Ловушка для взломщика

Я уже выключил свет, когда в соседней комнате настойчиво зазвонил телефон. Я выпрыгнул из кровати скорее в полуспящем, чем в полупроснувшимся состоянии. Еще минута – и я бы провалился в сон, не услышав звонка. Был час ночи, в тот вечер я ужинал со Свигги Моррисоном в его клубе.

– Алло!

– Это ты, Банни?

– Да… это ты, Раффлс?

– То, что от меня осталось! Ты мне нужен, Банни, и прямо сейчас.

И даже по телефону я смог различить в его голосе дрожь от страха и волнения.

– Что стряслось?

– Не спрашивай! Никогда не знаешь…

– Я сейчас же приеду. Ты еще здесь, Раффлс?

– Что такое?

– Ты меня слышишь?

– Да-а-а.

– Ты в Олбани?

– Нет, нет, у Магуайра.

– Ты мне ничего об этом не говорил. А где живет Магуайр?

– На Хафмун-стрит.

– Я знаю, где это. Он сейчас с тобой?

– Нет, еще не пришел… и я пойман… в ловушку.

– Пойман?!

– В ловушку, которой он так хвастался. Поделом мне! Я не верил ему. Но я все-таки попался… все-таки… попался!

– Он же сказал нам, что ставит ее каждую ночь! О, Раффлс, что она собой представляет? Что мне делать? Что принести?

Его голос становился все слабее, а теперь ответа не было вообще. Снова и снова я спрашивал Раффлса, слышит ли он меня, но единственным звуком, который раздавался в ответ, был лишь низкий металлический гул телефонной линии. И затем, прижимая к уху трубку и оставаясь в безопасности своих четырех стен, я услышал на другом конце провода одинокий стон, за которым последовал страшный грохот падающего тела.

Ослепленный паникой, я ринулся обратно в спальню, кое-как натянул на себя мятую рубашку и вечерний костюм, лежавшие там же, где я их оставил. Но я так же слабо отдавал себе отчет в том, что делаю, как и в том, что собираюсь делать дальше. Уже потом я обнаружил, что повязал новый галстук, причем гораздо более аккуратно, чем обычно. Помню, что тогда я не мог думать ни о чем, кроме Раффлса, угодившего в некую дьявольскую ловушку. Я представлял себе скалящееся чудовище, которое подкрадывалось к бесчувственному телу, чтобы нанести смертельный удар. Должно быть, перед уходом я по привычке бросил взгляд в зеркало, но в тот момент внутреннее зрение победило внешнее, и вместо своего отражения я увидел устрашающую фигуру знаменитого боксера Барни Магуайра, за которым водились и хорошая, и дурная слава.

Всего за неделю до этого нас с Раффлсом представили ему в Королевском боксерском клубе. Чемпион Соединенных Штатов в тяжелой весовой категории, он все еще был опьянен своими кровавыми достижениями по ту сторону океана и требовал новых побед на нашей земле. Но его репутация пересекла Атлантику быстрее самого Магуайра. Самые лучшие отели закрыли перед ним свои двери. Тогда он взял и роскошно обставил дом на Хафмун-Стрит, который не сдают и по сей день. Раффлс подружился с успешным дикарем, а я заметил его бриллиантовые запонки, его усыпанную драгоценностями цепочку для часов, его 18-каратный браслет и его шестидюймовый подбородок. Я вздрогнул, увидев, как Раффлс стал любоваться его аксессуарами со свойственным ему видом знатока, но его интерес имел совершенно иной смысл для меня. Я, со своей стороны, предпочел бы заглянуть тигру в пасть, чем связываться с Магуайром. И когда мы наконец отправились домой к нему, чтобы увидеть его трофеи, мне показалось, что я и вправду вхожу в логово тигра. Но логово, оказавшись со вкусом обставленным одной очень известной фирмой по последнему слову мебельной моды, действительно производило ошеломляющее впечатление.

Сами трофеи оказались еще большим сюрпризом. Они открыли мне глаза на более изящный аспект благородного искусства – бокса, в отличие от того представления, которое сложилось у людей по ту сторону Атлантики. Среди всего прочего нам было разрешено подержать в руках чемпионский пояс, усыпанный драгоценными камнями, который был подарком от штата Невада, а также золотой кирпич от жителей Сакраменто и серебряную статуэтку самого Магуайра, подаренную Нью-Йоркским боксерским клубом. Я и сейчас помню, как задержал дыхание, ожидая, когда же Раффлс спросит Магуайра о том, не боится ли он грабителей. Когда вопрос был задан, Магуайр ответил, что у него есть ловушка, способная поймать даже самого умелого взломщика живым, но при этом наотрез отказался сказать нам, что она собой представляет. В тот момент я не мог вообразить себе более страшную ловушку, чем сам хозяин дома, прячущийся за занавеской. Я без труда увидел, что Раффлс принял хвастовство боксера за личный вызов. Позже он даже не стал отрицать этого, когда я отчитал его за безрассудную идею – он решил обойтись без меня. Теперь я испытывал почти варварское удовольствие при мысли о том, что Раффлсу все же пришлось обратиться ко мне за помощью. И если бы не ужасный звук удара, который я слышал по телефону, я, возможно, даже остановился бы, чтобы восхититься той безошибочной проницательностью, с которой он выбрал именно сегодняшнюю ночь для осуществления своего замысла.

Вчера Барни Магуайр провел свой первый важный бой на британской земле. Естественно, что после сложной и мучительной подготовки перед боем, он наконец мог расслабиться. Лучшего момента, чтобы застать дикаря врасплох, чем в эти первые часы релаксации и неизбежного разврата, когда он мог позволить себе отдых и обязательную для него распущенность, что делало его более не способным защитить ни себя, ни свое имущество, было придумать сложно. Разумеется, Раффлс это предвидел. Вдобавок сразу же после одержанной им кровавой победы ужасный Барни, вероятно, был менее склонен нанести кому-либо другому увечья. Тогда что еще мог означать этот страшный и глухой звук удара в трубке? Есть ли вероятность того, что это был сам чемпион, получивший coup de grace? Раффлс мог бы нанести ему подобный удар, но его голос на другом конце провода звучал совсем не торжествующе.

И все же… все же… что же там произошло? Я снова и снова задавал себе этот вопрос, пока одевался, а затем ехал в двуколке на Хафмун-стрит. Это был единственный вопрос, крутившийся у меня в голове. Ведь чтобы продумать план действия в чрезвычайной ситуации, нужно сначала понять, что произошло. Я и по сей день иногда вздрагиваю, вспоминая, какой смелый способ я избрал для получения нужных мне сведений. Я доехал до парадной двери боксера. Не забывайте, что я ужинал со Свигги Моррисоном.

Правда, в последний момент передо мной возникла дилемма – что же сказать, когда мне откроют? Вполне возможно, что наш телефонный разговор был трагически прерван внезапным прибытием и не менее внезапным нападением самого Барни Магуайра. Я решил, что в этом случае скажу ему, что мы с Раффлсом заключили пари о том, что представляет из себя его ловушка для взломщика, и я пришел посмотреть, кто из нас оказался прав. При необходимости я мог признаться, что именно по этой причине Раффлс и разбудил меня посреди ночи. Если же, однако, я ошибся в отношении Магуайра, и он еще не вернулся домой, то мои дальнейшие действия будут варьироваться в зависимости от того, кто мне откроет дверь. В любом случае, я должен спасти Раффлса.

У меня было больше времени, чтобы прийти к определенному решению, поскольку я звонил в течение продолжительного времени напрасно. В холле действительно было темно, но нагнувшись и заглянув в щель почтового ящика, я смог различить слабый луч света из дальней комнаты. Свет исходил из комнаты, в которой Магуайр хранил свои трофеи и в которой он и установил свою ловушку. В доме было тихо, и я строил догадки о том, не доставили ли горе-грабителя на Вайн-стрит за те двадцать минут, которые я потратил на то, чтобы одеться и приехать сюда. Это была ужасная мысль, но я продолжал звонить в дверь, пока мое ожидание не было прервано самым неожиданным образом.

Со стороны Пикадилли вниз по улице стремительно приближался экипаж. К моему ужасу, он остановился прямо позади меня, в момент, когда я вновь наклонился, чтобы заглянуть в щель почтового ящика, и из экипажа почти вывалились изрядно пострадавший боксер и его два компаньона. Вот так они меня и поймали… Троица остановилась и стала молча разглядывать меня, им в этом помогал свет фонаря, висевшего на столбе прямо напротив двери. Перед боем боксер вел себя задиристо и не переставал хвастать, сейчас на его физиономии красовался иссиня-черный синяк под глазом и рассеченная губа, его шляпа съехала на затылок, а дорогой галстук повис под ухом. Среди его спутников был болезненный и низкорослый секретарь-янки, чье имя я напрочь забыл, но с которым я встречался в боксерском клубе, и еще неизвестная мне величественная дама в облегающем ее точеную фигуру и сверкающем камнями платье.

Я не могу ни забыть, ни повторить те выражения, которые использовал Барни Магуайр, чтобы поинтересоваться у меня, кто я такой и что здесь делаю. Тем не менее – спасибо Свигги Моррисону за его гостеприимство – я незамедлительно напомнил боксеру о нашей прошлой встрече. И когда эти слова сорвались с моих губ, я решил еще добавить несколько деталей к своему рассказу.

– Вы наверняка запомнили моего друга Раффлса, – сказал я, – даже если не запомнили меня. На днях вы показали нам свои трофеи и попросили нас навестить вас в любой час дня или ночи после боя.

Я собирался уже добавить, что надеялся застать Раффлса здесь, чтобы разрешить наше пари по поводу ловушки для взломщиков, но внезапно Магуайр прервал мои излияния и, разжав свой смертоносный кулак, с грубоватым дружелюбием обхватил мою руку, а другой одновременно похлопал меня по спине.

– И правда! – воскликнул он. – А я ведь принял тебя за мерзкого грабителя, но ты прав, я тебя вспомнил! Не заговори ты, малец, и я бы пустил в ход свои кулаки. И не сомневайся в этом! Заходи, заходи и выпей со мной… Эй, Иосафат!

Секретарь только успел повернуть ключ в замке, но боксер оттащил его назад за ворот, в результате чего дверь осталась распахнутой, и мы видели, как свет из задней комнаты падает через перила на подножие узкой лестницы.

– В моей берлоге горит свет, – шепотом провозгласил Магуайр, – и чертова дверь открыта, хотя ключ все еще у меня в кармане и мы точно ее заперли! Вот вам и разговоры про воров, не так ли? Небеса, как я надеюсь, что хоть одного живого поймал! Вот что, леди и джентльмены, оставайтесь здесь, а я пойду посмотрю, что и как.

И неуклюжая фигура направилась внутрь дома, передвигаясь на цыпочках с грацией дрессированного слона в цирке. На секунду он переменился, оказавшись в дверном проеме, его левая рука была занесена для удара, а голова чуть откинута назад в бойцовской стойке. Но через секунду его кулаки разжались, и Магуайр, потирая руки, стоял, дрожа от смеха, в свете приоткрытой двери.

– Подходите! – воскликнул он, поманив нас. – Зайдите и полюбуйтесь на этого чертова британского взломщика. Да вы просто гляньте, как он лежит, зарывшись лицом в чертов ковер, будто его пригвоздили!

Представьте, что я чувствовал, услышав это! Болезненный секретарь вошел первым, за ним последовала усыпанная блестками с головы до пят дама, а я в тот момент подумывал о том, чтобы сбежать через все еще открытую входную дверь. В итоге я все же вошел и даже сам закрыл ее за собой. Конечно, подвигом это назвать сложно, но я нахожу похвальным, что я все же остался по одну сторону двери с Раффлсом.

– Обыкновенный грязный ворюга прямиком из Уайтчепела! – услышал я описание мужчины от Магуайра. – Сброд с Бауэри просто служители церкви по сравнению с этим чумазым чертом. Вот же мерзавец, мне даже об него руки пачкать не хочется, но если бы на мне были сейчас ботинки на толстой подошве, уж я бы прошелся по твоей мерзкой физиономии!

После этого мне было уже не так тяжело присоединиться к остальным. Какое-то время даже я был неспособен опознать отталкивающего бродягу, возле тела которого они столпились. На его лице не было фальшивой бороды, но оно было до черноты испачкано грязью. Одежда, с другой стороны, была мне незнакома, она была старее, чем большинство носимых Раффлсом комплектов для профессиональных целей. Как я уже упоминал, в тот момент я вовсе не был уверен, что это действительно Раффлс, но я вспомнил глухой стук, который оборвал наш телефонный разговор, а этот неизвестный бродяга в оборванном тряпье как раз находился без сознания под стендом для телефона, у которого болталась трубка.

– Вы его знаете? – обратился ко мне секретарь, от чего моя душа ушла в пятки.

– Господи, нет, я только хотел посмотреть, не умер ли он, – объяснил я, убедившись, что это действительно Раффлс, и что он действительно без сознания. – Но что здесь произошло? – спросил я в свою очередь.

– Это и я хотела бы узнать, – заныла дама в блестках. До сих пор она произнесла лишь пару фраз, а теперь чуть отстранилась, пряча лицо за веером.

– Прошу заметить, – вставил секретарь, – что это право господина Магуайра объяснить нам, что здесь произошло, или умолчать об этом.

Но знаменитый Барни стоял на персидском ковре, сияя от собственного триумфа, который был настолько грандиозен, что он не мог вот так запросто облечь его в слова. Комната, в которой мы находились, была обставлена под кабинет и с довольно неплохим вкусом, если вы, конечно же, находите экзотические фигурки из мореного дуба произведениями искусства. В Барни Магуайре трудно было разглядеть чемпиона мира по боксу, разве что манера говорить и тяжелая нижняя челюсть выдавали в нем бойца. Мне уже довелось осмотреть его дом, и я был удивлен тем, что все предметы интерьера выполнены одной известной фирмой, которая славилась приверженностью высокому искусству. Именно в этом артистическом стиле была обставлена и комната, в которой произошла наша маленькая трагедия. Сверкающая дама в блестках, похожая на выпрыгнувшего из воды лосося, заняла причудливое кресло с гобеленовой обивкой и декоративными гвоздями. Секретарь прислонился к секретеру, отличительной чертой которого были громадные кованые петли. За спиной самого хозяина дома виднелась сложная комбинация из дуба и плиток, рядом было уютно обставлено место у камина, а также стоял буфет с дверцами из освинцованного стекла. Магуайр с гордостью смотрел то на графин и стаканы на восьмиугольном столе, то на другой графин на соседнем причудливом круглом столике.

– Скажите, разве мне не улыбнулась удача? – спросил призер, улыбаясь распухшими губами каждому по очереди и не забывая смотреть на нас залитыми кровью глазами. – Вы только подумайте, не прошло и недели, как я изобрел ловушку для взломщика, и уже поймал в нее одного! Вот вы, мистер, – и он кивнул в мою сторону, – помните ли, вы приходили со своим другом и я уверил вас, что смогу поймать грабителя? Жалко, что он не с вами сейчас. Он мне очень понравился, славный малый, но слишком много расспрашивал меня – думается, не из чистого любопытства. Но я просто обязан с вами поделиться всем. Видите этот графин на столе?

– Он и меня заинтересовал, – признала дама в блестках. – Вы и представить не сможете, как сильно меня напугала вся эта ситуация, если бы знали, то давно бы предложили мне выпить.

– Все будет, дайте только минуту, – заверил Магуайр. – Но если вы все же решите наполнить свой бокал из этого графина, то тут же рухнете на пол, как наш незваный гость.

– О господи! – вскрикнул я, и в моем тоне было негодование, ведь я понял его ужасный план.

– Все так, сэр! – сказал Магуайр, переводя свои кровавые глаза на меня. – Моя ловушка для грабителей и взломщиков – это бутылка виски. Вот эта, на столе, с серебряным ярлыком вокруг горлышка. Теперь посмотрите на другой графин, без какого-либо ярлыка. Не правда ли, они похожи как две капли воды друг на друга? Убедитесь сами, сравните их. И содержимое, и сами графины выглядят абсолютно одинаково, и даже могу уверить вас, что виски нельзя различить на вкус. Понять разницу вы сможете, только когда очнетесь на полу от глотка. Я получил сильнодействующий порошок от одного чертова индийца с запада. Чтобы различать их, я повесил на отравленную бутылку ярлык, и оставляю ее здесь на ночь. Вот и вся идея, – поведал Магуайр, вернув графин с ярлыком на стол. – Но я полагаю, что этой простой идеи достаточно, чтобы поймать девяносто девять грабителей из ста, а девятнадцать из двадцати не устоят перед тем, чтобы глотнуть из графина, прежде чем приступить к своей работе.

– Я бы не был так в этом уверен, – заметил секретарь, посмотрев на распростертое тело Раффлса. – Вы проверили все ли трофеи на своих местах?

– Еще нет, – сказал Магуайр, взглянув на псевдоантикварный шкаф для своих ценностей.

– Тогда чего же мы ждем? – недоумевал секретарь, ныряя под восьмиугольный стол, чтобы достать из-под него черную сумку, которую я узнал с первого взгляда. С самого первого случая Раффлс неизменно брал на дело именно эту сумку, когда нужно было переносить тяжелую добычу.

Сумка была настолько тяжелой, что секретарю понадобились обе руки, чтобы взгромоздить ее на стол. В следующий миг он уже достал оттуда драгоценный пояс, подаренный Магуайру штатом Невада, серебряную статуэтку самого боксера и золотой кирпич от жителей Сакраменто.

То ли вид сокровищ, которые он чуть не утратил навсегда, то ли возмущение, направленное на грабителя, осмелившегося на них посягнуть, внезапно ввели Магуайра в настоящее бешенство, и он несколько раз ударил бесчувственное тело Раффлса, прежде чем мы с секретарем успели вмешаться.

– Мистер Магуайр, так нельзя! – закричал бледный секретарь. – Этот человек находится под действием наркотика, и к тому же он уже лежит.

– Ему повезет, если он когда-нибудь встанет, моя бы воля, я бы убил его!

– Я думаю, самое время позвонить в полицию.

– Нет, пока я сам с ним не разберусь. Он скоро придет в сознание, подождем! Я ему морду начищу так, что он сам себя в зеркале не узнает! После всего, он должен все свои зубы выплюнуть с кровью, а там уже пусть с ним копы разбираются!

– От ваших слов мне стало нехорошо, – пожаловалась дама. – Могу я попросить вас налить мне чего-нибудь выпить, и прошу вас, не будьте столь вульгарным, у вас даже вены вздулись.

– Налейте себе сами, – рявкнул Магуайр, – и не говорите чепухи. Посмотрите-ка, что там с этой трубкой?

Секретарь поднял висящую трубку.

– Мне кажется, – сказал он, – что грабитель успел кому-то позвонить, прежде чем потерял сознание.

Отвернувшись, я решил наполнить даме бокал, который она так жаждала.

– Ты прав, черт бы тебя побрал! – прогремел Магуайр. – Но кому он мог позвонить в такой ситуации?

– Это мы непременно выясним, – сказал секретарь. – На центральной станции нам все расскажут.

– Теперь это не имеет значения, – сказал Магуайр. – Давайте выпьем, а потом встряхнем этого дьявола, посмотрим, что он нам скажет.

Но после всего услышанного я уже не мог сдержать дрожи. Я осознал, каким будет результат их расследования. Даже если бы я сейчас смог спасти Раффлса, полиция без труда определит, что грабитель звонил именно мне, и тот факт, что я не сказал ни слова об этом, будет означать мое разоблачение и станет основанием обвинить в произошедшем нас обоих. Я чуть не потерял сознание, но в последний момент увидел путь, который мог бы провести нас между Сциллой нынешнего положения и Харибдой косвенных улик. И я понимал, что если я немедленно не прерву молчание, то и этот относительно безопасный путь будет мне заказан. Поэтому я и заговорил с отчаянной и поспешной смелостью, совсем для меня не характерной. Но любой бы осмелел, отужинав в компании Свигги Моррисона в его клубе.

– Вдруг это он мне звонил? – воскликнул я, изображая внезапное озарение.

– Тебе, сынок? – эхом отозвался Магуайр, держа в руке графин. – Что, черт возьми, он мог знать о тебе?

– Или что ты знаешь о нем? – спросил в свою очередь секретарь, сверля меня глазами.

– Ничего, – добавил я, уже сожалея о своем безрассудстве. – Но кто-то звонил мне около часа назад. Я думал, что это был мой друг Раффлс. Помните, я даже сказал, что ожидаю встретить его здесь.

– Но я не понимаю, какое отношение ваш рассказ имеет к нашему вору, – упрямо продолжал секретарь, вглядываясь в мое лицо еще пристальнее.

– Как и я, – был мой жалкий ответ. Но в его словах я нашел определенную выгоду, ровно, как и в том факте, что Магуайр щедро наполнил свой бокал спиртным.

– Ваш звонок оборвался внезапно? – спросил секретарь, потянувшись за графином, поскольку мы втроем расположились вокруг восьмиугольного стола.

– Настолько внезапно, – ответил я, – что я даже не понял, кто мне звонил. Нет, спасибо, я воздержусь.

– Чего это! – закричал Магуайр, резко поднимая голову. – Ты откажешься от предложенного в моем доме алкоголя? Это очень подозрительно, сынок. Хорошие парни не откажут хорошему виски!

– Но я уже ужинал, – сказал я, – и достаточно выпил. Довольно много.

На мои слова Барни Магуайр с силой стукнул кулаком по столу.

– Слушай, сынок, ты мне нравишься, – сказал он. – Но я переменю свое мнение о тебе, если ты откажешь мне!

– Хорошо, без проблем, – сказал я поспешно. – Но на один палец.

И секретарь налил мне не больше чем на два.

– Почему это должен был быть ваш друг Раффлс? – спросил он, безжалостно продолжая допрос, в то время как Магуайр взревел «Пейте!», а после вновь опустил голову на грудь.

– Я почти провалился в сон, – ответил я, – и он был первым, о ком я подумал, когда поднял трубку. Понимаете, у нас обоих установлены телефоны. И мы заключили это пари…

Я поднес стакан к губам, но смог оставить виски нетронутым.

– Какое пари? – спросил секретарь прерывающимся голосом. Затем моргнул, осушая свой бокал.

– О том, что нам только что объяснили, – сказал я, наблюдая за собеседником. – Я полагал, что ловушка будет сродни капкану на человека. Раффлс был уверен, что это должно быть что-то другое. У нас произошел настоящий спор об этом. Раффлс уверял, что это не может быть капканом. Я настаивал на своей версии. В итоге мы заключили пари на деньги. Я поставил на капкан. А Раффлс стоял на своем. И Раффлс, как оказалось, был прав – это не обычная ловушка. Но она по-настоящему эффектная… по-настоящему… и все вы попались в нее, за исключением меня!

На последнем предложении я понизил голос, но мог бы с таким же успехом кричать. Я повторил одно и то же несколько раз, чтобы проверить, не разбудит ли секретаря моя умышленная тавтология. Но эффект оказался прямо противоположным. Его голова упала на стол, и он даже не пошевелился ни от удара, ни когда я подложил ему под голову его собственную руку. Магуайр сидел рядом с ним, все еще уткнувшись челюстью в грудь, но сохраняя вертикальное положение, в то время как дама уже лежала в своем причудливом кресле и ее блестки размеренно поднимались и опускались в такт дыханию, то вспыхивая, то погасая. Все трое заснули, и я не знал, благодарить ли Провидение или чей-то замысел, но мне было достаточно и этого факта.

Наконец-то я мог беспрепятственно заняться Раффлсом. Это была оборотная сторона медали: он все еще спал – так же крепко, как его враги, так мне показалось, когда я в первый раз слегка и безрезультатно встряхнул его. После неудачной попытки я стал действовать решительнее, уверенности мне придало то, что он начал что-то неразборчиво бормотать. Тогда я взял его за запястье и вывернул, отчего он резко вскрикнул. Но прошло еще много томительных минут, прежде чем его затуманенные глаза смогли сфокусироваться на моих.

– Банни! – зевнул он, и ничего больше не последовало, пока его сознание окончательно не прояснилось. – Итак, ты все-таки пришел мне на выручку, – продолжил он с искренней признательностью, которая вызвала во мне восторг. – Я знал, что ты придешь! Они еще не здесь? Слушай, они появятся в любой момент. Нельзя терять ни минуты.

– Не волнуйся, они не придут, старина! – прошептал я.

При этих словах он сел и увидел коматозное трио. Раффлса, в отличие от меня, не так сильно поразил их вид. При этом я никогда еще не видел у него более ликующей улыбки, чем та, что пробилась сквозь черноту его лица и осветила его черты. Я понял, что для Раффлса все, что произошло, не было ни особым сюрпризом, ни загадкой.

– Сколько они выпили, Банни? – осведомился он шепотом.

– Магуайр не меньше чем на три пальца, а остальные по крайней мере на два.

– Тогда нам не нужно понижать голоса и ходить на цыпочках! Мне приснилось, что кто-то ударил меня по ребрам, и теперь мне ясно, что это был вовсе не сон.

Он поднялся, держа руку на боку, но при этом на его лице застыла кривая усмешка.

– Тебе не составит труда определить, кто из них постарался, – сказал я. – Я рад, что мерзавец получил по заслугам!

И я погрозил кулаком неподвижному боксеру, который, без сомнения, был самым жестоким бойцом нашего времени.

– Тогда он даже до утра в себя не придет, если, конечно, к нему не приведут доктора, – сказал Раффлс. – Я не уверен, что мы смогли бы его разбудить, даже если бы постарались. Как ты думаешь, сколько я выпил этого зелья? Столовую ложку! Я догадывался, что в графине, но все равно не смог удержаться от того, чтобы не проверить. Удостоверившись, я тут же сменил ярлык и подменил графин, думая о том, чтобы остаться, дабы не пропустить веселье, но уже в следующую минуту с трудом мог открыть глаза. Тогда я понял, что все-таки отравился каким-то странным веществом. Если бы я в таком состоянии покинул дом, мне пришлось бы оставить всю добычу или меня нашли бы спящим в какой-нибудь канаве с тяжелой сумкой трофеев. В таком случае, меня бы точно задержали, арестовали, и неизвестно, что еще могло бы последовать за этим.

– Тогда-то ты и позвонил мне!

– Это было мое последнее озарение – своего рода вспышка в голове, перед тем как опустилась тьма, – и я, признаться, мало что помню об этом. В тот момент я уже почти провалился в сон. Сложно сказать, что я говорил, но точно не бодрствовал.

– Да, именно так и звучал твой голос, теперь мне все понятно.

– Я не могу вспомнить ни слова из того, что я тебе сказал, Банни, совсем не помню, чем все закончилось.

– Ты свалился на полуслове.

– Ты слышал это в телефонной трубке?

– Так ясно, будто мы с тобой были в одной комнате: только я подумал, что причина тому Магуайр, который застал тебя и отправил в нокаут.

Никогда еще мне не приходилось видеть Раффлса настолько удивленным и потрясенным; его усмешка превратилась в открытую улыбку, взгляд смягчился, и его рука обхватила мою.

– Ты верил в это – и все же примчался сюда, чтобы сразиться за мое бездыханное тело с Барни Магуайром! О чем ты думал, с тобой даже не было Джека Покорителя Великанов, Банни!

– Это совсем не моя заслуга, честно, тут дело совершенно в другом, – сказал я, вспоминая свою опрометчивость и невероятную удачу, и на одном дыхании признался во всем. – Ты же помнишь старину Свигги Моррисона? – добавил я в заключение. – Я ужинал с Магуайром в его клубе!

Раффлс лишь покачал головой. И добрый свет в его глазах был мне бесконечной наградой.

– Мне все равно, – сказал он, – насколько увлеченно вы ужинали: in vino veritas, Банни, отвага тебе не изменит! Я никогда не сомневался в твоей смелости и впредь не усомнюсь. По правде говоря, я не полагаюсь ни на что другое, чтобы вытащить нас из этой переделки.

Должно быть, я изменился в лице при этих словах, мое сердце ушло в пятки. Я искренне верил, что мы уже выбрались из переделки и что нам осталось незаметно покинуть этот дом, только и всего. В то время как мы с Раффлсом обменивались взглядами, стоя на пороге комнаты, где в глубокой дреме пребывали три человека, я впервые полностью осознал всю опасность ситуации. Ситуация была двоякой, и самое смешное, что, пока Раффлс был без сознания, я прекрасно видел обе стороны проблемы. Но стоило ему прийти в себя, как я совершенно забыл о том, что тоже должен анализировать происходящее, в том числе и наши общие злоключения. С моей стороны это был бессознательный жест, таким образом я инстинктивно отдавал дань уважения своему вождю, но сейчас, когда мы стояли лицом к лицу, мне стало невыносимо стыдно осознавать неразрешимый вопрос, который я так легко переложил на его плечи.

– Если мы просто оставим тут все как есть, – продолжил Раффлс, – тебя заподозрят в пособничестве мне, и, как только схватят тебя, им будет нетрудно догадаться, кто еще замешан в этом деле. Полиция не должна поймать ни одного из нас, Банни, иначе они поймают нас обоих. Со своей стороны, я могу лишь уверить, что готов к этому!

Я тут же повторил его слова, в устах Раффлса звучавшие как благородная клятва, в моих же – как обыкновенный трюизм.

– Мое положение проще, – продолжал он. – Я – обыкновенный взломщик, и я просто сбежал. Никто меня не опознает. Но они знают тебя, и не только знают, но и помнят, что ты пришел сюда, и возникает вопрос: почему ты позволил мне бежать? Что с тобой случилось, Банни? В этом и кроется проблема. Что могло произойти после того, как они заснули?

И в течение минуты Раффлс лишь хмурился и улыбался. Выглядел он при этом, как писатель, который придумывает идею для своей очередной сенсационной книги. Затем сквозь черноту его лица пробились первые лучи озарения.

– У меня есть ответ на это! – воскликнул он. – Ты и сам выпил небольшое количество виски, хотя, конечно, не так много, как они.

– Блестяще! – вскричал я. – Они действительно настояли на том, чтобы я выпил с ними, и я сказал, чтобы они мне налили немного.

– Ты тоже заснул, но, что вполне естественно, первым пришел в себя. От меня к тому моменту уже и след простыл, как и от золотого кирпича, пояса чемпиона и серебряной статуэтки. Ты, конечно же, пытался разбудить остальных, но у тебя ничего не вышло, да и не могло бы выйти. И тогда что же ты сделал? Что самое естественное может предпринять любой честный человек в подобных обстоятельствах?

– Пойти в полицию, – предположил я неуверенно, мало радуясь подобной перспективе.

– Для этой цели здесь установлен телефон, – сказал Раффлс. – Я на твоем месте позвонил бы им. Не унывай от этой мысли, Банни. Это самые добрые на свете люди, и то, что ты им наврешь, – не более чем капля по сравнению с морем лжи, которую я заставил их проглотить, не поморщившись. Это действительно самая убедительная история, которую мы могли бы выдумать, но, к сожалению, есть еще один момент, который не так-то просто объяснить.

И даже Раффлс выглядел непривычно серьезным, когда я кивнул.

– Ты имеешь в виду, что они выяснят, что ты мне звонил?

– Они могут это узнать, – сказал Раффлс. – Хотя я, похоже, успел положить трубку на место. Но все же такая возможность есть.

– Боюсь, что они обязательно проверят звонок, – сказал я с тревогой. – Но худшее в том, что я и сам проговорился. Ты не повесил трубку, она все еще висела над твоей головой, когда ты свалился на пол. Разумеется, возник этот самый вопрос, и эти инквизиторы так быстро определили, в чем тут дело, что я решил брать быка за рога и признался, что час назад мне как раз кто-то звонил. Честно признаться, я даже сказал им, что подумал, что это ты, Раффлс!

– Только не это, Банни!

– Что я мог сказать? Должен же я был объяснить тот звонок, и я ясно видел, что они не узнали тебя. Поэтому я солгал о некоем пари, которое мы заключили об этой самой ловушке Магуайра. Понимаешь, Раффлс, я так толком и не рассказал, как сюда попал, да и на долгое объяснение нет времени, но так получилось, что я сразу же сказал им, что ты должен был встретить меня здесь. Эту историю я придумал, на случай, если бы они сразу же увидели тебя. Но она сама по себе отлично объясняет телефонный звонок.

– Так и есть, Банни, – пробормотал Раффлс тоном, который вновь придал мне уверенности. – Я не мог бы придумать истории лучше, и прости мою прямоту, но я верю, что ты еще ни разу в жизни не действовал столь удачно! Считай, что ты во стократ искупил всю вину за тот случай, когда проломил мне голову! Но меня не отпускает беспокойство, что нам еще столь многое предстоит сделать, и при этом у нас так мало времени для размышлений и действий.

Я вынул часы из кармана и молча показал их Раффлсу. Было три часа ночи, а на дворе стояли последние дни марта. Менее чем через час на улице уже появятся первые тусклые лучи света. Раффлс будто очнулся от задумчивости.

– Есть одно-единственное решение, Банни, – сказал он. – Мы должны всецело довериться друг другу и разделить работу между собой. Ты позвонишь в полицию, а в это время я займусь остальным.

– Ты придумал причину, по которой грабитель мог позвонить мне?

– Еще нет, Банни, но придумаю. Объяснение понадобится через день или два, да и, в конце концов, ты не обязан знать причину. Детальные разъяснения наведут еще больше подозрений.

– Все верно, – согласился я.

– Тогда доверься мне, Банни, я что-нибудь придумаю, постараюсь сообразить что-нибудь к утру, но в любом случае у меня будет история для тебя к тому времени, когда она понадобится. Я не подведу тебя, Банни. Я докажу тебе, что после сегодняшней ночи я никогда, никогда и ни за что тебя не подведу!

На том мы и порешили. Ни слова не говоря, я сжал его руку и остался сторожить спящую троицу, в то время как Раффлс прокрался наверх. Позже я узнал, что на верхнем этаже спали трое слуг, а в подвале – еще один, который слышал часть того, что произошло. Но, хвала небесам, он слишком привык к ночным оргиям, причем гораздо более шумным, чтобы появляться без вызова. Думаю, он слышал, как Раффлс уходил. Но Раффлс не скрывал этого, напротив он спокойно вышел и, как сам потом мне рассказал, первым, кого он встретил, был патрульный констебль. Раффлс даже пожелал ему доброго утра, он был вполне в состоянии это сделать. И причина тому была в том, что он успел побывать наверху, где отмыл лицо и руки. После этого, надев огромную шляпу и меховую шубу боксера, он мог бы маршировать даже вокруг Скотланд-Ярда, несмотря на то что в одном кармане у него лежал золотой кирпич из Сакраменто, а в другом – серебряная статуэтка Магуайра, а вокруг его талии красовался под одеждой драгоценный пояс от штата Невада.

Моя непосредственная роль после всех событий этих предрассветных часов оказалась довольно сложной. Скажу только, что сошлись на том, что для меня разумнее всего будет с полчаса молча полежать с остальными и только после этого поднимать на ноги слуг и звать полицию. Из значимых событий в эти полчаса я бы отметил тот момент, когда Барни Магуайр свалился на пол, умудрившись при этом не проснуться сам и не разбудить остальных. Единственное, что хоть как-то среагировало на шум – было мое сердце, которое затрепетало в горле, как испуганная птица.

На рассвете я, вооружившись колокольчиком и телефоном, поднял тревогу. Через несколько минут дом кишмя кишел полусонными слугами, раздраженными докторами и уверенными в своих силах полицейскими. Рассказав свою историю однажды, я оказался вынужден повторить ее дюжину раз, и все на пустой желудок. Но это была, конечно, чрезвычайно правдоподобная и последовательная история, пусть даже пока не подтвержденная другими жертвами, которые еще не вполне пришли в себя. В конце концов мне было разрешено удалиться с места преступления, пока от меня не потребуются дополнительные сведения либо меня не вызовут для опознания преступника, которого наша доблестная полиция надеялась поймать еще до конца дня.

Я сразу же направился домой. Привратник вылетел, чтобы помочь мне выйти из кэба. Его лицо встревожило меня сильнее, чем все те, что остались на Хафмун-стрит. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы сделать вывод, что я пропал.

– В вашу квартиру вломились сегодня ночью, сэр, – воскликнул он. – Воры унесли все, что только смогли.

– Воры в моей квартире! – воскликнул я в ужасе. Мои мысли тут же унеслись к компрометирующим вещам, которые хранились как у меня, так и в Олбани.

– Дверь была взломана с помощью лома, – поведал привратник. – Первым обнаружил это молочник. Сейчас там констебль.

Из всех квартир именно мою сейчас обыскивает констебль! Не дожидаясь лифта, я помчался наверх. Незваный гость, послюнив карандаш, усердно заносил заметки в толстый блокнот; пока что он не прошел дальше передней. Я пронесся мимо него. Мои трофеи хранились в ящике гардероба, в который был специально установлен брамовский замок. Замок оказался сломан, а ящик пуст.

– Там было что-нибудь ценное, сэр? – осведомился назойливый констебль.

– Да, было, кое-какое фамильное серебро, – ответил я. Это было правдой, только не про мою семью.

И только тут у меня в голове мелькнула догадка. Ничего другого не пропало. Но во всех комнатах был устроен настоящий хаос. Я повернулся к привратнику, который вслед за мной поднялся наверх, – обычно он находился на улице, пока его жена присматривала за квартирой.

– Могу я поручить вам избавиться от него как можно скорее? – прошептал я. – Я направлюсь прямиком в Скотланд-Ярд. Пусть ваша жена приведет комнаты в порядок. Распорядитесь, чтобы починили замок до того, как она уйдет. Все, я пошел!

И я отбыл в первом же кэбе, который смог поймать, но не в Скотланд-Ярд. Для начала я решил остановиться на Пиккадили.

Старина Раффлс открыл мне дверь. Не помню, чтобы когда-нибудь он выглядел более опрятным, бодрым и во всех отношениях приятным на вид. Если бы в моих силах было создать портрет Раффлса не только пером, то я бы написал его именно таким, каким он предстал передо мной в то ясное мартовское утро в Олбани на фоне открытой двери – стройным, подтянутым, в утреннем сером костюме, спокойным, радостным и свежим, как само воплощение весны.

– И зачем ты это сделал? – спросил я.

– Это был единственный выход, – ответил он, предлагая мне портсигар. – Я осознал это, как только вышел на улицу.

– Я все еще не до конца понимаю.

– Ответь, зачем грабителю потребовалось звонить честному джентльмену и вымаванить его подальше от дома?

– Это то, что мы как раз и не могли объяснить.

– Как я уже сказал, я нашел ответ, когда покинул тебя. Очевидно, что грабитель вызвонил тебя, чтобы ограбить и твой дом!

И Раффлс улыбнулся мне, сияя от собственной находчивости и дерзости.

– Но почему именно меня? – спросил я. – Почему он решил ограбить именно меня?

– Мой дорогой Банни, должны же мы дать полиции хоть немного пищи для размышлений. Но мы упомянем о паре фактов в разговоре с полицейскими в нужный момент. Была глубокая ночь, когда Магуайр впервые привел нас к себе в дом. Познакомились мы с ним в Королевском боксерском клубе, а там, как известно, кого только не встретишь. Ты поведаешь им, как он звонил своему слуге, чтобы к нашему прибытию подготовили ужин; обменявшись телефонами, мы шли по ночным улицам и обсуждали его сокровища. Разумеется, он хвастался своими трофеями, и ты признаешь, что ради поддержания разговора упомянул и о своих ценностях. И что же из этого вышло? Наш разговор подслушали, а затем и выследили, вот в чем причина того, что вас грабят по одной и той же схеме и в одну и ту же ночь.

– Думаешь, этого будет достаточно, чтобы отвести подозрения?

– Я совершенно уверен в этом, Банни, поскольку это зависит от тебя.

– Тогда дай мне еще одну сигарету, мой дорогой друг, и, с твоего позволения, я направлюсь в Скотланд-Ярд.

Раффлс поднял обе руки в наигранном ужасе:

– В Скотланд-Ярд!

– Чтобы дать ложное описание того, что ты взял из того ящика в моем гардеробе.

– Ложное описание! Банни, тебе больше нечему учиться у меня. Было время, когда я бы не позволил тебе отправиться туда без меня, даже для того, чтобы возвратить потерянный зонт, – не говоря уже о потерянном деле!

Спускаясь по лестнице и глядя, как он весело машет мне вслед, я впервые на своей памяти не пожалел о том, что последнее слово осталось за Раффлсом.