Книга: Агент «Никто»
Назад: Глава 2. Герлиц
Дальше: Глава 4. Разведка

Глава 3. Доронин

Минск порадовал Герлица солнечной, безветренной погодой. Встречавший подполковника лейтенант Глюке первым делом рассказал о произошедшем накануне взрыве. Мина сработала в офицерской столовой, куда на празднование 10-летия прихода фюрера к власти были приглашены командиры армейских частей и подразделений СС, дислоцированных в окрестностях города. 36 человек погибло, многие были ранены. Кубе, которого ждали, в последний момент через адъютанта извинился, что не сможет разделить с соратниками застолье, пожелал всем хорошего вечера. Офицеры отнеслись к этому с пониманием: 56-летний генерал готовился стать отцом, его жена была на последних месяцах беременности. И хотя врачи настойчиво советовали группенфюреру увезти супругу в Берлин, фрау Кубе не соглашалась, утверждая, что ее присутствие, как ничто иное, демонстрирует, кто в этом крае хозяин – немецкие войска или партизаны.

– Он родился в рубашке, – пробормотал вполголоса Герлиц.

– Вы о ком? – спросил лейтенант.

– О группенфюрере. Ведь и тогда, в июле, когда рвануло в театре, он должен был быть на спектакле. Как, впрочем, и я… И на вчерашний банкет я тоже был приглашен… Так не за мной ли это охотятся партизаны, а Кубе здесь ни при чем?

– Ваш юмор внушает оптимизм, но, как мне кажется, вам лучше держаться подальше от господина верховного комиссара. В целях его же безопасности, – парировал Глюке.

Герлиц чуть заметной улыбкой одобрил шутку.

– Не получится. Мы должны работать на безопасность высших чинов рейха.

– Тогда едем в комиссариат?

– Нет, в деревню.

И машина свернула на шоссе, ведущее к Орше, где в небольшой деревеньке Дубровки с недавних пор квартировала «Абверкоманда 103», переброшенная поближе к линии фронта в связи с неудачами 4-й армии вермахта в районе села Красное.

Дорогу пылили десятки машин, ползущих в обоих направлениях. К фронту тащили технику и боеприпасы; навстречу, прижимаясь к обочине, пыхтели «санитарки», переполненные ранеными. Время от времени попадались стоящие у края шоссе легкие бронетранспортеры полевой жандармерии, охраняющей дорогу от партизан.

«Конечно, партизаны средь бела дня не осмелятся сунуться на забитую войсками трассу, а вот для русских штурмовиков мы прекрасная цель», – прикинул Герлиц и… заснул.

…На ходу выслушав привычный рапорт дежурного об отсутствии происшествий, Герлиц как бы между прочим хмыкнул: «А минский взрыв – это, конечно, не наше дело…» – и прошел в небольшую комнатку, прозванную сотрудниками «санитарным кабинетом». В этом маленьком помещении, куда с трудом удалось втиснуть стол, обшарпанное кресло и два стула, начальник абверкоманды время от времени ставил подчиненным «служебные клизмы», отнюдь не дававшие поводов для шуток.

Прифронтовая деревня не баловала штаб-разведчиков удобствами и радостями быта. Еще в 41-м танковые колонны, шедшие на Москву, из полусотни домов оставили в Дубровках пять или шесть полуразвалившихся избушек. Саперная рота, готовившая домишки к переезду абверкоманды, подлатала их, как могла, понимая, что особенно стараться нечего, все равно через месяц придется переезжать. Фронт на месте не стоял…

– К вам капитан Димсрис, – деликатно постучав в дверь, сообщил дежурный.

– Пусть войдет, – буркнул Герлиц.

Кабинет заполнил своей крупной фигурой молодой военный в слегка примятом пехотном мундире и сверкающих гуталиновым блеском высоких сапогах.

– Хайль Гитлер!

– Здравствуйте, Димсрис. Присаживайтесь. Ждете не меньше суток?

– Да, пришлось спать, не снимая кителя, а утюгами здесь у вас в глуши не богаты.

– Как добрались?

– Шла машина с группой агентов в С-лагерь, пристроился с ними.

– А я, помнится, вас не вызывал, Димсрис.

Капитан Димсрис, офицер «Абвергруппы 113», входившей в структуру «Абверкоманды 103», занимался подбором кадров из числа советских военнопленных для заброски на территорию противника. Группа, имевшая кодовое название «Гирш», находилась в оперативном подчинении 3-й танковой армии и дислоцировалась в районе Полоцка, а это добрая сотня километров от Орши. Приехать без приказа капитан мог, лишь имея на это очень веские причины.

– Два дня назад я получил агентурные сведения о подготовке взрыва в Минске. В течение нескольких часов не удавалось выйти с вами на радиосвязь, поэтому решил доложить лично. Но не успел.

– У меня есть скверное предчувствие, Димсрис, что это не последний взрыв. Они явно охотятся на Кубе и будут взрывать, стрелять, сыпать яд, пока не отправят гауляйтера на тот свет. Ему бы на время уехать отсюда. Но, насколько мне известно, об этом не может быть и речи. Если уж жена, которой рожать не сегодня завтра, считает, что ее живот – свидетельство прочности оккупационного режима, то что говорить о самом группенфюрере… Откуда у вас информация о намерениях партизан?

– «Доронин», один из моих агентов, во время последнего визита в партизанские ряды обзавелся надежным источником, который не называет даже мне.

– Завербованный русский сомневается, что офицер абвера всецело предан интересам рейха?! Что-то новенькое в моей практике.

– Это странный русский. Примерно год назад, где-то в начале августа 42-го, зондерфюрер Стефан откопал его в Витебском лагере военнопленных. Русский обитал там с зимы 41-го. Сказал, что родом из Харькова, что он не успел окончить филологический факультет, в самом начале войны был мобилизован, попал в окружение в районе Демидово – Рудня. Потом – лагерь. Стефану показалось, что русский не похож на уголовников и негодяев, населяющих лагеря, готовых за миску супа тупо выполнять все, что им прикажут. Сначала для нас, а потом для НКВД. Стефан попросил поселить его отдельно, подкормить. Потом – несколько установочных бесед, из которых стало ясно, что у русского неплохо работает голова; он хорошо ориентируется, умеет читать карту. Через пару недель его решили опробовать в деле. Под фамилией Кравченко определили на работы по обслуживанию немецкого гарнизона, стоявшего в Езерищах. Это было удобно, потому что там же располагался мельдекопф Стефана. Все на глазах! Помыв дней десять полы в клубе, где квартировало наше тыловое подразделение, Кравченко подговорил группу пленных уйти к партизанам. Как-то вечером они отобрали пару карабинов у тыловых олухов, люди Стефана, наблюдавшие со стороны, немного постреляли, положив «лишних» беглецов, – и операция пошла как по маслу. Через месяц Стефан получил от Кравченко первую весточку. Он сообщал, что их зачислили в отряд Игнатьева, что его напарник Кравцов, тоже человек Стефана, назначен командовать взводом. Связь была от случая к случаю: Стефан особых надежд на Кравченко и Кравцова не возлагал, поэтому каналы не готовил. Кравченко сам находил способы передачи информации. Стефану казалось подозрительным, что донесения Кравченко доходили до мельдекопфа. Но сведения были ценные! Помните карательную операцию в начале марта, когда СС разогнали так называемую 4-ю белорусскую партизанскую бригаду? Во многом помогли разведданные Кравченко.

– Почему вы не сообщили об этом мне? Как только где-то случается провал, вы несетесь сломя голову к Герлицу: укройте от гнева штаба «Валли»! Но если что-то удалось, вы стараетесь оставить удачу в тени собственной фуражки.

– Ни Стефан, ни я о новом русском агенте никого не информировали. Но почему-то его фамилию упомянули в одном из разговоров в кабинете оберштурмфюрера СС Штрауха.

Герлиц, до этого рисовавший на листе бумаги только ему понятные иероглифы, отложил карандаш и поднял голову. Штраух не так давно был назначен в Минск начальником полиции безопасности и СД. Он напрямую подчинялся оберфюреру СС Эриху Эрлингеру, а тот, в свою очередь – начальнику РСХА Эрнсту Кальтенбруннеру. 6-е управление РСХА возглавлял Вальтер Шелленберг. В эту цепочку осталось добавить сказанное вчера вечером Герлицу в штабе «Валли» майором Бауном, и тогда невзрачная фигурка какого-то русского перебежчика становилась достойной иного внимания.

– Продолжайте, Димсрис. Куда вы дели этого… Как его…

– Кравченко.

– Да. Куда вы дели его потом? Надеюсь, не расстреляли при попытке вернуться в объятия Стефана? – театральным шепотом спросил Герлиц, стараясь скрыть вдруг возникший интерес к агенту.

– Нет, он благополучно вернулся назад, если не считать легкого ранения в ногу. Видимо, недостаточно быстро бежал от партизан. Но зажило как на собаке, так, кажется, по-русски. В ходе карательной операции даже покатался по деревням, подсказывая СС адреса партизанских явок. Наверное, этого не надо было делать. Но у СС свое представление об агентурной работе… Сразу после возвращения Кравченко Стефан рассказал о нем мне. И тут выяснилось еще одно весьма любопытное качество нашего русского. Он прекрасно говорил по-немецки. К тому же обнаружилось это случайно: парни из СС, с которыми он ездил по селам, похвалили баварский диалект «русского шпиона». Мне он объяснил знание языка наличием в Харькове хороших преподавателей-евреев.

– Вы сразу поверили ему?

– Нет. Во мне крепло подозрение, что это человек НКВД, заброшенный к нам с заданием проникнуть в одну из структур абвера.

– А разгромленный с его помощью партизанский отряд? Не велика ли цена внедрения? Сколько СС положило там народу?

– Около сотни. Не считая якобы мирного населения и трех сожженных хуторов.

– Дорого. Даже для Сталина дорого… Ну, продолжайте. Выпейте воды и можете закурить: вы принесли необычную новость. Не берусь оценивать ее как хорошую или плохую, но она достойна некоторой работы ума.

Димсрис выпил полный стакан холодной прозрачной воды, которую брали из уцелевшего деревенского колодца, и достал портсигар.

– Месяца два после операции в Езерищах агент отдыхал. На первой же нашей встрече я дал ему псевдоним «Доронин», по фамилии какой-то его дальней родственницы. Месяц назад по вашему приказу мы направляли несколько групп в так называемую нейтральную зону.

Герлиц хорошо помнил настойчивое требование «Валли» прочесать силами агентуры прилегающую к Витебску 30-километровую округу. Так случилось, что крупные части вермахта оставили этот участок территории, хотя в Витебске продолжали работать армейские штабы, медицинские службы, хозяйственные подразделения. Партизаны быстро заполнили вакуум и стали чрезвычайно опасными.

– Да, да, я помню, в начале августа вы обещали мне положить на стол карту дислокации партизанских банд.

– Вот эта карта, – Димсрис вынул из портфеля сложенное в несколько раз бумажное полотно и стал пристраивать его на тесном столе Герлица. – Это Церковищенский район. Здесь… здесь и здесь сосредоточены пять отрядов так называемой партизанской бригады Константина Заслонова. Сам Заслонов был убит в перестрелке в конце прошлого года. Кружками обведены имена командиров отрядов. Здесь указана численность. Всего порядка 600 человек. Штаб находится в самом Церковище. Вот маршруты безопасных подходов. А это продовольственные базы партизан. Готовятся зимовать.

– Блестяще! В ОКВ могут позавидовать. Чья работа?

– «Доронина». Через него же пришла информация о готовящемся взрыве.

– Представьте его к награде. Пусть отдохнет недели две-три. А потом мы найдем ему дело посерьезнее.

Димсрис встал, попросил еще стакан воды, залпом выпил, довольно крякнул «не хуже, чем в Баден-Бадене» и, небрежно выбросив правую руку в нацистском приветствии, вышел из «санитарного кабинета» подполковника.

Герлиц еще раз взглянул на оставленную капитаном карту. Завтра он отправит ее в Минск с пометкой «Секретно. Абверкоманда 103». За дело возьмется СД. Они вряд ли смогут покончить с партизанским террором. К тому же витебские отряды – это не минские подпольщики, хотя и те, и другие управляются из одного штаба. И тогда можно будет попробовать «Доронина». Конечно, это не дело армейской разведки – воевать с бандитами, но можно попробовать. Недельки через две…

22 сентября 1943 года в 00 часов 40 минут в спальне генерального комиссара и гауляйтера Белоруссии Вильгельма Кубе взорвалась мина, в результате чего группенфюреру разорвало левую сторону груди и оторвало руку. Ранения были смертельными. Находившаяся рядом беременная жена гауляйтера не пострадала.

Вильгельм Кубе мало чем отличался от своего коллеги наместника Украины Коха: заложники, расстрелы, тактика выжженной земли. Кубе тоже образцовый фашист!

Через день после гибели Кубе из штаба «Валли» пришла радиограмма, в которой «Абверкоманде 103» было предписано передислоцироваться в Минск и включиться в борьбу с партизанами. Отдавая распоряжения, связанные с переездом, Герлиц не забыл по радио предупредить Димсриса, чтобы тот пока оставил агента «Доронина» в Полоцке. До особого приказа…



Мину в постель наместнику Белоруссии подкладывает двадцатидевятилетняя Елена Мазаник, уроженка Минской области, не сумевшая уйти из города с отступающими частями Красной Армии. Убежденная партизанка? Нет. Данных о ее подпольной работе не имеется. Устроилась уборщицей в казино при генеральном комиссариате в конце 1941-го, чтобы не пропасть с голода. Потом получила доступ в комнаты, где работал и отдыхал гауляйтер. На нее обратили внимание люди из партизанской бригады «Дядя Коля». Предложили убить Кубе. Поначалу Мазаник согласилась, но потом стала избегать встреч с подпольщиками, опасаясь, что ее просто проверяет на благонадежность немецкая контрразведка. В конце концов командир подпольной группы Мария Осипова дала понять Мазаник, что придет час и каждый «должен будет отчитаться перед Родиной, что он сделал для ее освобождения от фашизма». Не исключено, что эта полная пафоса фраза могла быть воспринята Мазаник как угроза. Она дала согласие на участие в теракте.

Мину Елена получила от Осиповой, которая была связана с отрядом «Дима» ГРУ Генерального штаба Красной Армии. После взрыва некоторые поспешили донести в Москву, что именно их агентура провела столь удачную операцию. Начальник особого отдела партизанских отрядов Витебской области С. Юрин доложил, что это его люди отправили на тот свет Кубе. Когда выяснилось, что это не так, Юрина вызвали в Москву и дали шесть лет лагерей «за очковтирательство».

Через месяц после теракта Елене Мазаник, Марии Осиповой и Надежде Троян было присвоено звание Героя Советского Союза. Убийство Кубе было расценено в Москве как «акт правосудия», способствовавший «полной деморализации личного состава противника».

Назад: Глава 2. Герлиц
Дальше: Глава 4. Разведка