Глава 16. Зло воплощённое
1.
Броня терпеть не могла эти призывные огоньки мессенджеров.
Каждый раз, когда таковой загорался, девушка испытывала какое-то своеобразное чувство неполноценности, которое грызло душу ровно до тех пор, пока этот несчастный огонёк не погаснет.
Синенькая точка в углу пиктограмки с голубеньким черепом Necrohelper мозолила глаза напоминанием о том, что владелица телефона, заступая на должность в ковене Маллоя-младшего не удосужилась сменить статус в приложении для фриланса. И не то, чтобы это нельзя было сделать сейчас, предварительно написав отказ от заказа. Просто подобная оказия являлась неприятной сама по себе.
Броня крайне не любила несовершенство. И особливо болезненно она воспринимала самый худший его вид: собственные ошибки.
Поэтому стоило ли удивляться, что у неё мигом пересохло в горле, когда она увидела входящее сообщение от пани Вейлис.
“Наше мандариновое дерево ведёт себя как-то странно. Не могли бы вы перезвонить нам, когда освободитесь? Спасибо.”
Дерево, в котором живёт дух мёртвой женщины ведёт себя странно? Определённо, это не то событие, которое перфекционист может просто взять и проигнорировать.
Окна лекционного кабинета моргнули яркой беззвучной вспышкой.
Броня с огромным трудом дождалась перемены, чтобы наконец уже набрать номер своей недавней клиентки.
– Алло, пани Вейлис?
– Слечна Броня? – в голосе собеседницы слышались разом беспокойство и облегчение. – Рада вас слышать… вы так быстро перезвонили…
– Что с деревом? – не стала долго расшаркиваться некромагичка. Она сразу же перешла к прямым расспросам, между делом одной рукой собирая учебные принадлежности. – Вы написали, что оно ведёт себя “как-то странно”. В чём это выражается?
– Оно… дёргается.
Грохот грома. Тяжёлый. Раскатистый. Лишь сейчас он добрался до здания УСиМ, где встретился с весёлым воодушевлённым воем местной студентоты.
– Дёргается? – не поняла Броня. – Опишите, для начала, каких размеров дерево.
– Сантиметров семь, где-то, – неуверенно ответила женщина. – И оно дёргается. Как будто бы пытается из горшка сбежать.
– Оно тянется к вам? К кому-то из членов семьи? Погодите… – девушка осеклась. – Сбежать из горшка в каком смысле? Это больше похоже на страх или на злобу?
– Я… я не уверена… не кажется, чтобы оно хотело нам навредить.
– Когда это началось? – некромагичка отчаянно пыталась понять, нужно ли ей срываться с места уже сейчас, или можно дождаться окончания учёбы, выпросить у Ёлко пару человек в сопровождение, да и съездить на место спокойно и без спешки. – Амплитуда колебаний возрастает?
– Кажется… кажется, волноваться оно начало часа два назад, но тогда это выглядело… как-то мило, что ли? А вот как прямо вырываться начало, так я сразу же вам написала. И с каждой минутой дерево всё сильнее и сильнее…
В этот момент в разговор вмешался грохот.
– Ой, мамочки… – испуганно икнула пани Вейлис. – Кто-то в дверь барабанит.
– Э-э-э… что? – тихий щелчок в голове у Брони возвестил о том, что очередная деталь головоломки заняла своё место. – Не открывайте! Сделайте вид, что вас нет дома!
– Что?
– Возьмите дерево и спрячьтесь с ним где-нибудь! Не шумите! – некромагичку ничуть не волновало, что окружающие оборачиваются на неё. – Дух вашей свекрови предупреждает об опасности…
Броня облизнула пересохшие губы. Ох, как бы ей хотелось сейчас ошибаться. Слишком ужасающими были догадки.
– Бенэ… – женщина на том конце провода не столько сказала, сколько выдохнула это слово.
Как же иногда полезна бывает возможность просто отдать приказ и не тратить время на объяснения. Пани Вейлис не решалась о чём-то спрашивать некромагичку и лишь послушно исполняла странное поручение. По крайней мере на то намекали невнятные шорохи, исправно выдаваемые динамиком телефона, силящегося передать хотя бы крупинку информации на основании того, что тот получал от мобильной сети.
И снова грохот. Столь громкий, что даже находящейся в нескольких километрах от места действия Броне совершенно неиронично казалось, что неизвестные по ту сторону двери всерьёз вознамерились её выломать.
– Это полиция, открывайте! – наконец, представились незваные гости.
“Полиция”. Догадки синеглазой попаданки пока лишь подтверждались.
Пользуясь моментом, девушка несколькими поспешными, но на удивление точными движениями, отключила микрофон своего телефона, чтобы не дай Форд не стать причиной, по которой шавки Сковронских обнаружат укрытие этой милой женщины.
– Это полиция!
Терпения незваных гостей оказалось немного, а потому, всего через секунд тридцать, не более, они начали на самом деле, уже в самом прямом смысле слова, ломать дверь. Много времени им не потребовалось. Пара громких выстрелов и один удар.
И ровно в этот момент Броня поняла: пани Вейлис уже потерпела поражение в этой странной игре в прятки. Ведь, услышав столь близкий грохот канонады, она не удержалась и громко, тоненько вскрикнула. Да, женщина тут же замолчала. Быть может, даже зажала себе рот ладонью. Но было уже поздно.
Она дала цепным псам Сковронских знать, что в доме кто-то есть.
Как будто бы им других подсказок было бы мало. Некромагичка понимала, сколь ничтожными являлись шансы, что этот наивный план сработает, изначально: наверняка в квартире имелось достаточно свидетельств присутствия живого человека. Что-то на плите шкворчало, или же телевизор оставался включен, но поставлен на беззвучный, либо же уборка была в самом разгаре.
Броня стояла без движения. Даже дыхание задержала, хотя с выключенным микрофоном подобное попросту не имело никакого смысла. Разум оставался чист. Ни единой мысли, отличной от попыток воспроизвести происходящее в доме Вейлисов по обрывкам реплик и искажённым телефонным динамиком звукам и шорохам.
Некромагичка не обращала никакого внимания на то, что происходило рядом с ней. На усмешки однокурсников, на лишённые всякой фантазии подтрунивания и выкрики. Здесь, в аудитории, было только её тело. Разум же находился в самой гуще событий.
Этот разум без труда вспомнил типовую планировку той самой квартирки, в которой ещё совсем недавно Броне довелось провести первый, в истории современной Богемии, дендромагический ритуал создания древа-хранителя. Девушка с лёгкостью опознавала скрип дверей шкафа, шуршание выбрасываемых на пол постельного белья и одежды, грохот переворачиваемой мебели. Она абсолютно чётко слышала тот страшный приказ.
– Я слышал бабский визг: найти и схватить всех, кто есть в этой халупе… раз-два-три-четыре-пять, мы идём искать!
Разум легко выстроил картину поимки пани Вейлис. Грохот перевёрнутой на бок кровати. Короткий удар в живот прервал перепуганный женский визг и сбил дыхание. Картина, абсолютно дикая с точки зрения мира, в котором Броня жила раньше, но абсолютно обыденная для Форгерии.
– И с кем это ты, интересно, говорила? – насмешливо спросил мужской голос у пленницы. – Ладно, сейчас узнаем. Алло? Это полиция. Назовите себя.
Указательный пальчик некромагички тапнул по иконке с перечёркнутым микрофоном. Не было более никакого смысла таиться.
– Ты не в том положении, чтобы требовать отчёта или ответа, – речь синеглазки звучала на удивление спокойно, даже тихо, однако не различить угрозу в этом змеином шипении мог лишь глухой. – Между мной и тобой пропасть, которую такое безмозглое ничтожество, как ты, не сумеет преодолеть даже за три сотни жизней…
– Я в том положении и в том праве! – перебил её собеседник. – Я уполномочен лично Рагцигом Сковронским…
– Врываться в дома безоружной челяди? Не смеши мои тапочки, – короткий нервный смешок звучал совершенно неуместно. – Извинись перед этой женщиной, поправь ей мебель, запили обратно дверь и уйди. Нет, не уйди. Беги...
– НЕМЕДЛЕННО НАЗОВИСЬ, КУРВА!!! – не выдержал мужчина.
Воцарилась недолгая пауза. В разговоре, не в аудитории: беззаботная юная шляхта была бесконечно далека от проблем простого народа. Местная студентота откровенно веселилась, вспоминая традиционную форгерийскую детскую забаву, заключавшуюся в том, чтобы между вспышкой молнии и раскатом грома вставить как можно больше слов, хулящих врага рода человеческого.
Его именем Броня и решила представиться.
– Странно, что ты меня не узнаёшь. Ведь это я сегодня ночью скреблась в твои окна. Я – самый страшный кошмар таких ублюдков, как ты. Я – Лешая.
Девушка повесила трубку. Характерный звук, похожий на стон умирающего, возвестил о разрыве соединения ровно за секунду до того момента, как грохот разверзнувшихся небес в очередной раз докатился до аудитории.
Не было смысла и дальше угрожать этой трусливой шавке Сковронских. Блеф не сработал. Время слов прошло. Теперь настал черёд действий.
Вот только… каких действий У безродной некромагички имелось не то, чтобы много ресурсов, чтобы хоть как-то повлиять на происходящее. У неё даже не было полноценного понимания актуального положения дел. Что именно происходит? Зачем шляхте совершать налёт на какую-то беднющую квартирку? Связано ли это как-то с тем фактом, что Вейлисы недавно общались с некромагичкой из УСиМ или же просто всё так неудачно совпало?
Броня не знала ответов на эти вопросы. Однако ей был известен человек, работой которого было знать, что именно происходит в чужих головах.
2.
Как оказалось, не так-то просто найти Ёлко, когда она не хочет, чтобы ей мешали.
Свидетелей, которые могли бы подсказать, куда нужно идти, было немного. Тех, кто не стал бы ради шутки над безродной указывать неверное направление – и того меньше. Гало на переменах предпочитал совершать набеги на автоматы и лавки со съестным, а не составлять компанию главному аналитику ковена. Дозвониться же до занятой неформалки тоже оказалось непросто: по крайней мере Броня провисела на второй линии достаточно времени, так и не дождавшись ответа.
Впрочем, не Ёла была главным интровертом УСиМ, и поиски затянулись лишь потому, что синеглазая попаданка переоценила степень осведомлённости своей цели о тихих и уединённых уголках родного университета: вместо того, чтобы занять позицию где-нибудь под трибунами в спортзале или на верхних ступенях одной из лестниц, ведущих на крышу, неформалка просто и без затей расположилась в зале для совещаний студсовета. Помимо неё здесь было ещё несколько человек, очевидно ценящих не компанию друг друга, а царившую здесь рабочую атмосферу.
– Есть хоть какие-то сведения о масштабах операции? – попытки Ёлко говорить тихо, с учётом особенностей её звонкого голосочка, выглядели довольно забавно. Броня даже начала догадываться, отчего же правая рука Маллоя-младшего не стремилась к абсолютному уединению во время работы: она мешала окружающим куда как больше, чем они – ей. – Любые: точно известное количество задействованных людей и прикидки. Эй, я плачу за сведения, а не за оправдания.
Синеглазка остановилась в паре шагов от Ёлко и нависла над ней, опираясь одной рукой на крышку стола.
– Жду, – неформалка тапнула по экрану телефона и перевела на Броню нетерпеливый вопрошающий взгляд. – Что-то срочное?
– Очень, – кивнула Броня, размышляя, как бы подать информацию в наиболее сжатом виде. – Силы Сковронских совершили облаву на семью челяди, с которой я недавно общалась. Сами эти люди – никто. У меня есть пара мыслей на тему причин столь странных действий.
Ёлко коротко кивнула и вновь вернулась к разговору.
– Что-то есть? Отлично, скинь на почту. Я изучу. Нет, это я здесь определяю ценность информации, а не ты. Никакой предоплаты, – секундная пауза. – Значит, не получишь ничего.
Девушка вновь тапнула по экрану и перевела на Броню усталый взгляд. Безродной на мгновение подумалось, что эти густые мрачные тени на самом деле скрывают перманентные синяки под глазами. Глупость. Шляхта вполне себе может позволить магические косметические процедуры, избавляющие от необходимости вообще задумываться о следах недосыпа.
– Эта челядь подобна комарам: такие же дохлые, такие же многочисленные, и также жадны до моей крови, – вздохнула аналитик. – Слушаю твои мысли.
– У меня ровно два предположения, – синеглазка сделала вид, что замечание про челядь её никоим образом не касается. – Первое: Сковронские целенаправленно атакуют тех, кто вступал в контакт с кем-либо из студентов или взрослых некромагов УСиМ. В этом случае задачи у облав могут быть следующие: оборвать нам информационные потоки, настроить челядь против нашего универа, по-быстрому заполучить материал для создания высоконасыщенного праха, прикрываясь полицейской операцией, – девушка подняла палец. – Кстати, хочу заметить, что полицейские значки у громил были. Всё мероприятие проходит официально или полуофициально.
– Сразу “нет”, – предостерегающе подняла руку ладонью к собеседнице Ёлко. – Масштабы не те. Столько контактирующих с УСиМовцами просто не наберётся, сколько гребут Сковронские.
– Мне казалось, ты не в курсе масштабов происходящего, – Броня удивлённо подняла бровь.
– Я была бы дурой, если бы работала всего лишь с одним источником. – отмахнулась неформалка. – Предпочитаю иметь возможность сравнить несколько различных массивов данных.
– Тогда остаётся лишь один вариант: в последнем столкновении наша маленькая группа заставила противника потратить изрядно высоконасыщенного праха, – девушка поджала губы. – И теперь враг вынужден спешно восстанавливать запасы. Причём с лихвой, уже представляя, с какой скоростью подчинённые транжирят дорогостоящий ресурс.
Она ненадолго замолчала.
– Какие цифры, Ёла?
– На данный момент мне известно о семи десятках облав.
– Семи десятках?! – Броня почувствовала, как у неё отвисает челюсть. – Да тут какой бумажкой ни прикрывайся, любой дурак поймёт, что на самом деле кроется за этим беспределом.
– Думаю, Сковронским уже всё равно, – пожала плечами аналитик. – Они проиграли. Это предопределённая данность. Это факт. Наш враг познал безысходность и совершает ошибки в отчаянных попытках выжить. Это агония умирающего.
– Вот как… – синеглазка сделала шаг назад. Неуклюжий. Неловкий. Словно бы кто-то только что от души двинул ей битой по голове. – Мы… переборщили? Мы оказались слишком сильны?
– Почему ты говоришь таким тоном, будто бы тебя это не радует? – удивилась неформалка. – М-м-м… Броня? Ты куда?
Ответа Ёлко не дождалась. Её гостья уже торопливо шагала к выходу, не обращая внимания на вопросы своей недавней собеседницы. Высокий писклявый голосок аналитика попросту тонул в жужжащем гуле мыслей. Гуле громком, но невнятном. Подсознательные процессы всегда невнятны. Они сбивают с толку, посылают противоречивые сигналы, заставляют метаться из стороны в сторону без какой-либо конкретной цели.
Броне требовались недюжинные усилия, чтобы просто расслышать в этом белом шуме те немногие суждения и выводы, что были внятно сформулированы сознательной, рациональной частью её личности. Она следовала за ними, не видя ничего вокруг. Как путник, заблудившийся в тумане на болотах, следует за дарующим надежду одиноким огоньком вдали.
Все остальные раздражители были признаны недостойными даже фиксации в памяти. Девушка совершенно не запомнила, как выходя в коридор, столкнулась с Дарком. Она что-то сказала ему. Совершенно не подключая сознания. Скорей всего, извинилась за свою неловкость. И ведь было за что: юная некромагичка двигалась, как марионетка, управляемая пьяным кукловодом.
Её не волновали такие детали. Они были за пределами задачи, на которой сконцентрировались остатки разума. То немногое, что ещё можно было назвать “рациональной частью”, в то время, как всё остальное давным давно потонуло в концентрированной до жидкого состояния ярости. Черепная коробка уже даже не казалась переполненной: голова ощущалась открытым окном на улицу, где бушует непогода, считающаяся одним из самых узнаваемых воплощений лешего.
Броня боялась себя. Броня знала, что она ничуть не изменилась за все эти девятнадцать с лишним лет.
В прошлый раз она погибла точно также.
3.
Нетерпеливый взгляд синих глаз снова остановился на минутной стрелке. Ехидная плутовка оставалась недвижима.
Больше всего на свете Броня ненавидела ждать и догонять. Иронично, что здесь и сейчас ей приходилось заниматься и тем, и другим одновременно: ждать ответа ректора и надеяться, что ответ этот обгонит силы Сковронских.
– О, Семеро… – шептали губы девушки. – Впервые обращаюсь я к вам с мольбой. Мысли путаются… я с трудом понимаю, что я делаю и на что надеюсь, а потому даже не рассчитываю на то, чтобы красиво озвучить свою просьбу. Я понятия не имею, что я за человек: плохой или хороший. Я ненавижу людей. Всеми фибрами души их ненавижу, – злоба, зародившаяся в груди, поднялась вверх по позвоночнику и схватилась за мышцы, заставляющие челюсти плотно сжаться, из-за чего вся последующая речь больше напоминала низкое невнятное шипение. – И я ненавижу вас. Ненавижу за то, что вы допускаете такие нелепые, бессмысленные жертвы. Мне не страшен ваш гнев. Я не первую жизнь проживаю изгоем, ногтями вцепляющимся в землю под ударами судьбы. Я боюсь себя и того, как тонет мой разум в бессмысленных злобе и отчаянии.
Мир Брони сузился до неё и тех часов, минутная стрелка которых застыла на месте, прислушиваясь к тихому голосу, несущему какую-то невнятную околесицу. Не было некромагичке никакого дело до секретарей пана ректора, наблюдавших всю эту картину со стороны. Не было ей дела до случайных свидетелей, что студентов, что преподавателей, заглядывавших в этот кабинет по делу.
Безумная мантра была важна сама по себе, безотносительно того, услышит ли её кто-нибудь или же нет.
– И потому… прошу вас только об одном. Заберите. У. Меня. Эту. Ношу. А если вы, Семеро, отвергнете мою просьбу, я вам клянусь, вам придётся умолять меня о прощении. Идите к лешему.
Чей-то тихий кашель без разрешения и в грязной обуви ворвался в мир девушки.
Броня резко обернулась, даря обжигающе холодный взгляд секретарше, осмелившейся отвлечь некромагичку от её тяжёлых мыслей. Лишь спустя пару секунд ярость уступила место сознанию, понимающему, что крайне глупо злиться на человека, от которого ты ждёшь помощи.
– Demander pardon, – смущённо произнесла красивая молодая женщина. – Пан ректор готов вас принять.
– Бенэ, – рассеянно кивнула девушка, но затем поспешно исправилась. – Премного благодарна.
Броню разрывало от внутренних противоречий. С одной стороны, она была рада, что Маллой-старший соизволил обратить внимание на безродную студентку, самоуверенно заявившую, что у неё есть крайне важная информация по междоусобице. С другой стороны, страх услышать отказ был подобен ведру холодной воды, которую вылили прямиком на спину у самого основания шеи. Крупные мурашки ощущались так, словно бы дыбом встали не незримые мелкие прозрачные волоски, покрывающие кожу любого человека, а густая шерсть на загривке.
Однако синеглазая некромагичка была не из тех, кого страх останавливает или парализует. Её он гнал вперёд, прямо навстречу опасности: дабы побыстрей уже пережить всё самое неприятное и вернуться к своей тихой никчёмной жизни.
Осознать, сколь резкими были её движения, девушка смогла лишь в тот момент, когда дверь кабинета с грохотом ударилась ручкой о стену. Тем это выглядело хуже, что Броня даже не дёрнулась и не поморщилась, услышав столь резкий звук.
Шустрая секретарша, сидевшая ближе других ко входу в кабинет начальства, поспешила вскочить с места и перехватить управление створкой, чтобы не допустить очередного громкого звука, который вполне можно было бы ожидать от эмоционально нестабильной юной некромагички, словно бы испытывавшей особую ненависть ко всем типам дверей.
Недовольно поджав губы, Броня решительно прошла внутрь и остановилась метрах в трёх от мужчины, не осмеливаясь начать разговор прежде, чем это ей будет разрешено.
Однако пан ректор не торопился озвучивать своё высокое дозволение изложить просьбу. Холодные серые глаза Маллоя-старшего с интересом изучали напряжённую девичью фигуру. Могущественнейший некромаг, один из самых знатных и властных людей во всей Богемии, выглядел совершенно расслабленным, даже праздным.
– Присаживайтесь, слечна Глашек, – наконец произнёс мужчина. – Надеюсь, вы не собираетесь злоупотреблять моим к вам хорошим отношением и не надеетесь, что я потрачу на ваше успокоение больше сил, нежели требуется на озвучивание просьбы принести напиток.
– Я не жажду спокойствия, пан ректор, – соврала Броня, послушно усаживаясь на один из свободных стульев. – Мне стало известно, что Сковронские массово устраивают облавы на ни в чём не повинную челядь, чтобы получить свежий материал для высоконасыщенного праха. К текущему моменту времени имеется подтверждённая информация не менее, чем о семидесяти случаях.
– Принесите моей гостье холодного чаю с ромашкой, – обратился мужчина к интеркому, а затем вновь устремил свой холодно-спокойный пронзительный взгляд на студентку. – Что же, слечна Глашек. Примите мои поздравления.
– Поздр… поздравления, – нервно икнула некромагичка.
– А разве вы сюда не за этим пришли? – вежливо поинтересовался пан Маллой. – Не для того, чтобы похвастаться?
– Отнюдь, – девушка нахмурилась. – Вдумайтесь в цифру: семьдесят облав! Это даже не семьдесят человек, а семьдесят семей. И это только известные случаи. Вы хоть представляете, сколько это высоконасыщенного праха?
– Нисколько, – беспечно пожал плечами пан ректор.
– То есть, по-вашему, Сковронские силой захватили такое большое количество людей, просто чтобы снять самый масштабный розыгрыш со времён радиопостановки “Войны миров” Герберта Уэллса? – оскалилась некромагичка.
– Нет, – указательный палец мужчины многозначительно стукнул по крышке стола. – По-моему производство высоконасыщенного праха процесс крайне неспешный. Подождём пару недель и нанесём удар: застанем противника с поличным прямо посреди процесса. Всё, что сейчас происходит в Хотске – на руку нам, – собеседник многозначительно улыбнулся. – Косвенных доказательств стало намного больше, да и свернуть столь крупное нелегальное производство в кратчайшие сроки, чтобы избежать проверки, попросту не получится. Это не десяток человек по-быстрому дезинтегрировать.
– Вот как? – плечи девушки безвольно опустились. – То есть, вы не собираетесь ничего делать?
– Разумеется, собираюсь! – взмахнул руками мужчина. – Но неужели вы думаете, что грамотная подготовка проверки: дело пяти минут? Необходимо озаботиться, чтобы все заинтересованные лица были либо на нашей стороне, либо же держались от всего этого мероприятия как можно дальше. Это довольно сложная рутинная процедура.
Броня не знала, что ответить. Она понуро опустила голову и сейчас смотрела на крышку стола взглядом столь пустым, что, казалось, эта пустота способна поглощать окружающее пространство. Разум устремился вовне, пытаясь найти решение стоящей пред ней проблемы в сплетениях узоров древесных волокон под слоями лака.
Жадное до подсказок воображение давало им жизнь. Оно находило закономерности там, где их быть не может, вычленяя детали и наделяя жизнью жуткие фигуры с деформированными телами и лицами. Эти образы приходили в движение в такт неумолимо приближающемуся стуку.
Тук. Тук. Тук.
Воображение не давало подсказок. Оно лишь рисовало картины жестоких пыток. Болезненная фантазия находила много способов, какими можно довести до отчаяния людей, ежели имеешь доступ к их родным и близким, к их детям и родителям, к их жёнам и мужьям.
Две недели – это невообразимо долго.
Тук. Тук. Тук.
Наконец, стук замолк и девушка вдруг осознала, что смотрит на собственное отражение в чашечке ароматного чая.
– Вам стоит расслабиться, слечна Глашек, – произнёс спокойный, уверенный голос пана Маллоя. – Вы отлично сделали свою работу. Всего за два боя вам удалось довести до отчаяния, пусть даже слабый, но всё ещё опасный род враждебной нам магической школы. То, что происходит сейчас, ваша заслуга.
Во рту у Брони пересохло. С уст юной некромагички сорвался нервный смешок и коснулся гладкой поверхности стоящего перед студенткой напитка, превращая его в волнующееся кривое зеркало, искажающее красивые девичьи черты, преображая их и изменяя, дабы сложить из них образ мерзкого смеющегося чудовища с жабьим ртом.
– Значит… мне и исправлять… – ответила девушка и решительным жестом схватила чашку обеими руками, чтобы затем залпом выпить всё её содержимое.
– Исправлять? – с тихим шелестом отъехало назад ректорское кресло, дабы не мешать мужчине выпрямиться во весь рост. – Вы были бы поосторожней с исправлениями, слечна Глашек. В конце концов, не забывайте, что текущая ситуация меня целиком и полностью устраивает.
Быстрым и решительным движением мужчина обогнул свой стол и в несколько шагов оказался строго за спиной своей гостьи.
– Не забывайте, что я обеспечиваю протекцию вашей семье лишь до тех пор, пока вы показываете удовлетворительный результат в рамках своей работы. Я, конечно, понимаю, столь юной деве, как вы, события последних дней могли изрядно вскружить голову, но спуститесь с небес на землю, – могучие руки мужчины обрушились на плечи Брони тяжким грузом. – У моего лояльного и доброжелательного отношения есть определённые границы.
– У всего на свете есть определённые границы, кроме вселенной и человеческой глупости, – вздохнула некромагичка. – Хотя, насчёт вселенной я не уверена. И всё же… неужели вы так не уверены в том, что удастся доказать измену Сковронских, если нанести удар сейчас? Вы будете намного лучше смотреться в глазах ЕССР, если проявите заботу о простом рабочем классе.
– Даже если бы я хотел, раньше чем через пару недель атаковать не смог бы, – голос Маллоя-старшего стал мягким, вкрадчивым. – Такие люди, как я, обладающие столь большой властью, постоянно находятся в поле зрения других мастодонтов. Каждый раз, когда я совершаю слишком резкие телодвижения, воды политической жизни в Богемии становятся мутными. А зачем мне так рисковать? Ради чего? – мужчина выдержал красноречивую паузу. – В ЕССР никого не волнует жизнь человека, не владеющего навыком некромагии. Вся их забота о “рабочем классе” лишь бравада, чтобы потеснить с пьедестала дворян и заменить их членами компартии. Им будет достаточно услышать от меня заверения, что я искренне старался успеть как можно быстрей. Не сомневайтесь, слечна Глашек, моя спешка приведёт к куда большему количеству жертв, нежели промедление.
Броня молчала. Она вновь ощутила себя совсем, как пару часов назад, во время того неудачного разговора с Фортуной. Реальность от души замахнулась и нанесла удар, но не смогла нанести никакого видимого ущерба. Вместо боли разочарования девушка ощущала лишь пьянящее чувство свободы и ясности.
Пан Маллой отлично знал, что двух недель опытному палачу более, чем достаточно, чтобы создать высоконасыщенный прах. Разумеется, людей Сковронские набрали куда как больше, чем эти самые палачи смогут полноценно обработать. Многих спасут. Изувеченных физически великодушно исцелят, но никого не волнует судьба тех, кто искалечен морально.
Пан ректор озвучил лишь половину правды. Не станет же он, на самом деле, говорить вслух о том, что надеется под шумок прикарманить немного нелегального высоконасыщенного праха. Богатые рода не были бы настолько богатыми, если бы не умели находить выгоду во всём.
– Прошу прощения… мне дурно… – пробормотала некромагичка, отодвигая от себя подальше уже опустевшую чашку. – Мне необходимо выйти.
– Тошнит от политики? – мужчина неспешно убрал руки с плеч своей гостьи и взялся за спинку её стула, дабы помочь студентке покинуть её место за столом. – Мне знакомо это чувство. Не беспокойтесь: со временем вы привыкнете.
– Я не хочу привыкать, – ответ прозвучал весьма резко.
Однако, Броня в этот момент не была похожа на огрызающегося подростка: с интонациями, которые выбрала девушка, обычно говорят люди, твёрдо осознавшие, каким будет их дальнейший жизненный путь.
Даже если путь этот будет весьма коротким.
– Тогда вы либо умрёте, либо сойдёте с ума, слечна Глашек, – не стал спорить со студенткой пан Маллой. – Думаю, вам стоит подумать над этим и принять взвешенное решение.
– Тут нечего думать, – девушка поднялась с места. – Я сделала свой выбор.
– Вот как? – усмехнулся ректор. – Что ж, тогда не привыкайте.
– Вы довольно легко согласились, – подняла бровь Броня.
– Помнится, я уже упоминал об особенностях женского взгляда на мир, – хмыкнул мужчина, поднимая со стола поллитровую бутылку с минералкой. Пластиковая тара в руках столь старомодного джентльмена смотрелась крайне чужеродно. – Мне не понятно, что происходит в головах у представительниц слабого пола. Однако прекрасную половину человечества называют прекрасной не только за внешнюю красоту, но и за то, сколь мягки ваши сердца. Мир стал бы намного хуже, если бы нечем было компенсировать мужскую жёсткость.
– Тем не менее, вы всё равно не приложите больше усилий, чтобы спасти тех несчастных, что попали под горячую руку Сковронским? – нахмурилась студентка.
– Тем не менее, – кивнул Маллой-старший, отвлекаясь на то, чтобы наполнить стакан игристой шипящей прозрачной жидкостью. – Сколь ни был прекрасен женский взгляд, он не учитывает великое множество деталей. Для того и нужны мужчины с их жёсткостью. Лишь вместе мы можем создать гармоничное общество.
– Забавно, что вам кажется, будто бы я недостаточно жестока, пан ректор, – не удержалась от усмешки девушка.
– Не выдавайте желаемое за действительное, слечна Глашек, – хмыкнул мужчина. – Будь вы достаточно жестоки, вас бы не беспокоило несовершенство этой вселенной.
4.
Семеро решили посмеяться над Броней.
Действительно, что им мольбы какой-то иномирянки, решившей, что она имеет право решать, как им, богам, строить их собственный мир. Неравенство людей лежало в самой основе форгерийской морали. Плоть слабого была пищей сильного. И не только плоть. В самом прямом из возможных смыслов: некромаги, стоящие на вершине пищевой цепочки, буквально сжирают души челяди ради самой возможности творить заклинания.
Это первооснова. Это нельзя изменить. Это бытие, формирующее сознание живущих здесь людей. Оно выстраивает по кирпичикам мировоззрение коренных форгерийцев, а затем берёт лом и с громким хохотом лупит по жизненным ценностям и приоритетам попаданцев, чьи принципы и взгляды на жизнь были сформированы иной жизнью.
Вот только в случае с Броней у бытия ничего не получилось. Девушка уже прожила тридцать лет в мире, пытавшемся её сломать, а потому она не испытывала никакого особенного дискомфорта от чувства собственной отчуждённости. Попаданка никогда не была полноценной частью общества, а потому и не стремилась этого изменить. Ей было плевать на отсутствие друзей, на чужое неодобрение.
Нет, не плевать. Всё было куда как серьёзней. Некромагичка просто не желала видеть в своём личном пространстве других людей. Не важно кого: родителей, брата… Илегу. Они вносят сумятицу, каждый раз нанося удар по внутренней гармонии синеглазки, больше всего на свете желавшей лишь того, чтобы её не трогали.
Никогда.
Но ведь не получается. Не выходит. Приходится смириться с диктатурой общественного договора, с необходимостью терпеть чужое присутствие ради тех плюшек, что оно даёт. Это работа. Всего лишь работа. От неё, конечно же, можно отказаться, но тогда качество жизни неминуемо упадёт.
Либо ты выполняешь должностные обязанности “гражданина”, либо лишаешься базовых прав на свободу, имущество и жизнь. Выбирай.
И Броня выбрала.
Вот только тот факт, что девушка работала на общество Форгерии, отнюдь не означает, что она разделяла его ценности. Попаданка терпеть не могла несправедливость. Точнее то, что она считала несправедливостью в рамках своей собственной, весьма плохо соотносившейся с окружающей действительностью, системы координат. И это не гипербола, не речевой оборот для красного словца. Броня, действительно, не могла терпеть несправедливость.
Именно так она и погибла в прошлый раз.
Разумеется, синеглазка не хотела умирать. Пусть она ненавидела этот мир, она любила жить. Жить вопреки. Словно насмешка над системой общественных ценностей и взаимоотношений. Ошибка, существующая независимо от того, хотят этого окружающие или нет.
Это чувство подпитывало некромагичку. Оно определяло её. Злорадство было главной её эмоцией. Не “мягкость”, “доброта” и прочие сопли, о которых говорят окружающие. Нет-нет-нет. Только злоба. Она заставляла девушку чувствовать себя живой.
Наверное, именно поэтому Броне было почти физически больно видеть несправедливость. Именно с помощью несправедливости мир кунал самодовольную попаданку головой в грязь. У него были большие проблемы с тем, чтобы сделать что-то с самой синеглазкой: она была существом чрезмерно вёртким и крепким, достаточно отчаянным, чтобы подниматься вновь и вновь после каждого удара.
Но даже такое противоестественное создание, как Броня Глашек, оказывалось бессильно, когда мироздание атаковало кого-то другого со словами “смотри, на её месте могла быть ты”. Каждый такой случай девушка воспринимала на удивление болезненно.
– Смотри же, распахни свои синие глаза, – шептали Семеро. – Мы могли бы раздавить тебя в любую секунду. Что бы ты стала делать, окажись на месте той же пани Вейлис? Без некромагии. Одна против толпы здоровых мужиков? Ничего.
– Я не стану пани Вейлис, – отчаянно кричало нутро попаданки. – Я буду сильной! Я уже могу разобрать на запчасти каждую из этих мускулистых свиней!
– У Сковронского есть не только они. У него есть некромаги. Могущественные некромаги. Дипломированные, – в голосах Семерых слышались великое множество интонаций: кто-то зол, кто-то хихикал, кому-то было просто всё равно. – Не вооружённые гориллы, так мастера волшебной палочки тебя достанут.
– Не достанут! У меня есть протекция! Меня защищают! – надрывалась сущность Брони.
– Защита не будет вечной! Ты оступишься!
– Не оступлюсь!
– Признай это! И мы отстанем! Признай, что ты живёшь не вопреки нам, а лишь потому, что мы позволяем!
– Нет! Не могу! Тогда я не смогу злорадствовать! – взмолилась девичья душа. – Тогда мне незачем будет жить!
– Эмоции не важны, ты же знаешь, – форгерийские боги чувствовали своё превосходство. – Важны лишь факты. Ты – никто. Тебе просто повезло. Мы позволили тебе стать той, кем ты являешься.
– Нет! Ничего подобного! Я! Я сама! Я работала! Я старалась! Я трудилась! Я впахивала в поте лица! Не вы, а я себя постоила! Я себя создала!
– Лишь потому, что мы позволили.
– Это не так! Я докажу! Вам не победить! Вы можете убить меня, но я продолжу жить вам на зло! Не в этом мире, так в другом!
Именно так. Броня была обязана либо остановить резню, либо сдаться. И это снова выбор без выбора. Либо ты рискуешь физически, либо умираешь внутри. Но какой смысл существовать дальше пустой оболочкой, в которой не осталось ничего?
В которой не осталось даже злобы?
И пусть весь мир верит, что синеглазая попаданка спасает других людей исключительно из доброты и женской мягкости. Кому какое дело до их мыслей? Люди не имеют значения. Никто, кроме самой Брони. Ей были нужны другие представители рода человечества, но не чтобы их любить, а чтобы иметь моральное право презирать само мироздание.
Жизнь становится значительно проще, когда ты осознаёшь, кем являешься, чего хочешь и почему ты жаждешь именно этого. Когда ты больше не обманываешь сама себя.
И именно оттого походка попаданки была лёгкой. Именно потому девушка решительно распахнула дверь в зал совещаний студсовета. Именно упомянутое осознание придавало уверенности внимательному взгляду синих глаз, высокомерно обшаривающему помещение в поисках весьма конкретной личности.
Той самой, что имела недавно неосторожность пообещать одному маленькому лживому комку злобы исполнить любую его просьбу.
По счастью, несмотря на тот факт, что перемена уже постепенно подходила к концу, Ёлко Каппек всё ещё находилась там же, где Броня видела её в последний раз. Даже более того: компанию ей составлял сын ректора. Тот самый, что всего пару дней назад красиво пел о том, что его волнует судьба жителей Хотски и весь тот бардак, который происходил в последнее время в жизни синеглазки, был нужен исключительно для того, чтобы сделать жизнь челяди комфортней и безопасней.
– Лучше. Не. Бывает, – с плохо скрываемым удовольствием прочеканила самозванная Лешая и удовлетворённо щёлкнула языком.
Чрезмерно громкий, по меркам этих мест, голос привлёк внимание немногочисленных обитателей зала заседаний. В том числе, конечно же, Дарка.
Маллой-младший демонстративно поднёс палец к губам и осудающе зашипел на шумную посетительницу. Не то решил ни с того ни с сего проявить немного такта, не то просто нашёл этот жест чрезмерно забавным. Однако же, на Броню этот призыв, правильный и уместный, не оказал никакого влияния. Если не считать, конечно же, лёгкого чувства раздражения.
– Пошикай мне тут! – вздорно вздёрнула подбородочек синеглазка. – Нам есть, о чём поговорить, и мне, в отличие от тебя, чужих ушей бояться смысла нет.
Последнее замечание привлекло внимание немногочисленных свидетелей. Уже было не важно, действительно ли их интересовали личность ректорского сына и его ошибки, или же они просто не могли игнорировать столь шумное поведение. Значение имел лишь сам факт их внимания.
– Ты беременна?! – ошарашенно воскликнул Дарк, и эта несложная шутка отчего-то заставила Ёлко поперхнуться смехом.
– Я беременна идеей и сейчас вынашиваю планы! – не растерялась Броня. Она уверенно шагала к своей жертве. – Надеюсь, что не только я. Ты должен уже знать об облавах на жителей Хотски, которые устраивает Сковронский.
– Я знаю, – улыбка мигом исчезла с лица молодого человека. Оно стало серьёзным, словно бы у робота-убийцы из будущего, явившегося убить мать ещё не родившегося главы восстания против машин.
– И что мы будем с этим делать? – спросила девушка, останавливаясь в паре метров от Дарка и Ёлко. Руки многозначительно скрестились на груди.
– Абсолютно ничего, – уверенно кивнул босс, повторяя позу собеседницы, словно зеркальное отражение.
– А как же все твои слова о том, как тебя беспокоят судьбы челяди, страдающей под гнётом Сковронского? Неужто все они были ложью? Красивой сказкой для легковерных и наивных девушек?
– Отнюдь, – серьёзно ответил некромаг. – Меня, действительно, беспокоят судьбы челяди. Меня беспокоят судьбы всех людей. Не только жителей Хотски.
– Сказал “А”, говори уже “Б”, – синие глаза попаданки смотрели на молодого человека с недобрым прищуром.
– У меня есть подданные, Броня, – сдержанно ответил ректорский сынок. – Те, кто доверяют мне. И судьба моих подданных волнует меня больше, чем судьба тех, кто ими не является. Я не могу лишний раз рисковать теми, кто мне доверяет. Лучше выждать. Собираются силы. Серьёзные силы. Крупные игроки. Диктатуре Сковронских скоро придёт конец.
– Ты разрываешь меня на части, Дарк! – чрезмерно наигранно, без каких-либо признаков разочарования в голосе, взмахнула руками девушка. Лишь злоба звучала достаточно правдоподобно и убедительно. Вспышка молнии, заглянувший в окна, только усилила театральный эффект. – Две недели! Две недели нескончаемых мучений! Самых изощрённых из тех, что только способна породить извращённая больная фантазия профессиональных палачей! Некромагия не может лечить душевные раны! – рыкнула Броня, решительно вторгаясь в личное проедстранство собеседника. – Лучшее, до чего додумались блестящие умы прошлого: полное стирание памяти, обращающее человека в пускающего слюни идиота! Обнуление воспоминаний сходящих с ума попаданцев в младенческих телах: единственное адекватное применение этой насмешки над исцелением!
– Я не волшебник, я только учусь, – Маллой-младший невозмутимо смотрел на девушку в упор, сверху вниз. – Я никому не смогу помочь, если буду бездумно тратить ресурсы. Улучшение быта жителей Хотски требует вложений, а силы понадобятся мне, чтобы удержать район в случае нападок дружелюбных соседей. Гибель и сумасшествие этих людей сейчас – цена, которую надо заплатить, за то, чтобы другие лучше жили в будущем.
Молодой человек сделал шаг назад и протянул руку, явно надеясь коснуться плеча собеседницы.
– Мне самому это неприятно и противно. Но такова жизнь.
Грохот грома. Такой далёкий. Но такой неумолимый. Он накатывал, словно цунами, порождённое землетрясением.
– Твоя! – девушка отшатнулась и чуть повернула голову. Теперь холодный взгляд синих глаз стремился обжечь лицо Ёлко. – Но не моя жизнь. Ты сегодня говорила об одолжении, Каппек. Я решила.
– Было сказано “в рамках разумного”, Броня, – напомнила дворянка. – Атаковать сейчас – неразумно.
В горле безродной возник комок. В гуле мыслей всё отчётливей и отчётливей слышался злорадный шёпот богов, призывающий сдаться, оставить надежду, смириться.
– А я прошу не об атаке, – голос был предательски сух и неестественен. Не таким голосом говорят решительные люди.
– А о чём?
Правая рука Синеглазки медленно, неторопливо, словно бы нехотя, нашарила ограничивающий винт, управляющий степенью сжатия жёстких ребёр браслета. Поворот. Затем ещё один. И ещё.
Боль приходила не сразу. Она поднималась медленно, постепенно. Словно бы нехотя. Но сколь долго бы она не собиралась, ни у кого и никогда не было сомнений в том, что эта неприятная, но заботливая дама обязательно придёт.
– Об исцелении. Я ведь могу попросить оплатить моё лечение, независимо от того, сколь тяжёлыми будут мои раны?
– Не думаю, что тебе нужно об этом просить, – подняла бровь Ёлко. – Не похоже, чтобы в последние дни у тебя были с этим хоть какие-нибудь проблемы.
– Отвечай, – негромко настаивала безродная.
Неформалка вздохнула.
– Да, конечно, ты имеешь на это право.
Теперь, когда напряжение спало, Дарк вновь вернулся в свой привычный образ шута и балагура.
– Думаешь пойти соло на Сковронского, всех спасти и вернуться подлечиться? – усмехнулся он.
– Я пойду соло на Сковронского, – пальцы правой руки сомкнулись на мизинце левой. Суставы ощутили дыхание приятного потустороннего холода. – Я спасу, кого смогу, а вот лечить вы будете оригинал.
Секундой позже на стол лёг палец, бескровно отнятый от кисти. Ещё дышащий физическим теплом и магическим холодном одновременно.
– Но… зачем? – нахмурилась Ёлко.
– Затем, что я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо, – тихо ответила ей Броня. Секундой позже девушка вновь вскинула подбородочек и укоряюще посмотрела на молодого некромага. – А ещё, я – попаданка. И плох тот попаданец, что испытывает хотя бы малейшие сомнения в тот момент, когда кто-то и где-то нуждается в его помощи.
Не дожидаясь ответа, некромагичка решительно развернулась на мыске и быстрым шагом направилась на выход. Мир вновь на короткий миг залило ярким светом. Явление тяжёлого угрожающего рыка грома было лишь вопросом времени.
