***

Оборонная научно-техническая лаборатория занимала весь третий этаж. Клерки в черных костюмах здесь не водились: сотрудники Наутчеха не обременяли себя деловой одеждой, предпочитая сюртукам обычные куртки с глубокими карманами. Впрочем, многие носили лабораторные халаты – когда-то белые, а теперь застиранные, обвисшие и приобретшие цвет кухонной тряпки. В куртках щеголяли бородатые дородные мужи – инженеры, ученые, начальники лабораторий; владельцами халатов были лаборанты и ассистенты, бесправные юные создания, только-только успевшие защитить шедевр в техническом училище. Взлохмаченные, худые, лаборанты сломя голову носились по коридорам и, завидев Мэллори, испуганно кланялись, бормоча «господин канцлер». Джону они тоже кланялись – на всякий случай. Все двери на этаже были нараспашку, из лабораторий несло едкими запахами, кто-то отчаянно ругался, кто-то хохотал. Стены покрывал сверкающий белый кафель – никакой зеленой краски, никакого уныния. И здесь были окна, чистые, прозрачные, огромные. Выглянув наружу, Джон увидел внизу маленький уютный сквер, со всех сторон окруженный высокими стенами Министерства. «Так вот оно что, – сообразил Джон. – Все-таки есть окна в здании, просто они во двор выходят».

В одной из светлых комнат устроили курилку – оттуда валил дым и доносились спорящие голоса, высокие и очень похожие на женские. Проходя мимо, Репейник заглянул в прокуренную каморку и обнаружил двух девушек, смоливших папиросы и о чем-то препиравшихся. Одна была пухленькая и темноволосая, другая – тощая, в рыжих кудряшках. Мельком взглянув на Джона, они продолжали спорить. Тощая говорила: «я тебе клянусь, триста двадцать, ну может триста тридцать, и пора тигель остужать», а пухленькая, надув губы, отвечала: «надо было расширительную камеру ставить». Джон удивляться не стал – вспомнил, что, по словам Мэллори, Найвел встретил свою Ширлейл именно в лаборатории. Время такое, философски рассудил он, женщины в науку идут.

Мэллори, скривившись, посмотрел в сторону курилки, засопел носом, но ничего не сказал, продолжал идти, загребая руками воздух. А с другой стороны, подумал Джон, когда оно было другим, это время? Уж точно не на моей памяти. Что-то там из истории было про парламент, и что равноправие полов от этого произошло... Да, точно, всё началось, когда Хальдер учредила парламент. То ли испугалась беспорядков в соседней Твердыне, то ли действительно решила маленько отойти от дел. Парламент, выборы, представители сословий, совещательный орган и все такое. Поди ж ты, помню еще. Ну, а потом появилась эта активистка, Белла Кинистер. «Если женщина достойна войти в храм Богини, то достойна войти и в парламент». Добилась-таки аудиенции у Хальдер, ненормальная тетка. Впрочем, говорят, Кинистер первая в Энландрии штаны прилюдно стала носить, после такого к Владычице на прием заявиться, должно быть, не так уж и страшно. Подумаешь, огненным смерчем тебя испепелят... А никакого огненного смерча – Владычица взяла да и согласилась на равноправие. По-женски, видно, поболтали с Беллой. И стали дамы ходить на выборы. В штанах, если приспичит. А что, удобно же. Потом – война, после войны мужиков осталось мало, женщинам волей-неволей пришлось и у станков работать, и машины чинить, и больных врачевать. Мало-помалу привыкли все. Теперь вот у нас в Гильдии госпожа Немит, двести фунтов боевого веса... а здесь – девчонки науку потихоньку осваивают. Правда, что-то пока не слышал я о великих ученых женского пола. Хотя об ученых мужского пола я тоже не много слышал, чего уж там.

Словно угадав его мысли, Мэллори пренебрежительно бросил через плечо:

– Девки. Так и тянет их сюда. Как медом намазано.

Джон кашлянул.

– К знаниям стремятся? – нейтрально предположил он.

Мэллори издал смешок, прозвучавший как свист:

– Замуж они стремятся. У здешних инженеров заработок будь здоров. Женихи нарасхват.

Джон хмыкнул:

– Чтобы в Министерство на работу попасть, нужно, по меньшей мере, училище закончить, и неплохое. А туда сызмальства поступать надо. Дальний у них прицел получается, замуж-то. С самого детства.

– У баб, – пропыхтел Мэллори, – вся жизнь на одно нацелена. Да они здесь выше старшего ассистента не поднимаются. Лет пять-шесть отработают… и рожать.

– И не возвращаются?

– Возвращаются, – нехотя признал Мэллори, – но не все. Оттого их и на работу берут неважно… Все, привел я вас. Уф. Ох.

Они стояли у входа в большой зал, уставленный широкими железными столами, на которых громоздились химические приборы, штативы, счетные машины и какие-то совсем уж непонятного назначения конструкции из стекла и меди. За ближайшим столом сидел лаборант, бледный длинноволосый парень в защитных очках-консервах. Руки его, облаченные в каучуковые перчатки, были погружены в шестеренки разобранного зубчатого механизма. Что-то звякало и тонко шипело. За спиной лаборанта стоял высокий мужчина лет сорока.

– Ну куда ты, куда ты лезешь, – говорил он брезгливо. – Ты смотри, куда лезешь, сейчас сломается.

Мэллори откашлялся – так мог бы кашлять паровоз.

– Господин Хитчмен, – сказал он.

Мужчина поднял голову. У него была мужественная челюсть, идеально прямой нос и могучий лоб. Волосы он зачесывал назад – стильно и демократично. Джону он сразу не понравился.

– Тут по поводу Найвела, – отдуваясь, сказал Мэллори. – Я, можно сказать, решился обратиться… Розыск…

– Джонован Репейник, – сказал Джон, понимая, что пора брать беседу на себя. – Островная Гильдия сыщиков.

Хитчмен сдержанно улыбнулся.

– Зачем же сразу в розыск? – спросил он. – Парень загулял, с кем не бывает.

– Дома нет его, – объяснил Мэллори. – И беспорядок… в квартире… И вообще…

Начальник лаборатории задумчиво щелкнул языком:

– Понимаю. Беспокоитесь. Ну что ж, родственные чувства… С другой стороны, может, и правильно, что обратились. Найвел – ценный сотрудник, нельзя терять из виду. И совершенно верно, что не в полицию. Очень хорошо.

На Джона он не смотрел. Мэллори с несчастным видом кивал в такт его словам. Лицо канцлера от долгой ходьбы приобрело свекольный оттенок, по тугим щекам катились бусины пота. «О боги, – подумал Джон, – да его, чего доброго, сейчас удар хватит». Мэллори с трудом расстегнул ворот сорочки и, вцепившись обеими руками в ближайший стол, грузно опустился на скамью, заскрипевшую под его весом.

– Вам дурно? – обеспокоился Хитчмен.

– Пустяки, – еле слышно пролепетал толстяк, – отдышусь только…

– Антуан! – властно сказал Хитчмен лаборанту. – Воды принеси господину канцлеру!

Длинноволосый, как был, в очках и перчатках, вылетел в коридор.

– Пустяки, пустяки, – повторил Мэллори. – Разговаривайте…

Он закрыл глаза и откинулся на спинку скамьи. Хитчмен сделал Джону знак рукой: мол, отойдем. Джон бросил взгляд на Мэллори – тот, вроде бы, помирать не собирался, щеки его медленно возвращались к обычному для толстяков младенческому цвету. Хитчмен отошел к окну, подождал, пока Джон приблизится, и отрывисто произнес:

– Слушаю.

Лицо его теперь выражало усталое нетерпение.

– Вы начальник Найвела Мэллори? – спросил Джон.

– Да, он сотрудник лаборатории. Сегодня не пришел на службу.

– Вчера с ним виделись? (Хитчмен кивнул). Ничего в его поведении необычного не было?

– Нет… пожалуй, нет. Впрочем, он отпросился уйти пораньше. Был в отличном настроении. Шутил, смеялся.

«Пораньше – значит, с вечера готовился, – подумал Джон. – Сбежать в этот Сомниум он решил не вдруг, планировал заранее. Но – шутил? Смеялся? Перед рискованным экспериментом?»

– Он не нервничал? Не было признаков, что его что-то гнетет? Может, за весельем хотел скрыть тревогу?

Хитчмен пожал плечами:

– Да не сказал бы.

Он сунул руки в карманы и принялся разглядывать носки штиблет. Штиблеты были новенькие, блестящие, без единой царапинки – словом, загляденье.

– К Найвелу заходил кто-нибудь посторонний? – продолжал Репейник.

Хитчмен снова пожал плечами:

– Посторонних здесь не бывает. Это секретное учреждение.

«Да, глупо прозвучало, – подумал Джон с досадой. – А ты и доволен, господин секретный начальник. Ну ничего, я тебя еще разговорю. Что-то плохо на вопросы отвечаешь, темнишь».

– Я имею в виду – не из вашей лаборатории, – сказал он.

– Заглядывала Ширли Койл. Она вообще часто его навещает. Но она не посторонняя. Ассистентка доктора Боннерли.

– Вы слышали, о чем Найвел говорил с нею?

Хитчмен тонко усмехнулся:

– Подслушивать – не моё занятие, господин сыщик.

«Ах ты говнюк, – подумал Джон. – Ну, поиграли, и хватит». Он расплылся в широкой улыбке и поднял руки, будто сдаваясь на милость победителя.

– Ну конечно, конечно! Подслушивать – это вовсе не то, чем должен заниматься уважающий себя человек. Благодарю за беседу, вы очень помогли.

– Не за что, – сказал Хитчмен. – Старался быть полезным.

Джон протянул руку, и Хитчмен крепко её пожал.

ищет ищет только бы не нашел жирдяй о щенке печется мамочка папочка все в могиле пьяный в канаве утонет хоть бы так и вышло этот ищет ну ищи ищи сразу видно дурень рубаха пестрая руки дырявые привел дядюшка сыщика

Хитчмен ослабил хватку, но Репейник сдавил его пальцы, удерживая. В левом виске проснулась колючая боль.

щенок дело сделал теперь мешает повезло так повезло может убили жизнь или кошелек может пошел с девкой в парк миловаться там бродяги камни палки кровь на траве все равно если живой подождать надо и всё этот ищет хрен тебе а не помощь слова не скажу руку пусти

Хитчмен нахмурился и потянул ладонь к себе. Джон не отпускал. Голова болела все сильней.

– Что… – выдохнул Хитчмен, силясь высвободить пальцы. Джон подержал его еще секунду

башни проклятые башни щенок полез на гибель пошел башни смерть огонь жарит пусти руку имя на обложке страшно не хочу не виноват не хочу пусти пусти пусти

и отпустил.

Хитчмен отшатнулся. Джон подступил к нему, встал близко – глаза в глаза. Висок пульсировал, будто под черепом бился горячий камень.

– Все-то я про тебя знаю, Финн, – сказал Джон тихо. – И про книгу, и про то, кто её написал. И кто на обложке будет.

Хитчмен приоткрыл рот. У него мелко подрагивала верхняя губа.

– Погодите, – прохрипел он, но Джон перебил:

– Думаешь чистеньким остаться? Мальчишка всё сделал, а ты на нем выедешь? А мальчишку, чтоб права не качал – в расход? И сыщику – ни слова, да? Ну да ничего, в камере расскажешь. В камере все говорят.

Джон говорил негромко, почти шептал, так чтобы слышал только Хитчмен, но, оглянувшись, он увидел, что Мэллори смотрит на них и, кажется, вот-вот встанет со скамьи. К счастью, в этот момент прибежал длинноволосый Антуан, заплясал возле канцлера, протягивая стакан с водой. Джон повернулся обратно к Хитчмену.

– Так как? – спросил он. – Есть что сказать?

Хитчмен заморгал (Джон на мгновение подумал, что тот заразился тиком от Мэллори), стиснул руки и сипло произнес:

– Прошу ко мне в кабинет.

– Другое дело, – кивнул Джон. Они зашагали к выходу.

– Вы куда? – спросил Мэллори с удивлением.

– Мы на пару минут, господин канцлер! – в голос сказал Хитчмен. – Как самочувствие?

– Нормально, – протянул толстяк. – А что, собственно…

– Конфиденциальная информация, – театральным шепотом сообщил Джон. – Потом объясню.

– А-а, – разочарованно сказал Мэллори. Джон нагнал Хитчмена – тот успел выйти в коридор – и пошел бок о бок с ним. Левую часть головы волнами заливала боль. Очень хотелось вернуться домой, задернуть шторы, лечь на диван и закрыть глаза. И чтобы Джил принесла большой стакан ледяной воды, а потом легла рядом. Но надо было работать... Они свернули за угол, Хитчмен открыл ключом выкрашенную белой краской дверь. Внутри обнаружилась маленькая комната с обширным столом, застекленным шкафом и парой уютных, разлапистых кресел. Джон без приглашения занял ближайшее кресло. За спиной послышался щелчок запираемой двери.

– Ну? – спросил Джон. Хитчмен сел напротив и побарабанил по столу пальцами.

– Я не виноват, – сказал он. Джон хмыкнул:

– Это на суде пусть решают.

– Но я правда… – Хитчмен достал сигареты, закурил. – Послушайте, господин сыщик, я… Я и в мыслях не держал ничего дурного. Против Найвела. Понятия не имею, где он сейчас. Уж не знаю, что вам наплели… Мы с ним давно работаем над одной темой. И добились успехов. Ну хорошо – он добился, да. Очень талантливый мальчик. Но, поймите, в науке одного таланта мало! Нужны связи, деньги, умение заключать, м-м… выгодные сделки. Боги мёртвые, да знаете, скольких таких молодых и талантливых зарубили в самом начале карьеры?

Он говорил быстро, размахивал сигаретой. Джон молча следил за ним из глубины кресла, подперев рукой ноющий висок.

– Без меня, – продолжал Хитчмен, – Найвелу бы ничего не удалось. Ему бы ни денег не дали, ни помещения, ни оборудования! Это все я, я выбил. И любой – любой! – кто говорит, что я вроде как выезжал за его счет… Он просто не знает, в каких мы были отношениях. Мы, можно сказать, на короткой ноге… Разговаривали обо всём, он со мной делился… Да я Найвелу был как старший брат! Когда…

– Скажите, Финн, – перебил Джон, – а отчего вы говорите – «были», «был»?

Хитчмен осекся и в ужасе посмотрел на Репейника. С сигареты, зажатой в пальцах, упал на полированный стол комочек пепла.

– Я… Я нечаянно…

Джон помассировал висок кончиками пальцев. Как всегда, это помогло – на пару секунд.

– Расскажите о теме проекта. Над чем вы с Найвелом работали?

Хитчмен присосался к окурку, с чмоканьем втянул дым и, обжигаясь, затушил сигарету в пепельнице.

– Это сложно объяснить неспециалисту.

– А вы попроще. Я весь внимание.

Хитчмен страдальчески наморщил лоб.

– Н-ну… Как же это… Видите ли, есть определенные завихрения магического поля… близ определенных раритетов. И эти завихрения, они, м-м… распространяются неоднородно, так что есть максимумы и м-минимумы… Так вот, Найвел промерил напряженности, составил графики, и начала вырисовываться очень интересная картина…

– Какие раритеты? – спросил Джон. Хитчмен подался вперед:

– Простите?

– Назовите инвентарные номера раритетов. Без описания. Только номера.

Хитчмен сглотнул.

– Двести третий. Шестьдесят седьмой и шестьдесят восьмой. Триста пятьдесят четвертый… н-нет, пятый. И… сейчас… и восемьдесят первый, да первый. А что?

– Да так, – сказал Джон. – Любопытно было, сможете ли без запинки перечислить объекты исследований. Вы же, как-никак, соавтор работы. Имя на обложке, все дела.

Хитчмен угрюмо смотрел в стол.

«Шкатулкой они не занимались, – подумал Джон. – Про пятьсот шестнадцатый ни слова. Это, наверное, личная разработка Найвела. Возможно, Хитчмен про Сомниум ничего не знает. Жаль, жаль. Такой ценный свидетель, так охотно идет на сотрудничество…»

– Ну хорошо, – сказал Джон, прервав молчание. – Допустим, я вам верю. Допустим, вы действительно не собирались устранять своего подчиненного. Просто повезло. Завершив важное, фундаментальное исследование, Найвел вдруг исчез, а вы подумали – это же отличный шанс присвоить себе все права! На титульном листе отчета будет не два автора, а всего один. Выполненная в одиночку работа такого уровня – это, думаю, тянет на… на что тянет, Финн? Что вам светит? Повышение? Премия? Своя кафедра в Ганнварском университете?

Хитчмен не ответил. Он крутил большими пальцами, сцепив кисти рук на столе.

– Да вот неприятность, – продолжал Джон, – Питтен Мэллори, оказывается, переживает за племянника и сразу нанял для поисков сыщика. Приходит этакий тип из Гильдии и начинает вопросы задавать. Но… вы ему просто ничего не скажете. Пускай побегает. Авось и не найдет парня. Дуббинг – город большой, люди каждый день исчезают. Пошел, скажем, человек в парк – а там бродяги…

Хитчмен вытаращил глаза.

– Не нравится мне, что вы, Финн, молчите, – добавил Репейник, любуясь произведённым эффектом. – Сильно похоже, что тянете время. Не думаю, что вы уж совсем плохого мнения о Гильдии: найду я вашего мальчишку, дайте только срок. Неделя-другая – и готово. Но что, если у меня нет недели? Что, если Найвел лежит где-нибудь один, раненный, при смерти? Тогда надо искать быстро, потому что через неделю я найду только труп. А это очень для вас удобно. Имя на обложке, кафедра в Ганнваре. Но преподавать вы там не будете – вы будете дробить камни на каторге. Это я устрою.

Джон оперся на подлокотники и встал. «Перебор, – подумал он. – Ничего я не устрою без улик и свидетельских показаний. Одна надежда, что этот головастик испугается. Ну же, давай, бойся!»

– Чего вы хотите? – глухо спросил Хитчмен.

Джон посмотрел на него сверху вниз. Головастик все-таки испугался, и это было чудесно.

– Не помешал бы подробный отчёт о том, что вчера делал и говорил Мэллори-младший. В котором часу ушёл со службы, как был одет. Особенно интересен разговор с Ширлейл: говорили долго или перекинулись парой слов, не ругались ли, не спорили? Можно было заметить очень многое, даже не зная, о чём беседа. Но главное – ваши догадки. Вот скажите честно: куда он мог деться? Наверняка ведь есть предположения. Тем более, – Джон усмехнулся, – вы ему были как старший брат. Можно сказать, на короткой ноге.

Хитчмен потянул из пачки вторую сигарету. Уронил пачку, но поднимать не стал.

– Садитесь, пожалуйста, – прошелестел он.

Джон опустился в кресло. Хитчмен зажег сигарету.

– Так, – он затянулся, втягивая щеки, – так… Значит, пришел Найвел вовремя, полвосьмого. Одет… Одет был как обычно, куртка-штаны. Всегда так ходит. Первые два часа мы не виделись, я выступал на совещании. Потом вернулся в лабораторию. Найвел возился с приборами, делал серию измерений. Я рассказал новости с совещания, мы чуть-чуть побеседовали. О чем говорили, о чем мы говорили... Да ни о чем, так, ерунда. Погоду ругали, над Антуаном потешались – это новенький, растяпа, каких поискать. Потом Найвел словно вспомнил о чём-то, попросился уйти пораньше. Я не возражал. Он вернулся к работе, я тоже кое-что поделал, глянул результаты замеров. Тут Ширли забежала, вроде ей спиртовка понадобилась. Ну, я-то знаю, что у них с Найвелом шуры-муры, какая там спиртовка. Они в сторонку отошли, пошептались. Никаких ссор, обнимашки-поцелуйчики. Что-то краем уха слышал, мол, «в пять, на вокзале». Потом Ширли упорхнула. Без спиртовки. Найвел сходил на ленч, поработал еще пару часов и тоже ушел. Всё.

Он слабо усмехнулся:

– Видите, мне особо нечего рассказывать.

– Догадки, Финн, – мягко напомнил Репейник. – Вы хорошо его знали. Наверняка лучше, чем предмет исследований. Чем увлекался? Какие планы строил? Где любил бывать? Ведь явно что-то скрываете.

Хитчмен угрюмо поглядел на Джона и вдруг спросил:

– Он всё-таки взял пятьсот шестнадцатый, да?

«Знает», – подумал Джон. Вслух он предпочел ничего не говорить. Хитчмен смотрел все так же мрачно, держа на отлёте дымящуюся сигарету. Потом криво улыбнулся, словно услыхал старый, несмешной анекдот.

– Да, – сказал он. – Всё ясно. Щенок спёр шкатулку. Смело, ничего не скажешь. Ну что ж, давайте начистоту. У Найвела был… есть пунктик – зарядные башни. Это помимо основной темы работы – так сказать, личный интерес. Ещё в университете начал ими увлекаться. Пропадал в библиотеках, искал древние архивы. Ходил в походы к обломкам старых башен. Где-нибудь в глуши такие лежат в руинах, никому не нужные, да бурьяном зарастают. Найвел искал входы в узловые камеры – это подвалы под каждой башней. Спускался, изучал.

– Разве он этого не мог делать в Дуббинге?

– В городе все камеры заперты. Чтобы открыть – надо выписывать специальное разрешение. Да кто ж ему выпишет.

Джон поднял брови:

– Он же сотрудник Минобороны. Уж кто-то, а Найвел, по-моему, имел все возможности…

– Да ничего не делается просто так! – почти выкрикнул Хитчмен. – Он здесь ноль без палочки. Все гранты, все разрешения – это я выбивал. Сумел вот выпросить средства на эксперименты с магическим полем. Это было перспективно, важно, интересно… шишкам в администрации. А то, что Найвел бредил своими дурацкими башнями – это вообще никого не волновало, никогда! Постарше станет – будет делать, что хочет. А пока…

– А пока расскажите про башни, – попросил Джон. – Подробней.

Хитчмен махнул рукой. Сигарета при этом описала дымный полукруг.

– Не знаю я подробностей. Просто мальчишка думал, что из каких-то башен можно добыть остаточный заряд. Чтобы заряжать раритеты. Но это безумие, вообще говоря, потому что, во-первых, магическое поле такого напряжения опасно. Лезть в механизмы – чистое самоубийство, может случиться взрыв, запуститься метаморфоза, да что угодно! А во-вторых, от такого предприятия мало толку. Ну, получится разрядить башню-другую – хватит энергии на несколько раритетов, и всё. Эксперимент себя не окупит.

Он поперхнулся и закашлялся. Кашлял долго, хватался за грудь, сгибался над столом. Джон спросил:

– И Найвел решил зарядить пятьсот шестнадцатый от такой башни?

– Не знаю, – прохрипел Хитчмен, вытирая покрасневшие от кашля глаза. – Но скорей всего, да.

– Чистое самоубийство, – повторил Джон. – Понятно теперь, отчего вы хотели тянуть время… И что теперь? Парень ходит от башни к башне, пытаясь их запустить?

Хитчмен замотал головой:

– Для такого не каждая годится. Он говорил, что, наоборот, подходящих очень мало, прямо-таки единицы.

– Какие именно, не сказал?

– Нет, – Хитчмен загасил вторую сигарету рядом с изломанным трупиком первой. – Он вообще не любил распространяться на этот счет. Почему – неизвестно.

– Действительно, – отозвался Джон. – С чего бы ему вам не доверять.

Он встал. Хитчмен тоже поднялся.

– Больше сказать нечего, – буркнул он. Джон прищурился. По-хорошему стоило бы схватить паршивца за руку и прочесть еще разок – не утаил ли чего – но голова только-только начала утихать, да и подозрительно бы смотрелось такое хватание…

– Ладно, верю, – сказал он. Хитчмен еле слышно вздохнул.

– Хотите его рабочее место осмотреть?

«Вот это я понимаю – помощь расследованию! – восхитился про себя Джон. – С самого начала бы так».

– Пойдёмте, – сказал он.