Глава 15. Не время молодых
1.
Дарк не помнил, когда проснулся.
Казалось, он лежал в этой постели веками, бессмысленно пялясь в потолок, но лишь сейчас принял себя, как личность, как мыслящее существо.
Чувство времени упорно отказывало: молодой человек точно знал, что видел ночь и видел утро, но не мог с уверенностью сказать, как давно и сколько раз. Понимал лишь, что сейчас солнце уже взошло, но не способно в должной мере пробиться сквозь плотные ряды мрачных туч, поливающих землю обильным дождём, не услышать шум которого мог лишь глухой.
Юный наследник рода Маллой лежал недвижимо. Он не поворачивал головы, не косил взгляда. Казалось, даже не моргал. По крайней мере, до тех пор, как не вспомнил о том, что у него есть веки.
И вот сейчас, впервые за долгое время различив момент до наступления темноты и после, молодой человек зашевелился. Он нехотя приподнялся на локте и огляделся вокруг с таким видом, будто бы никогда прежде не был в этом месте, хотя великое множество деталей говорило о том, что Даркен проживал здесь ранее.
Или же эта берлога принадлежала Юрцу?
Сложно сказать. Вкусы у Даркена Маллоя и Юрия Обломова были крайне похожи. Оба они любили вульгарные плакаты с женщинами, неумело прикрывающими свою наготу верхней одеждой: вот тут, слева, блондинка в кожаной куртке на босо тело, а прямо напротив кровати сочная зрелая брюнетка с высокой причёской и в очках, закрывавшая соблазнительный бюст лишь пачкой бумаги с напечатанной отчётностью.
И эти плакаты были крайне неуместны, с точки зрения дизайна помещений. Их некогда уже пытались сорвать, но с тех пор много воды утекло, и уже давно никто не покушался на безопасность прелестниц. Ибо они были подобны мифической гидре, и на место каждой, покинувшей стену не по воле Даркена Маллоя, приходили две новых.
Столь же неуместными, как и скудно одетые женщины, выглядели два старомодных игровых автомата и стол для аэрохоккея. Элемент публичности в частной комнате, кровоточащая новизной рана на плоти старомодного интерьера.
Признаки затянувшегося на две жизни подросткового бунта.
– Прости, Юрка, но, кажется, ты вчера испустил свой последний вздох, – вслух произнёс Даркен и скользнул ладонью по груди, не то в надежде, не то в страхе обнаружить след незажившей раны. Однако, ничего подобного не было: пальцы могли нащупать только те неровности, что соответствовали рельефу тренированных мышц. – Мы с тобой умирали и возвращались к жизни великое множество раз, но вчера ты погиб окончательно. Тебе нет места в этом мире. Ты не нужен Форгерии, как не был нужен старушке-Земле.
Юрка не ответил ничего. Как и полагается порядочному покойнику.
Оно и к лучшему. Этот паразит умел цепляться за жизнь. Куда как более ловко и крепко, чем те, кто были этого достойны.
Отныне тело полностью и безоговорочно принадлежало юному наследнику рода Маллоев. Человеку, всё же, намеренному стать частью нового мира. Нет, он не будет таким, каким его хочет видеть пан ректор. Отнюдь. Разве что частично.
Стоит понимать, что родители, хотят они того или нет, в своих детях видят идеальную версию самих себя и свой второй шанс. Вот только у Маллоя-старшего уже был этот самый второй шанс, ведь он – попаданец. Как и сам Дарк.
Значит, свою запасную жизнь отец уже использовал. Пришла очередь его сына попытаться стать идеальной версией самого себя.
А идеальный Даркен Маллой не упустит девушку, которую решил называть “своей”.
Молодой человек решительно схватил подмигивающий голубым глазиком лампочки телефон, заботливо оставленный на тумбочке кем-то из слуг, и тут же поморщился, едва лишь мозг смог осознать значение цифр, самодовольно возвышающихся над пиктограмками приложений.
Десять минут одиннадцатого. Ёлко уже была на занятиях, а до ближайшей перемены ждать ещё добрых двадцать минут.
– Вот же, курва! – выругался Дарк, сам не понимая, что вызвало большую досаду: осознание того факта, что он валялся, как овощ, из-за чего случайно прогулял лекцию, или же невозможность здесь и сейчас услышать умилительный писк “номера два”.
Пожалуй, верны были оба варианта в равной мере, именно потому и не получалось с ходу выбрать что-то одно.
– Ладно, ко второй я тоже не успеваю, – недовольно пробурчал молодой человек, открывая означенный циферкой с количеством полученных сообщений мессенджер. – Торопиться уже некуда.
Большой палец уверенно проскроллил на удивление жирный список непросмотренных чатов и ткнулся прямиком в тот, что отмечен забавной розовой ежихой с огромным мультяшным молотком.
“Сегодня. 00:22
Прямо сейчас я сижу в твоём кабинете, а ты – валяешься без сознания на койке под присмотром своего Тёмного Дворецкого. Уж прости, но я не могу удержаться от этих слов:
Я же говорила!
Удивительно, что ты вообще лежишь под крышей отчего дома, а не где-то в вотчине Сковронских. Твой безумный план сработал. Как и всегда.
Меня в тебе это бесит и притягивает одновременно. Ты живёшь так, будто бы последствий не существует. Словно бы весь мир уже принадлежит тебе, но не знает об этом. Однако, там, где другие, демонстрирующие подобное поведение, останавливаются на достигнутом, ты идёшь вперёд. Мне страшно отпускать тебя в этот путь, но я понимаю, что не имею права тебя останавливать.
Мне просто нравится, что я могу идти за тобой следом.
Оставайся таким же решительным, как и всегда. Оставайся человеком, смело ступающим в будущее. И пусть чужая зависть и ненависть твоих врагов разом обрушатся тебе на плечи, надеясь вбить в земную твердь, знай, что мы, твои верные подданные, друзья и возлюбленная, всегда будем рядом, чтобы своей верностью противостоять их давлению и даже поднять тебя ввысь, к небесам.
Я видела людей, что были с тобой в том бою.
Я видела, как гордился Гало. Он всегда рад твоим успехам. Однажды наш неотёсанный громила признался, что хотел бы стать хотя бы наполовину таким же смелым, как ты. Я видела Глашек, шедшую по коридорам, подобно бледной тени. Я видела растерянную настолько, что время от времени её лицо замирало, подобно восковой маске, Фортуну и я видела её отца, настаивавшего на немедленной встрече с паном ректором.
То, через что ты прошёл: это уровень, намного выше, чем тот, что доступен простым третьекурсникам. Однако, теперь ты можешь расслабиться и почивать на лаврах. Дальше в дело вступят серьёзные игроки. Просто наслаждайся плодами своего труда и своих безумных выходок.
Отчёт я пришлю в следующем сообщении.”
Даркен не смог сдержать улыбки. Смелость… забавно, как же люди падки на внешнюю атрибутику. Так это и работает: не важно, насколько сильно скручивает твои кишки от страха, если ты этого никому и никогда не покажешь. Люди редко заглядывают под маски.
Впрочем, разве стоит этому удивляться? Что Гало, что Ёлко считают “номера один” совершенно непредсказуемым. Но разве может быть непредсказуем тот, кого ты понимаешь в полной мере? Нет. Это совершенно невозможно.
Люди для того и носят маски, чтобы другие не могли увидеть под ними истинное лицо, изучить его черты, осознать, что оно выражает. Как только чьи-то мотивы, цели, ценности и страхи становятся известны другим, этот человек лишается возможности сам управлять своей судьбой и дарует бразды правления в руки другим. Он становится крайне уязвим для простейших манипуляций.
Стали бы Ёлко и Гало так восхищаться “номером один”, если бы узнали, насколько ему, на самом деле, было страшно во время своего первого настоящего, не тренировочного боя в “Вечне забаве”? Или как ему хотелось плакать вчера после оживления. Не мужественно рычать от боли, а просто плакать, надеясь, что никто не увидит слёз под шлемом?
Нет. Разумеется, нет. Некромаг не должен вызывать жалости. Лишь благоговейный трепет и страх. А у плохой пародии на Джокера это получится куда лучше, чем у великовозрастного плаксы.
Но ведь плакса умер, так ведь?
Дарк решительно мотнул головой, отгоняя прочь меланхоличный настрой да грустные мысли, после чего вновь вернулся к чтению. Следующим же сообщением “номер два” давала ссылку на краткий доклад по итогам операции.
Несмотря на то, что результаты были уже не столь важны, с учётом грядущего вмешательства в конфликт “больших игроков”, юный некромаг посчитал разумным отнестись к изучению отчёта со всей серьёзностью. Как минимум, чтобы провести “разбор полётов” и сделать выводы, которые помогут планировать подобные операции в будущем.
Тем более, что было бы крайне невежливо игнорировать усилия, вложенные милым ёжиком в составление подробнейшей отчётности.
В первую очередь молодого человека интересовали успехи группы Ёлко.
Если верить сухим строкам доклада, отряд “номера два” не встретил серьёзного сопротивления. Захват “языка”, то есть конечная цель всей операции, прошёл “как по маслу”. И даже более того: новоявленная фаворитка Маллоя-младшего, пользуясь случаем, умыкнула ещё и кое-какую документацию, пусть даже и хранящуюся в виде зашифрованных данных на флешке, да и “языков” удалось взять сразу нескольких.
Иными словами, манёвр с отвлечением внимания сработал не на сто процентов, а на все триста сорок семь с половиной. Судя по тому, что писала Ёлко, при должной степени наглости можно было бы даже попытаться взять штурмом то самое пресловутое предприятие пана Сковронского, однако “номер два”, понятное дело, на подобный риск пойти не решилась.
Другой вопрос, что само “отвлечение внимания” далось дорого. Даркен лишился абсолютно всех своих запасов высоконасыщенного праха, а трофейные одноразовые державы пришлось сдать в архив в качестве улик по грядущему делу. Также Маллой-младший потерял свой уникальный кинжал с оптическим прицелом: от оружия остался лишь неполный набор обломков. Даже Даркомобиль на время покинул своего хозяина: после эвакуации с территорий Хотски он сразу направился “на передержку” к людям, способным проверить технику на наличие взрывчатки, жучков, проклятий и прочих нежелательных “недокументированных возможностей”.
И это если не считать необходимости проводить ремонт доспехов и восстановление тушек двух некромагов, оказавшихся в центре вражеского внимания.
Операция влетела Дарку в копеечку.
Стоило ли говорить, насколько удачным стечением обстоятельств являлось вмешательство пана Штернберка? “Номер один” не рассчитывал оказаться под настолько жёстким прессингом, когда решался выступить в качестве приманки для вражеских сил. Речь идёт даже не о том, что отец Фортуны являлся крайне полезной единицей, не будь которой на поле боя, Маллой-младший вполне мог бы обнаружить себя с утра не в тёплой постельке под крышей родного дома, а в плену.
Иными словами, Даркен осознал, что ему нечем штурмовать силы Сковронских в Коваче. Причём ситуация являлась таковой изначально, ещё при полном стартовом наборе одноразовых держав.
Да, вот так всё просто. Разумеется, Маллой-младший будет делать вид, что всё иначе. Что не было никакой недооценки сил противника. Что он не вырвался из цепких лап Экзы лишь каким-то чудом. “Номер один” будет бахвалиться и смеяться в лицо завистникам. В конце концов, он может это себе позволить, когда точно знает, что осталось лишь посидеть немного на берегу у метафорической реки в ожидании плывущего по ней трупа противника.
Надо лишь убедиться, что “большие игроки” не сорвутся с крючка. Что отец проникся серьёзностью положения в достаточной мере, чтобы лично принять участие в маленькой победоносной войне против проштрафившегося владыки Хотски. Что пан Штернберк не переключит своё внимание на какую-нибудь другую проблему, находящуюся за пределами сферы интересов Маллоя-младшего.
Ведь в противном случае Сковронские будут Даркену просто не по зубам. С таким количеством вооружённой челяди и запасов нелегального высоконасыщенного праха.
Это не та война, в которой молодые могут победить. Сколь не был бы слаб враг, его опыт давал огромное преимущество перед наглостью наивной юности.
Ну, по крайней мере из всей этой ситуации получится извлечь пару важных уроков на будущее. В конце концов, разве в самом начале всей заварушки Дарк не рассматривал данную междоусобную войну, как тренировочную? Как битву, в которой он может многое приобрести, в то время, как провал не является критичным? Так какой смысл печалиться о своих ошибках, когда удача тебе улыбнулась и лично навалила целый стог соломы, в который ты и плюхнулся, совершая безумный прыжок веры?
Да… удача… Фортуна. Имя у девочки прямо-таки говорящее.
От размышлений Дарка отвлёк урчащий живот. Всё же, читать доклады на пустой желудок оказалось не лучшей идеей.
Некоторое время молодой человек воевал с собственной ленью. Крайне не хотелось покидать уютное ложе, топать в ванную, умываться и чистить зубы. Мягкая кроватка призывала ещё немного понежиться под одеялком. Тем более, что никакими конвенциями не было запрещено просто позвонить на кухню и дать указания доставить завтрак прямо в постель.
Однако прокрастинацию было лучше отложить на завтра, иначе появлялся риск даже к третьей лекции не успеть. А потому, отвесив себе метафорического пинка, Даркен вывалился из своего ложа и, уныло шаркая босыми ногами по ковру, поплёлся в ванную.
2.
Сонливость трусливо отступила, получив мощный кофеиновый удар в печень, однако, прежде чем покинуть поле боя, она угрожающе вскинула кулак, выкрикнув совершенно неоригинальное обещание вернуться вновь. Несмотря на всю затёртость этого штампа, смысла сомневаться в правдивости данных слов не было: она, действительно, вернётся.
Она всегда возвращалась.
Тем более, когда у неё такой удачный союзник: унылый дождь за окном. В его компании сонливость традиционно обретала поразительную уверенность в себе.
Но в мыслях о будущем всегда было важно не забывать о настоящем, а потому Даркен, уверенно игнорируя размеренный стук капель о стекло, сосредоточился на комбинировании приятного с полезным: а именно, на чтении входящих сообщений и поедании блинчиков с бананом и шоколадным сиропом.
Как и следовало ожидать, большая часть этого чтива была крайне уныла и бесполезна. Настолько, что оказалась недостойна даже ленивого ответа одним из универсальных смайлов. Да, конечно, это несколько грубовато с точки зрения сетевого этикета, но, леший бы вас побрал, насколько же много времени экономит человек, знающий, когда стоит промолчать.
Хотя вот изощрённая видеоугроза угроза от одной из подчинённых Сковронского, например, была из тех сообщений, что никак нельзя оставлять без внимания.
Сегодня утром Ёлко, так и не дождавшись пробуждения “номера один” опубликовала от его имени официальное обоснование пленения Жаклин Кюсо и Марека Желчны. И если в отношении француженки, уже практически завербованной в личный отряд Глашек, текстовка была достаточно мягкой, то по её напарнику “номер два” прошлась жёстким катком из самых жёстких обвинений.
Вплоть до того, что на первой позиции этого списка стояло холодное “измена короне”.
Так вот, та некромагичка, записавшая полное изощрённых оскорблений и обещаний множества незабываемых и изобретательных пыток, являлась матерью Марека и женой того самого громилы, которого Даркен скормил плотоядному картофельному монстру. Как оказалось, от бедолаги не осталось даже фаланги мизинца, которую можно было бы использовать для дорогущей и ресурсоёмкой процедуры восстановления тела, а озаботиться помещением пальчика в какой-нибудь криобанк при ответственной страховой компании семейство Желчны не додумалось. Или, судя по тому, что им приходилось выслуживаться перед не самым богатым представителем шляхты, на подобную перестраховку у этих бедолаг просто не было денег.
Кстати, это именно мамаша Марека руководила вчерашним преследованием. Теперь стало понятно, откуда такая ожесточённость, откуда столь наглое игнорирование минимальных прав подчинённой челяди: разве можно обвинять бедную женщину, чей сын в плену, а муж дезинтегрирован, в том, что она отчаянно жаждет мести?
Такие люди, как пани Желчны, заслуживают того, чтобы на их сообщения отвечали.
Поэтому Даркен со всем почтением и тактом отправил ей смайлик, изображающий хлопающую глазами какашку.
Это должно подбодрить расстроенную собеседницу.
К сожалению, вкусный завтрак закончился гораздо быстрей, чем непрочитанные сообщения, так что, где-то ещё минут десять после того, как тарелка опустела, пришлось провести, тыкаясь пальцем в различные чатики, чтобы, не дай Семеро, не упустить ничего серьёзного.
И ведь не зря же! Ведь если бы Даркен решил плюнуть на парочку призывно подмигивавших чатиков, он вполне мог бы упустить крайне важную информацию о том, что Глашек, оказывается, вчера словила берсерка: Туна, вроде как, говорила, что по данным диагностики никаких серьёзных сдвигов у Броньки не наблюдалось, однако… последующее поведение “номера четыре” довольно слабо вязалось с образом зануды, от которой сложно ожидать выкрутасов, вроде разговоров с рептилиями и похищения животинок из зоомагазина.
Поскольку заняться было всё равно нечем, молодой человек решил лично проведать змею, которую в самом прямом смысле этого слова пригрела на груди штатный палач. Бр-р-р, вот незадача-то. И как теперь мысленно обзывать Глашек, если и она сама змеюка, и ручная зверушка у неё точно такая же? Путанница ведь возникнет!
Но шутки шутками, а ведь дело-то было довольно серьёзным. Состояние, в котором некромаг, не имея под рукой другого источника силы, начинает перерабатывать на заклинания свои собственные воспоминания, не просто так называют берсерком. В зависимости от того, что именно попало в жернова магии, можно было как отделаться потерей знаний обо всех музыкальных альбомах любимой группы, так и заработать серьёзное изменение личности. И, самое страшное, что нет ни единого способа точно сказать, чего именно лишился бедолага, словивший подобное состояние. Иногда даже нельзя с уверенность утверждать, лишился ли он чего-то вообще: сложно судить о целостности мозаики, если ты с трудом представляешь, что именно должна была эта мозаика изображать.
Дарк, если честно, сам не был уверен, что он рассчитывал увидеть в образе змеи, которую унесла с поля боя Глашек. Наверное, он надеялся найти хоть какое-то повреждение, что “берсерк” не сильно изменил сознание Брони. В конце концов, образ зануды был всего лишь маской, а под ней скрывалась милая девушка, которая даже в девятнадцать лет не расставалась с плюшевым енотом. Другой вопрос, что маски имеют обыкновение прирастать к лицу.
А это значит, что в змее должно быть хоть что-то особенное, что могло бы побудить серьёзную ответственную некромагичку на время забыть о правилах и опасной боевой обстановке, чтобы совершить столь ребяческий поступок, как похищение зверушки. Ну не могла, просто не могла Броня Глашек выкинуть нечто подобное, повинуясь лишь сиюминутному желанию.
Именно с этими мыслями молодой человек и зашёл в служебные помещения аквариумной, где и гостила чешуйчатая гостья. Как оказалось, не один лишь Дарк хотел навестить животину: помимо водоплавающих соседей, проходящих здесь свою акклиматизацию, змее приходилось терпеть общество пани Ковальской и сурового Вольдемара.
Присутствие последнего, кстати, всегда нервировало и самого Маллоя-младшего. Всему виной был весьма своеобразный образ дворецкого. Он чем-то неуловимо напоминал стереотипного нацистского учёного. Сложно сказать, чем именно, помимо весьма характерного акцента: высокий и широкоплечий брюнет с квадратной челюстью совершенно не подходил по абсолютному большинству формальных признаков. В конце концов, он банально был слишком молод и силён, чтобы соответствовать классическому представлению герра доктора, изображающегося как бесноватой сухой старичок.
Вот только одного лишь акцента крайне мало, чтобы объяснить столь странную ассоциацию. Ведь общаясь с другими выходцами из ныне не существующей Пруссии, Дарк не замечал за собой ничего подобного. Во многом это объяснялось тем фактом, что форгерийские немцы-прусаки являлись, в первую очередь, дворянами и их образы были больше похожи на те, что рисует воображение при воспоминаниях о кайзеровских силах земной Первой Мировой Войны. Ей богу, многие до сих пор носили эпичные бакенбарды, что были в моде прежде, чем государство пало под пятой ЕССР.
Когда-то их носил и Вольдемар, однако, прибыв в Форгерию, быстро перенял местные воззрения на мужскую красоту: сбрил лишнюю растительность на лице и стал каждое утро аккуратно зачёсывать чёлочку на бок. Пожалуй, получившийся образ, сочетающий чисто арийские черты лица с избыточной педантичностью и вызывали у Дарка стойкую ассоциацию с нацистами, а постоянное участие дворецкого в различных медицинских процедурах как раз дополняло образ до полноценного фашистского эскулапа.
Вот и сейчас этот герр доктор выполнял функции ветеринара, которому поручили осмотр чешуйчатого питомца слечны Глашек, а потому бедной рептилии приходилось на время забыть о покое и терпеть чрезмерный интерес к своей персоне.
– Не ожидать вац здесь увидеть, герр Маллой, – Вольдемар не забыл о приличиях и первым поприветствовал юного господина. – Добрый вам утро. Как вы себя шувствовать?
– Вашими стараниями, герр Кёстер, – улыбнулся ему в ответ Даркен. – Я тоже не ожидал вас здесь увидеть. Что-то не так со змеёй?
– Я, – уверенно кивнул головой мужчина. – Я шувствовать холодный контур в змея, и не знать, што контур делать. Есть предполошений, што змея быть магически изменённый.
– Простите… что? – молодой человек решительно двинулся к столу за широкой спиной дворецкого, на котором и находилась подозрительная хвостатая пациентка.
Подойдя поближе, Дарк с удивлением обнаружил нечто, крайне плохо совместимое с биологией зверюги: а именно стеклянную баночку, полную слегка желтоватой прозрачной жидкости, куда по стеночке капля за каплей стекал по стеночке стекала выделяемая железами рептилии отрава. И, нет, плохо совместимым с биологией животного был не известный с древних пор процесс дойки ядовитых змей, а то, сколь много удалось собрать.
Не менее ста грамм.
Это было физически невозможно.
Дарк не выдержал и усмехнулся.
– Странно, что увидев нечто подобное, вы не считаете магическое изменение свершившимся фактом! – взмахнул руками молодой человек. – Такое количество яда не могло бы поместиться в железах змеюки: его пришлось бы заливать ей в череп вместо мозга. Очевидно же, что некто изменил рептилию, чтобы получить верного сторожевого зверя!
– Не спешить с выводы, герр Маллой, – строго ответил Вольдемар, не обращая внимания на колкое замечание юного господина. – Мы не мошь быть уверен в степень изменений.
– И никто не может быть уверен, – добавила пани Ковальская с самым серьёзным выражением лица. – Я сегодня общалась с администрацией магазина: данная змея – найдёныш. Её обнаружил около полугода назад на пороге своего дома один из сотрудников и решил отнести в магазин. Уже там выяснились ряд необычных повадок и свойств животного, а также факт магического изменения, но сказать больше не смог никто.
Дарк махнул рукой.
– Оставьте бедную зверюгу в покое. Она шесть месяцев жила среди челяди и не причиняла никому неудобств, – молодой человек аккуратно взял животину за голову, ровно у основания челюсти, и принялся ослаблять зажим, фиксировавший черепушку пресмыкающегося. – Зато теперь я точно знаю, что заставило Глашек подобрать бедную рептилию: после берсерка Броня чувствовала себя особо уязвимой, а потому подсознательно тянулась к приятному потустороннему холоду змеиного магического контура.
И вот, освободив жертву бесчеловечных экспериментов герра доктора, Даркен понёс её к выглядевшему обжитым пустому аквариуму.
– Кстати, я крайне разочарован тем, что вы оба так и не смогли опознать изумрудную тигровую змею.
– М-м-м… у администрации магазина данная особь записана просто как тигровая змея, пан Маллой, – неуверенно ответила экономка. – А ведь они привлекали специалистов.
– Грош цена специалистам, не заметившим очевидное сходство необычной магически изменённой рептилии с одним из двух гербовых животных УСиМ, – презрительно фыркнул молодой человек, задерживаясь у жилища зверюги, чтобы почесать той макушку указательным пальцем. – Кстати, это могла быть ещё одна причина, почему Глашек так привлёк данный занятный экземпляр: схожесть с главным символом её учебного заведения подкупает.
– Найн, герр Маллой, на ваш герб змея выползать из глазница шереп, а эта быть слишком велика для подобный, – резонно заметил дворецкий.
– Ваша правда, да вот только череп там не человеческий, – отозвался юный некромаг. – Мне эту историю в детстве рассказывали гораздо чаще, чем мне бы того хотелось. Я помню её наизусть, до мельчайшей детали: это легенда о победе римского полководца Сципиона над карфагентским владыкой чудовищ Ганнибалом.
– Гиганты? – неуверенно спросил экономка. – Ганнибал ведь вёл армию гигантов, правильно? Это череп гиганта? Одного из тех, что пересёк Альпы, чтобы зайти в Рим с севера?
– Именно, – кивнул Даркен, наконец, убирая руку от чешуйчатой головы рептилии. – Огромные чудовища со слоновьей шкурой и уродливыми свисающими носами легко сминали римские легионы, оставляя некромагов без поддержки челяди. Все понимали, что пунические войны будут проиграны, если не получится никак нейтрализовать эти порождения злого карфагенского гения. Многие учёные мужи бились над этой задачей. Я могу их перечислить поимённо и даже описать причины, по которым каждый из них провалился, – молодой человек повернулся лицом к своим собеседникам и беспечно присел на краешек стола, на котором находился аквариум с рептилией. – Но если потребовалось бы сделать общий вывод, я бы сказал: каждый пытался дать гению Ганнибала симметричный ответ.
Юный некромаг усмехнулся.
– Сципион оказался куда как хитрее. Он достаточно долго изучал магию, которую использовал Ганнибал, чтобы создать своих чудовищ. Точнее, чтобы начать их создавать. Однако, римлянин понимал, что он просто не успеет вырастить необходимое количество монстров, способных противостоять хоботоносым, – Даркен развёл руками. – Поэтому он решил атаковать не чудовищ, не живую силу врага, а руководителей. Сципион модифицировал не людей, а животных: неясыть обыкновенную и тигровую змею.
– Я, хитрый быть ход: птиша нецти змея в цвои когти, пока не увидеть шель, а затем сбрасывать на неё ядовитый рептилия, – уважительно кивал Вольдемар.
– Это только половина правды, – уточнил Дарк. – Сова могла летать куда выше, чем другие особи её вида, да и зрение у неё было куда как острей. А змеи, помимо нескончаемого запаса яда, также имели иные модификации, делавшие их намного умней. Но это всё лирика, – молодой человек вновь скрестил руки на груди. – Важно лишь то, что Глашек, сама того не ведая, обскакала меня. Теперь у неё есть одно из двух гербовых животных УСиМ, в то время, как у меня, сына ректора, до сих пор нет ни одного! – он резко вскинул руку и ткнул пальцем в сторону экономки, заставив ту вздрогнуть от неожиданности. – Пани Ковальская…
– Слечна… – машинально поправила его женщина.
– Слечна Ковальская, мне нужно яйцо неясыти! – уверенно сказал Дарк. – Поручаю это вам! Не подведите меня!
3.
Броня ненавидела это отвратительное ощущение в висках, которое возникает в момент осознания какой-то серьёзной ошибки, которую непонятно, как исправлять.
Словно бы твою голову схватили жёсткими широкими щипцами и теперь изо всех сил давят на рукоятки, опасаясь, что давление недостаточно, чтобы удержать тебя в случае возникновения непредвиденных обстоятельств.
И избавиться от этого чувства просто не получалось.
Это мрачное дождливое утро принесло девушке очень много неприятных открытий. Причём каждое из них уже было сделано в прошлом. Она всё это знала раньше: и про методы изготовления высоконасыщенного праха, и про личность Сковронской. Знала, но забыла. Просто на эмоциях переработала каждую крупицу столь важной информации в заклинание, направленное на спасение одной единственной жизни.
Каждое из этих открытий выбивало у Брони почву из-под ног. Под новым углом воспоминания о вчерашнем бое вызывали только тянущее чувство досады и горький привкус самобичевания на кончике языка. Неужели так сложно было сопоставить два и два? Неужели нельзя было догадаться прихватить кусок плоти человека, ненависть к которому оказалась столь сильна, что даже состоянию берсерка не удалось её стереть? Да нет, входных данных имелось достаточно, чтобы принять правильное решение. У некромагички ведь даже промелькнула соответствующая мысль, но она от неё отмахнулась, осознав, что прежде, чем отхватить голову или руку одоспешенной противницы, придётся немного повозиться с её защитой. Дескать, начальство и без того подгоняет: на это просто нет времени. Но ведь в броне вражины уже была достаточно большая брешь: вырвать кусок мышц из ноги той, кого ты ненавидишь – дело всего пары мгновений.
А высоконасыщенный прах? Тот самый, который синеглазка своими руками сняла с пояса Сковронской и лично отдала Маллою и Штернберку? Какая мерзость! И пусть в тот момент юная некромагичка не имела ни малейшей возможности догадаться о природе содержимого злополучных одноразовых держав, проклятущая совесть не унималась ни на секунду и всё продолжала грызть сердце с самоотверженностью крысы, нашедшей шарик из зерна, смоченного в меду.
Ну почему хорошая мысля всегда приходит опосля?
И тут бы разуму сконцентрироваться на том, как бы исправить ошибки прошедшего вечера, но он упорно отказывался работать над данной проблемой. Очевидно, понимал, что миссия невыполнима, и никак нельзя вернуть изничтоженные души запытанных до полной смерти сознания людей, а поймать ушедшую на перегруппировку Сковронскую не уже получится. Оттого мозг предпочёл сконцентрироваться на другой задаче: куда как более простой, но зело бесполезной.
Все мысли крутились вокруг того, что можно было бы сделать в прошлом, чтобы не корить себя в настоящем: догадаться о личности злодейки, остаться верной принципам и не отдавать прах союзникам, лучше концентрироваться на том, какие мысли крутятся в голове в момент использования заклинаний… в конце концов, не использовать “последний рубеж” и потерпеть немного боли!
Всё это было абсолютно бессмысленно! Жизнь – это будущее, а не прошлое! Но, к сожалению, опыт – это такая вещь, которая всегда приходит сразу после того, как была, на самом деле, необходима.
Дурное настроение, отлично резонирующее с дождём и приступы самобичевания мешали даже сконцентрироваться на занятиях. Броня, конечно же, как и полагается отличнице со стажем в две жизни, несколько школ и ВУЗов, со своейственной ей педантичностью оформила конспект, однако даже под пытками вряд ли бы сумела вспомнить хотя бы название лекции.
Едва лишь прозвенел звонок на перемену, синеглазка тут же поднялась с места и направилась на поиски Фортуны, небрежно сграбастав под мышку учебные пренадлежности: не хотелось тратить и секунды времени на то, чтобы разложить всё по специализированным отделениям сумочки, если это можно сделать на ходу.
К сожалению, первая лекция в расписании слечны Штернберк отличалась о той, что требовалось посетить юной Глашек. Что поделать? На третьем курсе ведь шла углублённая специализация, так что, было глупо ожидать, чтобы условные целитель и дознаватель могли сидеть рядышком на каждом занятии.
Благо, найти Фортуну оказалось не слишком сложно: это был не тот человек, который рисковал затеряться в толпе.
Присутствие главной красотки потока было легко опознать по целому ряду признаков, и один из них был классической стайкой щебечущих, словно пташки, подпевал, которые купались в великолепии слечны Штернберк, словно бы надеясь пропитаться им в достаточной мере, чтобы это стало заметно невооружённым взглядом со стороны.
– Туна! – Броня подала голос, не дойдя и пяти метров до своей цели. – Мне нужен допинг. Как у тебя с успокаивающими заклинаниями?
То, что произошло дальше, довольно сильно удивило синеглазку. Фортуна не успела ещё взглядом найти безродную некромагичку, столь деловито обращающуюся к ней прямо посреди коридора, как между ними возникла живая стена из двух мелких дворянок, имена которых Глашек едва ли помнила.
– Не много ли ты о себе мнишь, челядь? – вздёрнула нос одна из них. Высокая блондинка, единственная со второго курса обладательница двойной фамилии. – Тот факт, что тебе разок позволили выступить на собрании ковена, ничуть не меняет твоего реального статуса.
– Это Маллою нравится играться в демократию, – её подружка, обладательница каштановых волос и любительница заколотых назад чёлок, была знакома Броне куда как лучше. Примелькалась за время общих занятий. Синеглазка никогда не воспринимала данную особу, как самостоятельную единицу, способную хоть на что-то в отрыве от своего окружения. – Но когда он не смотрит, мир вновь возвращается в своё исходное состояние.
Безродной не требовалось повторять дважды. Она давно уже не считала нужным унижаться и кому-то что-то доказывать, так что ответ был простым и поразительно сдержанным.
– Бенэ, – кивнула девушка. – Слечна Глашек это запомнит.
Она уже развернулась градусов на девяносто и собралась уходить, как услышала оклик Фортуны.
– Броня!
– Вы что-то хотели, слечна Штернберк? – синеглазка послушно остановилась. Замерла на половине оборота в неестественном положении, глядя строго перед собой.
– Это ты что-то хотела, – голос первой красотки потока звучал мягко, бархатисто, ласкал слух. – Я так понимаю, ты смогла восстановить свои воспоминания после берсерка и тебе они не понравились? Ты вспомнила, кем была та некромагичка, у которой мы вчера забрали высоконасыщенный прах?
– Это было важно пятнадцать секунд назад, – спокойно ответила попаданка. – С тех пор ситуация изменилась.
– Вижу, вам, действительно, нужно успокаивающее заклинание.
Переферийным зрением безродная сумела заметить движение и вовремя на него среагировать. Её движение оказалось куда как быстрей, чем сознание собеседницы: дворянка успела осознать, что ситуация изменилась, но не сразу поняла, в чём именно, а потому продолжила проговаривать реплику, произнося её с каждым словом всё медленней и неуверенней.
– Вы слишком эмоционально... реагируете... на разные… мелочи…
Фортуна перевела удивлённый взгляд на запястье своей правой руки, вокруг которого сомкнулись в пальцы синеглазки в жёстком, вплоть до белеющих костяшек, болезненном захвате, мешающем завершить движение и коснуться волшебной палочкой точки, меж ключицами Брони, где сходились многие отвечающие за эмоциональное состояние потоки энергии.
– Этого больше не требуется, – строго произнесла та, кто совсем недавно просила о помощи с успокоительным заклинанием. – Лучше спрячьте палочку, пока мы не поссорились на самом деле.
Разумеется, каждая из девушек, сопровождавших слечну Штернберк, поспешила расчехлить оружие и навести его на чрезмерно много позволяющую себе безродную.
– Кажется, Глашек, ты забыла своё место! – с плохо скрываемым весельем произнесла одна из них.
Фортуна обеспокоенно скосилась в сторону последней ораторши.
– Опустите палочки… Линда, Тришка, вас это тоже касается, – дождавшись, когда спутницы нехотя выполнят указание, дворянка продолжила. – Броня, ты неадекватно реагируешь. Тебе действительно нужно успокоиться. Это всё нервы заставляют тебя видеть угрозу там, где её нет.
– Ошибаетесь, слечна Штернберк, – синеглазка сделала шаг назад, и лишь после, наконец, разжала пальцы. Секунду спустя нежная кожа первой красотки в месте захвата приобрела здоровый оттенок взамен неестественно-белого, больше гармонирующего с бледными пальцами безродной. – Это мои наивность и желание верить в людей заставили меня поверить, что в Форгерии дела могут обстоять иначе, чем в моём старом мире. Но нет, всё на своих местах: я снова окружена людьми, которые меня презирают и ненавидят.
– Это не так… – попыталась вставить слово Фортуна, но Броня её тут же перебила.
– Это так! И мне это нравится, – речь синеглазки стала похожа на змеиное шипение. – Это отвлекает от угрызений совести по поводу душ, которые я загубила вчера по неосторожности. Это спускает с небес на землю и даёт мне цель, к которой можно идти, не стесняясь никаких средств. Обожаю даруемое всеобщей ненавистью чувство свободы от моральных ограничений.
– О, Семеро, – красотка в неуверенности сделала шаг назад. Её взгляд забегал, стараясь ухватить как можно больше деталей в образе собеседницы: уголки губ, приподнявшиеся в злобном оскале, лёгкий сгиб в коленях, дающий стойке пружинистость, напряжение рук, которых к блоку и захвату. – Ты… всё это время была такой? Ты это прятала под своей безэмоциональной правильностью?
– Вы тоже неплохо справлялись с тем, чтобы скрыть своё истинное лицо: вот только, королева, вы забыли о том, сколь велика роль свиты в вашем образе, – взгляд прищуренных синих глаз скользнул по подружкам Фортуны. – Тот, кто играет в хоккей, общается преимущественно с хоккеистами.
Дворянка пару секунд молчала, прежде чем задать следующий вопрос.
– Ты ведь не поверишь мне, что бы я ни сказала?
– Ни единому слову, – Броня повернулась спиной к представительницам высшего сословия. – Если у вас будет для меня работа, вы знаете, где меня найти.
4.
Броня не лгала.
Ей, действительно, стало легче.
Последние несколько дней посеяли в разуме девушки сомнение, внесли смуту в мысли, перемешали ориентиры. Безродная оказалась в мире, в котором она не знала, как себя вести. Нет, речь идёт не о мире лживой и лицемерной шляхты. Она оказалась в мире людей. Все люди лживы и лицемерны. А ведь некромагичка ещё в прошлой жизни вывела крайне важное правило: не пытаться сблизиться с теми, кто тебе нравится.
Ведь когда ты сближаешься с человеком, ты начинаешь узнавать его лучше. А чем лучше ты кого-то узнаёшь, тем больше шансов, что ты найдёшь что-то, от чего тебя будет откровенно тошнить.
Нет! Людей, которые тебе приятны, стоит держать на том самом расстоянии, на котором они не вызывают отторжения. В конце концов, редко можно встретить человека, который хотя бы маску красивую на свою физиономию удосужится напялить. Хотя бы кривенько. На уровне “издалека сойдёт”. К сожалению, Броня была слишком внимательной, чтобы подмечать все плохо скрытые мерзкие и отвратительные черты других людей. А увидев однажды, девушка была не способна их забыть.
Что поделать? Долгое время её выживание зависело от того, сумеет ли она заранее разглядеть угрозу и успеть к ней подготовиться. И до сих пор этот навык оказывался крайне полезен: в “Вечне забаве” он помог отразить нападение сил Сковронской, да и при подготовке к последней операции проявил себя: выбор места проведения боя и маршрута отступления, понятное дело, был не случаен.
К сожалению или к счастью, научившись видеть в людях всё самое худшее, Броня так и не выработала навык, позволяющий с ними разговаривать. Нет, она умела обмениваться информацией с другими лысыми приматами посредством звуков или текста, однако, не умела получать от этого удовольствие. По крайней мере способом, отличным от вываливания на них массивов структурированных данных по самым разным вопросам.
Именно поэтому фраза “держи друзей близко, а врагов – ещё ближе” была для слечны Глашек крайне отвратительной рекомендацией. Она предпочитала держаться подальше от всех людей на свете. Даже от родителей, которым хватило мозгов доверить кому-то, столь сомнительному, как Маллой-младший, одну из памятных вещей своей дочери.
В каждом человеке есть что-то мерзкое. В каждом. И Броня не была исключением. В конце концов, в мире нет никого, кого девушка бы знала лучше, чем саму себя. И люди вокруг чрезмерно заблуждались на её счёт: они просто не понимали, что именно грызёт прутья клетки строгого морального кодекса. И грызёт столь отчаянно, что металл от избыточного трения даже начинает нагреваться.
И это была ещё одна причина, по которой синеглазка так любила дождь. Потоки падающей с небес воды охлаждают раскрасневшиеся от высоких температур решётки той темницы, из которой рвётся не знающее сострадания и жалости злобное чудовище.
Именно в надежде на этот успокаивающий эффект Броня и вышла на балкон, однако предусмотрительный архитектор заранее обеспокоился тем, чтобы осадки лишний раз не тревожили тех, кто решит подышать свежим воздухом по непогоде, и добавил на чертёж здания университета козырёк. Так что, девушке пришлось, буквально, перегибаться через перила, чтобы поймать макушкой хоть немного тяжёлых прохладных капель.
Девушка слегка вздрагивала, ощущая, как некоторые из них скользят по шее и скрываются под воротником. Одни спускались вдоль позвоночника и вниз, до самой поясницы. Другие сползали к ключицам, чтобы скатиться по ним прямиком в сокровенное пространство меж грудей. Некоторые капли собирались на голове, вдоль белого обруча, удерживавшего волосы, чтобы затем всем вместе сорваться с высоты, когда некромагичка вдруг вновь решит пошевелиться.
Так Броня провела бы всю перемену, если бы не знакомый звонкий чрезмерно высокий, до карикатурно-мультяшного, голос.
– Не помешаю?
Безродная чуть повернула голову, чтобы краем глаза увидеть уже знакомый силуэт Ёлко Каппек.
– Если только не будете пытаться меня столкнуть, – последовал безразличный ответ.
– Яре-яре, – покачала головой родовитая некромагичка и подошла к перилам, но лишь чтобы опереться, а не смочить голову дождевой водой по примеру синеглазки. – У нас в ковене принято обращаться друг к другу на “ты”. Исключение сделали только для Вика: каждый раз, когда он ведёт себя недостаточно пафосно, где-то в мире умирает один котёнок.
– Но не в те моменты, когда этого не видит пан Маллой, – ответила ей Броня. – Вне поля его зрения мир работает по-старому.
– Все мы – глаза и уши Дарка, – хмыкнула Ёлко. – И если кто-то из внешнего круга ковена этого не понимает, значит он плохо выполняет свою работу.
– Хорошая постановка вопроса: и вот уже у меня появляется моральное право дёргать начальство за рукав и тыкать пальчиком в тех, кто меня обидел, – безродная невесело усмехнулась. – Вот только мир устроен несколько сложней: у меня недостаточно сил, чтобы противостоять даже мелкому дворянству, которое вполне может и отомстить за подобную кляузу. Несмотря на то, что де-юре я являюсь частью ковена, де-факто я всё ещё одинока.
Несколько секунд они обе молчали. Лишь капли дождя отбивали неровный ритм по козырьку балкона над их головами, да по всё ещё густой листве стоящих во дворе деревьев.
– Дарк куда лучше разбирается в людях, чем я, – вздохнула Ёлко. – Я живу в мире формул, расчётов, законов и правил. И мне всё ещё не до конца понятно, почему он выделил тебе место во внутреннем круге: той, кому оно явно не нужно. Более того… ты им брезгуешь. Ты брезгуешь всеми нами.
Броня слегка изогнула бровь. Как будто бы собеседница могла это увидеть.
– Внутренний круг? Ты, должно быть, шутишь. Я никогда не оказывалась во внутреннем круге так быстро.
– Тебе выделили сидение в Даркомобиле, – пожала плечами неформалка. – Так значит, подобное тебе не впервой? Ты раньше входила во “внутренний круг? “Номер один” не ошибся? – Ёлко не выдержала и рассмеялась. – А-ха-ха-ха!!! Он никогда не ошибается! А когда оказия, всё же, случается, всегда настолько умело делает вид, будто бы всё так и было задумано, что никогда не понять, в какой момент он поднимается после случайного падения, а в какой – специально валится с ног!
Наконец, синеглазка соизволила повернуться к собеседнице лицом. Требовалось просто оттолкнуться одной рукой и перекатиться по перилам, чтобы уже не просто опираться на них, частично свесившись с высоты третьего этажа, а полноценно восседать, глядя сверху вниз на развесёлую дворянку.
– И вот я снова не понимаю этот мир.
– Расслабься, Бронь, никто не понимает, – Ёлко с улыбкой утёрла выступившую в уголке левого глаза слезинку. – Мир – это сложное уравнение с величайшим множеством неизвестных. Их так много, что не имеет ни малейшего смысла предполагать, что кто-нибудь когда-нибудь сможет осознать, как именно работает весь этот балаган.
Она ненадолго задумалась.
– Но ты – не весь балаган, а лишь один единственный артист. Тебя я понимать должна, но не понимаю. Скажи… почему ты отказываешься сближаться с людьми? Разве не тяжело жить, когда ты постоянно ждёшь от каждого встречного удара?
Безродная пожала плечами.
– Удар может нанести только тот, кого ты подпустишь к себе достаточно близко. Если не сближаться ни с кем, то и опасности такой не будет, – девушка задумалась. – Но я понимаю, что один в поле не воин. Толпа способна окружить, лишая пространства для манёвров и возможности отступить. Я знаю, что просто необходимо быть частью чего-то большего, чтобы меня не раздавили. В итоге я вынуждена прибиться к той кучке людей, что выглядит чуточку менее опасной… по крайней мере, в данный конкретный момент.
– И ты совсем-совсем не ждёшь ни от кого ничего хорошего? – сочувственно покачала головой Ёлко.
– Совсем-совсем, – беспечно ответила синеглазка. – Не жди добра, и тогда не познаешь боли разочарования. И даже если ты ошибёшься, тебя это не сломит, а лишь обрадует.
– Ты рада тому, что ковен делает для тебя? – хоть вопрос и был закономерным, Броня ощутила некоторое замешательство. Она, действительно, не ожидала его.
– А… что ковен сделал для меня? – нахмурилась девушка. – О безопасности моей семьи позаботился пан ректор, а не Дарк или Гало. Покамест всё, что я получила от ковена, это груз ответственности, опасность для жизни и социальный статус Шрёдингера, который вроде как есть, но на самом деле его и нет.
– Справедливо, – неформалка задумчиво подняла взгляд наверх, к той самой грани козырька, на которой маленькие капельки дождя собираются вместе, в одну большую тяжёлую каплю, прежде чем сорваться вниз. – Хоть я всё ещё не согласна с тем, что ты отделяешь поступки Маллоя-старшего от поступков Маллоя-младшего, но я осознаю, откуда берётся столь странное мировоззрение: ты ведь в прошлой жизни была частью крайне индивидуалистического общества?
Броня молча кивнула.
– Понятно, – Ёлко ненадолго замолчала. – Теперь становится ясно, отчего ты так отчаянно отказывалась принять помощь ковена, при этом надеясь получить её от ректора УСиМ. Индивидуалистичный взгляд. Мне, человеку, привыкшему рассматривать мир с точки зрения родовой морали, сложно даётся работа с индивидуалистами. Однако, я уже знаю, как нам решить эту проблему.
Дворянка медленно перевела взгляд с игриво бегающих по козырьку балкона маленьких и крупных дождинок на свою собеседницу и мягко улыбнулась. Бледная ручка с обсидианово-чёрными ноготочками оторвалась от перил, чтобы через пару секунд замереть в приглашающем жесте с поднятой вверх ладошкой.
– От имени ковена… нет, от своего имени я обещаю, что следующую твою просьбу, если, конечно, она будет в рамках разумного и достижимого, ковен всенепременно исполнит.
– Торговля поступками, так ведь? Хотите меня купить? – Броня улыбнулась. – Это, братцы, мне по силам, откажусь теперь едва ли!
Она вложила свои пальцы в ладонь Ёлко. Странный жест, аналогов которого в старой жизни девушке не удавалось припомнить: один человек вкладывает пальцы в ладонь другого человека, а затем они оба сжимают свои персты в замок и тянут каждый в свою сторону.
Это был чисто женский аналог мужского рукопожатия. Вот только то, по легендам, развилось из предложения ощупать ножны с кинжалом или волшебной палочкой на предплечье и добровольного отказа от подобного приглашения в виде пожимания ладони. Один мужчина протягивал пустую руку, предполагая, что его оппонен касанием проверит наличие скрытого в рукаве оружия, но тот демонстративно обхватывал кисть, жестом обозначая своё доверие.
Женский же вариант никогда не предполагал проявления миролюбия. Напротив, они с самого начала демонстрировал именно решительность, а потому и тянуть замок предполагалось изо всех сил, при этом не позволяя ему разомкнуться – подобная оказия считалась дурным знаком.
Поскольку Броне, сидевшей на перилах, было не сподручно проявлять чрезмерную активность в перетягивании замка, да и излишняя решительность в данном соглашении от неё и не требовалась, синеглазку быстро стащили с его насеста, вынудив вновь ощутить под ногами жёсткое напольное покрытие балкона.
– Надеюсь на начало плодотворного сотрудничества, – произнесла Ёлко, наконец разжимая пальцы. – У нас, во внутреннем круге, отношения иные, нежели во внешнем. Раз ты пока опасаешься за себя и не доверяешь нам, я доложу Дарку о произошедшем между тобой и свитой Туны, но попрошу ничего не предпринимать до твоей отмашки.
Безродная уже начала задумываться о том, чтобы ответить что-нибудь жизнеутверждающее, как в беседу вклинился характерный звук разбитого хрустального бокала.
– Прошу прощения, это что-то важное, – прокомментировала оказию дворянка, доставая мобильный из кармана. – Кажется, агенты, посланные забрать заначенные тобой головы Кюсо, стали свидетелями странной движухи на территориях Сковронских, – озвучила она свои мысли после пары секунд чтения информации с экрана.
– Вроде как ты сама говорила ещё вчера вечером, что это больше не наша проблема, – нахмурилась Броня. – Разве этими предателями короны не собираются заняться серьёзные игроки?
– Кем я буду, если упущу возможность выслужиться, – усмехнулась Ёлко. – Держать нос по ветру никогда не бывает лишним.
– Справедливо, – согласилась синеглазка и бросила взгляд в сторону стеклянного окошка на ведущей в коридор двери. – Студентота разбредается по кабинетам. Думаю, и мне пора.
– Бенэ, – рассеянно ответила неформалка, уже поднося телефон к уху. – Я пока побуду здесь. Надо сделать пару звонков.
Молча кивнув в ответ, безродная некромагичка направилась прочь, оставляя подручную Дарка наедине с мобильным. В конце концов, Броня и сама не любила, когда ей мешают работать.
