***
– …Вашего племянника не было ни среди мертвых, ни среди раненых. Ширли я тоже не нашел. Видимо, они успели убежать до того, как обрушилась башня. – Джон потер ушибленный бок. – Я сегодня же продолжу следствие.
Питтен задыхался. Лицо его было красное и мокрое, как давленный томат.
– Если надо... денег… – пропыхтел он, – то дам… сколько…
Джон пожал плечами:
– Пока дополнительных расходов не предвидится. Что мне нужно – так это сведения о башнях. Он ищет что-то особое. Хитчмен сказал, пригодных для зарядки башен мало, поэтому Найвел, скорей всего, управится очень скоро.
– Управится? – натужно выдохнул Питтен.
Репейник сжал губы.
– Или ему удастся зарядить шкатулку, или он погибнет вместе с Ширли. Вот что я имел в виду. В любом случае, времени в обрез. Нужно понять, что было особенного в Тоунстедской башне, и как можно быстрей.
Мэллори-старший тонко застонал.
– У нас нет специалиста… по таким вещам, – с мукой сказал он. – Найвел, пожалуй, был… единственным.
– Тогда придется разбираться самостоятельно, – сказал Джон.
Они сидели у Мэллори в кабинете. Здесь все было огромным: монументальный стол с тяжелыми бюрократическими тумбами, бронированный шкаф до потолка, роскошные кресла, мерку для которых, очевидно, снимали с владельца кабинета – кресла могли вместить быка. Джон не стал заезжать домой, взял кэб сразу до Министерства. По приезде сначала пришлось толковать с охранниками: они держали Репейника на прицеле все время, пока переговаривались по слуховой трубе с Мэллори. Когда Джон поднялся в кабинет господина канцлера, то рухнул в кресло, не снимая плаща. При этом в воздух поднялось облако известковой пыли. В другое время Джону было бы стыдно за испачканную мебель, но не сейчас. Бок болел. Хотелось есть. Револьвер лежал на дне Линни. Вместо поисков вымогателя пришлось разыскивать какого-то проклятого юнца, который сбежал вместе с проклятой девчонкой. Всё было плохо.
«Вентора мне надо, – подумал он вскользь. – Буду гадёныша ловить – один не управлюсь. Заеду в Гильдию, возьму кого-нибудь. Хотя что это я – кого-нибудь… Возьму Джил».
– Разбираться самостоятельно? – переспросил Мэллори в ужасе.
Джон потряс головой. О чем это он? Ах да...
– Раз нет специалиста, больше ничего не остаётся, – сказал он с нажимом. – Авось сумеем что-нибудь придумать. Есть у вас какие-нибудь материалы по башням? Справочники?
– Попробую провести вас в архив, – выдавил Мэллори. – Там, помнится, что-то было. Только придется халат накинуть, – он мельком глянул на пыльного Джона и отвёл глаза. – Правила…
– Да, – сказал Джон. – Да, конечно.
Они спустились на лифте в архив, где архивариус выдал Джону лабораторный халат. Архивариус – его звали Лирелл, Аугус Лирелл – оказался нестарым еще мужчиной, совершенно лысым, в странного вида очках, левое стекло которых было обычным, прозрачным, а правое, темное, полностью закрывало глаз. Мэллори о чем-то долго с ним шептался, а Джон разглядывал бесконечные кипы бумаг, что лежали на бесконечных полках, уходивших вглубь бесконечного зала. Архивариус наговорился с канцлером и, взмахнув рукой, повел Джона вдоль полок. Было холодно, грязноватый свет брезжил из окошек-бойниц с матовыми стеклами. Репейник успел пройти изрядно далеко, прежде чем сообразил, что Мэллори с ними нет. «Ах ты ж», – проворчал Джон. Он понимал, что толстяк и без того успел набегаться за день, что помощи от него в любом случае было бы мало – но всё равно почувствовал раздражение. Бросил меня, бюрократ жирный. Ну и ладно, без тебя обойдусь.
– Здесь, – вдруг сказал звучным басом Лирелл и остановился.
– Что здесь? – спросил Джон. Архивариус поглядел на него, откинув голову. Правую руку он держал глубоко в кармане.
– Вы, добрый человек, зарядными станциями интересовались?
– В изве… ну да, – признал Джон.
– Так вот она, полка с данными по станциям. Выносить нельзя. Читать – прямо здесь. У вас допуск-то имеется?
– Имеется, – легко соврал Джон.
– Ну и ладно, – так же легко согласился Лирелл. – Читайте. А я пойду. Дорогу найдете?
– Найду. Прямо, затем... тоже прямо.
– Покричите, если что, – снисходительно посоветовал архивариус и, чуть скособочившись, удалился. Джон остался наедине с длинной полкой, забитой папками. Наугад вытащив одну и раскрыв, он прочел:
Зарядно-распределительное устройство 306
Расп. 52015' СШ 209' ВД
Осн. в 432 г. до Н. В.
Выс. 64 р, обхв. ¾ р, обхв. куп. 20 ½ р
Глуб. залегания шахты 5 ¼ р
Остат. фон 78 Сп.
Описана д-ром фил. по маг. техн. Р.Пондлтоном
Отн. к безнкп. устр. маг. хар-ра. Имеет призем. участок РПД, снабж. центр. осевой констр. (тип С). Механ. пит. предполож. возвр. рода, классиф. 456 (по Тентону). Конвергенция НП-парам., со значит. экстрем. по нисход. оси., кардиоидн. искр., опис. след. набором формул...
Дальше по бумаге ползли бесконечные уравнения. Джон осторожно заглянул на следующую страницу, узнал, что Купольн. магич. конд-р оборуд. инерц. упр., разрядно-генер. класса 2, при порогов. знач. давления чар более 500 Нп (Кастермилл), закрыл папку и аккуратно поставил её на место, проворчав под нос: «умники гребаные». Следующие полчаса жизни он потратил на то, чтобы понять, в каком порядке лежат материалы. Выяснилось, что ученые мужи во главу угла ставили местонахождение башен: папки были сгруппированы по городам и графствам. После упорных розысков удалось найти досье на разрушенную в результате эксперимента Найвела Тоунстедскую башню.
Поглаживая отбитые ребра, Джон тщетно вчитывался в научную тайнопись, морщился, пытался расшифровать сокращения, но единственное, что ему открылось – то, что «безнкп.» означало «безнакопительный». Спокойно, спокойно. Башни, которые искал Найвел, могли отличаться чем-то простым, заметным непосвященному. Нечто сходное – в самых простых характеристиках, в высоте, объеме купола… Ну, или отличия лежат намного глубже, и ничего не выйдет, но попытаться все равно стоит, потому что это последняя возможность нагнать Мэллори-младшего и его невесту. Джон принялся вытаскивать бумаги охапками и сбрасывать их на пол. Вернувшийся через пару часов архивариус нашел Джона ползающим на четвереньках в лабиринте открытых папок, разложенных на сером зашарканном паркете.
– Нашли, что искали? – осведомился он с заметным безразличием.
– Почти, – невнятно отозвался Джон. Глаза его слезились, в голове жужжало от заумных сокращений («доп. технол. рецирк. по ортогон. вект.»), но он кое-что выяснил. Тоунстедская башня была самой древней в Дуббинге. Больше того, оказалось, что её возвели одной из первых в стране, и постройкой лично руководила Прекрасная Хальдер. Башен такого возраста набралась дюжина, и почти все они лежали в руинах – если, конечно, Джон верно расшифровал «в наст. вр. разруш». До нынешнего дня уцелевшими считались три штуки. Одна – в Линсе на Ноксвелл-плаза, другая – близ Кинки, на перекрестке старых торговых дорог, и третья – в Дуббинге, та, которую взорвал Найвел. Джону оставалось просмотреть каких-то два десятка папок, чтобы убедиться наверняка – больше таких старых башен в Энландрии нет. Архивариус протянул руку и взял одну из папок.
– А, – проронил он, глянув на координаты, – это которую на открытках рисуют.
Джон поглядел на него снизу вверх. Лирелл вглядывался в буквы, шевеля губами. Только сейчас Джон заметил, что архивариусу попалась злополучная Тоунстедская.
– Что-нибудь знаете о таких устройствах? – спросил Репейник.
Лирелл наморщил лоб.
– Я-то? Нет, уважаемый, я по части старой энергетики не знаток. Моя специализация – массовые военные чары... Была раньше.
Он дернул головой, темное стекло очков сухо блеснуло. Правая рука его по-прежнему была в кармане, и только сейчас Джон заметил, что карман – плоский, пустой. Да и весь рукав был пустым, начиная от самого плеча.
– Вот есть у нас один парень, смышленый, – продолжал архивариус. – Канцлеров племянник, между прочим.
– Найвел, – подсказал Джон.
– Да-да, Найвел. Он частенько после службы ко мне спускается, идет сюда и сидит до рассвета. Я ему ключи оставляю, сам ухожу домой. Верите ли – недавно пришёл утром, а он здесь. Всю ночь корпел. Усталый был тогда, но довольный. Я, говорит, кажется, открытие совершил, господин Лирелл. Какое, говорю, открытие, поделитесь, коллега. А он, счастливый весь, аж светится, отвечает: их всего три! Всего, говорит, три, представляете? И убежал сразу. Вот бы вам с ним побеседовать...
Лирелл пожевал губами и задумался, глядя в воздух. Единственный глаз его казался маленьким за толстой выпуклой линзой.
Джон принялся собирать папки.
– Уже две, – проворчал он под нос.
Лирелл кашлянул.
– Оставьте, – сказал он. – Я приберу, идите.
В кабинет Мэллори Джон заходить не стал, а спустился на улицу, вновь поймал кэб (потратив еще полтора форина – очень мило, учитывая, что предстояло собрать тысячу) и поехал в Гильдию. У него в голове зародился некоторый план, который вначале показался несбыточным, но за время поездки оформился и даже стал в известной мере привлекательным. В любом случае, нужна была помощь, в одиночку Джон бы не справился. Приехав, он взошел на второй этаж, без стука вломился к Донахью. Шеф сидел за столом и задумчиво изучал какое-то письмо, держа его в вытянутой руке. При виде Джона он нахмурился и спросил:
– Ты почему в таком виде? Грязный весь.
– Башня упала, – сказал Джон.
– Слышал, – сказал с неудовольствием Донахью. – Уже во всех газетах. Твоих рук дело?
– Нет, – сказал Джон. – Это племянник Мэллори.
Донахью удивился.
– Он же исчез. Шкатулка там еще…
– Вот именно, – подхватил Джон, садясь за стол. – Никуда он не исчез. Ездит по стране со своей невестой, ищет старые башни, пробует зарядить эту самую шкатулку. Только что потерпел неудачу на Тоунстедской площади, сейчас может направляться в Линс. Там такая же башня. И еще одна в Кинки, на пустоши. Но Линс ближе, туда на поезде можно к вечеру доехать. А Кинки – это же Айренский остров. Сперва до Гларриджа добраться, до порта, потом на паром садиться… Словом, десять к одному, что он едет в Линс. Они едут, точнее. Вдвоем с Ширлейл.
– Линс, значит, – Донахью отложил письмо, вынул из стола пачку табака и стал набивать трубку. Репейник добавил:
– На площади куча народа покалечилась. Надо бы предупредить кого следует. В Линсе.
– Гонца послать туда? – нехотя предложил Донахью, разжигая трубку. Джон качнул головой:
– Не успеет. Вот если бы отправить весточку... ну, скажем, с голубем. Мол, так и так, башню надо оцепить. Поставить констеблей вокруг – не объясняя причин особо. Надо – и всё. Сам бы отправил, да кто же мне поверит. Какой-то там сыщик...
Джон нарочито вздохнул и со значением посмотрел на начальство.
Шеф Гильдии всегда усваивал новую информацию очень быстро.
– Мне поверят, – сказал Донахью. – Тем более, у тамошнего мэра должок передо мной водится. Где, говоришь, башня у них?
– На Ноксвелл-плаза, – сказал Джон. «Однако знакомства у Индюка, – подумал он. – Мэр Линса, надо же».
– Ноксвелл-плаза, – Донахью записал на бумажке. – Сейчас налажу связь, попрошу выставить охрану. Не то что наша парочка – мышь не проскочит.
Джон покивал. Человечки с яматской ширмы глядели узкими глазками, похожими на запятые.
– Голубя отправите? – уточнил он.
– Голубя, голубя, – раздраженно отмахнулся шеф.
– Отлично, – сказал Джон с удовлетворением. – А то, знаете, пользование магическими средствами коммуникации преследуется по закону…
– Я в курсе, – резко сказал Донахью, жуя мундштук трубки. – Сказал же: голубя, почтового. Блюститель закона нашелся… п-фф… на мою голову. Что дальше? Ты продумал?
Джон поёрзал в кресле. Бок, утихший было во время поездки, заныл с новой силой.
– Дальше вот что. Вы велите оцепить Ноксвелл-плаза в Линсе. Найвел и Ширли приезжают в Линс, видят, что вокруг башни стоят констебли. Несолоно хлебавши, едут в Кинки. И я туда еду, прямо сейчас, чтоб их опередить. Приезжаю, жду влюблённую парочку, встречаю с наручниками. Все просто.
Донахью с сомнением покачал головой.
– А если Найвел в Линсе всё-таки станет пробиваться к башне с боем? Или поедет сразу в Кинки?
Джон развел руками.
– Тут уж как повезет. В любом случае, шанс у меня есть.
– Кинки. Айрен, – пробормотал Донахью. – Далеко… На пароме если плыть – часов двенадцать. Полетишь на дирижабле. Три часа – и на месте.
– Ладно, – сказал Джон, – как скажете. Мастер, мне бы денег. На дорогу и прочее.
Донахью пыхнул трубкой, кивнул и, взяв из пачки с бумагами чистый бланк, стал писать. Трубку при этом он крепко зажимал в углу рта.
– В бухгалтерию, – сказал он, закончив и протягивая бланк Джону. – Полсотни тебе выписал, больше не дам. Что останется – вернёшь.
– Спасибо, – сказал Джон.
– Вымойся только, – велел Донахью. – Иначе на дирижабль не пустят. И давай скорее, а то клиента не догонишь.
– Я мигом, – пообещал Джон. – Да, ещё вот что хотел… Неуютно как-то в одиночку его ловить. Мало ли что он в Кинки придумает. Вентор нужен.
– Так бери девчонку свою, – предложил Донахью.
– Вот я и собирался… Вы как, добро даёте?
– Даю, даю, – шеф выпустил колечко дыма. – Она у тебя способная, вчера на занятиях кому-то зубы выбила. Разошлась не на шутку.
– Да ну?
– Ну да. Пора ей в деле себя попробовать. А то силы девать некуда. Немит её вроде даже домой отправила. Чтоб остыла.
– Ладно, – сказал Джон. – Покой.
– Иди, – сказал Донахью. – А я сейчас это… голубя запущу, угу.
Джон кивнул и вышел из кабинета. Голубь – птица сильная и надежная, разве что немного медленная. Куда быстрей позволят связаться с Линсом «глазок», «эхолов» или «банши» – но они сложные, дорогие и совершенно запрещены к обращению среди частных лиц. К тому же, все эти устройства не оставляют никаких следов использования, что утяжеляет вину частного лица, запрещённо их обращающего... В общем, есть все основания полагать, что Донахью и впрямь пустит в Линс голубя. Привяжет к лапке бумажку, откроет окно, распахнет клетку и будет долго, долго следить за тающей в небе точкой. Джон ухмыльнулся. Зайдя в бухгалтерию, он получил упругую пачку форинов – новеньких, бумажных, послереформенных. Держась за бок, проковылял вниз, подозвал кэб и поехал домой.
Дома была Джил. Она вышла в прихожую встречать – обняла, прижалась, сочно поцеловала в губы. Джон замер, держа руки на её талии, думая, какое это, в сущности, огромное счастье – обнять женщину, не проникая в её мысли и не испытывая мгновенной головной боли. Он был дома. На стене деловито тикали часы, в ванной журчала вода, этажом выше приглушенно гавкала собака. В углу прихожей стоял шкафчик, и теперь Джон разглядел, что на верхней полке шкафчика действительно лежит кошелек. Джил вздохнула и отстранилась. Она была одета в простенькое домашнее платье с белым воротничком.
– Ты чего? – спросила она, оглядев запыленный плащ Джона. – Дрался?
– Хуже, – сказал Джон, сбросил плащ на пол и, пройдя в комнату, повалился на диван. – М-м-м, – сказал он с чувством.
Джил присела рядом.
– Обедать будешь? Яишню. С беконом.
Джон сглотнул.
– Буду. А ты пока собирайся. Поедем в Гларридж, оттуда на дирижабле полетим в Кинки.
– Дирижабль? – переспросила Джил, и глаза её округлились. – Правда?
– Угу.
– О, – сказала Джил, – ох.
Джон посмотрел на неё.
– Ты что, никогда… – он осекся, – а, ну, да, естественно.
«Опять, – подумал он. – Как некстати-то». Когда Джил впервые попала в Дуббинг, выяснилось, что она панически, до крупной дрожи боится техники. Собственно, выяснилось это еще до Дуббинга, в пригороде, когда они пришли на железнодорожную станцию. Русалка, завидев паровоз, принялась дергаться, хотела бежать, но поддалась уговорам Джона и позволила провести себя в вагон. Всю дорогу она провела, вцепившись обеими руками в сиденье и еле слышно стуча зубами – потом Джон обнаружил, что она оторвала от сиденья деревянную планку и сильно занозила ладони – а, сходя с поезда, зарычала в ответ на паровозный гудок. Но то были цветочки. На вокзале она первый раз в жизни увидела паровой мобиль – и вот тогда-то Джону стало не до смеха. Он не любил вспоминать этот случай. С тех пор прошло много времени, Джил привыкла к поездам, мобилям и фабричным машинам, но вот дирижабль был ей в новинку.
– Вот что, – начал Джон, – я всё понимаю, только...
Джил приложила к груди ладони.
– Мечтала, – сказала она. – Давно. Еще малой была. На дирижабле полететь.
Она потупилась, спрятав улыбку. Джон недоверчиво заглянул ей в лицо.
– Что, правда?
Джил стыдливо кивнула.
– Ну, здорово, – с облегчением проворчал Репейник и завозился, стягивая рубаху. – Вот и исполнится мечта твоя. Но учти, мы там по делу. Будем одну парочку ловить. Парень и девочка. Девочка-то самая обычная, а вот парень… В общем, с ним могут быть проблемы. Пригодятся твои умения, как пить дать.
– А чего Индюк? Разрешил?
– Разрешил, разрешил… – Джон закряхтел, вставая. – Ты лучше скажи, кому зубы выбила.
– А, – Джил поковыряла в ухе. – То так. Случайно.
– Ну-ну.
– Я честно! Я не хотела. Прием учили. Бросок. Отрабатывали в парах. Я с Мунсом встала. Он меня бросил. А я чего-то разозлилась… И – вот.
– Разозлилась, – Джон прыгал на одной ноге, освобождаясь от штанов, – молодец, ничего не скажешь… Индюк сказал, что Немитиха тебя с занятий выгнала. Было?
Джил понурилась.
– Я ж извинялась. Два раза, – выдавила она. – Перед Мунсом и перед ней. Она вроде простила. Хотя она-то вообще непонятно за что простила. Я ведь не ей зубы выбила.
– Раз из Гильдии не поперла, значит простила... Ладно. Форму надевай, это твоя первая венторская работа. Настоящая.
– Я сейчас! Я уже! – она метнулась к шкафу. Дернула истерично взвизгнувшую дверцу. Сорвала с вешалки форму. Стащила через голову платье, нырнула в форму и встала перед ним – сияющая, растрепанная, готовая к подвигам. Джон придирчиво оглядел серую венторскую куртку – отутюженную, с аккуратными складками.
– Причешись, – сказал он. – Дубинку возьми. И наручники.
Джил помотала головой:
– Наручники – да. А палка только драться мешает. Я так. Привыкла. А ты?
– Чего – я?
– Револьвер возьмешь?
Джон скрипнул зубами.
– Обойдусь, – проворчал он. – В кого там стрелять... Нам живым паренька доставить надо.
– Ну, смотри, – сказала Джил. – А то всегда с пушкой ходишь.
– Сказал – не буду, – огрызнулся Джон. – Всё, сейчас поедем. Сполоснусь только и поем. Яичница, говоришь?
– Яишня, ага, – Джил ожесточенно чесала щеткой волосы. – На столе.
– Спасибо, – Джон отправился в ванную. Кое-как помывшись – не ванну же принимать, время торопит – он вытерся, обмотался полотенцем и встал перед зеркалом. Изогнувшись, придирчиво рассмотрел бок. Бок был обычный. Джон на пробу сделал глубокий вдох. Заболело, но не так чтобы очень. Осторожно надавил – получилось терпимо. Он надавил сильней и задавленно охнул от боли. Да, похоже, все-таки ребро треснуло. А то и не одно. Дела, подумал он с досадой. Правду говорят: зло в одиночку не ходит. И рёбра сломал, и пушку утопил, и тысячу форинов где-то добыть надо… Да что же это такое, внезапно разозлился он. Объявляется, понимаешь, какой-то хрен, сам прячется, рожу показать боится, угрожает, денег требует. Ну да ничего. Изловчусь как-нибудь и прибью гада… Джон обнаружил, что скрипит зубами, и в ярости двинул кулаком в стену. Попал косточкой, крякнул, зажал руку подмышкой, задел ребра, скорчился и в изнеможении опустился на край ванны. Н-да, добрый человек сыщик, вам в таком состоянии только вымогателей и ловить. Вам бы самому не рассыпаться. Ну-ка, Джон, вставай, иди поешь, а после оденься поприличней и двигай на вокзал.
– Слышь, – Джил бесшумно возникла на пороге, – ты чего тут?
Джон заставил себя распрямиться. Полотенце обнаружило стремление уползти.
– Нормально всё, – сказал он и вымученно улыбнулся. – Рёбра вот задело.
– Дай гляну.
– Чего там гля… А!!! Легче!!!
– Прости. Не буду. Дрался все-таки?
– По дороге расскажу, – буркнул Джон, затягивая полотенце. Джил посторонилась: он прошел на кухню, сел и, скособочившись, принялся за яичницу. Выпить мне надо, подумал он мрачно. Куплю на вокзале бутылку, сяду в поезд и напьюсь.
– Слышь, – Джил задышала над плечом, – а чего мы в Гларридж едем? У нас же причал для дирижаблей есть. В Дуббинге.
Джон прожевал полоску бекона. «Пережарила опять, – подумал он, – хрустит. Эх…»
– Нам надо на Айрен. Туда из Дуббинга ни один рейс не идёт.
– Айрен? Это остров, что ли?
Джон сконструировал на вилке комплект из яйца и бекона и отправил все это в рот.
– Остров, остров, – буркнул он. – Надо тебе учебник купить. По географии.
Джил резко выпрямилась.
– Опять чего-то не знаю?
Джон вздохнул, жуя. Джил вышла и принялась шумно натягивать сапоги. Репейник подчистил сковородку, бросил в раковину и залил водой. На сытый желудок действительность уже не казалась такой мрачной – вроде бы, стали меньше болеть рёбра, да и сил прибавилось. Осторожно потягиваясь, он вышел в коридор. Джил стояла, привалившись к стене, и старательно глядела в сторону. В гостиной Джон оделся в чистое, вместо испачканного плаща натянул куртку. Вернулся в прихожую. Джил скользнула по нему совершенно безразличным взглядом.
– Готова? – спросил он, бренча ключами.
– Угу.
– Пойдём.
Они спустились, взяли кэб и доехали до вокзала – в молчании. Джил все время смотрела в окно, Джон рассеянно думал, что стоило где-нибудь раздобыть оружие взамен утраченного... но где? Просить у Донахью глупо, Индюк обязательно заинтересуется, куда делся прежний револьвер, казённый, выданный под расписку шесть лет назад. Купить новый – так денег нет сейчас. И, похоже, не предвидится в ближайшее время, жопа проклятая, чтоб меня боги к себе забрали. Ладно, в конце концов, не каторжанина беглого едем брать, а хлюпика-ученого да нежную блондиночку. К тому же, со мной Джил – она страшней любого револьвера, дубинка ей, видишь ли, драться мешает, так привыкла... Хорошо хоть наручники взяла. Кстати, может статься, наручники-то и не понадобятся. Найвела Джил заколдует, а Ширли, пожалуй, сама пойдет.
– Приехали, – нарушила молчание Джил. – Вокзал.
На улице уже совсем стемнело. Вокзал пах дымом и креозотом, свистели маневровые паровозы, низко ревели, прощаясь с городом, поезда дальнего следования. Блестели в свете фонарей котлы, паучьими лапами ходили дышла, валил пар – такой густой, что казалось, можно набирать в ладони. Джил шла по перрону, крепко обхватив плечи руками, ежилась от гудков. В кассе Джон спросил два билета до Гларриджа. Оказалось, что поезд идет полупустой, так что мест полно. Какой желаю класс? А давайте первый, чтоб без соседей. Гулять так гулять, пока Донахью платит. Локомотив уже стоял под парами, нетерпеливо дымя короткой закопчённой трубой. Запрыгнули в дверь, отдали билеты толстому кондуктору и получили обратно – с оторванными корешками. Джил тут же ушла в купе, а Джон поинтересовался у кондуктора насчет вагона-ресторана. Повезло: оказалось, соседний, два шага пройти. А бар имеется? А как же! Спустя десять минут Джон, победно сжимая горлышко купленной бутылки, открыл дверь в купе. В этот момент пол мягко дрогнул, и станционные фонари за окном поплыли в сторону.
– Поехали, – тревожно сказала Джил. Она забралась с ногами на бархатную койку и, навалившись на столик локтями, смотрела в заоконную тьму. Джон сел рядом, отвернул крышку, поболтал бутылку.
– Поехали, – согласился он и приник к горлышку. Джил покосилась.
– А зажевать? Ничего не взял?
Джон выдохнул и покачал головой.
– У них орешки только, – объявил он и снова приложился. – К-хха... Орешки с крепким – не люблю.
Джил пригляделась к этикетке.
– Будешь? – предложил Репейник, протягивая бренди. Джил взяла, осторожно пригубила. Наморщила нос.
– Пива бы, – сказала она. Джон вздохнул, поднялся и вышел. Пока он шел через пустой вагон, тепло из желудка растеклось по всему телу. Стало лучше, намного лучше. В баре он взял две пузатых глиняных бутылочки красного эля и, покачиваясь согласно с движением поезда, вернулся в купе.
– О! – сказала Джил, увидев пиво.
– Ага, – сказал Джон. Русалка взяла бутылочку, повертела. Нахмурилась. Пробка была хитрая, с проволочной защелкой.
– Тут надо вот так, – начал было Джон, потянувшись, но Джил уже обхватила горлышко и сделала энергичное движение рукой, будто сворачивала шею петуху. Раздался треск.
– Сломала, – без сожаления произнесла Джил и отхлебнула эля. – М-м, совсем другое дело.
То, что осталось от пробки, она бросила на стол. Джон посмотрел на скрученную, лопнувшую проволоку и сделал глоток бренди. Револьвер не нужен, подумал он.
– Так что там? – спросила Джил. – За кем едем?
Джон завинтил крышку и принялся рассказывать. Начал с визита Питтена Мэллори, изобразил дородного канцлера – с подражанием голосу и ежесекундным нервным подмигиванием. Джил тихонько смеялась, отхлёбывала пиво. Джон продолжил про Министерство и про Хитчмена – как пришлось читать начальника лаборатории, как тот выкручивался и как сдался в конце концов. Джил слушала уже серьезно, кивала. Потом настала очередь портрета с запиской на обороте и дневника, найденного дома у Ширли. Перед тем, как рассказать о рухнувшей башне, Джон глотнул ещё бренди, но это не очень помогло. Джил глядела на него слабо светящимися в темноте желтыми глазами, а он, спотыкаясь через слово, говорил – о лошади, превращенной в рыбу, о человеке, превращенном непонятно во что, о паромобиле, ставшем грудой золота, и о дышащей мостовой.
– Ну, а потом в архиве копался, в Министерстве, – закончил он. – Узнал, что таких башен всего три. Одна – Тоунстедская, другая – в Линсе, и к третьей мы сейчас едем. В Линсе Донахью велел никого к башне не пускать. Так что наши влюблённые сейчас гонят туда же, куда и мы. Но сильно отстают.
– Бедный, – сказала Джил и коснулась его щеки.
– Да нормально, – бодро сказал Джон.
Рёбра всё ещё ныли и прекращать не собирались.
Джил открыла вторую бутылку эля – точно так же, как первую.
– Чудно' как-то, – сказала она, сделав глоток. – Найвел этот. Шкатулку украл. В бега пустился. Место на службе потерял. Башню обрушил. Людей сколько положил. Это всё – чтоб жениться?
– Вот-вот, – сказал Джон с некоторым удивлением. – Мне то же самое в голову пришло. Быстро соображаешь, молодец.
– Хоть и без учебника, – бросила Джил и сверкнула глазами, как рысь. Репейник принуждённо засмеялся.
Потом они занялись друг другом. В окно, вытягивая длинные шеи, заглядывали фонари, рисовали бегущие узоры на стенах. Матовая кожа Джил белела в сумраке. Койка была узкой и неудобной, Джон не знал, куда девать ноги, но потом Джил помогла ему, и стало легко. Они сотворили самую простую магию, подвластную любой паре на свете – магию, для которой не нужны боги и их машины. Затем тесно обнялись и уснули, и Джон увидел во сне, что нашел револьвер.