Глава 27
Яд чёрными нитями вился под кожей, неторопливо рисуя смертельный узор. Пусть я не настоящий интерфектор и никогда не видел ничего подобного, однако понять, чем всё закончится, было нетрудно.
— Горит... — голос молодого беллатора становился тише. — Помоги...
Парень больше не смотрел на меня. Теперь его взор был направлен на что-то далёкое, видимое только ему одному.
— Помоги... — губы едва шевелились, а ноздри со свистом втягивали воздух.
Ледяная ладонь, по-прежнему стиснутая моими пальцами, мелко дрожала.
— Не хочу... — выдохнул паренёк.
Дрожь стала сильнее, охватив за мгновение всё тело — ноги елозили, поднимая невесомую пыль. Шлем слетел с бедолаги после падения с лошади, и теперь его незащищённый затылок колотился об утоптанную землю. Каждый удар сопровождался стуком челюстей и скрежетом зубов.
Тело молодого беллатора ходило ходуном — удерживать его ладонь становилось всё труднее, и мне приходилось сильнее сжимать пальцы, чтобы не выпустить её из рук. Не знаю, зачем я это делал, но казалось, если отпущу, то будто бы брошу его одного.
Краем глаза я заметил, как Губа потянул из-за пояса топор — похоже, мужчина решил проявить сострадание единственным доступным способом. Наверное, так следовало поступить мне самому — всего один удар и Клинок оборвёт жизнь, прекратив мучения и сохранив пареньку человеческий облик.
— Отойди, Норвуд, — тихонько произнёс Губа.
Он ступал, шаркая ногами — сражение с тёмной тварью, которая совсем недавно была родным братом, не прошло бесследно. Несколько шагов, разделявших нас, дались ему нелегко.
Мне стоило быть благодарным, ведь Губа собирался принять на себя тяжёлую обязанность. Стоило, но вместо благодарности в груди зазвенела злость. Она сдавливала горло, не давая вдохнуть или сказать хоть слово, и поэтому, когда топорище взметнулось над головой мужчины, я смог выдавить из себя только одно:
— Нет!
Губа на миг замер, не зная, как поступить, но потом опустил топор, не выпуская, однако, его из рук.
— Так ить чего? Пусть мучается, что ли? — прошептал он.
— Нет! — говорить стало чуть проще.
Не потому, что злость ушла — наоборот, она многократно усилилась и почти превратилась в ярость. Только теперь я понимал, что злиться нужно не на Губу, а на себя самого.
С того момента, как тварь укусила беллатора прошло совсем немного времени, но и его стоило потратить с толком, а не сидеть рядом, бессмысленно схватившись за руку умирающего. Нужно было действовать, используя любой шанс, даже если за него придётся заплатить болью и страданиями.
Чтобы стать интерфектором, недостаточно надеть кольчугу и взять в руки Клинок. Главное — овладеть тайнами, сокрытыми в орденских библиотеках, куда, конечно, ни за что не попасть простому писарю.
Но знания не запереть под замком, они цепляются едва разборчивыми закорючками за неровные листы, отдаваясь тому, кто способен их оценить. Так говорил мой отец, когда очередная потрёпанная книжица находила своё место на наших полках, ставших со временем и моими верными товарищами.
Слепой случай, когда-то давно, привёл в наш город торговца специями с далёкого востока — отвернись удача, и его смешная борода, позвякивающая вплетёнными в неё маленькими колокольчиками, истлела бы в одной из межей. Слепой случай заставил отца заговорить с пожилым сморщенным чужеземцем, хмурившим седые брови — если бы тот убрался с рынка чуть раньше, знакомство не состоялось. Слепой случай надоумил торговца сперва записать свои знания, а потом и перевести их — не освой он в юности грамоту, вместо мудрости страницы заполнили бы разве что кривоватые рисунки...
Я сам оказался здесь по воле случая — сложись обстоятельства иначе, и безжизненное тело Норвуда Грейса украшало бы сейчас городскую мостовую, служа кормом для птиц. И может быть, эта череда случайностей позволит мне сегодня спасти одну жизнь.
— Он ить мучается... — повторил Губа, глядя на меня.
— Тащи воду, — я тряхнул головой. В ушах еле слышно звенели колокольчики, а в носу свербело от книжной пыли. — Много! Все вёдра, какие есть, должны быть наполнены водой!
— Зачем? — мужчина приподнял брови.
Я не ответил — времени на ерунду не осталось. Клинок легко срезал остатки рукава, полностью обнажив чернеющее предплечье. Кровь разносила отраву по всему телу, убивая парня и, вероятно, превращая его в порождение зла.
«Коли в песках доведётся путникам повстречать змею али другую какую гадину ползучую, да вкусит она плоти человеческой, тому, кого беда эта постигла, надобно первым делом лечь и без движения лежать, а спасение своё врачевателю доверить да соратникам, без которых в путь никто в здравом уме и не двинется».
— Прижмите его к земле! — рявкнул я, удерживая молодого беллатора за плечи. Справиться с ним в одиночку оказалось невозможно, он дёргался без остановки, иногда выгибаясь дугой. — И где вода?
— Так ить, за водой бежать или чего? — не понял Губа, которого, похоже, этот резкий переход к кипучей деятельности выбил из колеи.
— Ты — помогай мне. Держи его так, чтобы он шевельнуться не мог. А ты, — я бросил короткий взгляд на брата здешнего хозяина, — тащи воду! И побыстрее!
Мужчина, не расставаясь с топором, кинулся на помощь, но и его сил не хватало, чтобы удержать бьющегося как рыба в сетях паренька. Однако, навалившись всем телом, он сумел-таки худо-бедно прижать того к земле.
«Коли не окажется среди людей врачевателя, надобно тому, кто нутром твёрд, за исцеление приняться да старательно завязать ремень али шёлк над укусом так, будто строптивого дромадера к тыну привязываешь. Но помнить надобно, что, хотя ночью, когда воздух свеж, можно повязку подольше подержать, то в полдень, когда солнце со злостью печёт, стоит быстрее со всем управиться».
Придавив изодранную кисть коленом, я крепко перетянул руку выше раны обрывками ткани. Было жарко, а значит надолго оставлять повязку нельзя, но меня это не очень-то волновало — судя по всему, много времени нам и не понадобится.
Бледное до синевы лицо молодого беллатора словно окаменело, а через приоткрытый рот вырывался едва слышный хрип.
— Вроде угомонился, — Губа продолжал придерживать паренька за плечи. Топор лежал неподалёку — видимо, на всякий случай.
— Где вода? — завопил я так, что перепугал всех кур, которые стали заполошно носиться за оградкой.
Скрип колодезного ворота, слышимый до этого, превратился в визг — брат Губы, похоже, утроил усилия.
«Гадины ползучей отраву надобно скорее удалить, для чего устами к ране приникнув, стоит его в себя затянуть, но тут же сплюнуть на песок, дабы самому не потравиться. Но коли тот укус ночной серпентой оставлен, тогда так поступать нельзя, ибо яд её слишком силён, и тогда надобно постараться на края раны надавить, чтобы отрава сама вышла. Ну а коли не посчастливиться с Грозой Песков повстречаться, тогда стоит попрощаться с несчастным, покуда остался у него разум...»
Прикасаться к крохотной ранке не то что губами, а даже голыми руками было страшновато. Быстренько натянув перчатки, я аккуратно сдавил кожу, но ничего не произошло — только парнишка несколько раз дёрнулся, будто от боли.
— Что ты делаешь?
Кирклин стоял между сараями, сжимая в руках обнажённый меч. Короткий и широкий клинок блестел на солнце, а острие смотрело прямо мне в переносицу.
Быстрый взгляд на беллатора, и я вернулся к работе — у меня нет времени, чтобы объяснять каждый свой шаг. Тем более я и сам не особо знал, что нужно делать дальше.
Наверное, чтобы отрава начала выходить, следовало как-то расширить рану. Перехватив Клинок, я слегка надрезал кожу и сдавил предплечье что есть силы. На этот раз получилось удачнее — на поверхность вступила тёмная густая слизь, задымившаяся после того, как я коснулся её чёрным серебром.
Сам паренёк, получив небольшой надрез, начал биться о землю всем телом, вынудив Губу вновь навалиться на него.
— Сделаешь ему больно ещё раз, и твой путь закончится здесь! — несколько стремительных шагов, и Кирклин приставил лезвие к моему горлу. Рукоять меча плотно лежала в ладони, подпираемой с одной стороны круглой гардой, а с другой — массивным навершием. Необычное оружие. — Отпусти его!
— Я пытаюсь помочь, — шею, будто свело от лёгкого прикосновения холодными металлом, но пальцы продолжали сдавливать кожу на руке молодого беллатора.
— И для этого режешь его Клинком?
Я прикрыл глаза и с шумом втянул воздух — пыль, лошадиный пот и сладковатая вонь тёмной твари. Солнце немилосердно припекало макушку, а тень под навесом манила прохладой — я буквально кожей ощущал близкую свежесть. Стоит сделать так, как говорит Кирклин, и уже через несколько мгновений можно будет лечь на солому, скинув горячую кольчугу...
— Да, — спокойно ответил я. — Именно для этого я режу его Клинком. И если ты не прекратишь мне мешать, то всё будет зря.
— Но мне нужно знать...
— А мне нужно его спасти.
— Почём мне знать, что ты не пытаешься заразить его тьмой? — в голосе Кирклина слышалось смятение. — Господин Мунро говорил, что вы...
— Заткнись! — не выдержал я. — Заткнись и делай, что считаешь нужным.
Скосив взгляд — смотреть вниз, когда к горлу приставлен меч, оказалось не очень удобно — я сделал ещё один надрез. Чёрная жижа потекла по коже, а Губа теперь с трудом удерживал паренька — тот, не издавая ни звука, пытался сбросить с себя мужчину.
— Где вода! — заорал я в очередной раз.
Кирклин от неожиданности дёрнулся, и по шее покатилась тоненькая струйка моей крови, но я не обратил на это ни малейшего внимания — брат Губы наконец-то принёс два ведра, заполненных прозрачной влагой.
«Избавившись от отравы, надобно промыть рану водой из мехов, не жалея — сведущий путник завсегда пополнит её запасы, ведь чтобы найти воду в песках стоит всего лишь...»
— Лей! — приказал я. — Прямо на руку. Нужно смыть эту гадость...
Водяной поток с весёлым плеском унёс черноту, намочил одежду и впитался в сухую землю, оставив после себя только тёмное пятно.
— Не сдюжу, — пропыхтел вдруг Губа. — Он ить шибко дёргается!
— Помоги ему! — я посмотрел на Кирклина.
Тот кивнул, вложил меч в ножны и кинулся на выручку Губе. Шлем мешал, и воин, быстро расстегнув удерживающий ремешок, сбросил его прямо на землю. Железяка с грохотом укатилась в сторону, но Кирклин, кажется, этого даже не заметил — он бормотал что-то успокаивающее, придерживая товарища за ноги.
Новый надрез, новая порция отравы и прохлада воды.
— Лей!
Брат Губы снова принёс полные вёдра.
— Лей!
Руки действовали сами собой, промокшие штаны липли к ногам, а парнишка трясся всё меньше и меньше.
— Лей!
Резать больше нельзя — так подсказывало мне чутьё. Тёмная гадость практически перестала сочиться из ран, но не вышла полностью, и чтобы достать её, пришлось бы слишком сильно резать и без того пострадавшую руку.
— Лить? — брат Губы, замерший с ведром, переспросил, не дождавшись команды от меня.
— Лей, — согласился я, а потом прибавил: — И не останавливайся, пока не скажу.
Лечение явно пошло на пользу — бледность немного спала, а дыхание выровнялось, но, боюсь, это только отсрочит неизбежный конец. Под кожей вновь заплетались узоры, пусть и не такие тёмные, как раньше, однако вряд ли менее смертоносные.
Я смотрел на блестящие капли воды и судорожно перебирал в голове всё то, что могло помочь — книги, прочитанные за всю мою недолгую жизнь, проносились перед мысленным взором, пугая тяжестью томов, но ничего подходящего в них больше не было. Любимые истории о подвигах, поединках и войнах оказались совершенно бесполезны.
Молодой беллатор тем временем прекратил дёргаться и вырываться, оставив без работы Губу и Кирклина.
— Экая страхолюдина, — произнёс здешний хозяин, указав на тушу тёмной твари, которая начала оплывать под прямыми солнечными лучами. — Вот ить во что нужный вам парнишка-то превратился!
Губе не удалось скрыть печаль, рвущуюся вместе со словами, но Кирклин ничего не заметил — он неотрывно глядел на младшего товарища.
— А воняет как? — прибавил мужчина, потерев нос. — Теперь ить дня три мутить будет, не меньше...
Занятый мыслями, я не особо прислушивался, но последняя фраза привлекла внимание — что-то подобное мне совсем недавно говорил господин Глен...
Вещи, предусмотрительно снятые мной с Тоненькой, лежали сбоку от крыльца, приткнувшись к обмазанным глиной камням фундамента. Меня интересовал мешок из плотной синей ткани. Совсем недавно я уже держал его в руках и тогда не обратил внимания на нашитые тут и там крохотные бусинки, складывающиеся в незамысловатые картинки.
Но сейчас меня привлекало содержимое и я, скинув перчатки, пытался развязать верёвку, туго стягивающую горловину. Онемевшие от холодной воды пальцы, не желали исполнять такую несложную работу, поэтому я использовал Клинок — острие легко распороло бок, обнажив внутренности мешка.
Небольшой свёрток с чёрной пыльцой будто бы сам упал мне в руку. Мгновение и его содержимое оказалось на ладони.
«Останавливает кровотечения и нейтрализует действие вампирского токсина» — так говорил господин Глен. Надеюсь, порошок сможет помочь и здесь.
— Хватит! — журчание воды прекратилось, и я присел рядом с парнишкой.
Насыпав по щепотке в каждую ноздрю, я крепко зажал его рот и нос, не давая дышать. Немного времени, и тело вновь затряслось, но на этот раз от отсутствия воздуха. Выждав мгновение, я убрал руку и молодой беллатор глубоко вдохнул крохотные частички чёрной пыльцы.
Немного подумав, я срезал стягивающую руку повязку и сыпанул порошок прямо на раны — не знаю, будет ли от этого польза, но нужно испробовать всё. Никаких других идей больше не было, и теперь оставалось только ждать.
— Что с ним будет? — негромко спросил Кирклин. Он сидел прямо на земле, поджав ноги.
Разводы грязи покрывали яркую ткань кафтана, и теперь воин походил скорее на оборванца или пьяницу, заночевавшего в луже у трактира.
— Не знаю, — я и сам перемазался с головы до ног. — Нужно замотать раны чистой тряпкой и ждать, когда он придёт в себя...
— Он... станет таким же? — воин кивком указал на останки тёмной твари.
— Не знаю, — вновь повторил я.
Дверь скрипнула, и с крыльца, причитая и охая, спустилась супруга Губы, которую тот наконец соизволил выпустить из дома. Женщина подхватила крепкими руками полы длинного платья и обошла весь двор, осматривая последствия скоротечного боя. Остановившись рядом со смердящей тушей, она брезгливо сморщила нос, а после возмущённо тряхнула завязками кружевного чепчика, заприметив, что раненый лежит прямо на сырой земле.
Через мгновение деревянные башмачки уже стучали по ступенькам — хозяйка бросилась в дом, откуда вскоре вернулась с отрезом серой ткани. Аккуратно перевязав израненную руку, она попросила Кирклина отнести юношу внутрь, что тот сразу же и выполнил, легко подхватив товарища на руки. Молодого беллатора разместили на том же топчане, где ещё совсем недавно в беспамятстве валялся я сам.
Так как моя помощь более не требовалась, я решил заняться снаряжением. Сперва следовало поймать Тоненькую, которую, как впрочем и собственную лошадь, Кирклин оставил без пригляда.
Скинув кольчугу — броня нуждалась в чистке — я прошёл мимо приземистой бани, за которой слышалось весёлое ржание. Пальцы скользили по гладким брёвнам, иногда цепляя торчащую тут и там паклю.
Тоненькая обнаружилась неподалёку — в полусотне шагов, в крохотной низине, где она вдумчиво ощипывала сочную зелёную траву. Лошадь беллатора, к слову, так и осталась на том самом холмике, с которого её хозяин наблюдал за нашим поединком с тёмной тварью.
— Попалась! — я ухватил поводья. Тоненькая не заметила моего приближения, слишком увлечённая трапезой.
Чистый воздух щекотал ноздри ароматом тёплой земли и полевых цветов. Прямо передо мной расстилалось огромное пастбище, и кое-где, вдалеке, между невысоких холмов, бродили овечки. Замечательный пейзаж. Даже не верилось, что недавно, совсем неподалёку отсюда, прошла целая армия мертвяков...
Возвратившись, я привязал лошадь под навесом, чтобы животина зазря не мучилась под палящим солнцем, а сам занялся чисткой кольчуги. Опыта у меня не было, поэтому получалось не очень, но, благо, на выручку пришёл брат Губы.
— Давайте помогу, господин интерфектор! — произнёс он с лёгкой хитринкой.
Отказывать я не стал и протянул сплетённую из тонких плоских колечек длиннополую рубаху своему добровольному помощнику. Глаза парня заблестели — похоже, такая работа совершенно не тяготила его. Прав Губа — не зря он таскается к Ван-Прагам, ох не зря!
— Спит, — громко сказал Кирклин, заслонив солнце головой. — Но дышит ровно и, кажется, уже не такой бледный.
Я ползал на карачках между кустов, вглядываясь в переплетение тонких веток. Нужно было найти болт, столь неаккуратно пущенный мной мимо цели. Пока что поиски не принесли результата и продолжить их дальше, скорее всего, не получится — мужчина нависал надо мной, ожидая ответа.
— Хорошо, — произнёс я, со вздохом поднимаясь на ноги. — Когда придёт в себя, пусть пьёт побольше.
Тётушка Ясуи всегда обильно поила меня в детстве, если одолевала болезнь. Она говорила, что хворь незаметно уходит с водой из тела и, думаю, сейчас это не будет лишним.
— Что ещё можно сделать? — Кирклин мял в руках шапку — ту самую, что хотела прикинуться шлемом. И без того невзрачные перья, украшавшие её, обломились и теперь угрожали небу острыми кончиками.
— Я не лекарь... — мне действительно больше нечем было помочь. Однако кое-что сказать всё-таки стоило. — Необходимо следить за ним, чтобы заметить... изменения.
Воин нахмурился.
— Ты думаешь, он превратится?
— Нет, однако рисковать нельзя.
В полушаге от меня, над невысокой травой, будто бы вился лёгкий дымок — не знаю, как я раньше его не заметил. Плохонький арбалетный болт — без оперения, зато с наконечником из чёрного серебра — разумеется, оказался именно там.
— Я понимаю, — воин на миг замолчал. — Но как понять, что начались изменения? И что тогда делать?
Точного ответа на первый вопрос у меня не было, ведь я не настоящий интерфектор. Однако за последние дни твари, изменённые проклятьем, несколько раз оказывались на моём пути.
— Появление неприятного запаха, выделение слизи, - припомнив, как брат Губы кричал вчера из-за двери, я добавил: - Изменение голоса и поведения... Подожди сутки, и если ничего не произойдёт, значит, всё обошлось.
— А если произойдёт? — мужчина отбросил шапку в сторону и потёр кулаком шрамы на щеке.
Вместо ответа, я протянул ему только что найденный болт. Его наконечник стоил дорого, но оставлять людей без возможности защититься, было неправильно.
— Господин Мунро щедро награждает тех, кто приносит чёрное серебро, — мрачно произнёс Кирклин, крепко сжав древко в ладони. — Но я верну тебе его. Обещаю.
— Парнишка... он твой сын? — не выдержав, спросил я.
Нехорошо взваливать на отца такой груз и мне самому стоило бы задержаться здесь ещё на день. Но я должен был спешить, чтобы помочь друзьям.
— Нет, — ответил Кирклин, — но согласно порядку мне требуется оберегать его...
Он вновь потёр шрамы. Глаза мужчины на короткий миг подёрнулись пеленой воспоминаний, но это продолжалось совсем недолго.
— Надеюсь, чёрное серебро тебе не пригодится, — негромко произнёс я.
— Я тоже, — кивнул Кирклин.
Говорить вроде бы больше не о чем, но воин пристально глядел на меня, будто ожидая чего-то.
Ветерок трепал волосы, а со двора доносились звуки ругани — похоже, Губа отчитывал брата. Тот уже наверняка закончил с кольчугой, и значит, я мог отправляться в путь. Осталось только навьючить Тоненькую, которая получила-таки свою порцию овса, да попрощаться с хозяевами.
— Ты собираешься ехать к господину Мунро? — Кирклин наконец прервал затянувшееся молчание.
— Возможно.
Вчера, строя планы, я собирался поступить именно так — победить тёмную тварь и отправиться к беллатору в сопровождении его людей. Но после не самой приветливой встречи, эта идея уже не казалась мне столь привлекательной.
— Мой господин сейчас не очень расположен к интерфекторам.
— Почему?
— Он считает, что в происходящем... — Кирклин, не сумел подобрать нужное слово и просто покрутил рукой в воздухе. — Виноваты твои братья.
— Чушь, — я прищурился. — Мертвяков подняли тёмные твари с севера, а не интерфекторы.
— Господин Мунро говорит, что вы бросили всех нас, не выполнив свой долг. И он говорит настолько убедительно, что многие верят.
— И ты?
Кирклин молчал.
— Это ложь, — я старался говорить спокойно, чтобы слова не выглядели как оправдания.
— Позавчера мы задержали интерфектора, который приехал просить помощи, — воин будто не услышал меня. — Господин Мунро сказал, что этот старик связался с порождением зла.
— Ха, — усмехнулся я, — откуда же он узнал?
Мужчина вновь проигнорировал мой вопрос.
— Значит, ты считаешь, что мне не стоит сейчас ехать к твоему господину? — рядом с ухом прозвенела крыльями крупная стрекоза.
— Сперва, когда ты только появился, я сам собирался доставить тебя к нему. Но теперь мне нужно следить за... воспитанником. Поэтому просто повторю: «Мой господин сейчас не очень расположен к интерфекторам».
Отчего-то Кирклин не хотел говорить напрямую, но лишь законченный болван не понял бы, что соваться к беллатору Мунро - не самая удачная мысль.
— Что станет с тем стариком-интерфектором?
— Не знаю. Мой господин уверен в его связи с тьмой. Однако я расскажу ему обо всём, что сегодня увидел. И привезу тело той твари, которую ты убил. Обещаю.
Я кивнул в знак благодарности — надеюсь, это хоть как-то сыграет в нашу пользу и повлияет на предубеждения господина Мунро.
От необъятного простора, как и от непонятных перспектив, голова шла кругом. Сердце требовало наплевать на все предостережения и мчать на выручку друзьям. Разум предлагал плюнуть на всё и жить у Губы, забыв о мертвяках и Карле Рокитанском. И только совесть глядела с укоризной, тихонечко стоя в стороне.
Я тряхнул головой.
Казалось, разговор окончен и можно уходить — Тоненькая, наверное, уже притомилась в ожидании. Однако, скрыться во дворе помешали новые слова Кирклина, догнавшие меня в узком проходе между сараями. Слова и шелест меча, извлекаемого из ножен.
— Я взял у тебя кровь. Не с бою, — сказал он.
Обернувшись, я увидел, что воин держит оружие за клинок.
— О чём ты?
— Шея.
Кончики пальцев тронули небольшую рану или даже скорее царапину, оставленную мечом беллатора. А я уже успел позабыть о ней.
— Порядок требует вернуть долг, — сообщил Кирклин.
Первый порыв — проявить благородство. Встать в красивую позу и сказать, что мне ничего не нужно, ведь именно так поступали герои любимых книг. Что ж, следует остерегаться первых порывов, вряд ли их одобрил бы мастер Фонтен.
Не стоит смешивать благородство с глупостью — я не в том положении, чтобы отказываться от помощи. По всему видно, беллатор Кирклин — опытный воин, что по нынешним временам может оказаться весьма полезным. Поэтому, вместо громких слов, я попросту промолчал.
— Ты вправе потребовать кровь с меня, — меч вернулся в ножны.
Несмотря на потрёпанный наряд, выглядел мужчина очень внушительно.
— Хорошо, — коротко ответил я и слегка наклонил голову. — Учту!
Из-за спины доносилось лошадиное ржание и вялая ругань.
Я развернулся и сделал несколько шагов назад — похоже, теперь разговор окончен по-настоящему.
Во дворе, возле навеса под которым стояла Тоненькая, Губа о чём-то спорил с братом, иногда обращаясь к жене, кормившей птиц. Лежавшая посредине уродливая тварь, казалось, уже совсем не пугала местных обитателей — она очень быстро превратилась во вполне обыденную вещь и привлекала не больше внимания, чем бочка с дождевой водой.
Кроме смердящей туши, о произошедшем поединке напоминал только пустой дверной проём дровяника, да почти высохшее тёмное пятно на земле. Даже многочисленные щепки уже были собраны и припрятаны — в хозяйстве всё сгодится.
— Вот! — брат Губы, заприметив меня, вытащил из дома вычищенную кольчугу. — Готово!
— Благодарю.
Я не хотел надевать броню — и без неё было жарко, а ведь солнце ещё далеко не в зените... Однако выбора не оставалось — парнишка смотрел такими глазами, что спрячь я кольчугу в сумку, он треснул бы меня топором.
Металл сдавил тяжестью плечи, колечки слегка звякнули, а взгляд привычно зацепился за едва заметное марево.
Я закрепил на боках лошади седельные сумки и оба арбалета. Запихав перчатки за пазуху, сунул ногу в стремя и спустя миг уже покачивался в седле. Тоненькая аккуратно, больше для порядка, взбрыкнула, а ветерок растрепал ей гриву. Всё было готово к путешествию.
— Ты обещал помочь, — я обратился к Губе, который глядел на меня, прикрыв глаза ладонью.
— Да, — коротко ответил тот.
— Нужно, чтобы твой брат поехал со мной.
Паренёк вскрикнул от радости и взъерошил грязноватой пятернёй короткие волосы. Губа ничего не сказал, а только протянул ему топор, с которым, похоже, никогда раньше не расставался.
Ни прощаний, ни уговоров — ничего. Мужчина только тяжело вздохнул и негромко спросил:
— Куда пойдете? К Мунро?
— Нет. К Ван-Прагам, — просто ответил я, слегка поддав пятками бока Тоненькой.
Последним, что я услышал, прежде чем двор оказался за спиной, было невесёлое: — От ить!
