Глава 4. Разведка

Луч прожектора скользнул по редким, тяжелым облакам и вцепился в тело двухмоторного «Ли-2». Словно почуяв добычу, к первому лучу тут же присоседился второй, а вслед за ними, не тратя времени на праздные прогулки по ночному небу, в фюзеляж машины, ползущей на небольшой высоте, вперился третий. Теперь самолет стал похож на беззащитную, обшарпанную пульками цель в курортном тире. Вот сейчас стрелок переломит видавшую виды «воздушку», поставит ружье на боевой взвод, игриво подмигнет кокетливой спутнице и плавно нажмет на спуск. Чвак! – и получите приз, плюшевого зайца…

…Зениткам даже не пришлось устать от работы. После первой же очереди под левым крылом «Ли-2» что-то задымило, мотор зашелся в сухом кашле, и самолет торопливо пошел на снижение. Он дотянул до раскисшего от дождей поля, прополз на брюхе, разбрасывая комья грязи, сотню метров и замер, ожидая своей участи.

По полю, передергивая затворы автоматов, уже бежали солдаты оказавшейся поблизости роты полевой жандармерии. Липнувшая к подошвам глина придерживала немцев, как бы предлагая пассажирам и экипажу самолета покинуть ставшую бесполезной машину и поторопиться к спасительному лесу. Но когда из открывшегося бокового люка на землю стали прыгать люди, встретившее их поначалу гостеприимно и мягко осеннее поле тут же повесило им на ноги пудовые грязные кандалы, уравняв шансы преследователей и преследуемых. Со стороны дороги слышался треск мотоциклов.

Через несколько минут «десант» уже стоял с поднятыми вверх руками, из чрева самолета на землю выбрасывали какие-то тюки, то здесь, то там мелькали яркие световые нити, намотанные на катушки карманных фонарей.

Чей-то уверенный голос приказал вернуть выгруженные было вещи обратно в самолет, выставить по периметру охрану и заняться осмотром машины с рассветом. Пилотов сбитого советского транспортника запихнули в коляски трех мотоциклов; двоих, одетых в штатское, пассажиров усадили в подскочивший вскоре легкий вездеход, и колонна тронулась в сторону города. До Полоцка было километров тридцать.

О сбитом советском «Дугласе» Димсрису стало известно уже утром. Из штаба полевой жандармерии, куда привезли задержанных, позвонили в абвергруппу, обстоятельно и нудно доложили об удачной ночной охоте, прихвастнули «если бы не мы» и спросили, что делать с «посланцами “большой земли” Советов» – отправить их в лагерь, сдать СД или у абвера есть свои соображения? Димсрис торопливо буркнул в трубку: «Конечно, есть, уже еду…» Через четверть часа он был в кабинете жандармского гауптмана. Лицо гауптмана показалось Димсрису знакомым, поэтому он жестом старого друга протянул руку, встряхнул выброшенную ему навстречу крепкую ладонь и попросил показать изъятые у задержанных документы. Полетные карты пилотов его не интересовали. А вот бумаги, обнаруженные у пассажиров, сразу притянули к себе профессиональное внимание разведчика, особенно тщательно запечатанный конверт от начальника Белорусского штаба партизанского движения, довольно большой, слегка надорванный сверток, из которого выглядывали свежеотпечатанные бланки каких-то то ли удостоверений, то ли пропусков на немецком языке.

– Задержанных допрашивали? – спросил Димсрис.

– Нет, ждали вас. Да и некому допрашивать, нет переводчика.

– Приведите ко мне «пассажиров».

– Будете допрашивать? У меня есть грамотный писарь, строчит не хуже стенографиста.

– Спасибо, я заберу задержанных к себе, – произнес Димсрис. – Позвольте закурить?

– Курите, курите, – расплылся в любезной улыбке гауптман и выглянул в коридор. – Приведите этих в штатском… которые с самолета!

Пока офицеры оформляли необходимые бумаги, в кабинет ввели двух мужчин среднего роста. На вид им можно было дать лет по 25–30. Особых примет никаких. Так, «люди из толпы»… «Русские тоже умеют работать… Впрочем, почему “тоже”? Если не лгать самому себе, то с начала “восточного турнира” мы ни разу не выиграли у них ни одной мало-мальски серьезной партии…» – промелькнуло в голове у Димсриса.

«Пассажиров» затолкали в кузов небольшого грузовичка, рядом сели два жандарма, Димсрис прыгнул в свой старенький «адлер», и машины тронулись.

…Допрос продолжался недолго. Через час Димсрис знал, что «пассажиров» должны были принять на одном из лесных аэродромов кишевшей партизанами Витебской области; что им поручено передать в партизанский штаб директивные документы Москвы и оценить готовность боевых формирований накануне крупных наступательных операций, скорее всего, весной 1944 года.

– Вас знают в лицо те, кто должен встречать?

– Нет.

– Каким образом вы должны известить «Центр» о своем прибытии? «Центр» должен подтвердить партизанам, что вы и есть его эмиссары?

– С одной из партизанских радиостанций в «Центр» уходит шифровка с паролем, известным только нам. В ответ следует подтверждение наших личностей и полномочий.

Димсрис приказал увести задержанных, на листке набросал текст радиограммы Герлицу, в которой в нескольких словах изложил идею возможной операции, вызвал шифровальщика и распорядился срочно отправить депешу в Минск.

Ответ пришел через час. «Завтра буду у вас», – радировал Герлиц, давая понять, что предложение Димсриса его заинтересовало.

Герлиц приехал после полудня, раздраженный и грязный: в 20 километрах от Полоцка партизаны обстреляли пост полевой жандармерии как раз в тот момент, когда машина Герлица только миновала его. На дороге поднялась паника, беспорядочная пальба; пришлось выскочить из автомобиля, укрыться за капотом, надеясь, что пули не пробьют его толщу. Но все ограничилось лишь парой автоматных очередей со стороны леса. Видимо, партизаны просто «пошутили».

– Они пугают нас уже средь бела дня, – ворчал Герлиц, – пока пугают… А завтра? Ну ладно, рассказывайте, какую удачу спустил на вас с небес бог НКВД.

Димсрис доложил о снятых со сбитого транспортника «пассажирах».

– Значит, в лицо их не знают? – уточнил Герлиц.

– Сказали, что нет.

– Скорее всего, это правда. Насколько я понимаю, вы предлагаете вместо них отправить к партизанам нашего ревизора. И этим ревизором будет…

– «Доронин», – уверенно закончил Димсрис.

– У вас найдется бутылка вина? – после некоторой паузы спросил Герлиц.

– Да-а… – не скрывая удивления, протянул Димсрис.

– Не скупитесь, ставьте ее на стол и приготовьте три бокала.

– Для кого третий?

– Вы так уверены, что вам известны имена первых двух? – загадочно улыбнулся Герлиц. – Не буду вас разочаровывать, Димсрис, эти двое – мы с вами. А сейчас прикажите привести «Доронина». Я надеюсь, его не придется долго ждать?

Димсрис окликнул дежурного и коротко скомандовал: «Доронина!» Потом достал из шкафчика почти полную бутылку «Бордо» («Откуда?..» – удивился Герлиц), три пузатых бокала и чистую салфетку.

В дверь постучали, и через мгновение, не дожидаясь реакции начальства, растолстевший фельдфебель впустил в кабинет одетого в немецкую форму человека.

Это был подтянутый парень лет 20–25; его можно было назвать высоким и даже хорошо сложенным, если бы не скошенные плечи. На короткой шее сидела правильной формы голова («Радость Розенберга…» – усмехнулся про себя Герлиц). Из-под тонкой нитки бровей, подчеркивающих прямой высокий лоб, внимательно смотрели острые серые глаза. Небольшой рот и тонкие губы намекали на сдержанность и твердость характера. Завершала портрет шапка густых светло-русых волос со следами… завивки. «Он что, из этих? – подумал Герлиц. – Нет… Скорее всего, это неуклюжая попытка внести в облик немного русского колорита… Димсрис сказал, что его нашли в Витебском лагере военнопленных, куда он попал осенью 41-го… А служил он, если мне не изменяет память, рядовым или сержантом в каком-то взводе связи… Это со знанием-то немецкого языка?.. Ха-ха… Стефан считает, что это он откопал его среди желающего выжить любой ценой пленного сброда… А может, это он отыскал Стефана, сумев обойти десяток вербовщиков, которые рыщут по лагерям, набирая команды стукачей, палачей и охранников? В какой разведшколе вас готовили, юноша? В специальных тренировочных лагерях Главного разведывательного управления Рабоче-Крестьянской Красной Армии? Или в учебных классах Лубянки? Но за семь или даже восемь разгромленных благодаря вашей информации партизанских отрядов Сталин вас не помилует, даже если вы приведете ему в Кремль живого и здорового Кальтенбруннера… Или вы надеетесь, что ваше сотрудничество с абвером останется тайной для Москвы?

А может, все наоборот? Может, именно “живой и здоровый” группенфюрер СС Эрнст Кальтенбруннер стоит за вашей спиной? А Стефан, Димсрис, старый Герлиц и крыша абвера нужны лишь для того, чтобы на челе агента не светилась “каинова печать” СД? Ведь попадись вы в лапы НКВД как человек гестапо, вам пустят пулю в затылок без лишних разговоров. Ведь и мы не задумываясь ставим к стенке комиссаров и коммунистов… А с агентом абвера могут еще и поиграть… И кто знает, в чьих руках окажется больше козырей».

– Это человек, о котором я говорил вам, герр подполковник, – прервал Димсрис размышления начальника.

– Ваша фамилия? – строго спросил Герлиц у стоявшего навытяжку агента.

– Доронин, – отрапортовал тот.

– Это кличка. А я спросил фамилию.

– Господин капитан приказал мне забыть ее!

– Ну что ж, надеюсь, что она останется в памяти самого господина капитана, – произнес Герлиц и выразительно посмотрел на Димсриса. И не дав капитану времени на обдумывание ответа, продолжил: – Господин Доронин, командование вермахта высоко оценило ваши заслуги перед великой Германией. Добытые с вашей помощью сведения помогли пресечь преступную деятельность нескольких вооруженных банд, орудовавших на занятой германскими войсками территории Белоруссии. Мне доставляет удовольствие вручить вам «Бронзовую медаль» и выразить надежду, что и впредь вы будете так же верно служить интересам Третьего рейха.

Герлиц достал из нагрудного кармана награду и прикрепил ее на китель замершего Доронина.

– В таких случаях принято что-то говорить. У вас в России, наверное, кричат «Да здравствует Сталин!» и клянутся быть верными идеям коммунизма. Здесь это, сами понимаете, несколько неуместно…

– Служу великой Германии! – сдавленным голосом произнес Доронин и попытался было выбросить руку в нацистском приветствии, но что-то его остановило.

– Хайль Гитлер! – согласился Герлиц, не сводя изучающего взгляда с агента. «И куда это у тебя, парень, рука потянулась? Переиграл или не справился с наработанным рефлексом?.. А внешность у тебя не арийская… Впрочем, если бы передо мной сейчас стоял белокурый молодец с картины Герхарда Кайля, я бы подумал, что в РСХА сошли с ума».

– Выпьем за процветание великого рейха и здоровье нашего фюрера! – театрально отчеканил Герлиц и пригубил терпкий, рубинового цвета напиток. – Да вы гурман, Димсрис. В следующий раз, когда мне захочется выпить в приятной компании, я обязательно приеду к вам.

– Благодарю вас, герр подполковник!

– А теперь за дело. Садитесь, Доронин, разговор будет долгим.

В начале ноября 1943 года к небольшой станции в 10 километрах от Полоцка подъехал грузовичок. В кабине рядом с водителем сидел офицер в форме пехотного лейтенанта вермахта. Содержимое кузова скрывал плотно задернутый брезентовый тент. Лейтенант вышел из кабины, не спеша обошел грузовик, деловито постукивая ногой по колесам, успевая при этом бросить цепкий взгляд по сторонам. На пристанционной площади было безлюдно. Осень брала свое, загоняя людей под крыши домов, ближе к огню и теплу. Лишь двое солдат, судя по всему, отставших от части из-за легкого ранения, пытались уговорить шофера застрявшей машины, как две капли воды похожей на только что подъехавшую, подбросить их до города. Шофер просил солдат немного подтолкнуть автомобиль, но в город везти их отказывался, так как ехал в противоположную сторону. Солдаты отвечали, что помогут ему выбраться на шоссе, но только если он подвезет их хотя бы до первого поста фельджандармерии. Было заметно, что препирались они давно.

Лейтенант приоткрыл тент, сказал что-то сидящим в кузове и заскочил в кабину. Грузовичок развернулся и задом подкатил к буксующему собрату. Шофер застрявшей машины радостно замахал руками, достал трос и стал пристраивать его к раме невесть откуда взявшегося спасителя. Тент грузовичка приоткрылся, на землю спрыгнули двое в гражданской одежде и фельдфебель. Втроем они направились к борту засевшей машины, к ним присоединились оживившиеся «раненые», загудели моторы, натянулся трос – и через минуту зарывшийся было по ступицу автомобиль уже стоял на ровном полотне дороги. Фельдфебель показал «раненым» на кузов своего грузовичка, они резво забрались под тент, подав руку фельдфебелю. Лейтенант хлопнул дверью кабины – и грузовичок двинулся по направлению к городу. В этой недолгой суете никто не заметил, когда и куда исчезли те двое гражданских, которые только что упирались в борт буксующей машины. И никому не было дела до двух растворяющихся за марлей моросящего дождя фигур. Шедший справа часто семенил короткими ногами, стараясь не отстать от своего спутника – высокого парня со скошенными плечами…

* * *

– Господи, как у тебя много дел, что ты допускаешь порой ошибки, не успевая уследить за всем! Вот зачем ты дал этому человеку длинные ноги и короткий ум?.. Кто тебя надоумил?… Апостолы твои?… Артель рыбаков и налоговый инспектор… Им лишь бы подцепить на крючок существо невинное… А ты, человек праведный, страдай и мучайся… Потей и пыхти за этим долговязым…

– Соев, ты чего там бухтишь, дичь пугаешь? – Доронин, не сбавляя шага, на мгновение обернулся, стараясь не попасть под нещадно хлестающие мокрые ветки.

– Командир, может, помедленнее, а? У меня такое ощущение, что немецкое начальство приказало нам побить рекорд братьев Знаменских. Тебе – Жоры, а мне – Серафима. Правда, по пересеченной местности и на чужой территории…

– А чья территория? – Доронин приостановился, чтобы перевести дух и услышать, как Соев сумеет уйти от прямого ответа.

– Немецкая, чья же?… Считай, фатерлянд… – дурил Сомов. – А что, не так? Сколько идем – ни одного сельсовета не видел…

– Соскучился? Подожди, увидишь, и сельсовет, и товарищей комиссаров. Если все правильно в тех картах с самолета, то к ночи мы должны выйти к точке встречи… – Доронин подсветил фонариком допотопный советский компас из амуниции пленного десанта и выругался. – …Твою мать…летят к черту на рога, за линию фронта и с такой оснасткой… Найдите тот же немецкий компас с нормальными флюоресцентными стрелками… Нельзя? Вражеский? Покажет не туда? Как и советский: север-юг – восток и запад… Нет, вот вам старье со склада Первой мировой…

– Да выбрось, командир. Дорогу у прохожих будем спрашивать, – съязвил Соев.

– Тогда ты пойдешь первым, – ответил Доронин, и оба через секунду расхохотались.

Гришу Соева зондерфюрер Стефан нашел, как и Доронина, в Витебском шталаге 313, куда свозили пленных рядового и сержантского состава из зоны действий 3-й танковой армии. В Езерищи на хозяйство нужен был прыткий человек на побегушках, способный связать пару слов, помнивший таблицу умножения и не раздражавший Стефана своим видом, как претензией на существование.

Когда лагерный унтер привел Соева зондерфюреру на смотрины, Стефан закрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Откуда родом? – не пошевелив бровями, спросил он низкорослого крепыша с белобрысым «ёжиком» на голове.

Прокантовавшийся полгода по лагерным закоулкам, чудом избежавший «экскурсии в Освенцим», Соев понял, что сейчас решается главное – количество времени, отведенного ему на жизнь. Сколько это будет – год, месяц, день, а, может, час, зависело от того, что он ответит этому «зондеру».

– Из города Одессы, герр зондерфюрер, – грамотно проартикулировал Соев.

– Еврей? – безразлично поинтересовался Стефан.

– Никак нет, местный, герр зондерфюрер, – не задумываясь, выпалил Соев.

Сказать, что это словарная конструкция была построена сознательно, погрешить против истины. Соев сам не ожидал, что произнесет этот перл.

Ответ был рассчитан на гурмана. И попал в точку. Стефан был настоящим зондерфюрером.

Стефан живо приоткрыл глаза.

– Образование?

– Два курса строительного института, герр зондерфюрер.

– Факультет?

– Сантехнический, герр зондерфюрер.

– В Езерищах будете работать по специальности – мыть сортиры, – усмехнулся Стефан и дал команду оформлять Соеву документы.

Сортиры мельдекопфа обошлись без услуг Соева, а несколько установочных бесед выявили склонность новоприобретения Стефана к совсем иным занятиям. Соев обладал острым вниманием, быстро научился читать карту и даже неплохо стрелял. И когда Димсрис решил отправить Доронина на серьезное задание, Стефан предложил дать ему в напарники белобрысого одессита. Димсрис не возражал.

…Стемнело быстро и неожиданно, как это бывает поздней осенью. Вот только-только сквозь плотную пелену дождя еще проглядывали догоравшие остатки маломощной небесной иллюминации, как вдруг какой-то невидимый монтер повернул рубильник и попрощался до утра.

Доронин махнул рукой – и они присели под развесистую ель, чтобы дать небольшую передышку промокшим ногам. И сразу вспомнились жарко натопленные кабинеты «Абвергруппы».

– Это первый ваш выход, Доронин, на сцену разведки с сольным номером, – напутствовал Димсрис. – Хотя и предыдущие опыты были не из простых. Помните, что мы не сможем вам помочь, даже если бы очень этого захотели. Война диктует свои правила игры, и человеческие связи рвутся напрочь, когда целесообразность требует жертв. Мне не хотелось бы жертвовать вами, за это время вы стали мне даже симпатичны, но… Ох, уж это но!..

Постарайтесь найти опору – и ваши действия утроят силу. Не пытайтесь укрыться под мокрым деревом. Туда, как правило, и попадает удар шальной молнии. Молнией разбитое дерево – несчастья, порожденные гордыней, подсказал мне сегодня сонник. Выбирайте сухие места. «С нами Бог!», как говорили воины Рима, как написано на ремнях наших солдат…. Кстати, эти же слова выбиты на гербе Русской империи.

Доронин вспомнил эту «проповедь разведчика» и ее «аминь» о Русской империи. Случайность?… К слову пришлось?

В кустах что-то зашуршало, клацнул затвор автомата, и раздался грубый, приглушенный мужской голос: «За грибочками собрались, граждане? Или заблудились в поисках счастья?…А тут оно и подоспело!..

А теперь встали, чтоб мы ваши ручки видели – и пошли потихоньку вот за этим «лешим»…»

Доронин молча подчинился и прислушался: Соев пыхтел сзади… Постепенно глаза привыкли к темноте, и Доронин сумел разглядеть конвоиров. Это были два рослых молодых парня в каких-то несусветных зипунах, перетянутых в поясе обрезком шлеи. На голове у каждого – подвернутый заячий треух, изрядно потрепанный, что было заметно даже впотьмах. Армейские кирзачи, похоже, с довоенного склада, обещали послужить до весны. Украшали «гардероб» висящие на шее новенькие ППШ.

«Партизаны…отряд молодой, налетов на немецкие обозы еще не было… а вот самолет с «Большой земли» гостевал недавно, оружие подкинул… Интересно, только автоматы или что-то посерьезнее…» – прикидывал Доронин.

Шли парни молча, уверенно обходя валежник, и через час в просвете между деревьями неожиданно показался дом. Выглянувшая луна расщедрилась и позволила рассмотреть его получше. Это был добротный сруб-пятистенок в четыре окна с мансардой и высоким крыльцом. Такие обычно рубили рукастые лесники или поселенцы, склонные больше к охоте, чем к землепашеству, и предпочитавшие жить в стороне от сельского общества. Потому дома складывали надежно, но долго, в одиночку, не обращаясь за подмогой к деревенскому «миру». Доронин уже нарисовал примерный портрет хозяина дома: бородатый, рано поседевший крепыш лет 50, среднего роста, малоразговорчивый, но внимательный. Хлебосольный, но не расточительный. Одинокий? Тогда где жена, где дети? Без семьи в лесу не выжить…

…Кто-то из парней-конвоиров громко прокричал голосом задержавшейся с отлетом на зимовку выпи – и в одном из окон забился огонек керосиновой лампы. Потом исчез, чтобы объявиться уже в дверном проеме, осветив ступени крыльца и фигуру хозяина. Доронин чуть не присвистнул: угадал. Может, только ростом ошибся. «Лесник» был на голову выше Доронина.

– Вперед, грибники, – скомандовал один из конвоиров и пропустил задержанных на крыльцо.

Доронин и Соев поднялись в дом. Подсвечивая лампой, хозяин провел гостей коротким коридором на кухню, где на покрытой домотканым ковриком скамейке, возле жаркой печки расположился еще один обитатель избы – худощавый, коротко стриженный мужчина в офицерском кителе, перетянутом портупеей.

Оставив приветствия и не пригласив гостей к огню, «офицер» сразу перешел к делу:

– Кого ж это вы среди ночи в лесу под дождем ищете, граждане хорошие? Уж не нас ли?

– Может, и вас, коли вы нас ждете, – откликнулся Доронин, превозмогая вдруг охвативший его озноб. – Водички колодезной не найдется? Только не холодной, а то, похоже, горло застудил, – произнес Доронин первую часть нехитрого пароля.

«Офицер» внимательно осмотрел пришедших, недовольно причмокнул, глядя на их обувку:

– Колодезной нет, а родниковая найдется. Только самовар на еловых шишках поставили, – прозвучал отзыв, и напряжение первых минут встречи сразу спало. – Ну, здравствуйте, гости дорогие. Где же вы запропали?

«Офицер» по очереди поздоровался с гостями за руку и жестом пригласил к печке.

– Располагайтесь, грейтесь, скидывайте свою одежонку…Ребята сейчас развесят просушить, а вас пока на наш манер приоденем.

Пока Доронин и Соев меняли ширпотреб, на столе появился самовар, хлеб, картошка, соления из погреба, шмат сала и запотевшая бутыль самогона.

– Ну, с прибытием, гости столичные. Только мы вас самолетом ждали, – не без тени подозрения спросил бородатый хозяин дома, разливая по стаканам мутноватый, пахучий напиток.

– Попали под зенитки, удалось сесть на сухое место. Экипаж остался отстреливаться, а мы с документами успели уйти, – подкладывая картошки, вступил в разговор Соев.

– Моя фамилия Царев, – представился «офицер». – Ну, с должностями, званиями, регалиями познакомитесь завтра. Сейчас согревайтесь, закусывайте… Вы полковника Никитенко, конечно, знаете? – «офицер» повернулся к Доронину, распознав в нем старшего.

– Да, он провожал нас, – ответил на свой страх и риск Доронин, хотя ни о каком «полковнике Никитенко» в придуманной Димсрисом «легенде» речи не шло.

– Обещал с вами передать один сувенир, да, видно забыл… – Царев налил по полной, – ну, ладно, в следующий раз, безделица…

Доронин физически почувствовал, как заскрипели от напряжения мозги… На размышления оставалось пять-шесть секунд, не больше: пока все опрокинут стаканы… пока довольно крякнут, откусят по огурцу… Думай, Доронин… Думай!.. Сувенир… безделица… и в то же время вещь, которая не покажется в такой поездке обременительной, неуместной…не озадачит при внезапном аресте…В имуществе пленных с самолета ничего лишнего не было… каждый предмет был расписан по назначению… Безделица…. Уместная безделица…. Компас! Компас!.. А я-то: идиоты на Лубянке… не могли найти немецкий, светящийся… И ты, Соев – выброси, командир!.. Вот в чем была хитрость! Ах, НКВД…ах, молодцы… предусмотрели возможный вариант провала «ревизии» и подмены московской «комиссии» агентами абвера. И старенький компас был тем самым паролем, который разрушал вражескую комбинацию в самом начале…. После первого стакана нас должны были расстрелять, даже не дав выпить второй… Не вышло! Выпьем!

– Вы об этой безделице, товарищ Царев? – с улыбкой спросил Доронин. – Храню как зеницу ока!

Он снял с руки компас и протянул его «офицеру».

– Да, да! Именно это. У Никитенко валяется, а я такие вещицы по барахолкам ищу, есть небольшая страсть… будет время – расскажу… Наливай, Александр Васильевич, за пополнение коллекции! – кивнул «офицер» хозяину дома, и оба, как показалось Доронину, облегченно вздохнули.