Глава 4
– Я думал, что мы будем встречаться намного реже!
– Я тоже, – сказала Анна. – Но мне нужна помощь, Матиас.
Рыжий с интересом посмотрел на женщину. За те дни, что она жила во Второй марсианской колонии, она впервые назвала его по имени.
– Сейчас одиннадцать часов дня. Тебе нужно работать. Много работать, если ты понимаешь, о чем я говорю. «Нерв» требует информацию.
– Я не могу… – Анна закрыла глаза.
Они стояли под одной из радужных арок, в самой верхней секции «Аквариума». Справа от них резвились дельфины. Обычные, земные. То и дело до них долетали брызги воды. Рыжий, облокотившись на красные перила, терпеливо ждал.
– Я не могу, – снова заговорила Анна, – находиться внутри. Там…
Она хотела сказать про касатку, про мыслеобраз, который до сих пор не могла выкинуть из головы. Про то, что генномодифицированное животное знает о том, что она не та, за кого себя выдает. Но внезапно поняла: если скажет об этом, то до завтра цетолог Анна Лебедева скорее всего не доживет. Ее уберут свои же, устроят несчастный случай, никто ничего не заподозрит. «Нерв» не будет разбираться, сошла ли внедренная с ума или же говорит правду. Так или иначе, она представляет опасность.
– …моя другая «я»…
– Ты сама убила ее, – пожал плечами рыжий, явно недоумевая, зачем вообще выслушивает Анну. – Теперь в водной лаборатории есть только одна Анна Лебедева, и это ты.
– Тело, – сказала она чуть слышно, сама не понимая, что сейчас нашла выход из положения.
Стоит Офелии послать мыслеобразы о преступлении Анны другим сотрудникам «Аквариума», и ее легенда будет раскрыта, тело сразу найдут. Но тело можно убрать, а мыслеобразы списать на болезнь касатки. Никто ничего не поймет. А потом она избавится от животного, нужно всего лишь изменить состав воды.
– Подожди минутку, куплю себе и тебе мороженое, а то стоим здесь у всех на виду...
Рыжий подбежал к автомату с мороженым, активировал наладонную тату-кредитку, совершая оплату, смешно почесал нос, дождался, когда ему выдадут два вафельных стаканчика, и уже не спеша вернулся обратно.
– Тебе – трюфельный, – протянул он. – Мне шоколадный. Ну же, не стой столбом! На нас смотрят!
Анна взяла стаканчик, держа его на вытянутой руке, как гранату с выдернутой чекой, произнесла:
– Тело находится в хранилище биологических отходов на минус четвертом этаже.
– Какое тело? Ты убила кого-то из персонала?
– Мое тело, – сказала Анна, поправилась: – Тело другой «я».
– Ты до сих пор не избавилась от него? – поперхнулся мороженым рыжий.
– Я… не смогла.
– Не думал, что ты такая сентиментальная. – Матиас в несколько укусов закончил с мороженым, потер ладони. – Хорошо, мои люди приберут за тобой. Мне нужен ключ доступа с образами сотрудников.
Анна молча протянула ему миниатюрную, размером с ноготь, флэшку.
– О, подготовила заранее. Хвалю.
– Там информация для «Нерва», образы и ключ доступа тоже есть. Видишь, я работаю.
– Вижу, – ухмыльнулся рыжий. – А теперь иди отдохни. Сошлись на усталость. Тем более, выглядишь ты действительно… неважно. Акклиматизация для многих проходит с определенными трудностями. Особенно для женщин – ты понимаешь, о чем я.
Флэшку он неуловимым движением спрятал между пальцами, собрал их в кулак, дунул, разжал... Карты памяти там уже не оказалось.
Матиас развернулся и медленной, размеренной походкой направился к бассейну с дельфинами.
Анна еще постояла какое-то время, а потом, буквально заставляя себя, направилась обратно в нижнюю секцию. Нужно было предупредить в лаборатории, что сегодня она уйдет с работы пораньше.
Стаканчик с мороженым полетел в ближайший утилизатор отходов.
В час пополудни она уже выходила из электровагона. А через двадцать минут входила в типичный для центрального купола двухэтажный моноблок из четырех квартир. Анна жила на втором этаже. Согласно закону о семейных колонистах, ей полагалась двухкомнатная квартира с кухней и двумя санузлами. Но законы нужны лишь для того, чтобы их нарушать, поэтому администрацией Второй марсианской колонии для семьи Лебедевых из четырех человек была предоставлена квартира из пяти комнат с кухней, лоджией, прихожей и двумя санузлами. Анна не понимала такой математики. В ее мире у нее отобрали бы даже то, что она имела, а не дали бы что-то большее взамен.
Дома никого не было. Она это поняла по неестественной тишине, царящей в квартире. Анна сняла обувь, осторожно, чуть ли не на цыпочках, прошлась по комнатам, чтобы убедиться – да, никого. На кухне, на столе, она нашла записку на обычном разлинованном листе бумаги. Младший, Артем, последнею неделю стал увлекаться бытовой ретроспекцией.
«Ушли с папой на концерт. Люблю тебя, мама», – прочитала она, и что-то в душе у нее шевельнулось – то, что должно давно было быть мертво.
Анна отодвинула от стола стул, села. На нее внезапно навалилась усталость, а с ней и непонятно откуда взявшаяся апатия. Пересилив себя, она налила себе чаю, отхлебнула, поняла, что холодный, скривилась, включила автоподогрев.
Сегодня на центральной площади должен быть концерт. Песни, стихи. Николай тоже выступал. Даже приглашал ее вчера, но не настойчиво – знал, что она откажется. Работа для Анны Лебедевой была превыше отдыха. Для той, что сейчас находилась в хранилище в водной лаборатории. Та, что сидела сейчас дома, хотела пойти, только то, что она не должна так себя вести, сдерживало ее.
– Дом, голосовой протокол, активация! – произнесла Анна.
– Активация произошла успешно, – секунд через тридцать донесся мягкий мужской баритон из встроенных в стены динамиков. – Рад снова вас слышать, Анна. Прошло много времени. Чем я могу быть полезен?
Цетологу показалось, что она услышала укор в словах программы. Безусловно, это было игрой ее воображения.
Ни Анна, ни Николай практически не пользовались встроенной функцией «Умный дом», всегда обходились своими силами. Вообще, в колониях было дурным тоном пользоваться домашним ботом. Но иногда, как сейчас, когда ничего не хотелось делать, он действительно был удобен.
– Есть сообщения?
– Два письма из министерства здравоохранения Земли, еще два, подписанные Виолетт с Первой марсианской колонии, одно видеосообщение от вашего мужа, записано два час…
– Покажи, – прерывая бота, велела цетолог.
Картина с изображением лесов Подмосковья на стене напротив подернулась рябью, пропала, вместо нее появилось довольное, улыбающееся лицо мужа. Он у нее был блондин с синими, как лед, глазами и с пшеничными усами, которые сейчас дергали в разные стороны два ее сына. Артемка, ему буквально пять дней назад исполнилось шесть, и Вадим, ему на следующей неделе, в среду, должно быть уже девять. Сыновья пошли в мать – оба черноволосые, черноглазые, часто улыбающиеся. Анна Лебедева любила улыбаться, у нее даже были специфические морщинки-лучики вокруг глаз. Этой Анне пришлось сделать пластическую операцию, чтобы добиться такого же эффекта.
– Привет, мам! – одновременно крикнули в камеру Вадим и Артем.
– Да прекратите вы! – пытался унять разбаловавшихся детей отец.– Подожди, милая! Я сейчас сначала разберусь с этими сорванцами. А то… мои усы… Вы же оторвете их!
– Усы, усы, усы, – начали дразниться мальчишки.
– Не возьму на концерт, – строго сказал отец.
– Ну, ла-а-дно! – протянул младший и спрыгнул с отцовских колен, пропав из виду.
– Ты же обещал! – сказал с укором Вадим, все же оставив отцовские усы в покое.
– Тогда ведите себя хорошо!
– Так уж и быть! Пошутить нельзя, что ли?!
Вадим тоже исчез. Николай остался в камере один. Он был одет в синий, в потайную полоску, костюм. Галстук болтался на шее незавязанным. «Оставит дома», – подумала Анна. Согласно данным из «Нерва», Николай не любил галстуки.
– Знаю, ты придешь сегодня поздно. На концерт не успеешь. Поэтому я для тебя решил записать новую песню. Ты ее еще не слышала. Никто не слышал. Я посвящаю ее тебе, милая.
Николай хитро улыбнулся.
Анна знала, что это посвящение не первое. Николай часто посвящал своей жене стихи и песни. Он был поэтом. В этом мире это было профессией, за это платили, награждали и даже превозносили. Наверное, так и должно было быть в нормальной, не разрушенной несколькими мировыми войнами, реальности.
В кадре появилась гитара. Обычная, деревянная, семиструнная. Николай привез ее с Земли. Говорил, что она еще дедушкина. Чуть изменил настройки. Взял пару аккордов на пробу. И не сильным, но хорошо поставленным голосом запел:
Горек сок спелых ягод рябины[1]
На губах и твоих, и моих;
Сладок сок поцелуев невинных,
Он для нас, лишь для нас, для двоих.
Ветер в кронах червонных играет,
И шумит, словно шепчет, листва
Про любовь, о которой не знает…
Только сказаны все уж слова.
Анна закрыла глаза. Ей было страшно. Страшно от того чувства, которое неожиданно вызвала у нее эта песня. Страшно от того, что она пробудила воспоминания, которые она запрятала глубоко в памяти.
Ее первый поцелуй. У старого барака, где она жила с самого рождения. Вдали виднелись развалины Москвы, отчаянно кричала ворона на иссохшем наполовину дубе, визжала свинья в загоне, лаял соседский пес. Это длилось мгновение. А потом поцелуй перешел в секс. Прямо на голой земле. И… ей это не понравилось. Совсем. Потому что было больно, грязно и хотелось есть. Живот буквально сводило от голода.
Анна открыла глаза.
Николай пел:
Горек сок спелых ягод рябины
На губах и твоих, и моих;
Сладок сок поцелуев невинных,
Он для нас, лишь для нас, для двоих.
Солнце красное, будто жар-птица,
Все летит и летит в небесах,
Освещая счастливые лица,
Отражаясь любовью в глазах.
Наверное, ей повезло, что ее заметили работорговцы – гринго, как они себя называли. И то, что она впоследствии попала на одну из лунных баз в качестве наложницы одного из наркозаправил. И то, что ее внешность внесли в базу данных, чтобы включить в список проституток-на-выезд – наркобарону она быстро наскучила. И то, что ее заметили люди из отдела «Нерв». Только благодаря этому она получила именно то, о чем мечтала: любящего мужа, двоих детей, хорошую работу.
Фальшивую жизнь, почти не отличимую от настоящей.
Горек сок спелых ягод рябины
На губах и твоих, и моих;
Сладок сок поцелуев невинных,
Он для нас, лишь для нас, для двоих.
– Я люблю тебя, милая!
На экране снова появилось изображение Подмосковья. Место, очень похожее на то, где жила Анна.
–Конец видеосообщению, – сообщил домашний бот.
– Да, я уже поняла.
Она встала, устало и оттого медленно стала снимать с себя пиджак.
– Вам аудиозвонок.
– Кто?
– Номер не определяется.
Теперь Анна явственно услышала в голосе бота удивление. Значит, и в первый раз ей не показалось. Наверное, кто-то из мальчишек изменил настройки конфигурации, добавив эмоции.
– Прими, – коротко приказала она.
– Кажется, сегодня особенный день. Уже в третий раз я связываюсь с тобой. Так и до раскрытия недалеко.
Это был Матиас. Его голос.
– Ты не должен сюда звонить!
Анна снова села на стул.
– Я не должен посылать своих людей прибирать за тобой. Вот что я не должен делать.
– Что тебе нужно? – спросила цетолог, поняв, что просто так от рыжего не отделается.
– Помнишь, я говорил, что, если кое-что пойдет не так, тебе придется выполнить миссию по зачистке.
– А что-то пошло не так?
– Издеваешься? Это хорошо. Значит, отдых тебе пошел на пользу.
– Теперь издеваешься ты.
– Иронизирую. Но ладно. Если по существу, инспектора летят на Марс. Им осталось два часа полета.
– Их не получилось ликвидировать на «Глобалисе»?
– Они вообще не были на Лунной станции. Они летят с венерианской верфи.
– С верфи? – удивлению Анны не было предела.
– Подробности несущественны.
– Тогда что же существенно?
– Горин и его жена. Еще пара человек, но ими уже занимаются.
– Значит, он раскрыт.
Это уже не был вопрос.
– Да. Перешлю тебе информацию о местоположении этих двух. Очередность целей за тобой. У тебя два часа.
Анне не пришлось долго одеваться, единственное, на что она потратила время, так это на то, чтобы зачистить кэш домашнего бота и вернуть поведенческие характеристики к заводским настройкам; эмоции компьютерной программе, по ее мнению, были совсем ни к чему.
Вскоре она вышла из дома и направилась в сторону центра. Прошла мимо озера, мимоходом посмотрела, как двое мальчишек лет шести-семи играют в пиратов, используя привязанную к небольшой пристани лодку в качестве быстрого и маневренного брига, имевшего на борту больше ста пушек и тысячи вооруженных до зубов матросов. В ее мире мальчишки в таком возрасте уже брали в руки оружие. И не деревянное, а настоящее.
Она свернула на дорожку, ведущую к четырем трехэтажным моноблокам, расположенным полукругом. Монорельс с электровагоном, движущимся по нему, остался слева.
Как странно, что адрес местожительства семьи Гориных оказался настолько близко. Самого Горина дома не было. Была его жена, Светлана. Сегодня она не вышла на работу, да и последние два дня вела себя странно. А это означало: или она знала, или догадывалась. Оба варианта подводили к ее устранению.
Анна зашла в подъезд, проигнорировав лифт, пошла по лестнице. Нужная дверь оказалась слева, под номером «33». Цетолог достала из кармана перчатку, которой уже пару раз пользовалась за эти дни, надела на правую руку, приложила к сенсору на двери. Не медля ни секунды, сняла перчатку и стала ждать.
Дверь открыли не сразу.
– Здравствуйте! – сказала Анна. – Я по поводу вашего мужа.
–Здравствуйте. Что-то с Витей? – спросила Анну Светлана, стоявшая на пороге.
– И да, и нет, – ответила Анна. – Можно поговорить внутри? Это очень серьезный разговор.
На фотографии и видео, которые переслал Матиас Анне, она выглядела по-другому: жизнерадостная, улыбающаяся, спокойная. Сейчас она не походила на саму себя. Тревожная, напряженная, суетливая. В глазах притаился страх. Не зря Матиас послал Анну ее ликвидировать.
– Да, да, проходите, Ольга…
– Просто Ольга.
Сенсор на двери, сканировав перчатку, выдал другую личность гостьи. Реально существующей Ольги Листовой, работающей в георазведке.
Они прошли в зал.
– Вы работаете с моим мужем? – старательно не смотря на гостью, спросила Светлана.
– Два года, – не моргнув, соврала Анна. – Можно чаю?
– Да, конечно, подождите пока здесь.
– Я с вами, – пошла вместе с хозяйкой на кухню Анна, стараясь ни до чего не дотрагиваться, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. – Не хочу тратить ваше время попусту.
Светлана ничего не сказала. Поставила чайник на плиту, зажгла огонь.
Анна огляделась. Если гостиная была вполне стандартной, то здесь чувствовалась индивидуальность. Притом взятая из века двадцатого: холодильник в углу, кофемашина на столе, разделочные доски на стене вместе с ложками, половниками и еще какими-то приспособлениями, которые цетолог видела только на фотографиях, когда учила историю этого мира в «Спасении». Программой «Умный дом» здесь, видимо, не пользовались вовсе.
– Ого! У вас тут настоящий...
– Музей? К сожалению, нет, большинство вещей – всего лишь функциональные реплики, как этот чайник или плита. Но есть и настоящие, с тех времен, –слабо улыбнулась Светлана. – Так о чем вы хотели поговорить?
– О вашем муже, – сказала Анна, незаметно активируя небольшой берилловый перстень у себя на среднем пальце; у его основания выдвинулась тонкая, почти незаметная игла. – Мы давно с ним встречаемся. Уже где-то восемь месяцев. Но я считаю, это все зашло слишком далеко. Я… я не могу так. Поэтому хочу прекратить наши… мои с ним отношения.
– Отношения? – словно не веря тому, что только что услышала, переспросила Светлана.
Анна подошла к застывшей женщине, взяла ее за руку, сжала. Та отшатнулась – это игла впилась в ладонь.
– Ой, простите, кольцо. Видите, я тоже замужем. – Анна с грустной улыбкой показала кольцо на пальце. – И я не хочу портить жизнь ни своему мужу, ни вам.
Яд должен был подействовать спустя десять минут. К этому времени она успеет уйти. Никто не заподозрит цетолога из водной лаборатории. А если и возникнут подозрения, то падут они только на геолога Ольгу Листову. Если же у нее окажется алиби, скорее всего, спишут на сбой в программе двери.
– Знаете, – сказала Светлана. – Вы ни разу не назвали моего Виктора по имени. А еще Ольга – моя хорошая подруга…
Анна не успела среагировать. Сковородка – тяжелая, чугунная, как раз из настоящих вещей – ударила ее по голове.
… – и я знаю, как она выглядит, – успела услышать окончание фразы Анна, перед тем как потеряла сознание.
Очнулась Анна на полу. Во рту чувствовался привкус крови. Она дотронулась до головы, до чего-то густого и липкого, отняла руку, посмотрела: пальцы окрасились в красное.
Женщина с трудом встала. Огляделась. На кухне никого не было. Прислушалась. В квартире царила тишина.
Сковородка, которой ее ударили, лежала на плите. Цетолог взяла ее, повертела. С одного бока была кровь с прилипшими к ней двумя черными волосками. Анна поставила сковородку обратно. Еще раз внимательно осмотрелась.
Кровь.
Ее кровь была повсюду. На полу, на шкафах, на кофемашине, на стене. Взгляд невольно остановился на часах с нарисованной на циферблате чашкой дымящегося кофе. Стрелки показывали без двадцати четыре дня. Анна в ужасе закрыла глаза, зажмурившись что есть силы.
Она была без сознания больше двух часов. А это означало, что инспектора ЭНэС уже прибыли на Марс.
[1] Здесь и далее стихи авторские.
с.
