41. Что у Иисуса на уме

– А у нас хватит этого дерьма? – спросил Кунрат.

– Не называй его так, – сказала Магда. – Думаю, что хватит. Должно хватить. Ну, по ходу дела выясним.

– Как-то стремно…

– Если не хватит, то я подам вам с Нуткером сигнал. – Дисмас дважды ущипнул кончик носа. – Вот такой. Он означает, что операция отменяется. Если увидите, что я так делаю, то просто войдете, поизображаете благодать и удалитесь. Ничего больше.

– А как это – благодать? – спросил Ункс.

– Будто ангелы, – пояснила Магда и кивком головы указала на Кунрата с Нуткером. – У этих двоих само собой получится. Чисто ангелы небесные.

– Это они-то? Ха!

– Неплохой план, Дисмас, – сказал Кунрат. – Может, это даже и хороший план, но его успех зависит от всяких мелочей, причем должна сработать каждая. Может, все-таки запалим капеллу? В дыму и суматохе легко проберемся к алтарю, подденем решетку ломом, и – фьють! – только нас и видели.

– Кунрат, ну сколько можно! Нет, мы не станем устраивать пожар в Святой капелле. Кстати, моли Господа, чтобы Он не услышал, как ты предлагаешь такую дикость. Еще раз напоминаю, мы осуществляем богоугодное деяние – способствуем перенесению плащаницы, чтобы уберечь ее от похищения герцогом Урбинским и Карафой!

– А что еще тебе сказал Иисус? – простонал Маркус. – Давно ты с Ним беседовал?

– Не святотатствуй, Маркус. Герцог Урбинский и Карафа замыслили выкрасть плащаницу. Я в этом совершенно уверен.

– А если не замыслили? – спросил Кунрат.

– Тогда они преспокойно отправятся в Париж, на крестины французского засранца. И если наш план сработает, мы успешно перенесем Шамберийскую плащаницу.

– И что потом?

– Как ты думаешь, Кунрат, что нам делать с плащаницей? – со вздохом спросил Дисмас.

– А ты знаешь, какой у нас приказ? Доставить плащаницу Альбрехту. Но сначала прикончить тебя.

Магда ахнула.

– Не волнуйся, сестренка, – сказал Кунрат. – Это у нас раньше был такой приказ. Теперь-то мы все – друзья.

Магда расцеловала Кунрата, а потом и Нуткера с Унксом:

– Какие вы все-таки молодцы!

Ландскнехты зарделись.

– Но раз мы друзья, то надо сообща решить, что делать с добычей, – продолжил Кунрат. – Как по мне, надо отвезти ее в Базель и продать на Дисмасовой ярмарке святынь. Сколько нам за нее дадут?

Дисмас прикинул в уме. Представил себе эту сцену. Шенк придет в восторг.

– Кучу денег, – сказал он. – Но сделку придется совершать втихаря. Не можем же мы заявиться в Базель и сказать, мол, тут у нас Шамберийская плащаница, свежевыкраденная у герцога Савойского… Надо будет потихоньку выйти на десяток основных маклеров и посмотреть, что скажет рынок.

– А что скажет рынок? Сколько дадут?

– Очень много, Кунрат. Столько, что каждому из нас до конца жизни можно будет не беспокоиться о деньгах.

Ункс радостно потер руки.

– Но прежде чем подсчитывать наши шекели, давайте подумаем, чего бы хотелось Иисусу, – продолжил Дисмас. – Хотелось бы Ему, чтобы мы выкрали Его саван у герцога Карла и продали покупателю, предложившему лучшую цену?

– Он же сам говорил, мол, блаженны нищие, – напомнил Кунрат. – А мы и есть нищие.

– Верно подмечено, – согласился Нуткер.

– Если вам хочется цитировать Писание, то в данном случае больше подходит другое, – сказал Дисмас. – «И делили одежды Его, бросая жребий».

– О чем это он? – спросил Нуткер у Кунрата.

– Как тебе не стыдно, Нуткер, – сказала Магда. – Это же из Евангелия! Неужели ты ни разу в жизни не был в церкви?

– Я просто…

– Ты просто подсчитываешь свои шекели, прежде чем их заполучить, Нуткер. Неужели ты не понимаешь, что Дисмас печется о спасении наших душ?

Ландскнехты недоуменно переглянулись: мол, каких еще душ?

– Если мы выкрадем саван Иисуса ради того, чтобы продать, – продолжала Магда, – то что мы скажем Господу в Судный день?

– Я так и скажу, мол, спасибо Тебе, Господи, за денежки, которые я выручил за Твой саван и с удовольствием потратил, – заявил Ункс.

– А я скажу, что благодаря этим денежкам я ушел из ландскнехтов и больше не зарабатывал на жизнь убийством, – добавил Нуткер.

– Точно, – подтвердил Кунрат. – Воистину Иисус наставляет нас на праведный путь! Плащаницу надо брать. Теперь и я сам воочию узрел этот… как там его…

– Промысел Божий.

– Да, вот это самое.

Дюрер удивленно покачал головой:

– Да вы, оказывается, искусные богословы!

– Погодите, – вмешался Дисмас, – по-моему, у Иисуса на уме совсем иное.

– Хватит! – взмолился Маркус. – У меня от вас башка трещит. Нет, это я не о тебе, Магда. Что у Иисуса на уме? Да Он сейчас хохочет над вами до усрачки! Плащаница поддельная! Они все поддельные. Дисмас сам утверждал, что она поддельная, пока эти суки в Майнце не превратили его мозги в кашу. И теперь он воображает, что простыня с ним разговаривает!

– Погоди, Маркус, – начал Дисмас.

– Заткнись, Дисмас. Как друг тебя прошу. Ты не в себе. Сколько лет мы с тобой знакомы? Сколько раз мы вместе прошли через адское пламя? Тебе же никогда раньше не приходило в голову вести разговоры с холстиной!

– Послушайте, – сказала Магда, – по-моему, Маркус имеет в виду…

– Что я тронулся умом, – вздохнул Дисмас.

– В общем, так, – заявил Маркус. – Я не знаю и знать не хочу, что у Иисуса на уме. Если мы собрались похитить плащаницу, то так и поступим. А завтра, если будем живы, решим, что с ней делать. Будем голосовать. И Иисусу тоже голос дадим.

Воцарилось всеобщее молчание.

– Не знаю, настоящая она или нет, – сказал наконец Дюрер, – но мне совершенно не хочется, чтобы этот кобель герцог Урбинский стащил ее у герцога Карла. Карл – милейший человек.

В конце концов все согласились поступить как задумано, а уж потом решать, что делать дальше.

Ландскнехты объявили, что им необходимо промочить глотки, пересохшие от разговоров. Дисмас отпустил всю троицу, предварительно взяв с них слово не напиваться вдрызг, поскольку в ответственный день всем необходимы ясные мозги.

Маркус отправился вместе с ландскнехтами – по просьбе Дисмаса, которому не хотелось оставлять их без присмотра. Магда ушла к себе и села за шитье. Дисмас с Дюрером остались вдвоем.

– Ну же, помогай, – сказал Дюрер.

Плащаница Дюрера лежала на столе архидьякона. Ее требовалось сложить точно так, как ту, что хранилась в капелле: дважды вдоль, затем дважды поперек, потом снова вдоль, и так далее, в тридцать два слоя.

Потом приятели долго смотрели на сложенную плащаницу.

– Хорошо получилось, Нарс.

– Угу… Даже лучше, чем у Карла. Жалко отдавать ее этой свинье Альбрехту. Если у нас получится – что тогда?

– Похоже, нам предстоит голосование.

– А если большинством голосов потребуют вернуть плащаницу Карлу? Ты уверен, что ландскнехты согласятся с решением? У нас все-таки не городской совет старейшин.

– Поживем – увидим.

– Вообще-то, это глупо, конечно. Мы рискуем жизнью, чтобы похитить то, что потом придется возвращать.

– Да, не самый разумный поступок. Но разумно ли воображать, будто с тобой разговаривает кусок холста? И разумно ли верить, что полторы тысячи лет назад покойник через три дня восстал из гроба?

Магда сидела на кровати, прислонившись спиной к стене, и сшивала белые полотнища, ворохом лежавшие у нее в ногах. Дисмас сел на кровать, опустил голову Магде на колени и уснул.

Проснувшись наутро, он возрадовался, что плащаница не являлась ему в снах.