46. По местам, господа

Дисмас и Дюрер сидели спиной к стене, рядом с коченеющими телами Нуткера и Кунрата.

Кровь из раны на щеке заливала рот, и Дисмас схаркивал на пол кровавые сгустки.

После ухода Карафы телохранители почти не обращали внимания на обездвиженных пленников. Один стражник нашел бутылку вина. Другой удалился на поиски закуски и вернулся с альбомом Дюрера.

– Это ты рисовал?

Портрет Магды произвел на телохранителей большое впечатление.

– А есть, где она голышом? Вот бы глянуть!

Хохот.

– Молчи, – прошептал Дисмас. – Они тебя нарочно подзуживают.

Солдаты листали альбом, с любопытством рассматривали рисунки: Божские горы, панорама Шамбери, герцог Карл на троне, герцог Урбинский на оттоманке, болезненно-бледный, в преддверии скорой кончины…

– Нравится? – спросил их Дюрер.

– Наши художники лучше.

– А с тебя писали портрет?

– Нафига?

– Чтобы помнить тебя после смерти.

– Девки, которых я трахал, меня и без портрета не забудут.

– А когда и они помрут? Кто тебя тогда вспомнит?

– Какая разница?

– Мои портреты даруют бессмертие.

– Только послушайте этого говнюка!

– А с чего бы иначе императорам и принцам платить мне хорошие деньги за портреты? Благородные особы хотят жить вечно.

– Ладно, давай рисуй меня.

– Я не работаю бесплатно.

Солдат взмахнул бутылкой:

– Стакан вина за мой портрет.

– Я беру за работу больше чем стакан вина.

– Хорошо. Тогда стакан вина, а вдобавок я не стану отрезать тебе яйца!

– Я не могу рисовать со связанными руками.

Стражники вполголоса посовещались. Телохранитель, жаждущий бессмертия, обнажил кинжал, присел перед Дюрером и фыркнул:

– Только попробуй выкинуть какой германский фокус – сдеру шкуру, как с апельсина.

Он перерезал веревки на заведенных за спину руках Дюрера.

Дюрер, растирая онемевшие запястья, сказал:

– Принеси мне ящик. Деревянный. Из той же комнаты, где ты нашел альбом.

Телохранитель принес ящик.

– Нужно больше света. Садись сюда, ближе к зеркалу.

Дюрер медленно встал, со стоном покачнулся и незаметно сунул мастихин за спину Дисмаса.

Дисмас начал пилить веревки.

Дюрер усадил телохранителя у зеркала, потребовал свечей и принялся за работу. Он стал неспешно делать набросок углем, хорошо понимая, что мастерство художника обычно завораживает зрителей. Вскоре телохранители замерли у него за спиной, увлеченно наблюдая, как на листе возникают черты их товарища.

– Да чего ты его таким красавчиком малюешь?!

– Заткнись, – сказал натурщик. – Не слушай их, германец. Если мне понравится, дам тебе два стакана вина, перед тем как отрезать яйца!

Дисмас продолжал пилить веревку мастихином. Чуть поодаль валялся кинжал Нуткера, в ножнах.

Одному из телохранителей прискучило смотреть на работу художника. Он принес бутылку вина и встал чуть в стороне от остальных.

Наконец Дисмасу удалось перепилить веревку. Он сжал мастихин в левой руке, глубоко вздохнул и вскочил, правой рукой выхватив кинжал Нуткера из ножен.

Мастихин вонзился в шею солдата с бутылкой. Кинжал Нуткера по рукоять ушел между лопаток второго. Оба рухнули на пол. Дисмас остался без оружия.

Дюрер бросился на очередного противника, но получил кулаком в лицо. Два уцелевших телохранителя, выхватив мечи, угрожающе двинулись на Дисмаса.

Он знал, что все кончено. Ему не выстоять против двух вооруженных здоровяков. Он сделал шаг назад, споткнулся о труп стражника и упал навзничь, с силой ударившись об пол. Перед глазами мелькнули два занесенных клинка… Но не тут-то было.

Стены содрогнулись от дикого рева. Ункс с яростью накинулся на телохранителей, оттолкнул их через всю комнату и завалил на пол. Взмахом меча Ункс снес голову одному и принялся молотить второго рукоятью. Взбешенный гибелью друзей, он проломил череп противника и превратил его физиономию в жуткое кровавое месиво. Маркус с трудом оттащил Ункса прочь.

Тяжело дыша, ландскнехт уселся на пол, а потом, бормоча и всхлипывая, подполз к телам товарищей.

Кунрат был еще жив. Едва. Приподняв ему голову, Ункс прижал его к груди.

Веки Кунрата дрогнули. Он открыл глаза и, глядя на Дисмаса, шевельнул губами.

Дисмас склонился к нему.

– Холст… – выдохнул Кунрат.

– Мы вернем плащаницу, – сказал Дисмас. – Клянусь, мы ее вернем.

– Не то… Нутк… – мотнул головой Кунрат и испустил дух.

Ункс протяжно завыл, раскачиваясь и обнимая неподвижное тело.

На долгие прощания с погибшими не было времени. Дисмас торопливо поведал Маркусу и Унксу о гнусном замысле Карафы: арбалеты, бомбы…

– Надо уходить, – сказал Дюрер, потирая разбитую скулу.

Дисмас посмотрел на друга:

– Ты держался молодцом, Нарс.

– Надо уходить, Дис! – повторил Дюрер.

– Нет, – ответил Дисмас.

– Сейчас сюда придут еще пятеро. С оружием. С бомбами!

– Совершенно верно. Их оружие нам пригодится. Маркус, Ункс, приготовьтесь. Нарс, иди к себе.

– Почему?

– Потому, что ты нужен мне живой. Если меня убьют, доставишь Ростангу депешу. Во что бы то ни стало. Ступай к себе и запри дверь.

– Но…

– Запри дверь на засов, кому говорят.

Дисмас повернулся к остальным.

– А вдруг все пятеро ввалятся разом? – спросил Маркус, заряжая арбалет.

– Они не ожидают нападения, – сказал Дисмас. – Это дает нам преимущество.

– С такого расстояния один болт прошьет двоих, а то и троих. Мне как-то довелось по счастливой случайности одним выстрелом снять четверых…

– Если меня убьют, проследи, чтобы Нарс вручил депешу Ростангу, – вздохнул Дисмас. – Это наша последняя надежда.

– А Ростанг поверит?

– Должен поверить… У Карафы тридцать солдат, а нас всего четверо. Поклянись, что выполнишь.

– Эх, и зачем только я остался в этом Шамбери! Гулял бы сейчас по золотой брусчатке…

– Ага. Сидел бы на необитаемом острове. Или ублевался бы вусмерть. Ну, обещаешь?

– Ладно, договорились.