Глава 16
Лев без зубов
Банда Мурки активно занялась делом. Командой они уезжали на пару-тройку дней в соседние города, где совершали крупные и мелкие кражи. Местные газеты пестрили заголовками о галантности преступников, которые в качестве насмешки порой оставляли цветы. Это была прихоть Мэри, связанная с ее романтическим настроем. Сценарии грабежей были наполнены изяществом и тщательно разрабатывались. Ее давняя мечта создать совершенный механизм краж была осуществлена. Преданные соратники уважали ее и всецело доверяли.
— Ты как лев без зубов! — отшучивался Колченогий, получив очередные вести о воровских подвигах возлюбленной. — За грозной королевой грабежа тянется не кровавый след, а лепестки роз.
Мэри смеялась.
«Гастролеры» жили весело, все смирились с объединением команд, даже Фомка. Но ревность не давала ему существовать спокойно, иногда он задабривал эту беспощадную зверюгу рюмкой водки.
— Почему тебе не нравятся здоровые люди? — страдающий молодой человек наконец-то осмелился задать вопрос, который все больше и больше тревожил его в последнее время. Они с Мэри возвращались из очередной поездки. В купе они были вдвоем и не притворялись ни родственниками, ни супругами.
— Прости, но я не понимаю тебя, Фомка! — уставшая Мэри положила голову ему на плечо, пытаясь вздремнуть.
— Я Петр.
Мэри подняла голову и вопросительно уставилась на него. На то, чтобы гасить его очередной мятеж, у нее совсем не было сил.
— Мое имя Петр! — повторил он отчетливо. — Так все-таки, ответь на мой вопрос, о, прекрасная Мэри! Что тебя привлекает в калеках?
— Петр, ты злоупотребляешь своим положением в банде. Да и водкой тоже!
— Я просто хочу понимать, что с тобой не так. Мы давно знакомы…
Наливка, выпитая Фомкой на вокзале, была слишком разговорчивая. Назревала опасность скандала, он забрался слишком далеко — на территорию, обнесенную высокой каменной стеной. Мэри вмиг стала жесткой, она приблизила к нему лицо так близко, что их носы еда не соприкасались:
— Знаешь, о чем я сейчас жалею больше всего на свете? Что оставила тебя с языком!
Фомка побледнел. Извинившись, он сослался на то, что ему стало плохо, и удалился в тамбур. Поезд остановился на проселочной станции. Фомке вдруг пришло в голову, выйти прямо здесь и затеряться среди небольших приветливых домиков, чтобы Мэри оценила, какую важную роль, он играет в ее жизни. Чтобы она поняла, что рядом с ней не только верный пес, который лает по команде и получает за это лакомый кусочек, а тот, кто… Не найдя нужных слов молодой человек осекся, потускнел, ссутулился. Видимо наливка начала выветриваться.
— Я думала, ты сошел на станции, Петр! — весело заметила Мэри, когда он вернулся.
— Просто проветрился, — пробубнил Фомка, садясь не рядом, а напротив. Он закрыл глаза, притворяясь, что спит.
Сонька практически не сталкивалась с Мэри. Комнат в усадьбе было много, и она могла держаться на расстоянии от своей соперницы и от самого Колченогого, который о ней и не вспоминал, что было только на руку. Она была сама по себе, бродила по дому, словно скромная приживалка, о существовании которой все позабыли.
— Будто меня нет! — жаловалась она чекисту, во время их тайных встреч. Они пару раз в неделю встречались в гостинице в его номере, она докладывала ему все, что знала о передвижениях банды Мэри, а знала она очень мало, потому что была в изоляции.
— Ты должна давать мне больше информации! — Варфаламеев заметно нервничал. Время шло, а результата не было. Чекист продолжал изображать нэпмэна, ходил на встречи с местными предпринимателями, подробно расспрашивая о состоянии дел на местных фабриках. Он надеялся, что Дурень, с которым они случайно пересеклись в гостинице, не узнал его, ведь прошло так много времени. Однако все же это было опасно, и Варфаламеев подумывал поменять место жительства на более скромные апартаменты. Для этого ему нужно было укрыться и перестать видеться с Сонькой, которая и так его компрометировала.
— Придумай что-нибудь! Подкупи, соблазни, убей, наконец, если надо! — огрызнулся Варфаламеев. От былого обаятельного мужчины, который не так давно заливался соловьем возле стойки бара, пытаясь заинтересовать собой девушку, на самом деле жаждущую внимания совсем другого человека, не осталось и следа. Теперь это был холодный рассудительный служащий госаппарата. Сонька же из роковой самоуверенной красотки превратилась в психически неуравновешенную брошенную истеричку.
У Соньки была одна очень странная черта — собачья преданность. При сильном человеке она чувствовала себя комфортно и подчинялась ему безоговорочно. Работая когда-то в борделе, девица ни разу не пыталась сбежать, хотя будни ее были невыносимы. Ее тело покупали, а взамен она получала лишь гроши. К делу и клиентам она относилась ответственно, подходила «с душой». За это ее прозвали «Милашка» и работы у нее было — хоть отбавляй.
Колченогий был ее постоянным посетителем. Ему нравилась ее открытость в сочетании с порочностью. Она была такой, какой он хотел ее видеть. Постепенно он «приватизировал» девушку, не позволяя ей встречаться с другими мужчинами. А позже и вовсе выкупил из притона. Платить пришлось дорого, потому что она «делала кассу» и была весьма популярна. Сонька вспоминала, каким противным ей казался в первую встречу своеобразный клиент. Его привезли на кресле и пересадили на кровать. Раздевалась она обреченно, предвкушая трудности, но оказалось, что в постели он был достаточно раскрепощен и щедр на ласки. У него были сильные и нежные руки, приятный голос и деньги — все это Сонька могла оценить по достоинству. В какой-то момент ей даже показалось, что это любовь всей ее жизни. По крайней мере, до встречи с человеком в инвалидном кресле, она не испытывала подобной привязанности. Сонька была искренне благодарна за заботу и за то, что он вытащил ее из омута, где сексуальные утехи были всего лишь возможностью заработать на кусок хлеба. Она зажила хорошо — на широкую ногу и очень быстро привыкла к роскоши. И теперь ей совсем не хотелось расставаться со своими приятными привычками. Она решила, что пойдет на все, чтобы удержаться на плаву.
В спальню вошел Колясочник. Он вел себя как ни в чем не бывало, будто маленького инцидента, случившегося недавно, вовсе не было.
— Ты хотела меня видеть?
Сонька соблазнительно улыбнулась и поманила его рукой, чтобы он сел рядом с нею на постель. Колясочник робко проследовал, как завороженный, — такая перемена в ее поведении обескураживала.
— Я бы хотела знать, о чем говорят между собой Колченогий и его облезлая кошка! Хочу, чтобы ты мне рассказывал все, что слышишь, когда бываешь рядом.
— С чего бы это? — произнес Колясочник, с подозрением глядя на Соньку.
— Мне одиноко, я совсем одна. Меня выбросили, как ненужную вещь, — потупив взгляд, произнесла красавица, слегка надув губки. «И почему этот фальшивый жест всегда так магически влияет на мужчин?» — задумывалась, иногда девушка, прежде чем применить его в очередной раз. Не реагировал на эти провокации только один человек — Колченогий. Каждый раз, когда она желала применить к нему подобное «оружие», получала легкую взбучку в шутливой форме. Иногда она нарочно делала разные мордочки с целью привлечь внимание строгого мужчины. В этот момент он мог даже накричать на нее, но зато потом позволял сидеть у себя на коленях или купить что-нибудь новое в гардероб.
Колясочник завороженно пялился на ее декольте, а Сонька заверяла его, что за достойные внимания сведения она готова устраивать с ним тайные свидания в любое время дня и ночи. Он не мог и мечтать о таком подарке судьбы. Стараясь заслужить больше, чем просто беседу, он пересказывал все до мельчайших подробностей, стал ее глазами и ушами в другой части дома. Но сведения Колясочника были пусты и не любопытны: Колченогий и Мэри проводили много времени за житейскими разговорами, словно были скучающими супругами в многолетнем браке — самыми обычными людьми, не обремененными ответственностью за нужды и существование тех, кто поддерживал их комфорт, выполняя грязную работу. Колясочник даже кое-что присочинил, чтобы Сонька, наконец, пустила его в свою постель: поведал о скандалах, во время которых Мэри била дорогую посуду, чем выводила из себя Колченогого, а потом они как будто бы спали в разных комнатах. Колясочник так сильно желал обладать Сонькой, что пристрастился к подслушиванию даже вне своего рабочего времени. Он стал тенью Мурки и постоянно шнырял рядом. И однажды его старания увенчались успехом: он застал ее у зеркала без парика и был сильно удивлен увиденным. Заикаясь, Мэри объяснила, что отсутствие волос нужно ей для работы: так удобней менять парики для перевоплощения в разные образы.
— Послушай меня внимательно, если это выйдет за пределы этой комнаты, я отрежу тебе язык. Поэтому не болтай, — спокойно произнесла Мэри.
Угроза не произвела особого впечатления на одухотворенного Колясочника, который чувствовал, что за эти факты он точно заполучит страстную благодарность Соньки, и он был прав, она действительно рассчиталась с ним сразу как узнала об этой маленькой тайне разрушительницы ее сладкой жизни. Теперь в ее рукаве козырь, которым она всенепременно планировала воспользоваться в нужный момент.
Все шло своим чередом. И Колченогий, и Мурка были довольны сотрудничеством. Но Царя встревожил этот союз, и, несмотря на то, что в городке все было тихо, и торгаши перестали ходить с жалобами, он ощущал дефицит информации. А вдруг это затишье перед бурей? Для выяснения тонкостей обстоятельств он пригласил Колченогого в тронный зал на разговор.
Начали мужчины беседу издалека: обсудили шумиху в газетах, связанную с новыми политическими веяниями.
«Всем военным властям и учреждениям народной милиции в пределах линии Московской окружной железной дороги расстреливать уличенных и захваченных на месте преступления виновных в грабежах и насилиях», — зачитал неторопливо Царь, цитируя приказ Московского окружного комиссариата по военным делам, и невесело прокомментировал:
— Снова грядут перемены. И не в нашу пользу!
— В этой стране всегда перемены не в нашу пользу. Я давно перестал жить старыми обидами. Уверен, при любых новых веяньях мы найдем способ подстроить ситуацию под себя.
— К примеру, соединив две банды?
Колченогий внимательно посмотрел в хитро сощуренные глазки собеседника. Конечно, он понимал, с какой целью его пригласили в это заставленное дорогим хламом место. И был готов к любому повороту разговора, потому как тайны не было: тот факт, что Мэри со своей командой вошла в его преступный синдикат, знали все.
— Решил поставить строптивую кобылку в свое стойло? — отшутился Царь, подмигивая.
Колченогому не понравилась эта шутка, но он счел правильным не выказывать эмоций на этот счет, лишь спокойно прокомментировал:
— Это выгодно всем. Во-первых, мы можем их контролировать. Во-вторых, твоя казна уж точно не опустеет, по крайней мере, в ближайшее время. А в городе все спокойно, мы уживаемся и с милицией, и с торговцами.
— Если бы не инцидент с откушенным ухом… Надеюсь, ты о нем не позабыл? Аукнется нам еще это, ох, как аукнется, — предостерег Царь, тряся в воздухе кривым указательным пальцем. — И все же я считаю несправедливо, что такое событие, как присоединение к нам самой Кровавой Мэри, осталось без внимания. Я бы взял на себя организацию праздника в честь нее.
Колченогий равнодушно пожал плечами, понимая, что это попытка Царя держать все под контролем, и отказываться от такой чести не стоит. Напоследок главенствующий в местном преступном мире поднял процент, вносимый бандой в «общак», ведь теперь у них появился дополнительный доход. После этого торжественно объявил, что аудиенция окончена. Оба расстались будто бы довольными.
Колясочнику не терпелось доложить прекрасной Соньке о том, что он подслушал возле дверей тронного зала. Почтовый голубь нес в клюве благую весь, за которую мечтал получить вкусных зернышек. Передав почти слово в слово весь разговор двух мужчин, он потянулся к ней за вознаграждением, но получил пощечину. Докладчик только разозлил Соньку вестью о предстоящем празднике в честь ее главного раздражителя — Мэри, которая теперь вскарабкивалась в высшие круги, где, по мнению Соньки, ей было совсем не место. Прогнав болтуна, не удостоив его даже невинного поцелуя, Сонька расшвыривала по своей спальне все, что ей попадалось ей под руку.
