Глава 20
Россыпь искр в темноте выглядела красиво, и я на несколько мгновений засмотрелся на пляску вспыхивающих и гаснущих огоньков, падавших на невидимый трут. Наконец, он задымил, затлел и родил небольшое, но уже настоящее пламя, от которого сразу же подожгли пару факелов.
Простые палки, обмотанные промасленными тряпицами, горели недолго, копоти давали много, но в кромешной мгле и этого красноватого света было вполне достаточно.
Пляшущие отблески озарили, наконец, лицо старухи, которую до того можно было опознать только по одежде — бесформенному серому балахону — и длинным седым волосам, спрятанным под платком.
Воображение рисовало обладательницу скрипучего голоса, как угрюмую каргу с кривым носом и огромными волосатыми бородавками, но действительность оказалась совсем другой — добродушная пожилая женщина с усталыми глазами и глубокими морщинами.
Однако её истеричные крики никак не вязались с внешностью.
— Мы почти забыли! — вопила она, срываясь иногда на визг. — Мы почти потеряли память об истинных наших покровителях!
Крестьяне заворожено слушали старушку, изредка кивая в такт словам, и только усатый, которого, похоже, подрядили присматривать за мной, нет-нет да бросал короткие взгляды в мою сторону.
— Сначала, когда в мир явилась тьма, мы в гордыне своей требовали защиты, а не получив её — отвернулись от них! И они, оскорблённые нашей глупостью, ушли!
Люди, казалось, даже не дышали, увлечённо ожидая продолжения.
— Но надо было просить, а не требовать! А прежде того — отдать самое дорогое! Самое дорогое, что только есть!
По толпе пронёсся одобрительный гул. Крестьяне хорошо понимали, что до того как собирать урожай, сначала нужно посадить зерно.
— Но городские, — старуха будто выплюнула это слово, — не хотели жертвовать! Найдя спасение в проклятом металле, они возгордились пуще прежнего!
Слушатели глухо зароптали, выражая недовольство обитателями городов.
— Они разрушили храмы, а на их руинах выстроили свои жалкие поселения, которые посмели называть «сильными»!
Я пристально следил за усатым мужичком, практически переставшим обращать на меня внимание. Возможно, уже стоило попробовать вытащить нож, заткнутый за его пояс, но решиться было непросто, ведь второго шанса, скорее всего, не будет.
— Они отвернулись! Они забыли! Но самое страшное — они заставили забыть других!
Кто-то из крестьян не выдержал и возмущённо закричал, но его сразу же заткнули окружающие — всех интересовало, что будет дальше.
— Но забыли не все! — в голосе слышалась гордость. — Моя мать не забыла! Как до того не забыла её мать! А до того...
Перечисление длилось по-настоящему долго и, похоже, не было фигурой речи — старуха действительно рассказывала обо всех своих предках по женской линии, которым удалось сохранить сокровенные сведения о божествах.
— И я знала! И я не забыла! И я наставляла вас, но вы не слушали...
На этот раз люди, кажется, даже перестали дышать — настолько глубоко было чувство вины.
— Но всему приходит конец! И кончилось ваше неверие! А я ощутила! Не сразу, но ощутила, что покровители вернулись! Много дней назад, ещё до ухода холодных дождей, я поняла, что мы снова не одиноки!
Виноватое молчание сменилось радостными улыбками.
Холодные дожди начинают идти в конце зимы, уже перед самой весной, и примерно тогда же с севера стали приходить нехорошие вести...
— И я дала жертву тому, кто откликнулся на мой призыв! Всего один козлёнок, и господарь Инис заставил наши яблоки налиться соком!
Мне не верилось, что люди могут быть настолько глупы. Если бы даже это Инис действительно существовал, какое ему дело до дурацких яблок?
— Но теперь, когда мёртвые встали и пошли по земле, нам нужно просить повелителя о защите! И мы не должны повторять ошибки прошлого, пытаясь обойтись малыми дарами!
Люди закивали, выражая согласие со сказанным. Ещё бы! Ведь гореть на костре придётся не им, а ненавистным горожанам...
— Сейчас мы отправим в услужение нашему покровителю эту троицу! — старуха, указал факелом на примотанных к столбам людей. — И тогда господарь Инис напитает силой частокол и никакая тёмная тварь не сможет его разрушить!
Похоже, речь подходила к концу — ещё немного и костры запылают — а значит, нужно действовать.
Я не знал, как поступить. Не знал, с чего начать. Но, главное — я решился.
Звуки как будто исчезли — негромкий треск факелов, шелест деревьев и голос старухи перестали существовать. Остался только ускоряющийся стук сердца, гремевший в ушах с каждым мгновением всё громче и громче.
Передо мной теперь одна цель — рукоять ножа. Простая, обмотанная кожей, она была едва различима в темноте, но почему-то я видел её столь отчётливо, словно глядел в упор. Два быстрых шага и пальцы, в судорожной попытке ухватиться, ударяются об неё. Кажется, что прошли часы, но крестьянин пока даже не начал оборачиваться.
Наконец, рукоять легла в ладонь, и я потянул оружие на себя. Широкий клинок поймал отблески факелов и свет луны, а усатый мужичок захотел удержать ускользающий нож, прижав его рукой, но ничего не вышло.
Быстро осознав всю опасность ситуации, враг не стал разворачиваться ко мне лицом, а наоборот, устремился вперёд, пытаясь увеличить разделяющее нас расстояние. Но не тут-то было — рывку помешали столпившиеся люди, не успевшие ещё ничего сообразить.
Единственный звук — треск ткани, разрываемой остриём, и нож вошёл в бок по рукоять. Усилия почти не потребовалось и это удивило меня — где-то на задворках сознания промелькнула мысль, что я плохо попал, поэтому пришлось ударить ещё несколько раз. И только когда по руке потекла тёплая, но быстро остывающая кровь, а мужичок стал оседать на землю, я понял, что противник повержен.
Ни жалости, ни радости, ни страха — чувства отступили куда-то вместе со звуками.
Никакого плана у меня не было, почему-то казалось, что стоит только завладеть оружием, как всё разрешится само собой. Теперь нож у меня, но ничего не изменилось — вокруг по-прежнему толпа местных жителей, а безумная старуха всё ещё собирается сжечь людей заживо.
Интерфектора здесь не было, а даже если бы и был — вряд ли он мог помочь со скованными руками, поэтому я решил, что сперва нужно освободить мастера Фонтена, ведь он больше других заинтересован в спасении Френсис.
Вырвав дубину из рук крестьянина, который не выпустил её при падении, я крикнул:
— Разойдись!
Голос подвёл и дал петуха. Получилось не грозно и решительно, как хотелось, а жалко и просительно.
— Разойдись! — повторил я, несколько раз взмахнув для убедительности ножом.
Однако это не подействовало — кто-то просто не испугался, а кто-то и не заметил оружия в моих руках. Всё-таки света факелов было недостаточно для того, чтобы разглядеть тёмный от крови клинок.
Окружение вновь наполнилось звуками — старуха так и продолжала свою болтовню, а люди вокруг начали, наконец, понимать, что происходит. Прислушиваться к ерунде про богов бессмысленно — время убегало, совсем скоро деревенские просто сомнут меня.
Предлагать крестьянам убраться с моего пути я больше не стал — накатила безразличная ярость.
«Не хотите уходить? Не надо!» — мелькнула быстрая мысль, и я снова взмахнул ножом, но на этот раз не чтобы напугать, а с желанием задеть как можно больше врагов.
Несколько тонких вскриков — передо мной стояли в основном женщины — и толпа, расступаясь, подалась назад.
И прежде чем звуки затихли вновь, я услышал взволнованный крик старухи:
— Держите его! Не дайте ему сорвать ритуал!
Я оказался между людей, которые тянули руки, пытаясь исполнить указание. Однако ничего меня больше не сдерживало — нож и дубина остужали пыл самых резвых, и раненые отступали, невольно оттесняя остальных.
Запах крови, горячие брызги на лице, и вот я уже рядом с тем крестьянином, который держал мастера Фонтена за шею. Здоровенный детина понял, что происходит неладное, но не знал, как поступить — отпускать пленника было нельзя, а защищаться, когда руки заняты, невозможно. Однако страх за собственную шкуру победил, и он, отшвырнув старика в сторону, успел обернуться ко мне.
Широкий короткий нос и блестящие в отблесках огня глаза.
Резкий тычок дубиной в лицо, и когда парень непроизвольно прижал ладони к разбитым губам, я вонзил нож в его живот. Довернув клинок, сразу же выдернул оружие из раны — схватки с мертвяками кое-чему меня научили.
— Мастер Фонтен! — я вертел головой во все стороны разом, опасаясь нападения со спины.
— Норри! — донеслось сквозь кашель.
Спасённый тёр шею, с трудом поднявшись на ноги.
Я не успел ничего сказать — кольцо людей вокруг стало сжиматься. Мне удалось вырваться из окружения, порезав несколько человек, и встать рядом с бывшим наставником.
— Берите!
Я протянул мастеру Фонтену дубину, которой тот сразу же огрел ближайшего противника.
— Хватайте их! — надрывалась старуха, размахивая факелом. — Вяжите их! Не бойтесь, иначе Инис покарает вас!
Страх перед гневом божка сплотил толпу, и деревенские молча набросились на нас, не обращая внимания ни на мой нож, ни на дубину мастера Фонтена.
— Надо убить каргу! — успел выкрикнуть он, прежде чем получил по голове обухом топора и завалился прямо на руки подступающих врагов.
Я понял, что всё кончено — моя попытка не удалась. Не знаю, то ли что-то сделано неправильно, то ли шансов не было с самого начала... Однако самому сдаваться не хотелось, а многочисленные удары, сыпавшиеся со всех сторон, отчего-то никак не могли выбить из меня дух.
Кто-то ухватился прямо за лезвие ножа и вырвал его, оставив меня без оружия. Из темноты прилетела дубина, с треском врезавшаяся в лоб, но даже это не лишило меня сознания — я только повис на руках, тянувшихся со всех сторон.
— Давайте этих к матушке! — из толпы послышался голос старосты.
Сильные руки потянули за волосы так, что на глазах выступили слёзы, и через миг меня и мастера Фонтена, который пока не пришёл в себя, бросили на землю неподалёку от столбов.
— Что же ты юнец? — старуха говорила даже с какой-то теплотой в голосе. — Невеста здесь твоя? Или родственник?
Я ничего не ответил, с тревогой глядя на бледное лицо моего бывшего наставника. Он уже немолод, и такой удар мог его просто убить.
— Неужели не понимаешь, что им в услужении господаря Иниса только лучше будет? — продолжила бабка.
— Так может вы сами у столба встанете? — глаза мастера Фонтена чуть-чуть приоткрылись, и я вздохнул с облегчением.
— Обязательно встану! — тотчас послышался ответ. — Но не сейчас, а позже... Когда придёт время!
— Надеюсь, оно наступит как можно скорее...
— И я надеюсь, милок, — казалось, что старуха говорила совершенно искренне. — Но это от господаря нашего зависит — как скажет он, так и будет!
Разговаривать с ней не хотелось — какой смысл? Либо она хитроумно манипулирует людьми, либо на самом деле верит во всю эту ерунду. В обоих случаях словами ничего не изменить.
Я смотрел прямо перед собой, на средний столб, к которому была привязана Френсис. Девушка, наконец, очнулась, но была всё так же бледна. Однако тоскливая безысходность, которую я прочёл в её взгляде, перечеркнула робкую надежду на спасение — сил у Опалённой не было.
— Ну, что скажешь-то, милок? Согласен?
Оказывается, пока мы переглядывались с Френсис, старуха продолжала свои рассказы и теперь требовала от меня какого-то ответа.
— Не надо, Норри, — мастер Фонтен, в отличие от меня внимательно слушал служительницу Иниса. — Всё, что ты получишь — это несколько лишних дней жизни...
Я хотел возвратить, что у жизни не может быть лишних дней, но не стал, потому как догадался, чего от меня хочет старуха. Похоже, она предлагала мне присоединиться к числу почитателей огненного божка. Разумеется, я хотел ответить отказом, но вдруг заметил в глазах Френни напряжённый интерес.
— Почему именно я? — спрашиваю, чтобы потянуть немного времени.
— Повелитель послал мне видение, что явится храбрый юноша, волосами русый, да с отметиной над губой, который и оружьем владеет и пером!
Я невольно удивился — вроде старуха, а зрение какое острое... Многие мой шрам за всю жизнь не замечали, а эта в темноте углядеть умудрилась.
— И коли добром он под руку господаря нашего станет, то силу великую получит!
Не знаю, зачем я ей нужен, ведь у неё и так полно единомышленников... Хотя, возможно, дело как раз в том, что я грамоте обучен? Не понимаю, как она об этом прознала, но всерьёз поверить в её обещания мог только какой-нибудь деревенский увалень.
— А нужно всего ничего — запалить костерки, но не абы как, а с самой юной жизни начав...
Действительно, какая ерунда! Сжечь живых людей, чтобы порадовать несуществующего бога, о котором в других местах уже сотни лет никто слыхом не слыхивал.
Видимо, старуха воспринимала моё молчание за согласие, потому как она продолжала:
— Сначала к Инису отправится девчушка — молодая кровь угодна нашему господину!
— Нет! Норвуд! — завопила вдруг Золька. — Не соглашайся! Ты же упырищу страшенного прикончил! Ты же настоящий гер...
Договорить ей не дали — староста подскочил к столбу и, размахнувшись, влепил звонкую оплеуху. Голова мотнулась, и ребёнок потерял сознание. Что же, возможно, так даже лучше.
— После молодой крови наступит черёд той, что постарше...
Старуха продолжала распинаться, но я снова не слушал её, а смотрел в глаза Френсис, ставшие чёрными и блестящими. Теперь мне стало понятно, что нужно делать — я вспомнил руку над свечой. Но решиться было непросто и кабы не лёгкий кивок Опалённой, не уверен, что я смог бы перебороть себя.
— Хорошо! — мне пришлось перебить служительницу Иниса. — Я согласен!
Мастер Фонтен, который не ожидал от меня такого, попытался что-то сказать, но крестьяне, стоявшие рядом, пинками заставили его замолкнуть.
— Чтобы получить силу иногда приходится потерпеть, мастер, — коротко бросил я, глянув на своего бывшего наставника. Не знаю, понял ли он, что я имел в виду...
— Не забудь — начать нужно с девчушки! — старуха без боязни протянула мне факел, но люди, стоявшие позади, напряжённо зашевелились.
Я буквально затылком почувствовал, как они приготовили оружие на тот случай, если мне вздумается выкинуть какую-нибудь глупость.
Промасленная тряпка слега потрескивала и иногда постреливала искорками.
— И ещё. Перед тем как начнёшь, скажи — «Инис, эта жертва в твою честь!»
Я кивнул и сделал шаг к столбам — все три были рядом, но какое-то расстояние между ними всё же имелось.
— Сперва молодая кровь! — в очередной раз напомнила старуха.
Золька висела на самом правом столбе, и я теперь стоял прямо перед ней. Она по-прежнему была без сознания и не видела пламени факела, который должен поджечь дрова под её ногами.
— Давай, — слева раздался едва слышимый голос Френис. — Не бойся, другого выхода нет...
Я кивнул, бросил взгляд на толпу позади — люди напряжённо следили за мной — и громко сказал, задрав зачем-то голову к небу:
— Инис! Убирайся в ту дыру, откуда ты выполз!
Слитный вопль, полный ярости и возмущения, пронёсся над поляной, но мне было всё равно.
Я поднёс факел к лицу Опалённой, и на белой коже сразу появились следы копоти...
