По ступенькам лестницы затопотали сапоги.
Дисмас, вооружившись мечом и кинжалом, вжался спиной в стену с одной стороны дверного проема. Ункс встал по другую сторону. Маркус пригнулся за перевернутым столом у окна, прямо напротив двери.
– Главное, нас не подстрели, – шепнул ему Дисмас.
Шаги на лестнице приближались. Судя по звуку, шли пятеро.
Сердце Дисмаса тревожно забилось. Рана в щеке кровоточила.
Вот они уже и за дверью.
Дверь распахнулась. Солдаты Карафы застыли на пороге.
Дисмас и Ункс одновременно рванулись к ним, гуртуя противника. Маркус встал из укрытия и выстрелил. Арбалетный болт пронзил шею первого солдата, пробил насквозь грудную клетку следующего и, выйдя у него между лопаток, вонзился в стену. Ункс быстро прикончил еще двоих, а Дисмас позаботился о последнем. Все произошло в считаные секунды. Квартира архидьякона действительно превратилась в живодерню. Одиннадцать тел распластались на полу.
Маркус с Унксом собрали оружие убитых. Неплохой урожай: два арбалета и два ящика с бомбами – бутылками, начиненными порохом.
Каждая из двенадцати бутылок была плотно закупорена пробкой с фитилем. Самая большая бомба, очевидно, предназначалась для взрыва в апартаментах, чтобы убить похитителей плащаницы и сокрушить их богомерзкую каверзу.
– Поосторожнее с этим добром, – предупредил Дисмас.
– Вот эту я собственноручно запалю и запихну поганому макароннику в жопу, – заявил Ункс, указав на самую большую бутыль.
Дисмас подошел к дверям опочивальни Дюрера:
– Нарс, отпирай!
Дверь чуть приоткрылась. Дюрер, зажав в кулаке мастихин, выглянул в щелку:
– Что, уже?
– Да, дело сделано.
Дюрер с тяжелым вздохом распахнул дверь.
– Переодевайся, – велел ему Дисмас и вернулся к Маркусу с Унксом.
– А если Ростанг не поведется? – спросил Маркус.
– Тогда нам не жить.
У Дисмаса подкосились ноги. Маркус усадил его в кресло:
– Надо бы остановить тебе кровь.
Он ушел на кухню и вскоре вернулся с добела раскаленной кочергой.
– Держи его, – скомандовал он Унксу.
Ункс обхватил голову Дисмаса. Маркус сунул в рану кончик кочерги. Сознание Дисмаса помутилось от боли. В комнате запахло жареным мясом.
Маркус протянул Дисмасу маковый шарик Парацельса:
– Съешь, полегчает.
Дисмас помотал головой.
За окном раздался стук колес и топот копыт. Дисмас украдкой выглянул в окно. Карафа.
Вслед за каретой Карафы подъехала вторая, с большим сундуком на запятках. Дисмас пересчитал всадников. Тридцать. Личная гвардия Карафы.
Дисмас пошел к Дюреру. Мертвенно-бледный Нарс в графском наряде сидел за столом, уныло глядя на депешу.
– Пора, Нарс. Помнишь, что говорить?
– Помню, – вздохнул Дюрер. – А что говорить, когда Ростанг велит заточить меня в подземелье?
– Слушай, он же добродушный старикан. Да и Карла не просто так прозвали Добрым. Воззовешь к его христианскому милосердию, предложишь свои услуги живописца… Может, станешь величайшим савойским художником.
Дюрер взял депешу со стола. На этом послании тоже красовалась печать архидьякона.
Дюрер с Дисмасом молча смотрели друг на друга. Оба понимали, что вряд ли еще увидятся.
– Да пребудет с тобой Господь, Нарс.
– Да уж, не помешает.
В дверях Дюрер обернулся:
– Дис…
– Что?
– Верни ее.
Дисмас, Маркус и Ункс выехали из города через ворота Затворников и повернули на север, к Эксу.
Лошадей гнали галопом по Ру-де-Буа. Дорога шла лесом, параллельно главному тракту. Надо было любой ценой перехватить Карафу. Если он нагонит кортеж герцога Урбинского, то будет неуязвим под защитой сотен конных и пеших солдат. Во что бы то ни стало требовалось добраться до моста раньше Карафы.
Скакать ночью через лес, по дрянной дороге, было непросто. Единственное преимущество погони заключалось в том, что всадники двигались быстрее груженой кареты. Им предстояла стычка с Карафой и его гвардейцами.
До моста друзья добрались за два часа бешеной скачки, чудом не загнав лошадей. По прикидкам Дисмаса, Карафу удалось обогнать на полчаса пути, а то и меньше.
Ункс отправился обследовать мост, а Дисмас с Маркусом ушли на поиски подходящего укрытия для Маркуса с его арбалетами. В полусотне ярдов от моста обнаружилась россыпь крупных валунов, а за ними – старое русло реки, поросшее кустарником, где можно было спрятать лошадей.
– Не далековато ли? – спросил Дисмас.
Маркус укоризненно посмотрел на него:
– Прости, я не думал тебя обидеть.
Они спрятали оружие среди валунов и пошли помогать Унксу на мосту.
Ункс обливался потом, пытаясь в одиночку сдвинуть тяжеленный брус настила. Мост был построен так же, как главный подъездной мост в Шамбери, – на итальянский манер, с разборным настилом, позволявшим задержать продвижение неприятеля.
Чтобы оттащить брусья с моста, их обвязали веревкой и воспользовались тягловой силой одного из коней. Если очень повезет, то солдаты Карафы, приблизившись к мосту на всем скаку, в темноте не заметят полуразобранный настил. Высвобожденные брусья сбросили в Лейс, и течение унесло их на песчаную отмель.
Приятели вернулись к валунам. Маркус собрал три арбалета, вместе с Дисмасом и Унксом проверил краникены и зарядные механизмы, а потом аккуратно разложил болты на расстеленной кожаной скатке.
– Главное, чтобы они не появились до рассвета, – хмыкнул Маркус. – Я, конечно, неплохой стрелок, но в темноте видеть не умею.
Ункс хотел спрятаться под мостом, чтобы забросить в карету Карафы парочку «гранатиков» – так он называл бомбы.
Дисмас помотал головой. В карете могла быть Магда.
– Ты же говорил, что она в сундуке, – напомнил Ункс.
– Ну, мало ли. А вдруг он… – Дисмас осекся. Об этом даже думать не хотелось.
– А я сперва загляну внутрь. Если ее там нет, то – бабах!
– Тебя немедленно изрубят на куски. Там тридцать солдат, Ункс.
– Да хоть пятьдесят!
– Нет, не будем рисковать. К тому же в темноте не разглядеть, кто сидит в карете. Вот если они прибудут засветло, тогда другое дело.
Ункс кивнул.
– Ты же знаешь, что сделает Карафа, как только поймет, что происходит? – сказал Дисмас, отчетливо представляя, как мерзавец хватает Магду и подносит кинжал ей к горлу. И что тогда? Уповать на Бога, что Маркус, будто возрожденный Вильгельм Телль, пронзит Карафу арбалетным болтом, не задев Магду?
– Если она в сундуке, – сказал Маркус, – то пусть только попробуют ее оттуда вытащить. Обещаю, им это дорого обойдется.
Дисмас воображал развитие событий. Темнота, непредсказуемые «гранатики»… А отборные гвардейцы Карафы не станут дожидаться, пока Маркус нашпигует их болтами. Вся надежда была на Дюрера. Единственная надежда…
Дисмас в изнеможении прислонился к валуну.
– Как начнем, они быстро смекнут, что к чему, – сказал Маркус. – Я уложу сколько сумею, но они пойдут в атаку. Жестко… – Он усмехнулся. – Помнишь, как было при Чериньоле? Когда д’Алегр приказал отступать, а эти хинеты, мать их в душу, испанские конники, все равно на нас поперли?
– Вот какого черта ты помянул Чериньолу?
– Да так, хотел тебя подбодрить. Мы ж тогда уцелели.
– Спасибо, обнадежил.
Все молчали. Говорить было не о чем. Дисмас замерз до дрожи. Нестерпимо болела рана на щеке. Он думал о Магде. О том, каково ей сейчас в сундуке… по ухабам… Или того хуже – в карете, переживая адские муки, которые лишь предвосхищали еще более ужасные мучения… Он забыл о своей боли.
Дисмас открыл глаза и посмотрел на небо, вознося молитву. Над Божскими горами занималась заря, предвещая новый день. Последний рассвет? Не важно… Все решится задолго до того, как солнце, сейчас ласкающее вершины пологих холмов, опустится за Юрские предгорья. Глядя на светлеющее небо, Дисмас ощутил странное умиротворение. Хотелось спать. И тут с Эксской дороги донесся глухой стук копыт.