Глава 28
— Слушай, как мне тебя называть-то? — немного смутившись, спросил я. Выяснить имя паренька раньше, мне отчего-то в голову не приходило.
Мы отошли уже на приличное расстояние от дома Губы и оказались почти у той рощи, откуда сегодня утром начался мой путь. Ветер приносил свежесть и лёгкий запах воды — река, невидимая из-за холмов и деревьев, давала о себе знать.
— Зови Младшим, меня все так называют. И братья, — парень на миг сбился, — и все остальные.
Копыта ритмично постукивали, убаюкивая и навевая сон. Порошки, принятые перед схваткой, перестали действовать, уступив место слабости и усталости. Плавные покачивания седла тоже не добавляли бодрости, и я то и дело клевал носом.
Хотя в целом, стоит признать, я чувствовал себя значительно лучше, чем можно было предполагать. Не знаю, что оказало такое целебное действие — вчерашний отдых или снадобье интерфектора, но последствия удара багром по голове практически не ощущались. Так, лёгкое головокружение и небольшая шишка на затылке.
— Если дальше вдоль реки идти, то выйдем к боевому поместью беллатора Мунро, — сообщил Младший. Он, ухватившись одной рукой за стремя, то ли быстро шёл, то ли медленно бежал рядом с Тоненькой. — Часа через четыре.
Я покачал головой. Ехать прямо к Мунро было нельзя, сперва необходимо заручиться поддержкой со стороны. Это стало очевидно после разговора с Кирклином — авторитет интерфектора — тем более мой, поддельный — ничего не стоил в глазах его господина.
— Нужно к Ван-Прагам, — напомнил я.
По словам Губы, их род слабел — всё больше деревень и дворов уходили из-под защиты, отдавая предпочтение другим беллаторам, среди которых первым был, разумеется, Мунро. И значит, лучших союзников не найти — теряя влияние, они вряд ли прониклись тёплыми чувствами к более удачливому коллеге.
— Тогда нам туда, — паренёк махнул рукой в сторону, вглубь полей. — К вечеру доберёмся.
— Почему к вечеру? Ты вчера успел и туда, и обратно вернуться!
— Так я же ближней дорогой шёл — прямо от дома, через овраг. И только обратно долгим путём, из-за лошади. Да и жарко сегодня...
Солнце медленно ползло по небу следом за нами — с востока на запад. Мы кружили по переплетению тропинок, иногда практически незаметных и заросших травой. Вся эта густонаселённая местность, усеянная невысокими холмами и перелесками, была покрыта настоящей сетью из дорог и дорожек — узких, пыльных и как будто бесконечных.
Казалось, все окрестные обитатели, отправляясь куда-нибудь, считали дурным тоном идти проторённым путём и непременно прокладывали новую тропу, о которой после начисто забывали. Эта паутина оплетала как крупные деревни с десятками домов, так и одинокие дворы, наподобие того, которым владел Губа.
Часть поселений оставалась в стороне от нашего пути — одни, заняв холм, ютились на его склонах; другие, взобравшись на невысокие сваи, стояли у быстрых ручейков и белели гладкими стенами.
Однако некоторые мы проходили насквозь. Чаще всего они состояли из одинокой и практически безлюдной улицы, вдоль которой как грибы росли дома. Кое-где сидели старики, приглядывающие за совсем маленькими детишками — те в основном копошились в пыли, занятые своими непонятными делами. Иногда встречались крестьяне, отдыхавшие от трудов. Заметив нас, мужчины замирали на месте, хмуро поглядывая вслед, а женщины просто опускали головы.
Ни приветствий, ни разговоров — лишь тяжёлое молчание или злой шёпот вслед.
Почти везде — и в деревнях, и на одиноких дворах — где-нибудь на видном месте был приколочен круглый щит, украшенный странным рисунком. Выведенные углём неровные круги соприкасались друг с другом, нависая над неразборчивой подписью, выполненной чьей-то неумелой рукой.
— Что это? — спросил я, впервые увидев «украшение» на фронтоне высокого — аж в три этажа — дома.
— Где? — Младший завертел головой.
— Да вот же!
Паренёк посмотрел туда, куда указывал мой палец и с недоумением сообщил:
— Дом... Большой.
— Щит, — немного раздражённо пояснил я. — Почти у самой крыши.
— А... так это клейп. Клейп рода Мунро
— Никогда о таком не слышал...
— Клейп — это... клейп, — смутившись пояснил Младший. Непросто рассказывать о привычных вещах. — Знак, что беллатор Мунро защищает людей, которые здесь живут.
Мне доводилось читать о таких штуковинах. Правда, в книгах они назывались символами власти, от которых крестьяне не могли отходить дальше, чем на тысячу шагов — таков был закон. Нарушителям, на первый раз, привязывали к ногам камни, а на второй — подрезали сухожилия. Хорошо, что те времена давно прошли.
— А люди платят ему за заботу, — добавил я.
— Не платят, а благодарят, — поправил меня паренёк. — И это справедливо, ведь воину нужна лошадь, нужно оружие, нужно что-то есть!
Я согласно кивнул. Главное только, чтобы эта «благодарность» вновь, как раньше, не стала зависимостью.
— А что за рисунок такой странный?
— На клейпе положено изображать первого врага, убитого основателем рода. У беллатора Мунро — это рыжий гривастый медведь.
Опасный зверь, который раньше в изобилии водился в наших краях. Правда, неровные круги, изображённые на щите, на него совершенно не походили и больше напоминали неаккуратное печенье на подносе.
— А надпись?
— Слова, сказанные этим врагом перед смертью.
— И что же рыжий гривастый медведь сообщил первому беллатору Мунро, перед тем как скончаться? — спросил я с улыбкой.
— «Меня не победить», — в голосе Младшего проскальзывали завистливые нотки. — Если мне когда-нибудь посчастливится стать воином, надеюсь, мой враг будет силён и не ляпнет какую-нибудь ерунду...
Похоже, парня совершенно не смущало то обстоятельство, что медведи не разговаривают, и значит, основатель рода Мунро всё это просто придумал. А так как обвинять вооружённого человека во лжи из-за глупой надписи на щите никто в здравом уме не станет, эта выдумка прошла сквозь века.
— Главное, чтобы не комар, — совершенно серьёзно сказал я. — Комариный писк разобрать будет непросто...
Дорога вела нас дальше — от деревни к деревне, от плешивых холмов к перелескам, от молчаливых неодобрительных взглядов к недовольному гомону за спиной. Тени становились короче, кольчуга тяжелее, а пыль всё назойливее лезла в нос.
После полудня Тоненькая выпросила привал — солнце немилосердно пекло, и она передвигала ногами всё медленнее и медленнее. Небольшая рощица подарила нам спасение от жары, а крохотный ручеёк — воду и усыпляющее журчание.
Голода не было, но я заставил себя съесть немного твёрдого сыра и хлеба, запив всё жиденьким кислым пивом. Младший задорно хрустел луковицей, половина которой досталась моей прожорливой лошади.
Коварный сон напал на нас из засады, сразу одержав убедительную победу, и солнце основательно продвинулось на запад, прежде чем копыта вновь застучали по земле.
На очередной развилке мы свернули налево, обогнули холм и столкнулись с небольшой овечьей отарой. Животные, завидев нас, наперебой заблеяли, предупреждая друг друга о возможной опасности. Тут же залаяла собака, и почти сразу на тропинку вышел пастух — худощавый мужчина с большим красным носом. Одет он был чрезвычайно небрежно — в разорванную рубаху и короткие штаны.
— Там это... — начал говорить мужичок, глядя мутным взором, но закончить не успел.
Следом за ним выскочила женщина, одной рукой придерживающая полы длинного серого платья. В другой она держала обыкновенный глиняный кувшин.
— Опять всю бражку вылакал, скотина! — завопила дама, не обращая на нас никакого внимания. — Перед людьми стыдно! Хоть бы дождался, пока беллаторы уедут!
Посудина с громким треском влетела пьянице прямо в лоб, разом продемонстрировав и собственную крепость, и устойчивость цели — мужичок даже не пошатнулся.
— Уйди, старуха, — пробормотал тот и устремился за овечками, которые успели отойти на некоторое расстояние.
Женщина, покраснев, побежала следом, оглашая окрестности возмущёнными криками. Висевшие на узком поясе фигурки овец, сделанные из дерева, задевали друг друга, отчего каждый её шаг сопровождался гулким стуком. Чем завершилась эта занимательная история, узнать не удалось — пара скрылась за поворотом.
— Впереди деревня, — зачем-то пояснил Младший.
— Я догадался! Как думаешь, о каких беллаторах говорила эта... дама?
— Точно не знаю, но здешние вроде бы отдают двенадцатую часть как раз Ван-Прагам на содержание. Так что, может быть, они и есть.
Дорожка тем временем, загнув очередную петлю, вывела нас к первым домам — низким и каким-то покосившимся. Чтобы оглядеть всю деревню, следовало забраться на холм, а с нашего места были видны только ближайшие строения, безо всякого порядка торчавшие тут и там.
На радость Тоненькой, я слез и подхватил лошадь под уздцы — здесь было слишком тесно, чтобы ехать верхом. Свесы крыш, доходившие местами практически до самой земли, мешали проходу, как и многовековые деревья, преграждавшие путь. Впереди слышался стук топора и гул голосов, перемежавшийся иногда звонкими выкриками.
Пара десятков шагов и дома расступились, окружая небольшую площадь, на которой сейчас толпился народ. Среди серых небогатых одежд яркими пятнами пестрели всего несколько человек.
Трое — явно беллаторы, причём одного из них, высокого и худого, я видел вчера во дворе у Губы. Сейчас он молча наблюдал, как коренастый мужичок рубил высокий шест, на самом конце которого висел круглый щит. Топор взлетал над косматой головой и с грохотом опускался на свою добычу.
Ещё одеждой выделялся грузный и лысый мужчина, стоявший на крыльце, положив ладони на массивные перила. Красная рубаха с широкими рукавами, словно знамя трепетала на ветру, а узкий ремень оттягивал большой нож с тёмной деревянной рукоятью.
Стоило нам выйти из-за домов, как звуки разом стихли, и только вдалеке слышалось тревожное овечье блеяние.
— Гляди-ка! — писклявым голосом произнёс худой, хлопнув рукой по шлему, прицепленному к поясу. Плоский и похожий на тарелку, тот отозвался металлическим гулом. — Гляди-ка, и правда — интерфектор! Не зря, выходит, лошадей-то по жаре гнали...
Измотанные животные, покрытые хлопьями пены, стояли здесь же, неподалёку. Они косили завистливым взором на отдохнувшую Тоненькую, которая на их фоне смотрелась настоящей королевой.
— Не обманули, выходит, люди-то, — продолжил беллатор, глядя на меня.
Стоявшие по бокам воины мычанием выразили своё согласие с этим утверждением и поудобнее перехватили копья. Из-под их плотных войлочных шапок — точь-в-точь как у воспитанника Кирклина — стекали ручейки пота, блестевшие на солнце.
— Ну что, интерфектор, — худой растянул тонкие губы в улыбке. — Зачем ты приехал в нашу деревню?
Я не торопился с ответом.
Прищуренные глаза беллатора смотрели с вызовом и, хотя прямой угрозы в его речах не было, воздух звенел от затаённого напряжения. Толпившиеся вокруг люди словно ожидали драки — они замерли в каких-то неловких позах, готовые бежать и прятаться, как только в дело пойдёт сталь.
Понятно, что всадникам обо мне доложили обитатели деревень, через которые мы проходили сегодня. Неизвестные доброхоты никак не могли успеть добраться до боевой усадьбы Мунро — на это попросту не хватило бы времени — а значит, воины и так были где-то неподалёку.
Непонятно другое — зачем они сразу бросились в погоню за мной? Пусть их господин задурил всем головы, отчего местные стали с недоверием и злобой относиться к интерефекторам... Но неужели они готовы нападать на тех, кто сражается порождениями зла?
Судя по тому, что я пока ещё не висел на копьях, возможно, никакого чёткого плана у людей Мунро не было. А значит, есть шанс разрешить дело миром, подобрав правильные слова. И поэтому я не торопился с ответом.
— Ты чего молчишь-то, интерфектор? — улыбка худого стала шире, обнажив чёрные провалы отсутствующих зубов. — Может с какой-нибудь упырихой миловался, а она тебе язык откусила? Всем известно, что вы любители такого дела...
«Лонгус», — вспомнил я. Так звали этого худого высокого беллатора с неприятным голосом. Именно его непристойная шутка про супругу Губы вчера чуть не спровоцировала драку. Благо вмешался командир и приструнил наглеца, но сегодня, похоже, он сам за старшего.
Копейщики закивали, выражая согласие с той глупость, которую сообщил Лонгус, и немного опустили щиты. Вытянутые и похожие на каплю воды, они висели на предплечьях и почти упирались острыми концами в землю.
Радовало, что крестьяне никакой поддержки гадким словам не выказывали, а скорее, наоборот — недовольно хмурили брови. Хотя, возможно, мне просто хотелось, чтобы это было так.
Руки слегка дрожали от волнения, а сердце пряталось где-то в животе, но сейчас я чувствовал себя гораздо увереннее, чем утром, когда впервые заговорил с Кирклином. Теперь меня уже не удивляла неприязнь людей, а звание интерфектора больше не казалось надёжной защитой.
— Ты издеваешься надо мной? — гримаса раздражения сменила улыбку. Лонгус сомкнул пальцы на рукояти меча. — Я спрашиваю, зачем ты приехал в нашу деревню?
За писклявыми нотками, кроме злобы, невесомой тенью проступала растерянность. Не знаю, что смущало беллатора, но с каждым мигом я всё отчётливее замечал неуверенность, сквозившую и в движениях, и во взгляде.
Вряд ли его испугал мой чрезмерно грозный вид, однако стоило как-то воспользоваться подмеченной странностью. Отвечать на заданные вопросы бессмысленно — любые объяснения будут похожи на оправдания и только поставят меня в подчинённое положение. Чтобы не стать жертвой, я должен атаковать сам, пусть и используя в качестве оружия обыкновенные слова.
— А ты не рад визиту интерфектора? — ничего лучше в голову не пришло, но для начала разговора, думаю, сойдёт и так. Сквозь сведённую от страха челюсть слова проскальзывали с трудом, но надеюсь — это сочтут за высокомерие, а не за испуг.
— Н-нет, — будто поперхнулся Лонгус, скосив глаза в сторону. Однако через мгновение он уже вновь смотрел прямо. — Мне всё равно! Я только хочу знать, зачем ты приехал!
Мужчина мельком оглядел соратников, словно ища поддержки. Такое ощущение, будто он не знал, как следует поступить.
— Ты мучил бедных животных и гнался за мной из-за этого? — я старался выиграть время расспросами, чтобы подумать, но от волнения в голове шумела только пустота. — Ты не знаешь, чем занимаются интерфекторы?
— Знаю...
Мне показалось, или Лонгус слегка побледнел? Не очень понятно чего он боится, но пока мои слова явно останавливали его от решительных действий.
— Орден отправил тебя сюда? — прохрипел беллатор.
И вопрос, и интонация, которой он был задан, подразумевали только один ответ.
— Да, — как можно более грозно произнёс я. — Ордену не по нраву происходящее здесь!
Лонгус настолько побледнел, что это заметили даже его подручные. Один из них, удивлённо зашевелил густой каштановой бородой, а другой, кашлянув, сказал:
— Чего с ним болтать-то? Давай его... — воин запнулся на полуслове, но быстро поправился: — Давай сделаем, как договаривались, и проблем не будет!
— Ага, — подтвердил бородач, — чего нам этот Орден? Они, вон, с тварями снюхались, а мы их бояться должны?
Судя по выражению тощего лица старшего из беллаторов, страх теперь боролся с алчностью, а я, кажется, наконец понял — они собирались меня попросту убить и обобрать. Кирклин упоминал, что Мунро охотно скупает чёрное серебро, и погоня за мной была организована только ради денег. Правда, писклявый и, видимо, не очень отважный Лонгус в последний момент решил узнать, уж не по поручению ли Ордена я здесь оказался, и не будут ли меня потом искать.
Тоненькая вдруг дёрнула поводья, и я чуть не выпустил их из рук. Всхрапнув, она стукнула копытом и громко фыркнула, раздувая ноздри.
Обычно смирная лошадь отвлекла от раздумий, и я не успел похвалить себя за сообразительность. Правда, тотчас выяснилось, что торопиться с этим не стоило — буквально одна фраза, сказанная новым участником разговора, прикончила мою стройную теорию.
— Я так и знал, что ты интерфектор!
Тёплый ветерок принёс странные шипящие и шелестящие звуки, которые исторгала из себя огромная пасть, украшенная парой острых длинных клыков. В проёме между домами виднелась высоченная фигура моего «давнего» знакомого.
Один огромный шаг и упырь вышел из тени, явив себя взору окружающих.
Крестьяне, стоявшие ближе всего к порождению зла, молча бросились в разные стороны, расталкивая тех, кто пока ещё ничего не понял. Люди запинались друг о друга, падали, но сразу же вскакивали на ноги, чтоб продолжить движение. Какой-то подросток покатился кубарем и влетел лбом прямо в моё колено — стук челюстей и глухой хруст стали предвестниками жгучей боли. Под кожу будто загнали раскалённую иглу, а сустав распирала изнутри неведомая сила.
Пробормотав что-то невнятное, мой невольный обидчик пополз в сторону, блеснув напоследок безумными глазами и бордовыми пятнами на белых щеках.
Дети хватали матерей за подолы, женщины цеплялись скрюченными пальцами за одежду мужчин, а те пёрли вперёд, наклонив голову — сердце не успело стукнуть и десяти раз, как толпа исчезла. Только шорох одежды, топот ног и редкие возгласы ещё некоторое время напоминали о беглецах, но совсем скоро стихли и они.
Лишь мужчина в красной рубахе по-прежнему стоял на крыльце. С ужасом глядя на тёмную тварь, он шарил ладонью по поясу, пытаясь нащупать рукоять ножа.
А вот беллаторы повели себя очень по-разному.
— Глядь! — выкрикнул бородач и, прикрывшись щитом, выставил копьё вперёд, направив остриё в живот Блэлока.
Второй побежал к лошади, бросив оружие под ноги. Он легко преодолел несколько шагов, но застрял у коновязи — руки тряслись слишком сильно и не могли справиться с поводьями.
— Нет! — завопил Лонгус, ухватившись за волосы. — Теперь точно ничего не получится!
Если раньше я считал его бледным, то сейчас он почти посинел. Плечи ходили ходуном — мужчину натурально колотило от страха — и меч, покинувший ножны, выписывал остриём замысловатые фигуры.
— Беги! — прошептал я Младшему, который так и стоял за моей спиной. — И не вздумай возвращаться!
Вампир, растянув пасть в улыбке, наблюдал за людьми. Слегка наклонив голову и скрестив руки на груди, Блэлок будто выбирал того, кто станет первым блюдом.
— Ну и чего ты стоишь, идиот! — Лонгус, кажется, сумел справиться с волнением. По крайней мере, меч больше не жил собственной жизнью, и рукоять лежала в ладони, как влитая. Казалось, что беллатор обращался к своему товарищу, не утратившему мужества, но когда тот сделал шаг навстречу упырю, раздались новые слова: — Теперь придётся убить всех...
Худые ноги быстро шаркнули по земле, и Лонгус уже стоял за спиной бородатого воина. Рука с мечом ушла назад, укол, и остриё впилось прямо под лопатку, легко пронзив выцветшую синюю ткань кафтана. Мертвец выпустил копьё и рухнул, неестественно вывернув предплечье, на котором висел щит. Небольшое кровавое пятно краснело на спине.
«Будто заплатка», — подумал я. Страх, удивление и негодование накатывали волнами, вымывая друг друга из моей головы. Похоже, от обилия впечатлений чувства просто ушли, оставив после себя только вопрос — что здесь происходит?
Тихие шаги позади, наконец, возвестили о бегстве Младшего — был шанс, что Блэлок не заметил его, ведь парнишку прикрывала лошадь. Надеюсь, самой Тоненькой ничего не грозит — вряд ли упыря интересует кровь животного.
— А этот мой, — вампир двигался так быстро, что широкие рукава его камзола хлопали, словно крылья. Через мгновенье он стоял рядом с замершим от ужаса беллатором, который так и не успел отвязать лошадь. Мужчина смотрел на порождение зла стеклянными глазами, даже не предпринимая попытки вытащить меч.
Упырь крепко ухватил ворот кафтана длинными пальцами — треск ткани, и уродливая пасть прильнула к шее жертвы.
Лонгус не торопясь подходил к крыльцу, на котором стоял мужик в богатой рубахе. Тот сумел-таки вытащить нож и теперь направлял его на беллатора, приговаривая:
— Не подходи! Порежу!
Сейчас было самое лучшее время, чтобы прыгнуть в седло и скрыться, обдав врагов пылью из-под копыт. Я сделал шаг назад и положил ладонь на шею Тоненькой — густая грива защекотала пальцы, предлагая взяться покрепче, а стремя призывно раскачивалось из стороны в сторону.
— Не сегодня, подруга, — выдохнул я. — Не сегодня...
Руки сами сорвали арбалет и привычным движением натянули тетиву. Цеплять на пояс сумку с болтами не было времени, и я просто вытащил несколько штук — один сразу встал на место, другой спрятался за голенищем сапога, а последний оказался зажат в зубах. Не думаю, что мне удастся выстрелить больше трёх раз.
Колющая боль в колене заставила скрипнуть зубами, но подарила идею — следует взять ещё кое-что. Клинком я распорол один из мешков — похоже, сегодня мне придётся перепортить их все — и быстро достав необходимое, сунул находку в рукав, между кольчугой и одеждой.
Зацепив поводья за луку седла, я мельком коснулся сухого лошадиного носа.
— Прощая Тоненькая... И уходи!
Неразумная скотина сделала один шаг назад и замерла. Глупая, но времени на неё больше нет.
Я вскинул арбалет и нажал на спуск — деревянные плечи распрямились, послав болт к цели.
Вдох. Ветер мазнул тёплыми губами по щеке.
Блэлок лениво, будто красуясь, повернул умиравшего в его объятьях беллатора так, чтобы защититься от выстрела — напрасно, ведь я метился не в него.
Выдох. Лучик солнца на острие копья.
Лонгус стоял ко мне боком, сжимая в руках оружие убитого им же товарища. Длинное древко не оставляло жертве шанса, но мужичок продолжал обречённо размахивать ножом, когда болт угодил в плечо нападавшего.
Крик.
— Помоги мне! — заорал раненный. — Помоги мне, Блэлок!
Мужичок соскочил с крыльца, намереваясь без затей прирезать тощего беллатора, но не сумел — Лонгус так и не выпустил копьё из рук и, хотя не мог орудовать им в полную силу, успешно удерживал неприятеля на расстоянии.
Обладатель красной рубахи не стал ждать, пока упырь обратит внимание на вопли, и скользнул в какой-то просвет между домами. Раненый воин с громоздким оружием в руках не решился его преследовать, и я остался один. Один против двоих.
Арбалет был снова заряжен и ждал только цели.
Блэлок наконец оторвался от «трапезы», отбросив мёртвое тело в сторону — труп влетел в какое-то крыльцо, развалил перила и остался лежать на ступеньках сломанной куклой. Тыльной стороной ладони упырь размазал кровь с губ по щеке и улыбнулся.
— Давай, стреляй, — предложил он, поигрывая бровями.
И я выстрелил. Правда, снова не в него.
Голова Лонгуса дёрнулась — болт, распоров кожу на лбу, скользнул по кости и поранил ухо. Воин, опиравшийся до этого на копьё, рухнул на землю, но не думаю, что рана смертельна — скорее он просто потерял сознание. А будь в шлеме, отделался бы испугом и звоном в ушах.
— Ты чего! — обиженно воскликнул Блэлок. — У нас с ним ещё дела!
— Какие? — пальцы тянули тетиву к специальному зацепу.
— Важные! — похоже, вампир слегка опьянел от крови. — Угадай!
— Репу на зиму решили высадить?
— Я такое не ем, — высохшее пятно на щеке покрылось сетью трещин, когда Блэлок улыбнулся. — Но ладно, скажу сам, а то ты глуп, как и все интерфекторы — мы с ним свадьбу устраиваем...
— Твою? — последний болт лёг на положенное место.
— Нет, не мою. Попробуй ещё раз!
— Его? — я мотнул головой в сторону беллатора.
— Снова не угадал!
— Тогда не знаю, — оружие было направлено в живот упыря и оставалось только выстрелить. Однако я не особо надеялся на результат — даже если попаду, вряд ли куцый наконечник серьёзно повредит такую сильную тварь.
— Говорю же — ты глуп! — Блэлок сморщил нос. — И совсем не стараешься! Но я дам тебе ещё один шанс — угадаешь, и поговорим ещё чуть-чуть. А нет, так я тебя сразу сожру.
Если начистоту, не знаю, что меня пугало больше...
Покрепче сжав арбалет в руках, я оглядел окрестности — ответить что-нибудь нужно, а в голову, как назло, ничего не приходило. На глаза попался почти перерубленный шест с закреплённым на нём клейпом Ван-Прагов. Щит украшала мускулистая фигура обнажённого воина, сидевшего верхом то ли на быке, то ли на огромном кабане. Несмотря на кривоватые дрожащие линии, художнику удалось изобразить главное — дикую мощь и ярость. Хотя у всадника в руках не было оружия, казалось, что он сумеет поразить любого врага, а зверь будто готовился растоптать целую армию.
Щит покачивался на ветру, отчего изображение словно двигалось, что только усиливало эффект. Я даже на миг забыл о Блэлоке и просто любовался на работу неизвестного мастера.
— Ну и чего ты замер-то? — упырь топнул ногой от возмущения. — Отвечай давай, о чьей свадьбе речь?
— Ван-Прага? — ответил я, ещё раз мельком глянув на клейп. Как разница, что говорить, если результат всё равно один — схватки не избежать.
— Да, угадал! — Блэлок аж взвизгнул от восторга, но тут же нахмурился и недоверчиво спросил: — А ты точно интерфектор?
Это день окончательно меня утомил — бесконечные разговоры, сражение с уродливой тварью, лечение молодого беллатора... а теперь ещё и свадьба Ван-Прага, которую устраивает вампир и человек беллатора Мунро.
— Нет, на самом деле, я писарь из городской ратуши...
Блэлок сложил ладони на животе, оттопырив острые локти в стороны, и расхохотался. Он трясся, запрокинув голову, а его высокая нескладная фигура походила на огромную уродливую змею.
Выстрел. Арбалет в сторону. Клинок из ножен.
Вампир не глядя отбил болт рукой, и тот, переломившись, упал в пыль.
Пять шагов. Скрип сапог. Капля крови на камзоле.
Сейчас я не видел ничего, кроме небольшого красного пятнышка, куда должно было войти остриё. Весь остальной мир размазался и перестал существовать, а сам Блэлок превратился в сгусток темноты.
Выпад. Боль. Удушье.
Сердце стучало прямо по барабанным перепонкам, и этот ритмичный гул возвратил восприятию чёткость. Вампир одной рукой перехватил мою кисть, с зажатым в ней Клинком, а другой — поймал за шею. Опять.
— Не очень честно ты хотел поступить! — возмутился упырь, раздувая ноздри. — Нехорошо!
— Извини... — кое-как прохрипел я.
— Нет! — глаза Блэлока расширились и слегка вылезли из орбит. — Я вспомнил! Ты уже второй раз за сегодня меня разочаровал!
Пальцы сжимали горло всё сильнее, и дышать стало совсем невозможно.
— Сперва, почувствовав твой аромат, — продолжал упырь, — я просто обрадовался. Потом, когда увидел кто ты, понадеялся, что состоится моя любимая забава — охота на интерефектора...
Внутри головы будто раздувался пузырь, сквозь который слова пробивались с большим трудом.
— А ты подвёл меня! — хватка слегка ослабла. — И почему-то не попытался ускакать на лошади, когда была такая возможность... А я так хотел почувствовать сладость погони за добычей...
— Могу сейчас, — я с трудом пропихнул слова через саднящее горло. — На лошадь...
— Поздно, — упырь поджал губы. — Настрой пропал... Вот зачем ты остался?
Я со свистом втягивал воздух, пытаясь прогнать темноту перед глазами.
— Не знаю, наверное, просто по глупости...
— По глупости? — вампир облизнул с губ запёкшуюся кровь. — Тогда ты всё-таки настоящий интерфектор...
Он рывком притянул меня поближе, большим пальцам отвернул подбородок и вонзил клыки в шею. Острые и тонкие, они сделали два аккуратных, безболезненных и почти привычных прокола. Опять. Снова. В третий раз.
