Abwehr – дословно: оборона, отражение, – был создан сразу после подписания Версальского договора 1919 года. Тогда он проводил исключительно контрразведывательные операции в собственных армейских рядах, не выходя за рамки ограничений, обозначенные странами Антанты. То есть занимался, по сути, тем же, что и Особые отделы в Красной Армии до начала войны.
Впрочем, декларации о сугубо внутреннем предназначении абвера служили прикрытием главного вектора действий этой организации. Реально абвер вел разведывательную работу против СССР, Франции, Великобритании, Польши и Чехословакии. Действовал он через абверштелле при штабах приграничных военных округов в городах Кенигсберг, Бреславль, Познань, Штеттин, Мюнхен, Штутгарт и других.
Абвер последовательно возглавляли:
генерал-майор Темп (1919–1927)
полковник Швантес (1928–1929)
полковник Бредов (1929–1932)
вице-адмирал Патциг (1932–1934)
адмирал Канарис (1935–1943)
полковник Хансен (январь – июль 1944).
В 1938 году была произведена реорганизация абвера, создано управление «Абвер-заграница» при штабе Верховного командования вооруженных сил Германии (ОКБ). Главное направление деятельности – разведывательная и подрывная работа против СССР и Великобритании.
Структура Управления выглядела так:
«Абвер-1» – разведка;
«Абвер-2» – саботаж, диверсии, террор, повстанчество, разложение армии противника;
«Абвер-3» – контрразведка;
«Абвер-заграница» – иностранный отдел;
ЦА – центральный отдел.
Отдел «Абвер-1» состоял из пяти подразделений. Отдельная группа вела разведку наземных сил СССР, Румынии, Болгарии, Турции, Ирана, Китая, Японии и других стран Ближнего и Дальнего Востока. Особая команда работала против США, Великобритании и стран Западной Европы.
Специальные группы вели разведку военно-морских сил, ВВС, промышленно-экономического потенциала интересующих абвер государств.
Существовало отдельное подразделение, изготовлявшее печати, паспорта, прочие документы для всех периферийных органов абвера, оно же конструировало специальное фотооборудование, разрабатывало рецептуру чернил для тайнописи.
Отдел «Абвер-2» считался самым засекреченным в системе военной разведки вермахта. Он готовил и забрасывал в тыл противника диверсантов и террористов; разрабатывал и изготавливал на спецпредприятиях средства массового и индивидуального террора; организовывал диверсии и теракты, создавал специальные отряды из национальных меньшинств в тылу государств, воюющих с Германией.
Этому отделу подчинялись формирования германского спецназа – соединение «Бранденбург-800» и полк «Курфюрст».
Отдел «Абвер-3» занимался контрразведкой в вооруженных силах Германии, на оборонных объектах, в военно-административных и хозяйственных учреждениях.
Отдел «Абвер-заграница» разрабатывал концепции взаимоотношений немецких вооруженных сил с армиями союзных государств, занимался изучением открытых материалов по военной тематике.
Словом, к началу Восточной кампании абвер представлял полноценную спецслужбу, способную вести работу практически в любой точке планеты. Однако руководству рейха этого показалось недостаточно, и 3 июля 1941 года начальник Главного Управления имперской безопасности Р. Гейдрих издает приказ о создании специального штаба, координирующего действия всего «шпионско-диверсионного» аппарата гитлеровской Германии. На Восточный фронт были брошены силы абвера, СД, Министерства по делам оккупированных территорий, гестапо, Министерства иностранных дел, Иностранного отдела Министерства пропаганды. Всеми этими ведомствами на конкретные участки работы были направлены специалисты по «Восточной тематике».
Но вернемся к абверу. В отличие от СД, выполнявшей руками гестапо чаще карательно-полицейские функции на оккупированной территории, военная разведка занималась «своим делом»: готовила к заброске собственную агентуру, выявляла в своих рядах вражескую, добывала информацию о дислокации партизанских отрядов, не дававших покоя фашистам.
Транспортный «Юнкерс-52» легко оторвался от взлетной полосы военного аэродрома под Минском и взял курс на запад. Пассажиров было немного: несколько пилотов 6-го воздушного флота люфтваффе, входившего в состав группы армий «Центр»; два молодых холеных офицера в эсэсовской форме не спускали глаз с темно-коричневого кожаного портфеля, который покоился на коленях одного из них, рядом сидел немолодой, лысоватый подполковник в хорошо подогнанном армейском мундире. Осанка, выверенность жестов, негромкий, спокойный голос выдавали в нем старого служаку.
Военная карьера Феликса Герлица началась еще во времена Веймарской республики. Начальство сразу приметило смышленого артиллерийского лейтенанта, имевшего склонность к иностранным языкам. Его представили одному из соратников знаменитого Вальтера Николаи, возглавлявшего тогда германскую разведку. Получасовая встреча, во время которой никто ни разу не произнес слова «шпионаж», определила всю дальнейшую судьбу Феликса Герлица. В 1925-м он отправился в свою первую служебную командировку. С тех пор его неприметная фигура мелькала то на площадях Мадрида, то в тесных переулках Лиссабона. За его передвижениями наблюдали агенты контрразведок Швеции, Японии, Англии, но каждый раз Герлиц благополучно возвращался в родной Берлин, писал довольно складные отчеты о проделанной работе и получал повышение по службе.
Пришедшие к власти нацисты оценили способности Герлица, предоставив ему возможность отдохнуть от оперативной работы. Некоторое время капитан, а вскоре майор Герлиц занимал тихие кабинеты в окружных абверштелле Гамбурга и Штеттина, но в размеренную жизнь разведчика, полтора десятка лет отработавшего на цивилизованном западном направлении, ворвался непредсказуемый «восточный ветер».
Первые дни военной кампании против России еще несли в себе отголоски победной эйфории, царившей в частях вермахта после захвата Чехословакии и аншлюса Австрии. Еще бы! Какая армия мира со времен Александра Македонского могла похвастать столь стремительным шествием по странам и континентам, падающим ниц перед военной мощью Германии. Той самой Германии, которая всего-то 20 лет назад сама стояла на коленях, униженная союзом высокомерной Европы, циничной Америки и загадочной Японии, искромсавшим немецкую территорию вдоль и поперек.
Но настал час расплаты за позор Версальского «мира». Восемнадцать дней – и нет «самостийной» Польши, унесшей в 1919 году с дележа германского добра часть Верхней Силезии, Данциг, Поморье… Шесть недель – и под ногами «белокурых бестий» Голландия и Бельгия, которая после Версаля вывесила свой флаг в округах Мальмеди и Эйпен, считавшихся в Берлине исконно немецкими… Неполных два месяца – и «Хорст Вессель» звучит в Париже! А Эльзас и Лотарингия снова немецкие! Дания, Норвегия, Северная Африка. Полное господство на морях и океанах… И вдруг – Россия! Лапотная, нищая… Но к декабрю 41-го, когда миллионная группировка вермахта застряла под Москвой и взбешенный Гитлер устроил небывалый разнос высокопоставленным генералам, в том числе «танковому гению» Гудериану, опытному разведчику Герлицу стало понятно, что на Востоке можно обломать зубы.
Абвер относился к «восточному походу» свысока. Руководство армейской разведки при каждом удобном случае подчеркивало, что Россия не является территорией, достойной пристального «шпионского» внимания, и разворачивать там агентурную сеть – все равно что скрипкой забивать гвозди. Сотрудники «службы Хенке» – разведывательного подразделения ведомства Риббентропа, – как никто другой знакомые с «восточными нюансами», в узком кругу поговаривали, что это лишь ширма, за которую абвер хочет спрятать неспособность добывать информацию в сталинской России. Сам адмирал Канарис не жаловал своим вниманием разведчиков Восточного фронта, предпочитая инспектировать абверштелле, работающие на западном направлении. Офицеры абвера злословили, что с Запада адмирал привозит картины и дорогие коньяки, а с Востока может привезти лишь неприятности.
За два первых года войны с Россией Канарис все же пару раз прилетал на Центральный фронт, но в абверкомандах его так никто и не увидел: так далеко адмирал ногой не ступил.
До конца 1942-го «восточное направление» в абвере курировал старый кадровый разведчик, полковник Пикенброк, «ходивший» на Россию еще в 1914-м в составе кавалерийского полка. Знавшие его сослуживцы шутили, что того похода Гансу хватило с избытком, поэтому к началу войны с Советами в его досье были секреты всех явных и возможных противников Германии… кроме СССР. Когда накануне зимней кампании 1942–1943-го командующие группами стали жаловаться Гитлеру, что всю развединформацию абвер добывает лишь из протоколов допросов русских военнопленных, и над разведкой сгустились тучи гнева фюрера, Пикенброк переговорил с кем-то из ОКВ, и его тихо перевели на должность командира дивизии во 2-й танковой армии, присвоив звание генерал-майора.
…Самолет слегка тряхнуло. Герлиц повернулся к иллюминатору: за толстым слоем плексигласа мелькнула серая вата облаков. «Юнкерс» шел на снижение. Пассажиры немного оживились. До Герлица долетели обрывки разговоров «летунов», не раз за время полета прикладывавшихся к фляжкам. Им дали недельный отпуск за удачно сброшенные где-то в районе Брянска бомбы. Там русские разворачивали наступление, которое, судя по всему, должно было стать продолжением «бойни» под Курском и Белгородом, только немного севернее. Люфтваффе летели отдохнуть в один из санаториев, построенных Герингом неподалеку от Кенигсберга, дружно соглашаясь с худощавым капитаном, который громко, наверное, чтобы слышали эсэсовцы, говорил, что не променял бы неделю такого отпуска и на пять «Железных крестов», потому как крест русские ему уже все равно заготовили, а какую-нибудь симпатичную польку ощущать на своей груди приятнее, чем награду фюрера.
Эсэсовцы сосредоточенно разминали затекшие ноги, всем своим видом показывая, что пьяная болтовня «птенцов Геринга» их не интересует.
Глядя на этих отутюженных и начищенных парней с партийными значками, подчеркивающими некое клановое превосходство над всеми, кто входил в иерархию Третьего рейха лишь с правом совещательного голоса, Герлиц вспомнил март 43-го. Тогда в Варшаву, в разведцентр Восточного фронта, известный как штаб «Валли», из Берлина приехали три молодых офицера со значками членов НСДАП: обер-лейтенант Бахман, обер-лейтенант Ридль и лейтенант Люкс. Под видом оказания «партийной» помощи они побывали в нескольких разведывательных подразделениях, покопались в донесениях и отчетах, поговорили с сотрудниками разных служб и укатили в столицу. Через месяц на стол Гитлеру лег объемистый доклад, свидетельствующий о никудышной работе германской военной разведки. Тогда Канарису удалось удержаться на своем посту благодаря давним и близким отношениям с фюрером. Немногие посвященные знали, что это лишь временная отсрочка, что пройдет несколько месяцев, и Гиммлер подомнет под себя абвер – последний оплот военной немецкой аристократии.
…Самолет, пробежав по бетонной полосе военного аэродрома, построенного перед началом Восточной кампании неподалеку от Растенбурга, плавно развернулся и подрулил к одному из ангаров. Возле ворот скучали два автомобиля. Неожиданно стоящий ближе к рулежной дорожке «Хорьх» сорвался с места и, обогнув самолет с хвоста, затормозил, едва не задев правым крылом механика, крепящего к борту трап.
«Неужели Эрвин?» – разочарованно подумал Герлиц, но тут же облегченно вздохнул, увидев, как в открытую заднюю дверь машины легко нырнули лощеные эсэсовцы с тяжелым кожаным портфелем, и «Хорьх», резво набрав ход, понесся к пропускному пункту.
Подполковник аккуратно спустился по скользкой дюралевой лестнице, буркнул что-то похожее на «спасибо за спокойный полет» стоящему у трапа бортмеханику и неторопливо направился к мигнувшему фарами темно-серому «Опелю».
– А я-то уж готов был уронить слезу умиления, когда увидел этот роскошный лимузин, чуть не въехавший в кабину «Юнкерса», – улыбнулся Герлиц, усаживаясь на изрядно потертый диван приписанной к штабу «Валли» легковушки. – Оказывается, начальник «Абверкоманды 103» – еще не та фигура, которую встречают под крылом самолета…
– Уже не та фигура, – в тон подполковнику ответил капитан, располагаясь рядом. – Этот цирк – для тщеславных курьеров, таскающих донесения. С удачным приземлением вас, Феликс.
Капитан Эрвин Брониковский служил инструктором Центрального разведывательного органа при ставке ОКВ (германского главного командования) на Восточном фронте. Среди сотрудников абвера слыл человеком, информированным в области закулисных интриг, сплетен, предполагаемых кадровых комбинаций, – словом, всего того, что составляло выходящую за рамки должностной инструкции жизнь каждой конторы. Несмотря на вызывающую почтительный трепет вывеску, абвер был таким же учреждением, как канцелярия бургомистра в каком-нибудь заштатном городке Тюрингии или Баварии.
С Герлицем Брониковского свели несколько эпизодов довоенного сотрудничества. Со временем контакты переросли рамки оперативного общения, хотя о дружбе между этими людьми говорить было бы неуместно. Брониковского привлекало богатство профессиональных знаний и связей матерого разведчика, каким слыл Герлиц. Подполковник ценил в Эрвине способность лаконично и точно обрисовать ситуацию в «конторе», помочь выстроить линию поведения на предстоящей встрече с руководством.
– Что нового в кабинетах, о чем говорят в коридорах? – без долгих предисловий поинтересовался Герлиц.
– В кабинетах все по-прежнему. Капитан Кушель пьет. Майор фон Кален по выходным ездит на охоту, стреляет по уткам. В будни «стреляет» по юбкам и пьет вместе с Кушелем. Иногда к ним присоединяется подполковник Рокита. Но лишь в случае, если не успел назначить свидание какой-нибудь смазливой шляхтяночке.
– Как говорят русские, «каков поп, таков и приход», – усмехнулся Герлиц.
Атмосфера, царящая в штабе «Валли», была одной из любимых тем разговоров между офицерами «Абвера-1», приезжавшими в небольшой городок Николаикен в Восточной Пруссии на совещания в «контору». К концу лета 1943 года в практической ненужности этой структуры, созданной накануне начала операции «Барбаросса» для обеспечения разведывательной информацией группы армий «Север», «Центр» и «Юг», уже мало кто сомневался. Еще в самом начале войны с Россией на Канариса и его штаб, размещавшийся тогда в тихом местечке Сулеюв под Варшавой, Гитлеру нажаловался командовавший тогда 4-й армией генерал фон Клюге. Его стремительно продвигавшаяся группировка неожиданно была остановлена в районе Борисова. Входившая в состав 4-й армии вермахта 2-я танковая группа понесла значительные потери, хотя, по данным «Валли», никаких серьезных сил русских на этом участке не было. Фюрер устроил Канарису разнос. Канарис пытался доказать, что его агентура информировала ОКВ о реальных силах русских, но в аппарате Кейтеля сочли эти сведения преувеличенными. Фюрер и слушать не захотел шефа абвера. В конце 41-го адмирал потребовал немедленного усиления агентурной разведки. Но возник вопрос, кого засылать за линию фронта? Собственных кадров, знающих язык, быт и нравы противника, было мало. Белоэмигрантский корпус, работавший на разведку, «горел» на мелочах: как шутили в «Валли», «стирая портянки французским мылом».
Вербовать агентуру среди русских военнопленных не решались по раздражавшей профессиональных разведчиков причине. Дело в том, что в июле 1941-го на совещании в узком кругу, где присутствовали только Розенберг, Геринг, Борман, Ламерс и Кейтель, Гитлер сказал: «Железным законом должно быть следующее: никогда не позволять, чтобы оружие носил кто-либо, кроме немцев».
Правда, вскоре высокие чины намекнули, что слова фюрера – это достояние истории, поэтому к ним надо относиться с почтением… И только…
Абвер начал массовую вербовку агентуры. И так же «массово» стал забрасывать неподготовленные группы в тыл противника. НКВД задерживал их в таком же массовом порядке. Те же, кому удавалось избежать разоблачения, слали в «Центр» шифровки со слухами, схваченными в толпе беженцев или на пристанционных базарах.
Понимая, что такие «донесения» ничего, кроме смеха, у военных вызвать не могут, в абверкомандах шифровки редактировали, придавая им более правдоподобный вид.
Кто-кто, а Герлиц знал об этом лучше других. Он сам постоянно отправлял наверх разведсводки, используя непроверенные, а иногда и попросту вымышленные данные, полученные от военнопленных, выдавая их за материалы агентуры, работающей за линией фронта. Успокаивало его профессиональную совесть лишь то, что делал он это не в одиночку. Его коллеги из «Абвергруппы 105» при 2-й армии, «Абверкоманды 101» и кое-кто еще промышляли тем же самым.
Да и само руководство «Валли» было не прочь пустить пыль в глаза берлинскому начальству. В октябре 1942-го Герлиц приезжал на доклад к начальнику разведки при ставке Восточного фронта майору Бауну. В разговоре тот прихвастнул, что благодаря его усилиям на территории СССР работает 36 агентурных радиостанций, в то время как его коллеги, обеспечивающие Западное направление, в той же Англии имеют лишь один передатчик. Спустя полгода офицер связи лейтенант May рассказал Герлицу, что во время отсутствия майора в штабе «Валли» его работники потеряли связь с большинством этих радиостанций только из-за того, что вовремя не послали к ним курьеров с питанием для аппаратуры…
– Скоро будем на месте, – негромко заметил Эрвин, отвлекая Герлица от размышлений. – На совещании речь пойдет, скорее всего, о ситуации на Восточном фронте после поражения под Курском. Впрочем, Баун хотел поговорить с вами отдельно, так что вы, возможно, узнаете то, чего не знаю я.
– Такого не может быть! – улыбнулся Герлиц. – Что там Восточный фронт в сравнении с интимными тайнами штаба «Валли», о которых, кроме вас, дорогой Эрвин, в подробностях не знает никто. Фрейлейн Мейер так же хороша, как и полгода назад?
– Мало того, она так же успешно руководит всей разведкой Восточного направления, – вполголоса произнес Эрвин, и спустя мгновение они с Герлицем расхохотались.
Уже не первый месяц ходили слухи об интимных отношениях начальника «Валли-1» с секретаршей, 23-летней красавицей Хельгой Мейер. Конечно, эта связь могла рассчитывать на новость недели, максимум месяца, если бы не стало известно, что в отсутствие майора Бауна на звонки с фронтов отвечает его секретарша и дает указания… по ведению разведывательной работы!
– Приехали! – Брониковский распахнул дверь и вышел из машины. Герлиц последовал за ним, и они скрылись за тяжелой чугунной калиткой старинного особняка, в котором размещался штаб «Валли».
Совещание шло часа полтора. Говорили о проблемах, возникших после неудач летней кампании 1943-го; о неминуемой победе германской армии; о скором прибытии на фронт первых экземпляров «оружия возмездия», которое в корне изменит ход войны на Востоке. Съехавшиеся руководители разведорганов деликатно кивали, сдерживая предательскую зевоту, и терпеливо ожидали сигнала к началу главного мероприятия, ради которого, собственно, и собрались. Предстоял торжественный ужин по случаю 10-летия прихода к власти в Германии Адольфа Гитлера. Конечно, отужинать можно было не выезжая в Николаикен. Но в «Валли», скорее всего, решили провести застольный смотр сил перед вероятным наступлением на армейскую разведку «акул» из ведомства Гиммлера.
В конце совещания Баун попросил руководителей абверкоманд, действующих на центральных участках фронта, ненадолго задержаться. Первым пригласил в кабинет Герлица.
Майор Баун пользовался влиянием в разведывательных кругах рейха, хотя военная карьера бывшего одессита могла быть и более удачливой. Еще в 1914-м Вильгельм Баун получил «Железный крест 1-го класса» за подвиги на Восточном фронте. Потом поменял род войск и к 1935-му руководил секцией «Восток» при «Абвер-1», занимаясь сугубо разведывательными операциями. Некоторое время работал в Москве, числясь пресс-атташе при немецком после Дирксене. Прекрасно знал русский язык, слыл специалистом «по Востоку». Поэтому его приход в «Валли» был предопределен с самого начала операции против России.
С Бауном считались адмирал Канарис и полковник Пикенброк, но подчиненные майора недолюбливали, за глаза упрекали шефа в том, что немногочисленные удачи «Валли» он приписывал исключительно своему уму и таланту, хотя никогда не выезжал на фронт.
– Выпьете коньяку? – спросил Баун.
– Не откажусь. В самолете немного продрог, а в машине коньяка не оказалось.
– Оплошал Брониковский, – язвительно бросил Баун, мимоходом показав свою осведомленность. – Вы все еще дружите с этим сплетником? Впрочем, дело ваше. В конце концов, должны же вы рассказать своим, в Минске, хоть что-то интересное. Не талдычить же им о неизбежной победе германского оружия, в чем вас якобы убедили на нашем совещании. Расскажете, как пьянствуют в штабе «Валли». Кстати, что в Минске?
– Если бы не партизаны, мы бы мало чем отличались от Варшавы.
– Не лгите. Наша авиация в 41-м так отутюжила этот город, что я удивляюсь, как вы еще находите кров над головой. Впрочем, скоро и это вам не понадобится… Вы делаете вид, будто удивляетесь услышанному?.. Да, да Герлиц, мы отступаем. И я не уверен, что вермахт очухается после курской головомойки. Еще год – и русские погонят нас восвояси. Погонят. Не мне вам об этом говорить. Канарис принял решение начать подготовку резидентов для оседания в крупных городах Советского Союза, которые мы оставляем сегодня и будем оставлять завтра. Нам нужны смышленые парни, искренне ненавидящие Сталина и его власть. Это штучный товар, таких людей надо искать. И делать это будем не только мы в абвере. Знаю, что кое-какие мысли на этот счет есть у офицеров Шелленберга, из 6-го отдела РСХА. К тому же есть одна изюминка: внедрять свои кадры они могут и по нашим каналам, не ставя нас об этом в известность. Так что присматривайтесь, прислушивайтесь, принюхивайтесь, Герлиц. Это поможет вам выжить. А может, и всем нам…
Телефонный звонок не дал Бауну завершить фразу. Он поднял трубку и почти сразу его лицо вытянулось в гримасу, под которой опытный физиономист Герлиц мгновенно поставил подпись «я так и знал».
– Мне очень жаль, Феликс, но вам не удастся оценить мастерства нашего повара. Час назад в Минске совершено покушение на гауляйтера Белоруссии Кубе. Слава богу, все обошлось, группенфюрер жив, но скандал назревает большой. Конечно, это дело гестапо, но они обязательно найдут причину пнуть в связи с этим абвер. Возвращайтесь в Минск, Феликс. И пусть судьба хранит… нашего фюрера. Выпьем за его здоровье. Хайль Гитлер!
Через час подполковник Герлиц был уже на аэродроме. Но улететь в чреве тяжелого «Дорнье» ему удалось только под утро. Шел сентябрь 1943 года.