Книга: Viva la Post Mortem или Слава Послесмертью
Назад: Глава 7. Зеркало души
Дальше: Глава 9. Завеса неведения

Глава 8. Тихий скучный вечер

1.
– Алло? Дарк?
Бойкий эмоциональный голос Ёлко, несколько искажённый телефонным динамиком, слегка нарушал меланхоличный настрой Маллоя-младшего.
Здесь, на скамеечке, в уютном полумраке беседки, вдали от царящей в усадьбе суеты, было крайне приятно и удобно предаваться ванильным мыслям и прочему соплежуйству. Горячий шоколад с терапевтической дозой коньяка, вишнёвым сиропом и зефиркой… хотелось бы про него что-то сказать, но этого и не требовалось. Горячий шоколад с коньяком, сиропом и зефиркой – это вещь в себе, не нуждающаяся в контексте и уточнениях. Последние минуты три он был единственным, что согревало одинокого молодого человека этим тихим скучным одиноким вечером. В мире, от которого нельзя было даже скрыться за спасительными тёмными стёклами очков: по возвращении домой от них вновь пришлось на время избавиться.
Но теперь конкуренцию одному из прекраснейших напитков на свете составляла Ёлко. Колючая и очень милая девушка. Пусть даже телом находящаяся где-то далеко. Её душа витала здесь. Рядышком.
– Да, Ёла… да, это я. Проблем не было?
– Были… но явно меньше, чем у тебя. Дарк, чем ты думал? Как ты там, вообще?
– Как всегда, – в горькой усмешке ощущалась капелька яда. – Ты же знаешь мою семью. Сейчас Глашек и её полюбовницу у нас дома приветствуют, как родную дочь с официально одобренной невестой, а я, всеми забытый и брошенный, вот, пью горячий шоколад в беседке. В абсолютном одиночестве.
– Я не об этом спрашивала, – по тону было ясно: ёжик куксилась. – Но я рада, что ты в порядке. Я так понимаю, Сковронская купилась на твой блеф?
– Это был не блеф, Ёла, – не меняясь в голосе ответил молодой человек и сделал маленький-маленький глоток аппетитного варева. – Я действительно раздолбал кусок парка.
– О, Семеро… тебе что? Денег девать некуда?
– Успокойся. Всё продумано. Кроме того, когда я пришёл, на месте уже были люди Сковронской.
– Люди Сковронской? Не сама Сковронская? Боги, Дарк, скажи мне, что среди них был некромаг.
– Среди них был некромаг, – на губах Маллоя-младшего вновь появилась улыбка. Лёгкая. Искренняя.
– Ну, хвала Семерым! – вздохнула-было с облегчением главный аналитик ковена.
– А когда можно будет сказать правду?
Правда… правда была сложна и многослойна, но, по итогу, заключалась в том, что Дарку не пришлось биться с некромагом в момент, когда он учинял разрушения: все вражеские магуи были уже дисфункциональны в момент, когда бравый герой прибыл к месту действия. В парке имелось много камер, и если какая-то из них оказалась цела или изначально слала данные напрямую на сервер, не составит труда сложить два и два. Это шило, которое в мешке не утаить.
– ДА-А-АРК!!! – возмущённый высокий писк из мобильного позвучал одновременно с беззаботным смехом “номера один”. – Ты хоть понимаешь, что Сковронская тебя развела, как младенца?
– В каком смысле? – без тени беспокойства в голосе спросил главный.
– В прямом! “Стит” – это охранная организация. Наверняка какой-нибудь из сломанных тобой объектов принадлежит юрлицу, имеющему договор с этим ЧОП. Если ты переломал кучу аттракционов, воюя с охранниками, Фурману нечего будет предъявить Сковронским, даже если он захочет! – от напряжения Ёлко начала откровенно тараторить. – Это будет уже не разборка между некромагами на его территории, а беспредел, устроенный одним раздолбаем, который вдруг пришёл и начал всё ломать! Я, конечно, понимаю, что Фурманы Маллоям не ровня, но оставить без наказания подобное поведение хозяин территории просто не имеет права! Это, как минимум, требование репараций. Причём, не только цены ремонта каруселек, но ещё и компенсации недополученной прибыли за время простоя, компенсации репутационного урона парку развлечений, и ещё неустойка сверху в сумму “морального ущерба” бухгалтеру. Я, так, с ходу, цифры не назову, но, вроде бы, такой “моральный ущерб” может составлять до трёхсот процентов от чисто материальных затрат.
– А, – кивнул Дарк и сделал ещё глоточек. – Ну и ладно.
– Ну и ладно? НУ И ЛАДНО?! – не выдержала “номер два”. – Ты, вообще слушал, о чём я говорила? У тебя итак отношения с отцом просто ужасные…
– Ты такая милая, когда злишься, – перебил её молодой человек. – Голос сразу становится такой прикольный. Фыр-фыр-фыр. Фыр-фыр-фыр. Прямо как фырчание ёжика.
Это было лишь наполовину правдой. Всё вышесказанное относилось к той части реплик, которые Ёлко произносила насупившись, а потому, слегка сдавленно. Динамики телефона сходство только усиливали. Крик же больше напоминал истошные визги чаек. И тут техника была уже бессильна. Разве что, наверное, самые высокие ноты микрофон не улавливал, облегчая, таким образом, жизнь слушателю “на том конце провода”.
– Вовсе я и не милая, – собеседника ещё больше скуксилась. – Нельзя так, Дарк. Я же о тебе беспокоюсь. Неужели тебя совершенно не волнует, во что всё это может вылиться?
– Да, вообще наплевать, – ответил он. – А с чего бы что-то должно пойти иначе? Мне совершенно нечего бояться. Я совсем ничего не теряю. Если ты искренне веришь, что мой папенька считает, что из меня может выйти толк, ты искренне заблуждаешься. Нет абсолютно никакого сценария, при котором я вдруг стану в его глазах достойным. Если ты вдруг не поняла, я давно уже готовлюсь к войне за наследство… в которой мне придётся иметь дело с тупой разбалованной сестричкой.
– Уф… ладно… я поняла: здесь я бессильна, – сдалась Ёлко.
– Разумеется, не бессильна, – хмыкнул молодой человек. – Мне просто приятно слушать твой голос. Кроме того, сама подумай, какие перспективы открываются в случае силового захвата наследства.
– Какие? – удивительно, как много скепсиса можно отсыпать в один конкретный вопрос.
– Отец никогда не одобрил бы нашу с тобой свадьбу, Ёла…
Молчание.
– Не… не нужно, Дарк. Если ты делаешь это только ради меня. То ты идиот.
– Цунде-е-ерка моя, – расплылся в умилённой улыбке Маллой-младший. Да так расплылся, что аж сполз немного со скамейки.
– Нет… я серьёзно. Если вдруг у нас будут отношения… это очень маловероятно, но вдруг, вот, ни с того, ни с сего. Вот, если случится такая оказия. Тогда мне разумней быть вашей фавориткой, а не женой, вопреки воле родителя.
– Эй-эй! С чего бы такая официальность, Ёла? – Даркен аж выпрямил спину. Вот только сидение под седалищем уже закончилась, потому пришлось спешно спасаться от падения упором на локти. – Ах, курва… это я не тебе, если что. Я тут просто чуть не чебурахнулся.
– В смысле, с чего бы такая официальность? – девушка беспокойно затарахтела. – Ничего не предвещало. Мы просто собрали ковен. В смысле, я понимаю, конечно, что мы много общались. Что от той же Туны ты бегал. Но ведь у тебя выбор богатый. У наших родов слишком большая разница.
– Ёлко…
– Да и с чего ты, вообще, решил, что у нас с тобой может быть что-то общее? Ты же… ты же дурак. Ты всё делаешь неправильно.
– Ёлко…
– У тебя всё из рук валится! Вот, взял, и ни с того, ни с сего влип в историю! И с отцом хочешь поругаться! А я же волнуюсь!
– Ёлко…
– Что? – наконец, удалось остановить этот бесконечный поток слов.
– В прошлой жизни мне удалось встретить такую девушку, как ты. Это большая редкость. Таких – одна на миллион. Я говорю не о внешности. Вы с ней даже не похожи, – вряд ли это так коньяк в голову ударил. В напитке его кот наплакал. Скорей всего, сказывался стресс первой настоящей битвы. – У неё волосы не топорщились иголками. Напротив, она была вся такая гладенькая, как хомячок. Вы... у вас есть что-то общее внутри. Я не могу сказать что. Обе слабые, но сильные. И очень умные. Она успевала играть на гитаре, рисовать, писать стихи, вышивать и ещё кучу всякого творческого, а ты непонятно как умудряешься всё узнавать о людях, их доходах, понимать чужие хитрые трюки. Тогда. Там. В прошлом мире я проявил малодушие. Слабость. Трусость. Я упустил свой шанс. В этом мире я ошибки не повторю.
– Эм… спокойной ночи, Дарк…
Характерный звук разрыва связи, похожий на последний вздох умирающего, и вот, вновь тишина. И лишь горячий шоколад мог согреть одинокого молодого человека этим тихим скучным одиноким вечером.
– Дурак! О чём я думал? – некромаг раздражённо швырнул телефон на пол беседки, и тот отскочив от упругих досок, улетел куда-то в кусты. – Курва! – сокрушённо мотнул головой “номер один”, осознав, что теперь ещё и мобильник искать придётся.
О возможности напрячь слуг Даркен вспомнил всего через пару секунд, но, немного подумав, рассудил, что лучше, всё же, обойтись без чужого вмешательства. Не хотелось никого видеть. Совсем.

 

2.
Броня чувствовала себя крайне неуютно. На самом деле, её чувства было несложно понять: многие ли из нас ощущали бы комфорт во время проводимой “на дому” стоматологической процедуры, пусть даже и магической. Сколь не был бы продвинутым и эффективным процесс построения недостающих кусков зуба из костной пыли с последующим восстановлением эмали, на протяжении всей операции всё равно приходилось сидеть в неестественной позе с задранной головой и открытым ртом, не имея даже возможности нормально сглотнуть слюну. В кабинете дантиста, хотя бы, есть трубочка с активным слюноотсосом, а тут из удобств только возможность поднять руку, показывая необходимость сделать перерыв.
Тот факт, что процедура выполнялась непосредственно руками самой пани Маллой, жены ректора, происходящей из крайне высокого рода, да ещё и с ассистенткой в лице её дочурки, ничуть не помогал. Как раз, напротив – делал ситуацию ещё более неуклюжей.
Хорошо хоть Броня успела привести себя в относительный порядок. Смыть грязь, засохшую кровь, пот. И даже причесаться. Благо, в усадьбе пана ректора при гостевых покоях имелись собственные ванные комнаты с прямым доступом без необходимости выходить в коридор. А вот переодеться девушка не успела. Хозяйки дома проявили излишнее радушие и даже не стали дожидаться, пока синеглазка сменит полотенце на заранее заготовленные одеяния. Так что, к вышеупомянутым неудобствам стоило мысленно добавить ещё и необходимость постоянно придерживать одной рукой ткань в районе груди. Не то, чтобы оно было критично в чисто женской компании, но, всё же.
Впрочем, это уже ошибка самой Брони. К ней без стука никто не врывался. Девушка сама пустила хозяек, не ожидая, что всё обернётся столь неожиданным образом. Впрочем, и без непрошенного визита уюта было немного. Гостевые покои поражали размерами, однако комфорт и гигантомания, с точки зрения временной обитательницы, являлись понятиями антагонистичными. На излишне большой кровати с алым балдахином могло бы уместиться человек пять, а в расстояние от неё же до шкафа при желании получилось бы впихнуть комнатку, в которой обычно доводилось проводить свои ночи синеглазке. Никоим образом нельзя было отрицать красоты и шика местных интерьеров в стиле рококо, однако красота и чувство безопасности, порождающее уют, – не синонимы.
– Ну вот и всё, – наконец произнесла пани Маллой и отстранилась, более не нависая над гостьей. Её ассистентка тут же подала полотенце для рук. – Зубки лучше новых.
Броня пару раз клацнула челюстью, после чего пожевала воображаемый листик салата. Вроде бы, ничего не мешало. Благо, магическое обезболивание отличается от химической заморозки, и нервные окончания стали полностью функциональны сразу по завершении процедуры. Это уменьшало количество неприятных сюрпризов. Главное, слегка разогнать кровь, избавляясь от присутствия потустороннего холода.
– Да. Премного благодарна, пани Маллой, за вашу помощь. Я бы, наверное, провозилась пару часов, да ещё и исключительно наощупь.
– Ничего страшного, моя дорогая, – покровительственно улыбнулась женщина. – Всё же, именно из-за нашего горячо любимого остолопа вы попали в столь затруднительную ситуацию. Не стоит судить о семействе Маллой только по мужчинам. Им положено быть властными и непреклонными, даже когда они знают, что не правы.
“Не правы”? В Форгерии сильный всегда прав, а слабый всегда зависим. Пан ректор не нарушил никаких законов государства или совести, выставляя студентке, просящей о защите семьи, требования. Аналогично и его сын не нёс никакой ответственности за судьбу Глашек.
Единственной, кто была по всем местным нормам морали не права, выходила Броня.
Не стоит обманываться. За радушием хозяюшек и добротой стоял мотив, цель. Причина. А именно, желание лояльности. Торговля поступками, как она есть. Впрочем, разве имеет безродная право судить лукавую шляхту? Это законы жизни. И это шанс, который выпадает раз в жизни, и то, не каждому.
– В любом случае, это не отменяет моей благодарности, пани Маллой, – Броня пустила лицемерие в свою жизнь, и оно тут же явило себя миру в виде улыбки. – Ваше желание показать мне иной лик рода, не может не найти отклика в моей душе.
– А теперь, если вы не возражаете, слечна Глашек, мне нужно проследить за тем, как устроились остальные гости. С вами останется моя дочь и убедится, что вы ни в чём не нуждаетесь.
– В этом нет никакой необходимости, – произнесла вслед уходящей женщине синеглазка. Ей, если честно, подобная помощь была, как собаке – пятая нога. – Вы итак очень помогли.
– Вы хоть понимаете, что отказом принять помощь вы можете ранить? – вместо матери ответила слечна Маллой.
Старшая хозяйка дома тем временем доплыла до двери – ноги были сокрыты длинной юбкой, а по движению торса совершенно нельзя было понять, где заканчивается один шаг и начинается другой – и, едва приоткрыв её, чтобы не пустить в помещение чужого излишне любопытного взгляда, скользнула прочь. Хотя, откуда там взяться взгляду, коли за дверью был не коридор, а ещё одна комната, являвшаяся частью покоев Брони?
– Сделайте это не ради себя, так ради меня. Я уже достаточно выросла, чтобы желать помочь роду, но недостаточно, чтобы моя помощь проявлялась в чём-то, кроме мелочей.
Несмотря на очевидное фамильное сходство, женщины рода Маллой сильно отличались друг от друга. Пожалуй что у юной хозяйки находилось куда больше общих черт с братом, чем с матерью. Ректор и его жена были похожи в своей статичности. Мужчина напоминал гору, а женщина – подобна океану.
Любой человек может попытаться сдвинуть гору, но у него не выйдет ничего. Гору можно бить, и, если ты окажешься достаточно настойчив, ты сумеешь отколоть от неё куски. Но большинству не хватит упорства. Океан, тем временем, мягок. Каждый способен зачерпнуть воды в ладошки. Каждый может толкнуть волну. Однако, податливый в малом, мягкий, принимающий в свои объятия океан, всё равно, остаётся, по большому счёту, недвижим. Никто не сумеет переместить, например, Северный Ледовитый на место Индийского.
Даркен с сестричкой, тем временем, динамичны. Они всё время куда-то движутся. И вновь – брат похож на камень, запущенный из требушета. Несётся вперёд, не считаясь с препятствиями, разрушая и подминая всё, что встречает на своём пути. Безопасней не быть преградой снаряду, не пытаться стоять на своём, а сделать шаг в сторону и вернуться обратно, когда опасность минует. Проще позволить ему поверить, что он победил в споре, нежели продолжать дискуссию.
Слечна Маллой же – именно что ручей. Находящийся в постоянном движении, изыскивающий малейшую щель в горной породе, чтобы затем расширить её и обратить в часть своего русла. Она зависима от своих желаний, как и истинный ручей от притяжения земли, однако никакая преграда не изменит конечной цели, а лишь повлияет на подход.
Потому у всех женщин в семье ректора глаза цвета водной глади, а у мужчин – серые, подобно камню.
– Я никоим образом не хочу вас оскорбить, – покачала головой безродная после некоторых размышлений. – Но я привыкла сама заботиться о себе. Я люблю тишину, покой и одиночество. Лишь наедине с самими собой мы можем быть теми, кем являемся на самом деле. Сбросить маски, от долгого ношения прирастающие к лицу. Иногда даже отодрать их с кожей и ощутить прикосновение приятной успокоительной прохлады к неприкрытым нервным окончаниям. Пока вы рядом, я, даже полностью обнажившись, буду облачена в фальшивую личину.
– Многие люди боятся оставаться наедине с собой, – подхватила нить беседы юная хозяйка. – Когда вокруг нет никого, понимаешь, что все те пугающие речи, беспокоящие твой разум, принадлежат лишь тебе самому. Пока рядом есть хоть кто-то, всегда можно представить, что можешь сбежать от того уродливого чудовища, что постоянно воет рядом. Голоса других людей могут заглушить кошмарные потусторонние рыдания, но как только они замолкают, понимаешь, что тебе не скрыться. Этот монстр и есть ты. Я восхищаюсь вами. Не бояться себя самой может человек либо очень смелый, либо святой.
Броня бросила взгляд на дверь и решила, на всякий случай, переодеться за ширмой, скромно стоящей у стены. Однако, едва она поднялась с места и потянулась за подготовленными заранее маечкой и шортиками, как поверх её руки легла ладонь слечны Маллой.
– Не смейте! Я не позволю! – поспешно выпалил голубоглазый ручеёк, неведомым демиургом заточённый в теле юной девы. – Уж простите, но мне достаточно брата с этой его тягой к безликой современности хватает. Такой прекрасный бриллиант, как вы, попросту обязан получить достойное обрамление!
– Я просто… – начала-было синеглазка, но вовремя прикусила язык. Какое ещё “я просто”? Очевидно же, то, что сейчас происходило, – это процесс ресоциализации под условия нового общества. Общества, имевшего определённые стандарты и ожидания. И безродная, как никто другой, обязана им следовать. – Пожалуй, вы правы. Мне стоит… надеть что-то из того, что принесли горничные?
Да, с хозяйками ведь прибыли и служанки. В тот момент Броня не разглядела, чем именно была нагружена прислуга, но сейчас могла понять. Это одежда. Причём, в нескольких вариантах: как довольно пышное, но лёгкое платье с открытыми плечами, так и очень женственная ночная рубашка на случай, если гостье захочется сразу завалиться спать. В чистоте нижнего и постельного белья сомневаться не приходилось: у таких богатых людей всегда имелось множество вещей, которые никогда никто не использовал. Сомневающиеся могли бы обратить внимание на неповредённую упаковку.
– Да, именно! Я так понимаю, вы уже готовились ко сну? – в руках хозяйки тут же оказалась освобождённая от хрустящего целлофанового плена голубенькая ночнушка. Лёгкая, невесомая. Шёлковая. Одеяние такого рода, что, формально, будучи длинной и непрозрачной, открывала, пожалуй, чуть больше, чем могло бы хотеться хозяйке.
– Да… но я поняла, что это было неосмотрительно. С родителями мне удалось обменяться всего парой реплик по прибытии в усадьбу. Да и видели они меня отнюдь не в добром здравии. Семью Илеги тоже стоило бы посетить… – гостья перевела взгляд на платье. Голубое. Как же много тут было голубого. Похоже хозяйки считали, что Броня будет наиболее выигрышно смотреться в облачении именно этого цвета. – Думаю, с этим я не справлюсь в одиночку, даже если подключу поводок. Не поможете?
– С удовольствием! – обрадовалась та. Непонятно чему. То ли возможности проявить себя, то ли победе в кратком споре. – Ваши родители будут просто в восторге, когда вас увидят. И, думаю, родители слечны Шайс тоже.
– Полагаю, им бы больше понравилось, будь я мужчиной, – ответила синеглазка, следуя в сторону ширмы.
– Вы лучше, чем мужчина. Вы – некромаг. Причём, отменный! Я не очень много знаю о вашей последней битве, но многие ли могут похвастаться победой в схватке с превосходящими силами, да ещё и сопровождающейся захватом пленников!
– Меня, кстати, это сильно беспокоит, – заметила Броня. – Мы слишком легко забрали двух некромагов. Явный молодняк. Где их родители? Почему не вмешалась Сковронская?
– Оставьте вы эти переживания, – юная хозяйка закинула платье на край ширмы и тут же зашуршала упаковкой с нижним бельём. – Кто знает, что там произошло? Быть может, настоящая подмога попросту не успела приехать. А, быть может, Сковронский решил, что дешевле отдать двух студентов, которые, всё равно, ничего не знают, нежели устраивать масштабный бой с разрушениями на чужой территории.
– Значит, ничего не знают, да? – это выглядело логичным.
– Говорю же вам, оставьте переживания, – слечна Маллой опустилась на корточки рядом с гостьей, чтобы… помочь с бельём.
– Думаю, с этой частью я могу справиться сама, – решилась, всё же, настоять Броня, инстинктивно делая небольшой шажок назад.
– Ну, как хотите, – забавно надулась голубоглазка и протянула злополучный украшенный кусочек ткани, больше похожий на нечто “парадное”, нежели предназначенное для повседневной носки. Впрочем, долго обиду юная хозяйка дома держать не стала. Теперь ведущей эмоцией стало ехидство. – Я не ожидала, что вы будете испытывать неловкость. По крайней мере я ничего подобного не чувствую, когда мне помогает камеристка. Это из-за того, что ситуация излишне бередит вашу кровь?
– А это сильно важно? – спросила безродная, пытаясь надеть нижнее бельё прямо под полотенце.
– Вы в прошлой жизни были мужчиной?
Неожиданный вопрос заставил Броню на секунду замяться. Опомнилась гостья, впрочем, весьма быстро.
– Я что, похожа на мужчину?
– Я, скорей, ориентировалась по вашим постельным вкусам, – хитро улыбнулась собеседница. – Хотя, ваша излишне холодная рациональность добавляет очков моей теории. Кажется, я попала в цель.
– А, может, предположение было настолько нелепо и оскорбительно, что попросту не могло вызвать иной реакции? – безродная подарила юной хозяйке холодный взгляд.
– Ну-у-у… – Маллой-младшая всё также сидела на корточках, глядя на гостью снизу вверх. – Я бы не сказала, что хочу вас оскорбить, намекая на недостаток женственности. Напротив, я пыталась подчеркнуть, сколь много в вас мужественности.
Ответа не последовало. Лишь молчаливый взгляд синих глаз. Улыбка на губах хозяйки дома начала тускнеть.
– Ещё и ваши вкусы… вы ведь из низкого рода, где свободы нравов быть не может…
Маллой-младшая слегка поёжилась от неуютности атмосферы. Но ни единый мускул на лице Брони не дрогнул. Не было и намёка на истинные мысли. Ни тени подсказки.
– Я… прошу прощения. Позволила себе лишнего. Я пребывала в игривом настроении, и мне показалось это уместным, – дочь ректора опустила голову. – Это моя ошибка. Я была не права.
Лишь сейчас безродная, наконец-то, решилась заговорить.
– Если вы позволите мне сказать, то сейчас было бы уместней, с вашей стороны, уделить время своему брату. Когда мы прибыли в усадьбу он просто “потух”. Словно бы превратился в выцветшую фотографию, в угрюмый карандашный набросок самого себя, – Броня великодушно сделала вид, будто бы оказия забыта. Осталась в прошлом, и теперь юной хозяйке оставалось лишь поставить на этом решении печать. – Думаю, если вы сказали то, чего говорить не следовало, то и я имею такое право. И коли атмосфера стала слишком тяжёлой, я не обижусь, если вы меня покинете и пришлёте горничную.
– Я… нет… – собеседница мотнула головой. – Вы правы. Благодарю, что позволили мне остаться, – она потянулась за следующей деталью нового облика Брони. – Мы продолжаем.

 

3.
Лёгкие туфельки прекрасно сидели на ноге. Броня была категорически против шпилек, но бороться за право на удобную обувь не пришлось. Кто бы не подбирал одежду для гостьи, он оказался достаточно разумен, чтобы не ставить уставшую после битвы некромагичку на каблуки. И не столь важно, кому пришла в голову столь светлая идея: хозяйкам дома или же их служанкам.
Да и само платье не было настолько неудобным, как могло изначально показаться. Вступать в бой в голубом пышном одеянии с жёстким корсажем и открытыми плечами девушка не решилась бы, однако перемещаться по дому можно было не испытывая боли, и единственным, что приходилось учитывать, оставались габариты юбки. В таком по компактной квартирке типовой многоэтажки не походишь. Обязательно всю мебель оботрёшь и за каждый угол зацепишься. Однако, в усадьбе Маллоев подобных проблем не возникало: вот вам и оправдание для неуютной просторности интерьеров.
Про себя Броня отметила, что от её покоев до покоев родителей нужно было протопать довольно большое расстояние. Казалось бы, разве не логичней поселить родственников поближе друг к другу? Однако, всё вставало на свои места, стоило лишь попытаться мыслить категориями шляхты. Все эти семьи простолюдинов получили укрытие в усадьбе лишь благодаря просьбе безродной некромагички. Из всех гостей, лишь она представляла для Маллоев ценность и, стоило предположить, что её комнаты находились ближе к главным залам и покоям самих господ. Все остальные оказались лишь помехой. Нежелательными элементами.
Скорей всего, семья ректора рассудила, что проще и дешевле обеспечить безопасность этих людей именно в усадьбе. Возможно, предполагалось, что междоусобица со Сковронским надолго не затянется. Возможно, это просто был красивый жест. Мол, “посмотрите, слечна Глашек, мы не брезгуем не только вами, но и абсолютно не связанными с магией простолюдинами”. Вот только, инспектору Воржишеку и его семье, например, места в усадьбе никто не выделил.
А, быть может, решение принималось на основании суммы факторов, и позволило одновременно сэкономить и выпендриться своей продвинутостью, прогрессивностью и близостью к простому народу.
Так или иначе, в крыле, где располагались покои родителей Брони, комнаты оказались куда как меньше. Раза в два. Они всё ещё выглядели дорого-богато, но не заметить разницу мог только слепой. Маллои, конечно, согласились жить под одной крышей с челядью, но предпочли держаться от неё подальше.
Благо, средства позволяли. Пролетариат получил свою малую столовую, малую гостиную, доступ в малую библиотеку, и много чего ещё с приставкой “малая”. Целая малая инфраструктура, несмотря на свою “малость” избыточная с точки зрения привыкших жить без излишеств безродных гостей.
Идеи пожаловаться на такую несправедливость в голове некромагички не возникло. Какой смысл? Поместье ректора УСиМ – одно из безопаснейших мест в Праге. Нет, во всей Богемии. В нём, кроме шуток, можно было пережить прямой ядерный удар, благодаря наличию у ректора в частной собственности магических башен с огромными запасами праха. Именно так! Целые башни, в структуру которых вплетено до лешего золота и кости, использовались в качестве волшебных палочек. Подобным инструментарием можно конец света и устроить, и предотвратить. Сковроноскому попросту было нечего противопоставить подобной мощи.
Безопасность семьи была главной целью Брони. И цель эта была достигнута. Чего ещё желать?
Конечно, хотелось бы и самой жить здесь, в “малых” покоях. Подальше от интриг шляхты и её аппетитов, пугающих своей неутолимостью. Однако, за всё приходится платить. Да и не сбежать от политики. Если ты не интересуешься ей, она заинтересуется тобой. Придёт в твой дом, наведёт свои порядки. Бороться с политикой невозможно. Она – явление, порождённое самой природой человека. Покуда существуют люди, и будут эти люди сбиваться в большие группы, будет существовать и политика. Она неистребима и непобедима.
А если не можешь бороться – возглавь.
Именно такими были мысли в голове Брони, когда она, следуя указаниям прислуги пыталась найти родных. Как оказалось, они, вместе с семейством Илеги в полном составе, расположились в малой гостинной. О причинах такого собрания гадать не приходилось, и сцена, открывшаяся некромагичке по прибытии к пункту назначения, лишь подтвердила предположения.
Илега стояла в центре комнаты и, активно размахивая руками, экспрессивно вещала благодарным слушателям историю невероятной победы своей elsis над коварными и злыми некромагами Сковроноского. Стиль повествования намекал на то, что с к десятой итерации рассказа количество вражин вырастет минимум раза в три, а сама Броня обретёт силу Геркулеса, скорость Гермеса и магический навык самого Аида. Как минимум. А, как максимум, станет форгерийским воплощением мемного Чака Норриса.
Одеяния ораторши явно говорили о том, что ей выделили покои где-то неподалёку от комнат некромагички. Платье цвета сирени, миленькое, с рюшечками и оборочками. Гардеробом иных гостей ни хозяева, ни слуги не озаботились, а значит, предполагалось, что Илеге тоже придётся выходить в свет. Возможно, в статусе фаворитки Брони.
Слушатели же разделились на два лагеря. Не столько по своему отношению к рассказу, сколько по принадлежности к разным фамилиям.
Глашеки, ожидаемо держались подальше от шумной сказительницы. Глава семейства сидел с мёртвым, бледным, непроницаемым лицом и смотрел куда-то в пол. Весть о боевых подвигах дочери для него была, в первую очередь, вестью о беде, пришедшей в дом. Первой ласточкой, предвещающей череду проблем, требующих от его ребёнка подвергать свою жизнь опасности. И это настроение резко контрастировало с неудержимым оптимизмом мамы. Казалось, будто бы она взяла на себя ответственность лично выразить отношение всего семейства к рассказу Илеги. Для родительницы, со всей своейственной ей гиперэмоциональностью, подобная ноша не была неподъёмной.
Привычка матери бурно реагировать на любое событие, при этом каждый раз находя повод улыбнуться, смотрелась тем любопытней, что выглядели они с Броней не как представители разных поколений, а как сёстры-близняшки. Их проще было отличить по цвету глаз, чем по каким-либо иным признакам. Если очи цветом подобны тропической листве, значит пред вами Глашек-старшая.
А вот лицо брата выражало что-то крайне сложночитаемое. Будто бы он одновременно проглотил кислый лимон и узнал, что выиграл три миллиона злотых в лотерее. И, пожалуй, он был крайне хорошей репрезентацией реакции родителей Илеги.
Эта благочестиво выглядящая чета также разрывалась между опасениями за будущее и радостью за свою дочурку. Если честно, в их случае Броня почитала бы, что дурных новостей гораздо больше, чем благих вестей, однако тут, скорей всего, сказывались особенности атмосферы рассказа. Суровая мрачная задумчивость попросту тонула в бурной радости сказительницы и одной крайне эмоциональной слушательницы..
На удивление, внешность родителей Илеги не была “острой”. Напротив. Папа казался сложенным из квадратов суровым мужиком, идеально подходящим на роль старого потёртого вояки, а внешность мамы лучше было бы назвать “круглой”. Не в том смысле, что женщина заплыла жиром, ибо превышение веса пусть и было, но небольшое, а с точки зрения, при помощи каких геометрических фигур её проще всего было бы изобразить на бумаге. В общем и целом, чета Шайс выглядела настолько стереотипно, насколько возможно: суровый сильный папа и мягкая домашняя мама.
Последним действующим лицом была девочка, вероятно, приходящаяся Илеге сестричкой. Примерно одного возраста с Лёвой, грубоватая на вид, с преобладанием в облике рубленных прямых линий, но всё ещё остающаяся женственной, несмотря на тягу к унисексу и мешковатости шмоток. Её основной реакцией была, пожалуй, злорадная кровожадная усмешка, с какой, обычно, подобные рассказы – правда, о похождения выдуманных героев, а не реальных – выслушивают мальчишки.
– И тут я выбегаю на крышу! – Илега встала в позу для стендовой стрельбы, собрав из двух рук классический жест “пистолетик”. – Ни с места! Я не побоюсь нажать на спуск! О! Броня?
Рассказчица, наконец, заметила стоявшую в дверях девушку и посчитала это событие достойным поводом прервать повествование. Всего через две секунды некромагичка оказалась заключена в объятия столь крепкие, будто бы с момента последней встречи elsis и lesis прошло лет десять. Цель обнимашек даже отреагировать совершенно не успела.
– Мам! Пап! Иренка! Знакомьтесь! Это Броня Глашек, – на время представления объятия не прекратились, а лишь ослабли. – Это о ней я вам рассказывала: мы встречаемся.
– Это она?! Круть какая?! А что бывает, если засверлить человека без магического щита?! – тут же подскочила с места кровожадная младшая сестрёнка Илеги.
– Дорогая! Ты в порядке?! Ой, как же мы заволновались, когда к нам пришли люди Маллоя! Мы даже не знали, что и думать! – это уже мама оказалась рядом, чтобы тоже повиснуть на шее дочурки. – Я так рада, что ты, наконец-то с кем-то встречаешься!
– Спасибо, что вы о нас заботитесь! – поспешил вставить свою благодарность самый квадратный из присутствующих мужчин. Чтобы выразить всю глубину своей признательности он даже не поленился поклониться.
Бедная Броня не привыкла к такому количеству внимания. Первые секунды ей даже захотелось вырваться из объятий, отшатнуться и криком заставить всех замолчать. Однако, что приемлемо в семье, среди людей хорошо понимающих истинные причины твоих поступков, то абсолютно неуместно при знакомстве с родителями твоей… кхм… девушки.
В итоге некромагичка лишь закрыла глаза, медленно выдохнула и попыталась просто переждать бурную реакцию представителей сразу двух семейств. Не имея обратной отдачи от виновника торжества, люди, обычно, замолкают. Главное в этом деле выдать истинную, непробиваемую ничем отрешённость. Потому и глаза лучше закрыть.
Благо, долго ждать не пришлось. Столь простой психологический трюк сработал, как часы. И вот, убедившись в отсутствии галдежа, Броня, наконец, могла себе позволить поднять веки.
– Присаживайтесь, – пригласила она окружающих, часть из которых вполне могла считать, что в присутствии некромага, пусть даже безродного, они сидеть не имеют права. Пришлось взять паузу, пока все желающие – в их число, очевидно, не входила Илега – наконец, воспользуются приглашением. Лишь затем девушка смогла продолжить. – Для начала… давайте представимся, как положено.
Порядок знакомства был чётко регламентирован правилами богемийского этикета. И не то, чтобы некромагичка, обычно, следовала ему неукоснительно, но стоило изменить свои привычки, учитывая все обстоятельства.
Раньше других имена и положение незнакомцев должен был узнать обладатель самого высокого статуса. То есть, сама Броня. Затем, следующий за ней, в порядке уменьшения статуса, в данной ситуации определяющегося, в первую очередь, степенью отношений с единственным присутствующим некромагом.
– Илега, милая, представь своих родных.
– Да, конечно, – русоволосая попаданка кивнула. – Броня, это мои мама, папа и сестрёнка Иренка.
– Мне так и звать их “мама” и “папа”? – не удержалась от ехидства синеглазка. – Или, может, не будем торопить события, особенно в условиях, когда это может привести к путаннице?
– Кхм… – кашлянул в кулак квадратный “папа”, пытаясь как-то потактичней привлечь к себе внимание. – Простите, мою дочь. Из-за своей прошлой жизни она слишком много себе позволяет. Меня зовут Эдвард Шайс. Я человек не очень высокий. Работаю кладовщиком в интернет-магазине. А это моя жена, Светланка Шайс.
– Здравствуйте, – со смущённой улыбкой вставила неуверенное приветствие женщина, на всякий случай чуть привстав с места, чтобы изобразить подобие поклона.
– И дочка, Иренка. К сожалению, она очень подвержена дурному примеру своей сестры.
Подверженный дурному влиянию предмет разговора демонстративно фыркнула, демонстрируя всю степень своевольности и неуправляемости.
Это заставило некромагичку нахмуриться.
– Иренка, подойди, – строго велела она.
Серьёзный тон Брони оказался достаточно проникновенным, чтобы повлиять даже на эту мелкую оторву. Младшая сестрёнка Илеги встала с кресла и не очень уверенно двинулась в сторону синеглазки, да так и застыла на дистанции чуть большей, чем расстояние вытянутой руки.
Что же? Броня не была гордой. Она сделала один шаг, частично, при этом, ослабляя обнимашническую хватку своей lesis, и взялась двумя пальцами за подбородок Иренки.
– Если ты действительно очень подвержена дурному примеру своей сестры, однажды ты либо нарвёшься на очень неприятное проклятие, либо спасёшь некромага.
– Э-э-эм… – неуверенно потянула Илега. – Я проклятий не ловила и некромагов не спасала. Я хотела тебя спасти, но этого не требовалось. Ты отлично справилась сама.
– Мне не было нужно, чтобы ты начала стрельбу, – парировала синеглазка. – Это могло бы тебя подставить под удар. Но твоё вмешательство дало мне несколько секунд, крайне эссенциальных в вопросе битвы. Если бы не они, мне пришлось бы благодарить за спасение не тебя, а Маллоя-младшего. А я не горю желанием быть хоть в чём-то обязанной Маллою-младшему.
– Оу… я… об этом не думала, – честно призналась русоволосая попаданка.
– Тем не менее, – Броня слегка мотнула головой. – Иренка, с такими характерами, как у вас с сестрой, попросту нельзя существовать в этом мире, не имея протекции. А я не собираюсь обеспечивать протекцию в пустоту. Я жду, что ты воспользуешься ситуацией и возьмёшь курс на поступление в УСиМ. Если я увижу старания, то смогу дать рекомендацию.
– Что? Рекомендацию? Здорово! – у малышки брови, кажется, с лица попытались убежать от удивления.
– Я бы не торопилась так радоваться: принцип рекомендаций ставит тебя в подчинённое положение по отношению ко мне. Хотя, быть подчинённой одному конкретному некромагу, пожалуй, лучше, чем зависеть от доброй воли каждого встречного представителя шляхты, – заключила Броня, отпуская, наконец, подбородок новой протеже. – Не думаю, что у тебя имеется большой простор в вопросе выбора сюзерена.
– А зачем выбирать кого-то другого? – девчушка отскочила на пару шагов и ударила по воздуху достаточно хорошо поставленной двоечкой. Судя по всему, папа постарался. – Одна против четверых! Потом вдвоём против отряда спецназа!
– По-моему, это был не спецназ, а кучка особо бронированных ЧОПовцев, – задумчиво уточнила Броня. – Но, не суть.
Она обернулась в сторону родителей. Какая же процедура знакомства в Богемии неудобная. Как в Маньчжурии? Первым представляется самый младший по статусу, следом – тот, кто чуть старше. Всё просто и понятно. Всего один параметр, за которым требуется следить. Но кому-то показалось, что это слишком легко. Пусть первым звучит имя человека с наиболее высоким статусом, но из тех, с кем ещё не успел познакомиться человек со статусом ещё выше. И не забудьте, когда встречаются две толпы, что имена не должны звучать дважды, иначе это неуважение! Ужас.
И вот дилемма. У кого сейчас статус выше? Все известные некромагичке правила говорили о том, что сразу после некромага идут его родственники из числа челяди, по старшенству с учётом пола и типа родственных связей. То есть, ниже слечны Глашек должен стоять пан Глашек. Однако, по мнению Маллоев, не он, а Илега должна получить покои поближе к шляхте. И тут, как ни крути, высокородные получше разбираются в тонкостях этикета.
Но… здесь статусы раздавала Броня. А, значит, выбирая порядок представления, она продемонстрирует личное отношение.
– Отец. Мама. Брат, – обратилась она к родным, подчёркивая их важность в своей жизни. – Это Илега Шайс. Она учится на учителя. В недавнем бою её смелость и инициативность спасли меня от лёгкого кратковременного приступа смерти и необходимости быть благодарной сыну хозяина этого дома за воскрешение. И, да, мама, мы с ней встречаемся. И, нет, мама, я не знаю, насколько это в итоге будет серьёзно.
– Ой, да ладно тебе, – лукавые улыбка и прищур пани Глашек без капли жалости уничтожали официоз сцены. – У вас, у некромагов, в этом вопросе всё очень даже свободно.
– Я знаю, не в этом дело, мама, – синеглазка не выдержала и прикрыла лицо рукой. – Даже если бы рядом со мной стоял бы молодой человек, я бы сказала, что не знаю, насколько всё серьёзно.
– А как же внуки? – подал голос хмурый-хмурый пан Глашек.
– Некромаги могут сделать внуков магией, – пояснила ему жена, зачем-то в воздухе рисуя руками круги, намекая не то на материнскую утробу, не то на процесс слепливания чего-то с чем-то. – Причём, давно уже. После первых опытов с гомункулами и клонированием. Сначала слили две яйцеклетки. А потом, кажется, лет через пятьдесят, смогли двух сперматозоидов слить и получить зиготу. Магия.
– Мама! – слегка ошарашенно воскликнула Броня.
– Чего только не придумают, – закатил глаза мужчина. – Ну, раз так, то чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось.
– Папа! – новый возглас некромагички мало чем отличался от предыдущего.
А, тем временем, рядом хихикала Илега. Заразительно хихикала. Самые младшие уже подхватили, да и пани Шайс подозрительно прикрывала рот ладошкой.
– Ну, если до этого дойдёт, то вынашивать буду я, – влезла в разговор остроносая. – Это даже не обсуждается. Ты у нас воюешь, тебе нельзя себя сковывать на девять месяцев.
– Бенэ, – взгляд синих глаз был устремлён к потолку в надежде найти немножечко поддержки от всевышнего. – Но только если до этого дойдёт. У нас было, считайте, всего одно свидание, и то, неудачное. Рано ещё судить.
– Рано, – кивнула Илега. – Но разве можно назвать это свидание неудачным? Ты на меня произвела неизгладимое впечатление. И я на тебя, судя по всему, тоже. Так ли важно, что подобный эффект получен не за счёт пустопорожних разговоров, а при помощи активных действий, взаимной помощи, беспокойства друг за друга? Причём, не показного. Реального.
– Настолько сильное, что ты уже хочешь от меня детей? – некромагичка опустила взгляд на lesis и хитро прищурилась.
– Ну, э-э-э… – только и смогла ответить та, под взрывы дружного смеха со стороны двух семейств.
Официальность обстановки пошла на дно.
– Ладно, Бронь, – утирая выступившие от смеха слёзы, произнесла мама. – Ну её, к лешему эту официальную часть. Мы уже успели все перезнакомиться, пока тебя ждали. Так что, давайте красотки, усаживайтесь поудобней. Каждый в этой комнате хочет знать, чем же закончилось это ваше “деятельное свидание”.

 

4.
Кажется, мобильный пропал с концами.
Сколько времени Дарк уже потратил на поиски несчастного устройства? Минут пять? Десять? Он уже плюнул на всё и начал подсвечивать себе заклинанием, обратившим оптический прицел кинжала в фонарь.
Ничего. Телефон словно в воду канул!
Молодой человек сделал паузу. Немного отдыха, прямо здесь, у коварных мобиложрущих зарослей. Не было смысла даже отходить куда-то, если через пару минут вновь возвращаться к поискам.
Именно так, сидя на корточках, он и встретил сестру, возвестившую о своём приближении характерным цоканьем каблучков по брусчатке.
– Что? Специально искали меня? – недовольно спросил он, не поворачиваясь лицом к нелюбимой родственнице. Без очков Даркен чувствовал себя голым.
– И в мыслях не было… пока сразу две наших гостьи не повелели мне это сделать, – Гиа лёгким кивком велела камеристке отойти прочь.
Как будто бы хоть кто-то мог бы поверить в иллюзию приватности разговора. Хитрая служанка обязательно всё подслушает. Благо, только она: скорей всего сестричка не желала, чтобы рядом ошивался ещё кто-то, и именно затем отослала Луцину: шугать ненужных свидетелей беседы.
– Вы на побегушках у челяди теперь? – невесело усмехнулся некромаг.
– Не смешно… – Гиа нахмурилась и чуть склонила голову. Несколько непослушных локонов выскользнули из причёски и упали на лицо. Вряд ли кто-то предполагал, что за этим напряжённым жестом, обещающим, что к продолжению реплики придётся прислушиваться, чтобы уловить каждое слово, последует громкий выкрик. – Братик – дурак!!!
Гиацинт постаралась от души. Неизвестно, откуда она взяла столько воздуха в лёгких. Дарк от неожиданности с корточек плюхнулся прямо на седалище, а с соседних деревьев в испуге вспорхнули дремавшие доселе птицы.
– Это… ещё почему? – степень непонимания ситуации Маллоем-младшим была достаточно велика, чтобы вопрос прозвучал неосознанно.
На самом деле Даркену совершенно не хотелось знать, почему сестрица считает его дураком. Но было уже поздно. Ларец Пандоры открылся. И вряд ли получится остановить этот поток словоизвержения прежде, чем он иссякнет сам.
– Потому что дурак! Потому что не видишь очевидного! Отцу противно и больно, что ты от нас отдаляешься! Матери противно и больно, что ты от нас отдаляешься! И, самое главное, мне противно и больно, что ты от нас отдаляешься! Когда мы в последний раз все ели за одним столом?! Твоё место всегда пустует! Последние полгода тебя дома почти не бывает! Приказы челяди?! Да ты только ради этой челяди второй день подряд домой приходишь! – обвинения сыпались одно за другим. Не было и мгновения, куда можно было бы вставить оправдания или ответный упрёк. Так говорит кто-то, кто хочет, чтобы его услышали, но не желает слышать других. – Где бы ты сегодня ночевал, если бы слечна Глашек не появилась бы в нашей жизни? Где. Бы. Ты. Ночевал?
Уж точно не в усадьбе. Нет, не в доме родителей, а в квартире-студии в Хемлоке.
Ну, как женщины это делают? Во всех мирах! Они ведь любой спор вывернут наизнанку. Всё обернут в свою пользу так, что ты ещё и виноват окажешься. Истина не столь важна, ибо ненадёжна. Истина – она ведь тоже женского пола.
Дарк уже чувствовал себя виноватым. Но он не мог так просто сдаться.
Почему он должен был думать о чувствах тех, кто сам не думал о его чувствах?
– А зачем мне здесь находиться? – тихо, неторопливо, старательно подбирая слова, ответил молодой человек. – Чтобы слышать вечные упрёки? Я не хочу чувствовать себя ребёнком второго сорта!
– Второго сорта? – у Гиацинт аж челюсть отвисла. Она начала часто-часто моргать. Реакция явно не была отрепетирована заранее. Удивление искреннее, неподдельное.
– Ну, да! – развёл руками некромаг. – А вы как думали? Неужели не замечали, что вам спускается с рук то, за что с меня бы шкуру содрали.
– Братик-дурак!!! – как оказалось, прошлый крик был далеко не пределом возможностей сестрички. На сей раз Гиа основательно постаралась. Даже вытянула руки со сжатыми кулачками вдоль тела и зажмурилась. – Неужели не понятно, что это, как раз, потому, что ребёнок второго сорта – это я! Не мне быть наследником! А я и не хочу! В прошлой жизни наследником не была, и в этой не буду! Не хочу я участвовать в сражениях, принимать тяжёлые решения и нести ответственность за жизни других! Потому и дрессировать меня так не надо, – воздух в лёгких у сестрички, всё-таки, заканчивался. Голос стал тише. Кажется, и эмоции уходили, пуская на смену опустошённость. – Мне надо быть красивой и гостеприимной. Радовать глаз. Выйти, за кого скажете вы с папенькой. Улыбаться ему. Не я стану следующим ректором УСиМ. Ты.
И что тут ответить? Что же получалось? “Сам придумал – сам обиделся”? Разве не мог Дарк догадаться обо всём этом раньше? Мог. Ей богу, памяти и знаний на полтиник, а мозгов, как у девятнадцатилетки сопливого! Но ведь ничего подобного и в голову не приходило. Конечно, при желании, всегда имелась возможность найти оправдание: ведь с родителями, к примеру, было бессмысленно разговаривать. Мама во всём поддерживала отца и постоянно повторяла, что тот хочет, как лучше, а отец… Маллой-старший никогда не признавал свои ошибки вслух и считал, что лучший способ воспитания – именно что дрессировка. Все разговоры оказывались бесполезны, потому как каждый раз они проходили в обстановке, когда оба собеседника верили, что их понимают.
Но это было не так.
И, в какой-то момент истина “разговоры – бесполезны” стала казаться аксиомой. Выводы, которые сделал Дарк для себя, казались ему логичными и полностью объясняющими поведение отца. Глашек над таким походом обязательно посмеялась бы, поспешив напомнить, что у любого явления может найтись великое множество объяснений, и выбирать из великого множества надо не первое попавшееся, кажущееся логичным, а то которое кажется наиболее простым и вероятным с учётом всего доступного множества факторов. Зануда просто обожала речи в таком стиле, всегда заканчивая их фразой “а всё остальное – первый шаг к шапочке из фольги”.
Никто не любил её речи, кроме преподавателей. И с преподавателями она становилась крайне словоохотлива.
И ведь, курва, всё правильно говорила. Объяснение, которое предлагала Гиа соответствовало критериям вероятности куда больше, чем то, что выдумал Дарк.
Молодой человек поджал губы. Не зная, что и ответить, он неторопливо поднялся на ноги и отряхнул седалище.
– Я это… телефон потерял… можешь мне позвонить?
Голос звучал тихо. Слегка подавлено. Таким голосом произносят извинения. И пусть ни одно из них не звучало – они подразумевались. Не было смысла говорить громче. Гнев и чувство собственной правоты уже не давили на лёгкие. Они ушли. А что осталось? Сожаление? Пожалуй, нет. Оно ещё не успело заявиться. Чтобы пришло сожаление, нужно немного больше времени на раздумья. В итоге… это, пожалуй, была меланхоличная апатия. Слабая и готова уступить первому чувству, которое придёт на смену тем, что уже показали себя никудышными лидерами.
– Ты мне свой новый номер не давал, – так же тихо ответила сестрица.
Какие чувства испытывала она? Почему её голос такой тихий? Неужели она тоже пыталась извиниться, не сказав ничего прямо? Считала себя виноватой в том, что не разглядела раньше истинных причин конфликта? В конце концов, она ведь тоже лишь выглядела девочкой-подростком, но не являлась ей.
– О, вот как? – действительно. Не давал. Это была одна из мер, посредством которых Даркен всё это время держался подальше от семьи. – Ну и ладно. Кто-нибудь из слуг найдёт. Пойдём? Пройдёмся?
– Да, – клюнула носиком воздух сестрёнка. – Пройдёмся.
Некромагу пришлось взять инициативу на себя. Он подошёл к девушке и аккуратно взял её за плечо.
– Прости меня, Гиа. Дураком был.
– Дураком и остался, – насупилась она.
Ну всё! Разобиделась. Поругалась, пережила стресс, и теперь Дарку её предстояло утешать. Как будто бы она одна нервничала во время этого разговора? Так всегда. Во всех мирах. Форгерия не исключение. Мужчина всегда окажется виноват, всегда будет извиняться.
– Я знаю, – он ободряющим жестом чуть потёр плечико сестры. – Пойдём. Понимаешь, – начал молодой человек, едва они ступили первый шаг вместе, в одном направлении. – В прошлой жизни от меня не требовалось так много. Мне позволяли жить так, как я считаю нужным.
– Ты добился успеха? – в вопросе всё ещё была шпилька. Ненужная обиженная шпилька.
Некромаг сделал вид, что не заметил её.
– Нет. После школы я потратил пару лет на размышления о том, кем хочу быть. После университета несколько лет не работал. Всё искал себя. Точнее, делал вид, что искал себя. Ведь нашёл же. Великовозрастный лентяй, который только и хочет, что тусить и развлекаться. Я себя нашёл, но такой я не был нужен миру.
– Не нужен миру? В чём это выражалось? – не поняла сестра.
– В том-то и дело, что ни в чём. Нужные миру родители очень долго меня терпели и поддерживали. Я был нужен им, и чувствовал себя в порядке. Думал, так оно и должно быть, – небрежно пожал плечами Дарк.
– И ты обижен на папу, что он тебя не поддерживает? – уточнила Гиацинт.
– В каком-то смысле, – губ коснулась усмешка. – Не знаю. Во всём сразу так и не разобраться. Я впервые взглянул на вопрос с иной точки зрения и до сих пор не уверен, что именно я вижу. Я всё ещё не принял решение, нравится мне новый взгляд на мир или нет. Согласен ли я с этой точкой зрения?
– Для того, кто не согласен, ты слишком уж спокоен и расслаблен, – скептически подняла бровь девушка.
Тем временем дорожка слегка свернула в сторону зданий. Кажется, это малые гостевые покои. Челядь от души веселилась. Кто-то требовал “песню”. Долго уговаривать исполнительницу не пришлось и вечерний ветерок подхватил мелодию, дабы донести её до случайных свидетелей из числа шляхты. Один из них даже узнал в гитарном переборе нечто знакомое, но не смог с ходу опознать.
– Потому что понимаю, что бесполезно ругаться, – улыбнулся Дарк. Он довольно долго тянул с ответом. – Мне нужно всё осознать. Понять вашу точку зрения. Сравнить со своей. Выработать аргументы. Оказывается, по-настоящему сложно спорить на тему, которая касается лично тебя. Глаз замыливается. Мышление становится крайне однобоким.
– Вот! Вот такого человека хотел вырастить отец, – губы Гиацинт тронула улыбка. – Я бы так не смогла. Разум превыше чувств? Пожалуй, что нет.
– А жить с нелюбимым мужчиной? – Даркен попытался найти слабость в позиции сестрёнки.
– Думаю, я смогу найти, за что его полюбить. В каждом должно быть что-то хорошее.
– А если не найдётся? – старший брат сдаваться не собирался.
– Тогда… тогда я буду это делать из любви к папе и маме. Из любви к той семье, по указанию которой я вышла замуж, – улыбка девушки стала мягкой, лиричной, мечтательной. – Но я всё ещё уверена, что в каждом человеке есть что-то, за что его можно полюбить?
– Вот как? – скептически хмыкнул Дарк. – А что ты скажешь о слечне Глашек?
– Забыл? Это она и её подруга Илега послали меня поговорить с тобой. И сколько бы времени длилось наше недопонимание, если бы не они? Как далеко оно могло бы зайти? Могло ли оно стать губительным? Ну и, кроме того… разве это не она сейчас поёт?
Молодой человек прислушался.
– Пожалуй что. Голос похож.
– Мы так далеко. Жалко, ничего не расслышать… – разочарованно покачала головой сестра.
– Тогда слушай внимательно, – легонько кивнул некромаг. – Я узнаю эту песню. Не знаю, кто её исполняет в Форгерии и исполняет ли вообще, но у нас её пел парень со смешной фамилией: не то Пиковый, не то Пиковский.
На пару секунд Дарк прикрыл глаза. Довольно сложно вот так, с ходу, уловить ритм, понять, какой именно отрезок исполняется и перевести его. Пусть даже с русского на русский: в альтернативных мирах эти языки, всё же, различались.

 

Давай иди куда скажутъ
И дѣлай то что позволятъ,
Тащи, то что загрузятъ,
Тебѣ всё по плечу,
Мѣняй свободу на платьѣ,
А я такъ жить не хочу.

 

Молодой человек осёкся. Дело было не в переводе: дальше он попросту не помнил текст назубок.
– “Свободу на платьѣ”, да? – задумчиво произнесла Гиацинт. – Нет, я такой песни не слышала.
– Тогда подойдём поближе! – Даркен присел на корточки и резко выпрямился, поднимаясь уже с визжащей сестрёнкой на плече. Та едва-едва успела обхватить его голову двумя руками, стараясь уберечься от падения. – Держись крепче, – добавил некромаг, прикидывая самый короткий маршрут. – Если будем медлить, ты пропустишь куплет.
Назад: Глава 7. Зеркало души
Дальше: Глава 9. Завеса неведения