сквозь грязную тряпку, засунутую ему в рот.
Из полуприкрытых век Горин посмотрел на своих новых конвоиров, которые сидели в креслах рядом с ним, закрыл глаза.
Тот, кого звали Ло, был высоким бледным мужчиной со щеткой усов, которые топорщились у него в разные стороны; седые лохматые брови и куцая седая бородка дополняли образ. Второй, по имени Дейл, коренастый крепыш, был чернокожим, гладко выбритым, с видимым металлическим имплантом, идущим от левой стороны подбородка вверх, вдоль скулы к виску – то есть представлял собой полную противоположность своему товарищу. У него тоже было оружие. Два пистолета, которые чуть ли не выпадали из карманов черной кожаной куртки.
И ни на одном из них не было скафандров.
Насколько понял Горин, они были охранниками его и Хамова, пока они находились в контейнере. Ключевым словом здесь являлось «были».
Ло несильно пнул профессора.
– Мне кажется, сорока кусков будет мало. Да и делится сорок на троих не очень. Пусть будет шестьдесят. Шестьдесят – хорошая цена, чтобы предать и Ортни, этого выскочку, решившего назваться верховным жрецом, – Ло смачно сплюнул на пол, – и самого Первопроходца. Пусть Врата ему будут пухом!
– Не хочу я холодца из свиного уха, – услышал свое Дейл.
Ло заржал как мерин.
– Ты слышал, Тик? – отсмеявшись, спросил он. – Чего думаешь? Шестьдесят ничего себе так цена, правда? И делится хорошо.
Вездеход резко остановился. Горин вместе с Хамовым по инерции проехали по грязному полу вперед. Бывших охранников чуть было не выкинуло из кресел.
– Ты что, с ума сошел, придурок? – заорал Дейл. Он хоть и был глухой, но все же понимал, что такая манера езды – перебор даже для Марса, кишащего патрульными джедами.
Тик, не отпуская руль, сидел в кресле и с безумной улыбкой наблюдал за экраном. Горизонт сейчас полнился красно-бурой взвесью, изредка ее прорезали ярко-алые вспышки. Приближалась буря.
– Совсем забыл вам сказать, чуваки, – крутнувшись в кресле, повернулся к головорезам Тик. Он все продолжал улыбаться. – Я не люблю делиться. Совсем.
Бывшие охранники не успели ни встать с кресел, ни тем более применить оружие. У каждого во лбу в одно мгновение появилось по круглой аккуратной дырочке.
Тик встряхнул руками, его запястья снова стали целыми, словно несколько секунд назад они не надломились, как у испорченной куклы, обнажая спрятанное внутри оружие.
С не сходящей с лица улыбкой идиота Тик встал, подошел к усатому, потыкал в него пальцем, словно не был уверен в том, что он мертв. Удовлетворенно хмыкнув, наклонился над Гориным, который уже не скрывал, что пришел в себя, потрепал его за левую щеку.
– Шестьдесят кусков! Ха! Ты со своим дружком принесешь мне гораздо, гораздо больше, особенно если я буду продавать вас по частям. Нынче чистые в цене! В очень большой цене!
В узких, как игольное острие, зрачках Тика ничего не отражалось.
Взревело. Вездеход качнуло, затем еще и еще раз. Звуки – шуршание песка и стук камней о броневые пластины машины – пришли вслед за качкой.
Экран наполнила багровая тьма.
Это пришла буря.
Следующий час прошел за тем, что Горин пытался освободиться от проволоки. Хамов смотрел на Виктора с полным равнодушием. Кажется, он принял свою судьбу.
Все это время Тик пялился в экран, иногда крутился в кресле, все так же нелепо улыбаясь, ел какой-то коричневый порошок, вытащенный из кармана куртки Дейла, и закапывал себе в глаза раствор грязно-серого цвета.
Даже когда буря ушла дальше, забрав часть красного песка с собой, он продолжал делать это, пока порошок не закончился (остатки его, смешавшись со слюной, коркой покрыли области рта и подбородка), а из глаз не потекла кровь. Только тогда Тик завел вездеход снова.
Когда Виктор смог наконец освободить руки, машина вновь остановилась.
– Назовитесь! – раздался прокуренный хриплый женский голос из динамика на панели.
– Ты чего? Не узнаешь, что ли? Это же я! – брызгая слюной, визгливо заорал Тик в микрофон. – Я. Я. Я. Я. Я-я-я-я...
– Это Тик. Пусти его, иначе он так и будет засорять эфир, – сказали с насмешкой на другой стороне. В этот раз голос был мужским.
– Этого отморозка я лучше убила бы на месте, – с сожалением вздохнула женщина. – Так для всех нас будет спокойнее.
– Открывай ворота, Сокка! У нас договоренность.
– Ну, если так!.. – с еще большим сожалением протянула она. – Тогда открываю. Первопроходец, прости меня, грешную, и закопай несогласного! Поглубже!
Вездеход двинулся дальше. Горин не смотрел на экран, сейчас ему было не до этого. Он освободил ноги и теперь рукой пытался приглушить почти членораздельное мычание Хамова. Тот, увидев, что Виктор освободился, пытался предупредить об этом Тика. Экзогеолог колебался лишь секунду. С силой приложил голову Хамова об пол, так чтобы профессор потерял сознание. Проверил – дышит, с облегчением выдохнул.
– Ну! – снова раздался мужской голос из динамика. – Привез?
– Как договаривались! Два первосортных тельца. Кромсай – не хочу. Каждый кусочек пойдет в дело. Мясо – первый сорт.
– Хвост с собой не привел?
– Обижаешь, Шанхай!
– Сокка, проверь на всякий случай. Выпусти парочку дронов.
– То сначала открой ворота, то теперь выпусти дронов, – беззлобно забурчала женщина. – А задницу тебе не подтереть? Нет, не надо? Ну, спасибо и на этом!
Горин медленно встал.
На экране коридор сменился полуразрушенным залом. Статуи здесь практически не сохранились, как и колонны. Во многих местах стояли искусственные подпорки, предотвращая обрушение потолка и стен.
– Все норм! – раздался голос Сокки из динамиков.
– Тик же говорил, – сказал Тик о себе в третьем лице и захохотал, то и дело срываясь на визг.
Виктор сделал шаг по направлению к горе-водителю. Осторожно, практически не слышно. Чуть не закричал от боли в ноге – перелом давал о себе знать.
– Ты же понимаешь, – заговорил снова Шанхай. – Мы должны быть осторожны. Этот храм пока еще никто не обнаружил, кроме нас. И я надеюсь, что так будет и дальше.
– Учитывая, что активизировалось еще с десяток Врат, ПСР есть чем заняться в ближайшее время, – пробурчала Сокка.
Горин встал за спиной Тика.
Наверное, тень выдала Виктора, незадавшийся торговец людьми что-то почувствовал и стал поворачиваться в кресле. Но экзогеолог не дал довершить начатое. Ударил. Без сожаления и жалости. Впервые за двадцать лет.
Голова Тика мотнулась вперед и назад, словно боксерская груша. По панели управления запрыгал выбитый, изъеденный кариесом зуб.
Горе-водитель попытался встать, но Горин ударил во второй раз. Так, что в кисти тотчас отдалось резкой болью.
В этот раз Тик потерял сознание, тело его моментально обмякло и буквально само вывалилось из кресла.
– Тик? Что это у тебя там за шум? Блюешь, что ли?
– Нет, не блюет, – честно ответил Горин.
– Э, а ты кто еще такой? – заинтересовалась Сокка.
– Мясо, – сказал Горин и посмотрел на экран.
Тот не мог передать всего того, что творилось снаружи.
Камеры вездехода не справлялись, как не справилось бы и человеческое зрение, с тем, что происходило внутри Врат.
Горин сомневался, что это вообще возможно было передать чем-либо или как-либо. Нереально было подобрать ни образов, ни звуков, ни красок, ни слов.
То, что наблюдал Виктор в глубине перехода, просто существовало, как существует истина. Как бы ее ни скрывали, недоговаривали или ни выдавали за ложь.
Пространство буквально разрывалось на части, переплавлялось, перековывалось, переливалось само в себя, не оставляя ничего взамен, чтобы в то же мгновение вновь явиться на свет, ни капли не изменившись.
А еще это пространство имело массу. Это словно горизонт вдруг приобрел вес, стал осязаемым, полновесным, прорывающимся под своей тяжестью, перестав быть просто словом, означающим границу между небом и землей.
И лишь тонкая, с еле заметными письменами арка Врат, вырубленная в скале цвета крови, немыслимым образом отделяла это бушующее пространство от пространства тихого, незыблемого, привычного.
Ограничивая его переход изнутри вовне.
Это была технология, настолько развитая, что ее не хотелось познавать, чтобы она и дальше оставалась волшебством – настоящим, которое можно увидеть, а не только прочитать в детских книгах.
Длилось это не больше пяти-шести секунд, затем Горин с усилием заставил себя отвести от Врат взгляд. Взялся за ручку газа и медленно отжал ее от себя, заставляя вездеход направиться вперед.
Завыли сирены. Протяжно и тоскливо. Так воют волки, когда понимают, что добыча уходит от них, оставляя стаю лишь скалить пасти и грызть от голода своих же соплеменников.
Сокка, проклинала на чем свет стоит и Тика, и Шанхая, и того, кто вел вездеход во Врата, по дороге сминая и превращая дорогую аппаратуру, стоящую перед ними, в никому не нужный хлам.
По броневым плитам машины застучало. Горин не сразу понял, что в него начали стрелять.
Врата приближались. Как и пространство внутри них.
Когда Виктора переправляли в этот мир, ему что-то ввели, какой-то препарат, от которого он плохо запомнил переход. Сознание периодически гасло. Но и тех воспоминаний, что у него были, хватило, чтобы на всю жизнь запомнить дорогу из одного мира в другой.
Теперь же он находился в ясном сознании. Кристально ясном, до хрустального звона.
Боковая камера внезапно вывела на экран изображение большой турели. Она спешно разворачивалась, буквально вырастала из пола.
Горин довел рычаг до конца. Мотор взревел, посылая вездеход с удвоенной скоростью в центр Врат.
Включилась турель. Пять сотен выстрелов слились в один, следующие пять сотен –
во второй. Две секунды – и тысяча смертей устремилась в сторону ржавой старой машины, из последних сил преодолевающей последние метры до перехода.
Но Горину было уже все равно.
Вездеход достиг цели.
Пространство внутри Врат вобрало в себя и несуразную машину, и людей внутри нее, как живых, так и мертвых. Перековало, переплавило…
Сместило.
Горин Виктор Иванович перестал существовать в привычном понимании этого слова. Он был нигде и везде. Рука проваливалась в приборную панель, которая потекла вниз единым расплавленным куском металла, пластика и плоти.
Тик буквально переливался в Ло и Дейла. Живое становилось мертвым, чтобы спустя долю секунды снова разделиться и стать живым.
Вездеход сминался под немыслимыми углами, становясь податливым, как расплавленный воск, тек, чтобы в какой-то миг возвратиться обратно в твердофазное состояние.
Ничто не имело четкой формы.
Никогда не имело.
От начала времен.
Это длилось мгновение, секунду, долю секунды? Он не знал. Он не хотел знать.
А потом это прекратилось.
Вездеход снова приобрел свою форму. Горин – свою. Тела на полу и в креслах. Приборная панель. Все стало, как прежде.
И снова завоняло тухлятиной.
Горин выдохнул, только теперь осознав, что все это время задерживал дыхание. А потом посмотрел...
… на того, кто сидел в кресле с простреленной головой…
… на того, кто лежал на полу, связанный толстой многожильной проволокой по рукам и ногам…
… на того, кто стоял и смотрел на него.
И не отвел взгляда.
Разве человек отводит взгляд, когда смотрит в зеркало?
С ревом дикого зверя вездеход вырвался из пространственно-временного плена, протаранил несколько ящиков с грузом, взлетел наверх по пологому железному настилу и, оставляя за собой шлейф из поднятой в воздух пыли цвета коричневатой ржавчины и широкие глубокие колеи на буро-красной земле, проехал еще с десяток километров вперед, наконец с трудом остановившись. Прямо перед наполовину закопавшимся в песок разбившимся совсем недавно шаттлом. При свете заходящего солнца, если присмотреться, можно было увидеть три пары следов, ведущих к ближайшему холму и дальше – за него.
Прогремевший следом за этим взрыв ядерного реактора космического корабля в радиусе десяти километров осветил предзакатный Марс, ненадолго создав маленькое солнце, которое, впрочем, быстро погасло.
Через час сумерки сменились холодной марсианской ночью.
