У подножья лестницы, ведущей в Святую капеллу, Дисмас с Дюрером остановились.
– Нарс, ты готов?
– Нет… Да… Не знаю! Господи, Дис, во что мы ввязались!
Дисмас протянул ему два комочка льняного волокна и напомнил:
– Вложи в ноздри и дыши только через нос.
– Да сколько можно! Четвертый раз уже говоришь. А что в вино подмешали? Тоже опиум?
Заткнув ноздри комочками льна, Дисмас ответил:
– Экстракт каких-то грибов.
– Грибов? – встревожился Дюрер. – А вдруг мы всех отравим?
– Нет, Магда говорит, что это грезотворные грибы, они вызывают видения. Ты, главное, не пей вина и дыши через нос.
Ростанг, трепещущий от волнения, объяснил Дюреру с Дисмасом, где им следует переодеться. К шести часам вечера все приготовления завершились. Посторонние покинули капеллу, а участники представления остались.
– Дрожь так и пробирает, да? М-гм, – шепнул Дисмасу Ростанг. Ему пришлось взять на себя роль апостола Филиппа, потому что заполучивший ее вельможа свалился с коня по дороге в Шамбери. Во всяком случае, так он объяснял свое отсутствие.
Из-за занавеси выступил его высочество герцог Савойский. Двенадцать апостолов встретили его аплодисментами.
Костюм и грим его высочества были выполнены с великим тщанием. Герцог преобразился во вполне правдоподобного, хоть и несколько щеголеватого, галилейского плотника и держал себя чинно, но в то же время одухотворенно. Покраснев от смущения, он коротко поклонился:
– Любезные друзья, займем же свои места!
Дюреру грим был не нужен. Рыжие кудри и борода вкупе с тонкими чертами продолговатого лица делали его идеальным исполнителем роли возлюбленного ученика Иисуса. Он занял свое место по правую руку от Спасителя.
Место Иуды находилось с краю стола, близ ларца с благовониями. Загримированному Дисмасу прилепили накладной нос, чтобы придать лицу преувеличенно семитские черты.
Остальные апостолы – сливки савойского общества, знатные вельможи и высокопоставленные чиновники – смотрели на Дисмаса с презрительным отвращением. На его приветливые улыбки отвечали холодными взглядами и поджатыми губами. Неудивительно, что Ростангу было трудно отыскать исполнителя на роль Иуды. «Да, не сладко быть иудеем среди христиан», – подумал про себя Дисмас.
На столе стоял большой глиняный кувшин, накрытый салфеткой, помеченной крохотным красным крестом. Дисмас взял кувшин и двинулся вокруг стола, наполняя вином чаши апостолов. Поблагодарил его только герцог Карл. «Интересно получается, – подумал Дисмас. – Иисус – единственный вежливый человек за столом».
Дюрер рассеянно поднес чашу к губам. Дисмас громко кашлянул. Дюрер, спохватившись, притворился, что сделал глоток.
В жаровнях для благовоний мерцали тлеющие угли. Дисмас подошел к ларцу, зачерпнул пригоршню смирны пополам с маковыми шариками Парацельса и высыпал на угли. К потолку поднялись клубы густого дыма.
– Ах, смирна! – воскликнул герцог. – Мой любимейший дар волхвов. Кому нужно золото, если есть смирна! – Он втянул носом воздух и поморщился. – Должно быть, из старых запасов. Итак, братие, начнем, пожалуй. – Герцог воздел чашу и возгласил: – За призвавшего нас в Сионскую горницу!
Все осушили чаши. Дисмас немедленно поднялся и, обойдя стол, еще раз наполнил чаши до краев и снова услышал благодарность только от Иисуса.
Вернувшись на свое место, Дисмас всыпал в жаровню еще горсть благовоний. Над столом зависла гряда кучевых опиумных облаков. Воздух в горнице словно бы сгустился.
Глаза присутствующих подернулись пеленой, а речь становилась все менее внятной. Дисмас, обнадеженный этими симптомами, с усердием подливал в чаши приправленное грибами вино и подсыпал опиум в жаровни.
Апостол Иаков Алфеев, очарованно глядя на горящую свечу, коптил в пламени кончик пальца. Иуда Фаддей завороженно поглаживал бороду апостола по соседству, приговаривая, что на ощупь она точь-в-точь как причинное место его супруги. Варфоломей разорвал пресную лепешку на куски, скатал хлебные шарики и пытался ими жонглировать. Иаков Зеведеев постучал по столу ладонью, приложил ухо к столешнице и напряженно вслушивался, шикая на остальных.
– Вот, – сказал он Варфоломею, – слышишь?
Заинтригованный Варфоломей тоже начал колотить по столу.
Симон Зелот пытался ухватить себя за язык и, улюлюкая, вытянуть его изо рта как можно дальше.
Герцог Карл хлопнул в ладоши, призывая к тишине, но, вместо того чтобы произнести тост, с чрезвычайным любопытством принялся разглядывать свои пальцы.
– Па-а-а-а-слу-шай-те… – наконец протянул он. – Па-слу-у-у-у-у-у-у-шай-те все-е-е-е-е… – С трудом поднявшись на ноги, он воззвал к апостолам: – И-и-и-истин-но говорю-ю-ю-ю…
На него не обращали внимания. Каждый был занят своим делом: кто вытягивал язык, кто коптил палец, кто стучал по столу…
Карл обмяк, внезапно погрустнел и завалился на возлюбленного ученика Иисуса.
Матфей стукнул чашей по столу и возопил:
– Боже!
– O господи! – вздрогнул Карл. – Что там еще?
– Не я ли тот мудак, что предаст тебя-я-я-я?..
– Понятия не имею, – вытаращился на него Карл. – А ты вообще кто?
– М-м-м-матфей!
Несколько апостолов организовали кружок любителей хорового пения и оглашали горницу звуками, отдаленно напоминавшими григорианский хорал, сопровождаемый завываниями своры гончих.
«Стража за дверями, наверное, только диву дается», – подумал Дисмас.
– М-м-минуточку внимания! Ммм… Ми-ну-то-чку! – потребовал апостол Фома. – Вот он, предатель!
Фома указал на Дисмаса и запустил в него чашей – метко, прямо в лоб. К Фоме присоединились остальные. Прикрыв руками голову, Дисмас едва успевал уворачиваться от града посуды, подсвечников и хлебных корок.
Карл захихикал:
– Мальчики, мальчики, не ссорьтесь…
Симон Зелот подхватил тяжелый серебряный ковчег с плащаницей и поднял его над головой, намереваясь размозжить Дисмасу череп.
– Сто-о-о-ой! – скомандовал Карл.
Симон с грохотом опустил ковчег на стол.
Дисмас огляделся. Под холщовым навесом, в клубах густого дыма, порхала летучая мышь, одурманенная опиумом.
Одни апостолы с визгом спрятались под стол, другие швыряли в мышь чем попало. Мышь заметалась.
Герцог Карл прильнул к Дюреру и, расплакавшись, пообещал сквозь всхлипы больше не устраивать Тайных вечерей.
Дюрер в смятении посмотрел на Дисмаса. Тот приложил салфетку к рассеченному лбу, чтобы остановить кровь.
– Надо что-то делать, – одними губами промолвил Дюрер.
Дисмас подошел к выходу и трижды стукнул в дверь. Дверь приоткрылась.
– Что тут у вас? – спросил стражник.
– Глоссолалия.
– Чего-чего?
– Говорение на ангельских языках. Готовы?
Дюрер тем временем утешал герцога, ласково поглаживая его по спине. Дисмас обернулся к приятелю и подал ему условленный знак.
– Узрите!! – громогласно выкрикнул Дюрер.
Тишина оползнем накрыла горницу.
– Ну, ребятки, ваш выход, – шепнул Дисмас Кунрату с Нуткером. – Вперед, плавно и воздушно.
В приотворенную дверь протиснулись Кунрат и Нуткер в белых ангельских облачениях.
Явление ангелов умиротворяюще подействовало на присутствующих. Карл оторвался от плеча Дюрера, омытого герцогскими слезами. Апостолы ахнули и вытаращились. Андрей Первозванный упал в обморок.
Кунрат и Нуткер двинулись к столу. Дисмас, скрытый их широкими спинами, возгласил нараспев:
– А на третий день Мария Магдалина пришла ко гробу, и, найдя его отворенным и пустым, заглянула внутрь, и узрела двух ангелов в белых одеждах…
Кунрат и Нуткер лебедушками подплыли к ковчегу.
Кунрат поднял крышку, достал Шамберийскую плащаницу и, не разворачивая полотно, картинным жестом вознес над головой, на всеобщее узренье.
Дисмас с беспокойством заметил, что Кунрат с Нуткером, забыв о предупреждениях, дышат через рот. Взгляд Кунрата понемногу стекленел. Нуткер суетливо шуршал складками ангельского балахона, нащупывая Дюрерову копию плащаницы.
Дисмас надрывно закашлял. Истошное «кхе-кхе» вывело ангелов из наркотического транса. Нуткеру наконец удалось извлечь плащаницу из-под просторных ангельских одежд.
Он изготовился сунуть ее в ковчег. Кунрат, неловко повернувшись, зацепил ковчег локтем и смахнул на пол. Ковчег богато загромыхал и забряцал по каменным плитам. Дисмас зажмурился.
Кунрат благостно улыбнулся, словно низвергание ковчега было частью священного ритуала, издревле завещанного свыше. Ангелы на миг исчезли под столом, а потом появились снова.
Кунрат водрузил на стол ковчег с опущенной крышкой. Расправляя складки спутанного ангельского одеяния, Нуткер кивнул Дисмасу. Подмена осуществилась.
Ангелы чинно попятились к дверям и покинули горницу. Дело было сделано. Consummatum est. И слава Богу.
Герцог Карл с апостолами обомлели.
Дисмас сделал знак Дюреру, мол, я пошел. Иуда отправлялся вершить свое гнусное злодеяние.
Дюрер умоляюще вздохнул: «Не оставляй меня!» Герцог Карл, успокоившись, снова склонил голову на Дюрерово плечо и бессмысленным, осоловелым взглядом уставился в пустоту.
Дюреру предстояло держаться до победного конца.
Выскользнув из капеллы через балконную дверь, Дисмас сказал стражнику:
– Я Иуда. Иду предавать Его… Кстати, дверь лучше не закрывать – там душновато.
– Его высочество обожают благовония, – кивнул стражник. – Здесь нам бы тоже не помешало. – Он сморщил нос и кивнул на многотысячную толпу, что теснилась на площади под балконом. – Вонища от этих паломников…