Глава 6
«Нужно бежать».
Это первая дельная мысль, которая пришла Анне в голову. И самая правильная. Но сначала необходимо было избавиться от следящего импланта.
Нож она взяла в подставке у раковины, удостоверилась в остроте, срезав часть ногтя на пальце, занесла над головой, на две секунды замешкалась, а затем резанула в области виска.
Почувствовала, как тонкой струйкой течет кровь, вниз, к подбородку, хотела сначала убрать ладонью, но потом оставила, решив не отвлекаться. Тяжелая тягучая красная капля безнаказанно упала на пол. Первая из многих.
Боли не было. Сначала. Она пришла тогда, когда Анна углубила разрез, расширила его. Стиснув зубы, она продолжила, дойдя до твердой мозговой оболочки, сменила угол, стала увеличивать рану.
Выронила нож, тот упал с неприятным лязгающим звуком. Пальцами залезла в рану, нащупала имплант и резким рывком вытащила его. С хрустом сломала пальцами, раздавила, словно толстобрюхого клеща, вдосталь успевшего попить человеческой крови.
Если бы могла, то вытащила бы и остальные биочипы, но те были имплантированы в паутинную оболочку еще десять лет назад, на Луне, при покупке ее в бордель. Клиенты попадались разные, многие любили бить, насмерть. Только благодаря имплантам Анна оставалась в сознании, по край ней мере до приезда сутенера.
Анна невольно посмотрела на чугунную сковородку.
Закружилась голова, затошнило. Но она встала, сделала несколько шагов, вышла из кухни, уже не стараясь не оставлять отпечатков (в этом уже не было смысла), медленно прошла зал, миновала узкий коридор. И только когда вышла на лестничную площадку, ее вырвало.
Следующие рвотные позывы цетолог смогла побороть. Вышла из моноблока и быстро, хоть и пошатываясь, пошла к монорельсу, в сторону ближайшей остановки.
Сейчас Анна откровенно радовалась, что навстречу не попадались прохожие. Еще где-то час было до того, как начнут возвращаться с работы, из школы. Еще концерт на площади, он продлится до девяти вечера. Там тоже соберутся. Будут слушать местных исполнителей. Ее мужа…
Но она все равно торопилась. Анна была уверена, ее заметили, не могли не заметить. Женщина, у которой время от времени заплетаются ноги, а одежда и голова в крови, достаточно сильно привлекает внимание.
Остановка пустовала. Анна села на скамейку, попыталась привести себя в порядок. Но поняв тщетность усилий, оставила все как есть.
Активировала часы-татуировку, посмотрела: до приезда электровагона было восемь минут. Он шел со складов на востоке купола. Но ей было все равно, самое главное уехать отсюда.
Секунды тянулись невозможно медленно, с трудом складываясь в минуты.
Когда вагон появился на горизонте, она вдруг поняла, что совершила ошибку. Нужно было подождать, спрятаться, но Анна так спешила, что совсем забыла про осторожность. С другой стороны, у нее совсем не было времени. Счет шел на минуты.
Она встала, достала из волос две шпильки, острые, прочные, сделанные из полиметалла. Подошла ближе к монорельсу, тот чуть заметно дрожал от приближающегося электровагона под номером «67».
В нем находилось трое. Двое сидели. Один приготовился выходить. Мужчина средних лет, одетый в комбинезон рабочего. Единственное, что сразу бросалось в глаза и выделяло его среди прочих, – красная повязка на правой руке. Она будто говорила: смотрите, перед вами не обычный человек, перед вами Часовой.
Мужчина держался за перила, и казалось, спал, вероятно, устав после трудового дня.
Электровагон остановился, медленно открылись створки дверей, расходясь в стороны. Рабочий с повязкой на руке сделал шаг на платформу. Его взгляд, до этого сонный, вдруг прояснился – это он увидел Анну. Окровавленную, бледную… улыбающуюся.
Анна сделала шаг навстречу, одновременно толкая мужчину обратно в вагон и вгоняя одну из шпилек ему в левый глаз на всю ее длину, дальше, дальше, сквозь глазницу до самого мозга.
Другую шпильку она воткнула в голопроектор, расположенный сверху, одновременно закоротив систему в левой стороне вагона, в результате чего одна из камер перестала работать. Вместе с голопроектором. Но на это никто не обратил внимания. Две женщины, сидевшие впереди, даже не обернулись на шум. Сказалась усталость после рабочего дня.
Цетолог, освободив руку, зажала ею рот умирающего рабочего, заглушив хрипы. Сделала еще пару шагов с еще живым мужчиной назад, а затем посадила его на кресло, уже мертвого. Нашла в кармане комбеза рабочую кепку, надела на голову, сдвинула козырек на максимум, скрывая страшную рану. Села рядом, склонившись вперед так, что почти скрылась за широкой спинкой соседнего кресла.
Руки дрожали от усилий, разболелась голова, кровь, до этого остановившаяся, снова стала выходить толчками из раны, пятная пол вагона.
Анна прислушалась, удостоверяясь: Часовой не дышал, женщины впереди тихо сидели на своих местах. Кажется, они спали.
Створки двери с тихим шипением закрылись. Электровагон двинулся дальше.
Анна небрежно провела пальцами по сенсорному стеклу, сделав окно непрозрачным, оставляя на нем пятно крови. Но перед тем как окно окончательно помутнело, она увидела еще одного красноповязочника, спешно шедшего к моноблоку, откуда десять минут назад вышла цетолог. А это означало, что скоро будет объявлена красная тревога. Ее объявили бы раньше, но, скорее всего, Светлана не успела найти помощь: подействовал яд. Но после того, что увидит Часовой в квартире, ее примутся искать. А вскоре за ней начнут искать и Анну – следов женщина для этого оставила предостаточно.
Но еще минут сорок в запасе имелось. И она намеревалась использовать их с пользой, не потратив напрасно ни одной секунды.
В этом мире не было вооруженных сил. Больше не было. Последняя война закончилась семьдесят лет назад. В ходе ее было уничтожено несколько крупных государств, десятки городов превратились в руины, более трех сотен миллионов людей погибло. Еще столько же умерло впоследствии от радиоактивного заражения – лучевой болезни (были применены водородные бомбы). Но кровопролитная война, забравшая так много, отрезвляюще подействовала на человечество этого мира.
Произошло всеобщее разоружение.
Все ресурсы были направлены на восстановление городов и помощь пострадавшим.
Россия первая из стран, которая протянула символическую руку помощи для всех страждущих. Помогала, и в ответ помогали ей. Очень быстро Российское государство, до этого чуть не канувшее в небытие в горниле войны, вновь превратилось в мировую державу. Единственную в своем роде, объединяющую жертвенностью русского народа людей других национальностей, других стран, других континентов.
В две тысячи семьдесят первом году была окончательно распущена Организация Объединенных Наций, до этого дня в течение долгого времени существовавшая лишь номинально. Многие ее руководители были казнены за преступление против человеческой расы. Вместо ООН была создана Национальная Организация Опеки и Попечительства – НООП, в которой Россия стала занимать место страны, указующей путь. Указующая стала синонимом Российского государства.
Утвержденный новый Устав окончательно закрепил за ней этот статус.
Конечно, не все приняли новый порядок. Многие коррумпированные политики и оружейные бароны, наживающиеся на голоде, болезнях, смертях – на всех ужасах войны, решили вернуть прежний уклад жизни. Но потерпели поражение. С ними расправились жестоко. Им не дали ни одного шанса искупить вину. Такие люди не исправляются.
С того времени прошло полвека.
Живя в центральном куполе Второй марсианской колонии, Анна наблюдала за тем, к чему привела новая мировая политика. А именно – к благоденствию, которое никогда не наступит в ее мире, где правят преступные группировки и продажные чиновники.
Она учила чужую историю в «Спасении» и «Реликте». Ей рассказывали о другом мире, но ее сознание воспринимало полученную информацию как сказку. Настолько нереальной она казалась со стороны. Но вот цетолог Анна Лебедева (женщина к тому времени перестала отличать саму себя от той, которую должна была заменить) прошла Врата. И фантазия стала реальностью. Невозможной, невероятной, не сбывшейся для одной конкретной мультивселенной лишь для того, чтобы каким-то чудом воплотиться в другой.
Но, несмотря на всеобщее благополучие, людям свойственно уничтожать то хорошее, что есть в мире и в них самих.
Убийцы, воры, насильники появляются всегда. Какое бы общество ни было сформировано.
Для обеспечения общественной безопасности, охраны правопорядка и борьбы с преступностью была сформирована общемировая организация внутренних расследований, чья эмблема – черные часы на белом фоне – дала название оперативникам, работающим в ней. Их прозвали Часовыми.
По большей своей части Часовые набирались из добровольцев. Костяк из профессионалов составлял меньшинство. Когда совершалось серьезное преступление, они выходили из тени на первый план. Те, кого действительно можно было брать в расчет.
Они были единственными, кто имел разрешение носить оружие (помимо инспекторов ЭНэС), а также средства защиты. В полном боевом обмундировании Часовой не уступал хорошо подготовленному отряду из ее мира. Лунному правительственному отряду, а это чего-то да стоило!
Выбивались из общего канона только службы безопасности на космических станциях, но оружия их сотрудникам все равно не полагалось. Судя по информации, которую имел «Нерв».
Она вышла через две остановки, у мусороперерабарабывающего завода.
Электровагон под номер «67» направился дальше по маршруту, увозя с собой троих пассажиров, один из которых не дышал вот уже двенадцать минут и которого, несмотря на все чудеса медицины двадцать второго века, вернуть к жизни не представлялось возможным.
Анна, оглядевшись и удостоверившись в отсутствии людей, не теряя ни секунды, побежала по широкой дорожке, ведущей к главным воротам. Не добежав шагов двадцать, резко свернула вправо, к густо посаженным елям. Там из земли, из переплетений корней деревьев, привезенных и адаптированных под местный стерильный климат купола, она достала герметичный ручной бокс.
Этот схрон она сделала уже на второй день пребывания в колонии. Завтра намеревалась сделать еще один, в противоположной части купола, но этим намерениям, видимо, не суждено было сбыться.
За четыре минуты она привела себя в порядок: смыла кровь с лица, волос и рук. Обработав раны на голове, наложила стягивающие скобы. Сменила брючный костюм на рабочий комбинезон (такой носили в колониях и мужчины и женщины), лакированные туфли поменяла на тяжелые ботинки. Проверила, как актируются магнитные подошвы. Сунула в потайной карман на «молнии», которая открывалась при качании, пистолет Стечкина. Девятимиллиметровый. Хороший, надежный, металлический. Настоящее произведение искусства в военной инженерии. Из позапрошлого века. Ее мира.
Когда зазвенел колокол, а главные ворота открылись, выпуская рабочих, она безбоязненно влилась в толпу, идущую к остановке. На нее никто не обратил внимания. Усталые люди шли с рабочей смены домой. Жизнь в колониях была нелегкой, каждому необходимо было трудиться. Кто не хотел этого, отправлялся обратно на Землю. Там бездельников тоже не привечали, но, по крайней мере, не гнали взашей.
К остановке подкатил номер «55», как раз тот, который был нужен Анне. Он шел к периферийному куполу с расположенной в нем запасной станцией мобильных групп.
Пришло время покинуть Вторую марсианскую колонию.
И как можно скорее.
Солнце постепенно садилось за горизонт. Света становилось значительно меньше. Медленно наступали искусственные сумерки. Скоро должны были зажечься фонари. Но сейчас тени устраивали Анну как никогда раньше. Среди них труднее было заметить женщину, а тем более опознать. Но время поджимало, потому цетолог ускорила шаг.
Ей навстречу попался техник, судя по эмблеме на комбинезоне, немолодой, но и не старый мужчина с проблеском седины в кудрявых, черных как смоль волосах.
Анна хотела проскочить мимо него, но техник неожиданно, подняв взгляд на женщину, спросил:
– Ты, что ли, Сокола девушка?
– Я, – не моргнув глазом, соврала Анна, останавливаясь. Не остановившись или побежав, она больше привлекла бы к себе внимание. Можно было, конечно, убрать ненужного свидетеля, и рука уже сама собой потянулась к карману с пистолетом, но в последний момент цетолог передумала. На звук выстрела могли сбежаться люди. Да и шанс покинуть купол уменьшался наполовину.
– Красивая! Он про тебя уже целую неделю говорит без остановки. Какая ты… Завидую твоему Соколу. Он в гараже, в «десятке» ковыряется. Сколько раз говорил, что пора списать ее в утиль. А Иван ни в какую. Говорит, починю. Да куда там, починит он!
– Ага, – сказала Анна.
– Иди, деваха, вправь ему мозги. Пусть лучше домой собирается. Металлолом хорошей машиной не сделаешь.
Техник пошел дальше. А Анна, выдохнув, проскользнула в гараж.
В гараже было светло. Даже слишком. Цетолог прикрыла глаза ладонью, прищурилась.
Справа стояли краулеры класса «Колосс». Уже прошедшие очистку: ни одного следа бурой марсианской грязи. Их можно было принять за новые, если бы не едва виднеющиеся царапины на облицовочном покрытии. Чуть дальше за ними виднелся «Титан». Им, насколько знала Анна, пользовались редко. Уж слишком эта громадина много требовала энергии.
Слева поставили краулеры значительно меньшего размера, класса «Варан» и «Змейка» – на двоих и одного водителя соответственно. Быстрые, юркие. Ими пользовались в отделе спасения и разведке.
Сверху, на уровне второго яруса, зависли на антигравах два Воздушных Крыла, или просто Крылья. Их выделили колонии недавно, привезли с Первой марсианской, только что с конвейера – там в прошлом месяце открыли небольшой завод по производству атмосферных кораблей.
Лязг и негромкое ругательство заставили Анну обратить внимание на третью машину, стоявшую в левом ряду. Там стоял человек – молодой парень лет двадцати. Коренастый брюнет. С правильными крупными чертами лица. Звали его Иван Сокольников, а в гараже, судя по недавнему разговору, прозвали Соколом.
Сокол был настолько погружен в работу, что не слышал, как цетолог подошла к нему.
Какое-то время Анна постояла около парня, посмотрела на то, как он соскабливает грязно-серый налет с клеммы аккумулирующей солнечной батареи. Тихо произнесла:
– На другой стороне солнце все еще не зашло.
Кодовая фраза, от которой Иван застыл, став восковым изваянием.
– Мне повторить? – спросила она.
– Не нужно. – Он медленно присоединил клемму, вернул аккумулятор в специально отведенный отсек, закрыл крышку. Повернул к Анне свое чумазое от машинного масла лицо, спросил: – Можно, я не буду говорить кодовую дурацкую фразу в ответ.
– Можно, – разрешила Анна.
– Почему не «Ящерку»?
– «Ящерки» капризные в управлении, без должной сноровки не справиться.
Парень ходил возле «Варана», вручную убирая вокруг него крепления. Потом взял в руки планшет и активировал площадку для выезда из гаража. Стена сдвинулась в сторону, образовывая хорошо освещенный коридор, плавно уходящий вправо.
– Ты первая, кто обратился ко мне с просьбой об эвакуации.
– Моя миссия здесь закончена, – сказала Анна, почти поверив в свою ложь. – Скоро многие придут к тебе с такой же просьбой. Если не все.
– Я так и думал. – У краулера зажглись аварийные фонари. – Последнее время толчки стали… значительней. В куполе они пока не ощущаются. Но снаружи, особенно если едешь на скорости, будто земля уходит из-под колес. Буквально вчера…
Техник остановился, не закончив фразу, зрачки его расширились. Анна сразу поняла, что прочитал на своем планшете парень, учитывая, что он у него был рабочий. Ее объявили в розыск. А потом пискнула татуировка-коммутатор – редкая штука для колонии, даже молодежь здесь любила более надежные и осязаемые вещи.
Сокол хотел уже сделать небрежное движение рукой, чтобы развернуть сообщение, но Анна успела первой.
– Садись в машину! Ты поведешь.
К интонации она присовокупила пистолет, направленный в голову Ивану.
– Может быть, не надо? Ты же знаешь, я из местных, мне до тебя и дела нет. – Медленно обернулся Сокол, поднимая руки.
– Когда придут из «Нерва», будет и дело, и труп. Твой. За то, что помог мне. Так что я тебе сейчас жизнь спасаю.
– Что-то не сильно верится.
– Садись в машину! – Она кивнула на крайлер.
– Ты где его взяла, я такой только в музее видел?
– Последний раз прошу, по-хорошему.
– Ничего себе, по-хорошему, – пробурчал парень, но все же открыл шлюз-дверь.
– Ты поведешь!
– Нужно надеть скафандры.
– Успеется!
– Мы нарушаем правила безопасности.
– Вот именно, Сокол! Мы нарушаем правила безопасности. – Войдя в машину, Анна закрыла за собой шлюз-дверь, почему-то почувствовав себя от этого спокойнее. – И мы продолжим их нарушать!
Иван на это только неопределенно повел плечами, включая зажигание и заводя мотор.
Когда они отъехали километров на десять, Сокол включил радио-плеер.
– Они нас уже заметили, – тихо сказал он, ища вручную нужную ему радиостанцию.
– Тогда гони!
– Если я увеличу скорость…
– Увеличь!
Она ткнула ему в затылок дулом пистолета.
– Хорошо, – вздохнул Сокол. И увеличил скорость с пятнадцати километров в час до тридцати пяти.
– Еще.
Иван молча выполнил указание. Теперь они ехали со скоростью в шестьдесят километров в час. Поднимая тучу бурой пыли за собой.
Иван нашел радиостанцию. Ожили динамики:
…И кружилась Она в белом платье,
На песке оставляя След…
И кружилась Она на закате,
Собирая в ладонях свет.
Иван хотел уже снова приняться за поиск радиостанции, но Анна его остановила.
– Оставь! – сказала она.
Бились волны о берег, и пена
Щекотала ей пальцы ног,
Словно тыкался самозабвенно
В ноги мокрый от волн щенок.
Вдалеке невозможно певуче,
Превращая себя в елей,
Лились скрипы ночных уключин –
У невидимых кораблей.
Гитара мешалась с флейтой и голосом, приятным мужским баритоном. Замолкала, чтобы снова зазвучать с новой силой.
– Вот почему на Земле поют о космосе, звездах и далеких планетах, а в колониях – на Луне и Марсе – о Земле?
Анна не ответила, она слушала. Ведь это пел Николай. Ее Николай. Тот, кого она бросила на произвол судьбы. Его и еще двоих детей. Тех, которые были не ее. И ее.
Все ее следы пребывания в колонии должны были уничтожить. Всю ее ненастоящую семью – ликвидировать. Возможно, быстро и безболезненно, возможно – нет. Наверное, и здесь не обошлось бы без несчастных случаев, их так любил Матиас.
Багровел край закатного неба,
Моря вышних и чистых вод,
И Селена в накидке из крепа
Шла по этому морю, вброд…
Берег пуст был, как был он в начале,
В первозданной своей поре,
Лишь фигурка Её у причала,
На высокой стене-скале,
Говорила, что было на пляже
Не обманом усталых глаз…
Перемазались дети в гуаши,
Рисовали для взрослых нас.
– Разворачивай! – выдохнула она, боясь передумать.
– Не понял? – повернул голову к ней техник.
– Разворачивай, говорю!
Она повела оружием.
Иван только вздохнул. Медленно сбавил скорость, развернул машину на сто восемьдесят градусов.
– Скажу, что заставила, взяла в заложники, должно сработать, – бурчал он при этом себе под нос. И уже совсем тихо что-то о женщинах, о дурах и о том, в каких пропорциях они сочетаются в жизни.
Но этого цетолог, на счастье Сокольникова, не услышала.
– Прибавь! – только сказала она.
Краулер стал набирать скорость. Купол, тускло отсвечивающий в лучах закатного Солнца и своей массой затмевающий горизонт, стал стремительно приближаться.
Анна возвращалась.
Спасать свою семью.
