Глава 34. Энзарио

Она помнила их имена. Она узнала о них за несколько дней больше, чем я за годы. Я стоял палубе и хватался за борт до боли в пальцах, чтобы не рухнуть головой в воду. Меня словно выпотрошили. Разрезали грудину и достали сердце. И вот оно бьется в ее руках, стоит только сжать пальцы и раздавить его.

Ария пела. Тихо, мелодично, словно касалась голосом струн моей души и выворачивала наизнанку спрятанные эмоции и чувства. Я не хочу никого помнить. Но помню. Я не хочу никого любить. Но…

Сердце лопнуло в груди, когда увидел осколок. Ишис посмеялась надо мной! Да чтоб ты свалилась со своих чертогов! Головой вниз!

Сбегаю, ноги сами несут на улицу. Туда, где волны говорят между собой на своем морском языке.

Скрутившись на корме в клубочек, сижу возле бочек и гляжу в мерцающие воды.

Я хочу умереть. Хочу. Прямо здесь и сейчас. Потому что снова переживу любимую.

Издевательство!

Пальцев рук не хватит пересчитать скольких близких уже нет. Скольких я закопал и оплакал. Сколько гвоздей забил в гробы и свое сердце. Мои дети – Маранта, Ивонна, Ленс. Внуки – Рина и Бекки. Никто не дожил до тридцати. Мои жены – Весалия и Мирида. Каждую любил по-своему, но искренне. Готов был до старости идти бок о бок, но только они исчезали раньше, чем успевали состариться, а я жил дальше.

После Мириды дал себе слово, что больше никогда не впутаюсь в отношения. О, как же жестоки шутки богов!

Ария приходит через несколько минут после моего побега. Идет тихо, но я чувствую, как тяжело ей ступать. И я не хочу, чтобы она видела меня таким. Слабым и беспомощным.

Она говорит, я что-то отвечаю. Не осознаю. Мне паршиво до физической боли. Она меня ломает, как сухую ветку. На мелкие кусочки.

– Люблю… – тихо и ласково говорит Ария, щекой к щеке прикасается, и наши слезы перемешиваются. – Люблю тебя, Энзо.

Выдыхаю ее имя. Я не могу ответить ей тем же. Мне страшно. Как ребенку страшно темной ночью без мамы.

Но я готов раскрыть душу, впустить любовь в свое сердце, только бы знать, что есть надежда. Хоть одна, хоть малюсенькая, но надежда.

Ария и не просит ничего. Совсем. Только тянет меня, заставляет подняться, уводит вниз, в комнату, где я мог бы спрятаться от целого мира.

Ей тяжело. Вижу, что устала, вымотана, измучена. Я мучаю ее. Мучаю своим решением, своим страхом, своими сомнениями, прошлыми потерями.

Чувствует ведь. Она все чувствует. Наверное, даже больше, чем мог бы почувствовать любой другой человек. Она гасит люнны щелчком и ведет меня в кромешной тьме, заставляет лечь. Что-то звякает на столе, и я понимаю, что она кладет карту. Во рту становится кисло от мысли о новой точке.

Она снова пойдет со мной. И может погибнуть. Сегодня просто повезло, а что будет потом?

А я совершенно ничего не могу с этим сделать.

Ложится рядом, но не прикасается. Дышит так тихо, что я едва слышу. Будто дает мне частичку свободного пространства, позволяет самому решать, что мне нужно, собраться с мыслями.

– Я хочу быть с тобой, – говорю куда-то вверх. Как же я раскис за эти дни. Слезы наворачиваются от полумысли, полуслова, но мне не жалко для Арии слез, лишь бы ее раны затянулись и никогда больше не появлялись.

Ария затихает. Задерживает дыхание. Приподнимаюсь и ловлю ее силуэт в темноте, вожу ладонями по лицу, запускаю пальцы в мягкие волосы, втягиваю настырный запах ландышей и наслаждаюсь.

Моя женщина. Единственная.

– Моя… Я тебя нашел, украл и никому не отдам. Слышишь? Даже Ишис не встанет на моем пути.

Она улыбается. Я чувствую это пальцами, когда касаюсь ее щек, когда очерчиваю губы. Как странно, узнавать человека вот так. В темноте. Будто не видел ее никогда до этого, все иначе. Вспоминаю ее песню и щемит в груди.

На палубе она тоже была совсем другой. Непривычной. Взрослой. Скорбящей о ближнем.

– Слышу, – шепчет тихо, а голос по каюте разливается тихим перезвоном.

– Спой еще.

Она замолкает на мгновение, обдумывает что-то. А потом с ее губ слетает тихая мелодия, которую на севере называю «Песней живых». Она похожа на ту, что Ария пела для Явира, она тоже о памяти и пути домой.

О бесконечном море, о вынужденной разлуке, о надежде, горе и победе над штормом. О том, как несгибаемая воля вела моряков к родным берегам, сквозь преграды и невзгоды.

Как боги отправляли их жизни, но не могли отравить души. Забирали свободу, но не могли сломить.

Ломали корабли, но не могли сокрушить веру в рассвет и чистое небо.

Песня льется и льется, звенит во мне, бьется, расправляет крылья и обнимает за плечи.

Закрываю глаза всего на мгновение, а распахиваю их на рассвете. Мои внутренние часы безошибочно определяют, что Ойс уже поднялся над горизонтом.

Ария спит, прижавшись к груди. Кутается в край покрывала и эротично изгибает ногу в колене. Красивая, нежная и такая трогательная с этим сочным румянцем, что оттеняют ее волосы.

На ней только моя рубашка, а от кожи пахнет мылом и привычными цветами. Видать, пока я дрых, она и в душ успела сходить.

Поглаживаю по плечам, перебираюсь к груди. Касаюсь кожи. Синяя капля блестит, как слеза, а от нее под ребрами распускается венозный цветок. Врос в мою девочку, пустил метастазы. Как уберечь ее от этого?

Отказаться от поисков? Бросить затею и прожить с ней несколько счастливых лет? Может, она даже подарит мне сына или дочь. Но… у Федерико осталось так мало времени. Он молод и достоин счастья. Не могу же я жертвовать одним человеком ради другого? А если носить эту ношу смертельно-опасно для Арии? Слишком сложный выбор. И очень много вопросов, а ответить некому.

Пальцы согреваются от ее бархатной кожи. Теплой, как прогретый Ойсом песок.

Поспешно встаю, потому что все еще во вчерашней одежде. Даже в волосах можно найти кусочки тины из того злополучного озера. Передергиваю плечами от отвращения, стоит только вспомнить русалок и их жуткие лица.

Стаскиваю тряпки, отбрасываю в сторону, чтобы глаза не мозолили и быстро ополаскиваюсь в холодной воде.

Когда возвращаюсь к постели, Ария сонно что-то бормочет и переворачивается на другой бок, потягивается, раскидывая красные ручейки волос по подушке.

Нависаю над ней, пробираюсь рукой под рубашку, едва касаюсь белой кожи. Хочу надавить сильнее, но сдерживаюсь. Сегодня я хочу быть нежным.

Когда касаюсь губами сжатых от возбуждения сосков, Ария вздыхает и изгибается. Да… буду дарить тебе ласки столько, сколько будет хватать сил.

Раздвигаю осторожно ноги, раскрывая ее. Поглаживая пальцами, отодвигаю мягкий трикотаж трусиков. Накрываю собой, стараясь не давить весом. Когда по чуть-чуть толкаюсь вглубь, Ария приоткрывает ресницы и вплетает руки в мои волосы.

– Энзо, я пока что не стеклянная, – шепчет мне на ухо, прижимая к себе, заставляя вдавливать ее в кровать.

Смеюсь в губы. Мне правда страшно ее ранить.

– Я хочу подарить тебе немного нежности с утра. Доверься.

Она чуть отпускает руки, позволяет двигаться так, как захочу, выводит у меня на спине ногтями зигзаги и узоры, посылая по коже волну мурашек. Не давит, просто касается, ласкает, все еще окутанная мягкой дремой.

Она плотная и горячая внутри. Заставляет меня плавиться от желания и срываться с цепи. Ускоряюсь, стараясь словить каждое ее движение. Поймать ритм, чтобы дарить себя без остатка.

Я не хочу ее сравнивать ни с одной из женщин, что были в моей постели. Не стану вспоминать прошлое. Она – мое настоящее, и, ерш зеленый, я буду не я, если не найду выход.

Ария чувствует, что я едва держу себя в руках, и резко проводит ногтями от загривка до поясницы. Выгибается навстречу, сжимается так, что я готов сигануть в пропасть немедленно, но держусь, продлеваю сладкую муку.

Приподнимаюсь, а она закидывает ножки мне на плечи. Замедляюсь намеренно, почти разлетаюсь на части, но наблюдать, как она извивается подо мной – особый вид удовольствия.

Синева глаз топит меня в сладком омуте, отчего я захлебываюсь стонами и рыком, жар раздирает, толкая на безумства. Сжимаю лодыжки Арии и немного развожу в стороны ноги. Она гибкая, податливая. Кусает губу и комкает простынь в кулачках. Вхожу резко и глубоко, до основания, и только, когда девушка протяжно вскрикивает, напираю сильней и трескаюсь на сладкие осколки.