Ее крик сводит с ума, под пальцами стучит чувствительный ток. Я знаю, тысячу раз потом пожалею, что привязался, но так хочется урвать ещё кусочек счастья.
Подаюсь вверх и прижимаю её к кровати своим весом. Целую, стараясь не терзать рану на губе, собираю ладонями с бархатной кожи пот смешанный с дрожью.
Мне приходится собрать все силы в кулак, чтобы в порыве голодной страсти не причинить боль. Осторожно прикасаюсь к ней и вхожу нежно, плавно, позволяя ей к себе привыкнуть. Разрываюсь от напряжения, но оставляю себя за бортом. В пасти шторма и холодного ливня. Только бы не сломать, только бы не ранить.
Она вскрикивает и выгибается. Шипит, как рассерженная кошка, и оставляет на моей спине глубокие царапины. Мне даже жаль, что они сразу исчезнут. Я хочу оставить на себе этот знак принадлежности кому-то. Пусть недолго, пусть только сейчас.
Когда Ария открывает глаза и смотрит на меня, я немею, как мальчишка. Испепеляющий огонь в этом взгляде, непоколебимая отвага и искренное доверие.
Мы же сгорим, милая? Ты это понимаешь?
Понимает. Вижу, что понимает.
Руки обвивают мою шею и тянут вниз. Ария трется влажной щекой о мою, и я дурею от этой незатейливой ласки. И готов сорваться в подступающее безумие.
Она подается навстречу. Неловко и слишком резко. Её лицо меняет боль, хочется забрать, испить все плохие моменты, что я ей причинил. За украденную невинность, разрушенный корабль и даже за отца. Ловлю её эмоции и разгораюсь, как самый мощный в мире люнн.
Придерживаю ее за бедра и двигаюсь сам. Медленно. Собственным телом учу ее, как надо, раз уж отнялся язык, чтобы сказать что-то вслух. Выдыхаю сквозь стиснутые зубы, когда девушка подхватывает ритм.
Скольжу руками по горящей коже, касаюсь тонкой шеи, и под моими пальцами сердце Арии колотится, как сумасшедшее. Срываю с ее губ тихий первый стон.
Мне мало. Нужна вся она, немедленно, сейчас.
Чувствую ее пальцы на своих щеках, и тихий шепот заставляет меня расколоться на дрожащие паззлы.
– Энзо, мне…уже не больно…
– Ты сводишь меня с ума, фурия, – рычу и стискиваю белоснежно-молочную грудь. Она так приятно ложится в ладонь, а я рвусь, ломаюсь, разрываюсь на части.
Приподнимаю девушку и запускаю руку под её спину. Больше не могу ждать. Плавлюсь от ее жара, от теплой плотности, нежных, невесомых поцелуев.
Горячие пальчики скользят по моим плечам, стискивают руки и тянут на себя. С каждым толчком я глубже, быстрей. Зверем срываюсь с цепи и боюсь, что буду груб. Вглядываюсь в румяное лицо и реку алых волос на подушке, чтобы поймать хоть что-то, но Ария только кусает губу, раскрывая старую рану и дышит часто, словно задыхается. И подается навстречу. Стискивая ногами мои бедра до искр в глазах.
Втягиваю запах наших тел, соленой влаги, что витает в каюте после шторма, и аромат цветов. Как же я люблю и ненавижу ландыши. Как же мечтаю избавиться от вечной боли и забыться в банальном семейном счастье.
Толкаюсь, впечатываю, заставляю Арию стонать подо мной и, когда она срывается на крик снова, взрываюсь.
Она сжимается до боли и исступления. Дышит тяжело, ловит мой взгляд, а я едва держусь, чтобы не рухнуть вниз и не придавить своим весом.
Я умер и воскрес, наверное, тысячи раз, но никогда воскрешение не было таким сладким и горьким одновременно. Алая капля крови набухает на ее нижней губе, а Ария ее слизывает и тянет меня вниз.
Прижимается губами, целует и врывается языком в рот, оставляя там привкус стали и сладости. Отстраняется, а глаза – огонь и пепел, мрак и морская бездна.
Перекатываюсь на бок и притягиваю Арию к себе, прячусь в коконе истомы и объятий. Укутываю нас в плед и, утыкаясь в алые волосы, вдыхаю полной грудью ее страсть смешанную с цветами.
Так, наверное, пахнет свобода.
Ария сжимает мою руку и что-то сонно бормочет.
Я наклоняюсь, чтобы разобрать слова, а она поворачивается и чмокает меня в щеку, почти невинно.
– Не сожалей о яблоках, Энзо.
– И помни об орехах, – смеюсь на грани сна и прижимаю её к себе плотней. В груди режет, будто между рёбер нож вставили. Ария-Ария, ты не понимаешь, что для меня сделала. Вырыла бездну одним взглядом, а словом смогла столкнуть меня с края и обречь на вечное падение.
Когда она тихо посапывает мне в ладонь, я стираю из уголка глаз слезу и, стараясь не разбудить, мажу ранку на ее истерзанной губе.
Я на краю знакомого обрыва, всего в шаге от пропасти, но сейчас море спокойно и отливает светлой лазурью. Белые барашки волн облизывают камни внизу, а я запрокидываю голову и тону в синеве.
Теплый ветер мягко оглаживает щеки и дергает за волосы, откидывая их за спину.
Медленно поворачиваюсь, а под ребрами сердце пропускает удар. Помню, как неизвестная тень столкнула вниз, как я неслась навстречу штормовому морю. От страха сжимается горло, но рядом никого.
Впереди сплетаются друг с другом красные и белые деревья. Тонкие стволы будто выточены из цветного стекла, на веточках покачиваются стеклянные цветы. Они мягко позвякивают и источают вокруг себя странный кисловатый запах.
Так могли бы пахнуть гнилые фрукты.
Бреду вперед, осматриваюсь по сторонам. Прижимаю руку к груди и чувствую под рубашкой что-то чужеродное, шершавое. Пытаюсь расстегнуть пуговицы, но руки не слушаются, будто я пьяна. Стоит только дойти до деревьев, как воздух наполняется странным гудением, точно вокруг снуют тысячи рассерженых пчел.
Касаюсь рукой одного из стволов и тихо вскрикиваю, когда холодные колючки впиваются в кожу. Отдергиваю ладонь и всматриваюсь в другой конец рощи, где над деревьями возвышаются белокаменные ворота.
Закрыты они плотно.
В груди что-то щелкает, кто-то проворачивает рукоять невидимой сабли, ломая ребра и разрывая мускулы. Падаю и кричу в небо, тянусь вперед, в попытке найти опору, но под руками лишь пустота. Утыкаюсь носом в траву и пытаюсь унять боль, но она только растет с каждой секундой, уничтожает меня, разрывает на части.
Переворачиваюсь на спину, и боль выгибает дугой. Что-то внутри лопается, как натянутая струна, и мир меркнет, смазывается и наливается кровавым багрянцем.
– Оставьте ее, – громыхает над головой знакомый голос, а я чувствую, как слезы катятся по щеке, обжигая кожу. – Она больше не нужна.
Тяну руку вверх, разлепляю пересохшие губы. Один жадный вздох, второй. До мушек перед глазами, то тошноты. Чувствую, как корни стеклянных деревьев касаются лица, проникают в рот, забивают горло. Некоторые врываются в разорванную грудь, скользят по ребрам и сжимают сердце в стеклянном плену.
Боль топит меня, тянет на дно, а я шепчу в изувеченные небеса:
– Только…не бросай меня…
***
– Куда я без тебя? – отвечает чей-то голос. Плотный мрак рассеивается в колкой неге.
Чувствую в себе горячие пальцы, а губы Энзо щекочут набухшие соски.
– Доброе утро, рыжулька, – он разогревает меня без спроса. Улыбается, приподняв на миг голову и поймав мой сонный и смущенный взгляд. – Не бойся этого. Не стесняйся.
Энзо прикусывает сосок и ускоряет движения пальцами. Тяну его за волосы и замечаю блеск на языке.
– Что это у тебя? – голос срывается, когда касаюсь его губ, чтобы увидеть странный блеск еще. Зажимаю руку бедрами и, тихо всхлипывая, зажмуриваюсь до золотых вспышек под веками.
Энзо проталкивает язык в рот и позволяет понять, пощупать. Узнать форму, услышать нежный стук по зубам. Гвоздик. Он холодит и цепляет чувствительные точки, щекочет изнутри, доводит до исступления.
Заставляю его откинуть голову, и Энзо послушно подчиняется. Касаюсь щеки, а он ловит руку и проводит языком по моим пальцам, хищно улыбается. Касается украшением подушечек, щекочет кожу, а я наблюдаю, как завороженная, рассматриваю, трогаю.
– Красиво, – выдыхаю сдавленно.
– Красиво – это золото твоих волос, а это, – он скользит сережкой между пальцами, – просто безделушка.
– Мне все равно нравится, – зарываюсь руками в его волосы, сжимаю в кулаке. Мягкие. А ведь казалось, что должны быть жесткими, как проволока. Касаюсь пальцами сережек в его ухе. Несколько небольших колечек. Поглаживаю теплый металл, прохожусь по смуглой коже.
– И это нравится, – смотрю в его глаза, а там зеленью вспыхивает огненный вихрь. – Тоже такие хочу.
Энзо урчит от моих прикосновений, ласкает меня, врывается пальцами, заставляя выгибаться.
– Кричи, фурия… – хрипит и снова целует. До томной боли и разрядов молний по коже.
Я подчиняюсь, но крик выходит слабым и сдавленным, будто мы под толщей теплой воды. Горло сжимается от накатывающей волны странного, непривычного и острого удовольствия, выбивающего опору из-под ног.
Вдыхаю густой воздух, который распирает легкие изнутри.
Чувствую, как гвоздик скользит по языку, и ощущений слишком много. Невыносимо.
Прикусываю нижнюю губу Энзо и облизываю место укуса, будто ему и правда может быть больно.
Я сумасшедшая. Испорченная. Так просто не бывает, невозможно!
Обнимаю его за плечи и утыкаюсь носом в шею, дышу глубоко и жадно. Запоминаю каждую впадинку, изгиб ключиц, запах, похожий на терпкую смесь черноплодной рябины и морской воды.
Хочу влипнуть в него, врасти. Никогда не нуждалась в защите, всегда могла с саблей выйти против врага. Не боялась умереть, шла вперед, как в последний раз, а тут…
Прижимаюсь теснее, словно от этого зависит сохранность моей души, потому что чувствую близкое безумие, черными вихрями закручивающееся над кораблем, и хочу верить в то, что не соврал и правда не бросит умирать.
Энзо ложится рядом. Его дыхание густое и расслоенное, он ощутимо перевозбужден, но вместо продолжения успокаивающе поглаживает меня по животу и, поднявшись выше груди, очерчивает кончиками пальцев ветку папоротника.
– Ты голодна, – усмехается, когда живот тихо всхлипывает в ответ.
– Как зверь, – тихо отвечаю в ответ. – Коня бы съела, – осторожно пытаюсь подняться, но тело – клубок сладкой ваты. Едва ли я смогу стоять. – Кажется, тебе придется донести меня до душа, – сообщаю ему шепотом, а губы Энзо едва дрожат от сдерживаемой улыбки, – у меня ноги отказали.
Он подхватывает меня, не отвечая. На ходу прикусывает ухо и носом зарывается в мои волосы.
– Справишься сама, или потереть тебе спинку, моя рыжая пленница? – ставит меня на поддон и включает воду.
– Раз уж ты сегодня такой добрый, то потри, – упираюсь руками в стену, потому что ноги не держат совершенно. Касаюсь лбом холодного камня и чувствую, как горячая вода бежит по волосам и спине.
Энзо смеётся, но как-то обреченно. Намыливает волосы и долго массирует кожу головы. Ладонями растирает пену по всему телу и прикрывает глаза. Будто прячет по густыми ресницами свои эмоции.
Я не успеваю замерзнуть от прохлады воды, как пират закутывает меня в огромный халат и несёт в каюту. Оставляет меня на постели, молча одевается и идёт к двери. Оборачивается прежде чем уйти.
– Я быстро, не скучай.