Мэй

Мэй смотрит на свои наручные часы. Уже почти девять. Она прочищает горло и объявляет собравшимся женщинам – в комнате все женщины, – что Леон прибудет через час, а пока у них есть чем заняться. Бекка, ее коллега по команде менеджмента «Золотых дубов», поспешно наполняет чашку кофе, берет мини-киш, поддевает на вилку побольше фруктового салата с сервировочного стола и занимает свое место.

Мэй бросает взгляд в окно, выходящее на Центральный парк.

Боже, как она рада, что ей не пришлось сегодня тащиться в такую даль! Этим утром она была так счастлива провести лишние полтора часа дома, что даже позволила Итану по-быстрому перепихнуться с ней после того, как приняла душ.

Она чопорно скрещивает ноги и смотрит на полдюжины женщин, сидящих за столом в конференц-зале. Ее команда. Ее внутренний круг.

– Скажу для тех из вас, кто до сих пор не был в клубе «Холлоуэй»: я надеюсь, он соответствует вашим стандартам, – шутливо замечает Мэй.

Слышится одобрительный шепот, сопровождающий комментарии относительно убранства и знаменитого декоратора, который был его вдохновителем.

Мэй обрывает их:

– Причина, по которой мы здесь, заключается в том, что я собираюсь сделать Леону поистине грандиозное объявление, касающееся одной из наших самых важных клиенток. Она на грани того, чтобы сделать значительные инвестиции в нашу деятельность. – Мэй окидывает взглядом стол, за которым они сидят, желая убедиться, что все слушают. – Эти инвестиции позволят нам профинансировать по-настоящему радикальное расширение «Золотых дубов». Но, чтобы это произошло, нам предстоит постараться.

Мэй делает паузу, чтобы смысл сказанного дошел до всех присутствующих, включая ее саму. Она все еще не может поверить в случившееся. Вчера Мэй примеривала свадебный туалет, стоя на низком подиуме перед трехсторонним зеркалом в магазине «Каролина Эррера» на Мэдисон-авеню, и шелковое платье без бретелек колыхалось вокруг нее всеми своими складками цвета слоновой кости, когда зажужжал телефон. Одна из служащих магазина достала его из сумки Мэй и произнесла номер Леона, появившийся на экране. «Я возьму!» – крикнула Мэй, прорываясь сквозь толпу швей с такой прытью, что чуть не разорвала шлейф со старинными кружевами. «От проекта “Макдональд” у меня настоящий стояк!» – рявкнул Леон, и Мэй, ослепительная в потрясающем платье цвета слоновой кости, нежно прижала телефон к щеке, словно лаская его, и просияла.

– Совершенно неудивительно то, – продолжает Мэй, – что желание клиентки произвести инвестиции зависит от успеха беременности ее хосты. Поэтому давайте начнем с обзора восемьдесят четвертой. Как мы все знаем, стабильная и счастливая хоста производит на свет здорового ребенка, а это, в свою очередь, дает…

– Довольного клиента, – вставляет Бекка.

Бекка очень нетерпелива. Некоторым не нравится ее амбициозность, но здоровая конкуренция всегда идет на пользу делу. И Мэй уважает рвение Бекки. Она знает, что от него зависит успех и именно оно отличает среднее от великого. Многие из подруг сочли первую работу Мэй после колледжа – в качестве консультанта по покупкам в «Бергдорфе» – уловкой, способом получить крутые скидки на дизайнерские шмотки, пока она не подцепит богатого мужа. Но ни одной из ее подруг никогда не приходилось работать. Они упускали из виду то, что консультанты – если они действительно хороши – могут заработать по-настоящему большие деньги. А Мэй была хороша. Она могла свободно общаться с кем угодно, умела подлаживаться – благословение полукровки, учившейся за казенный счет в школе для богатых детей, и проистекающее из принадлежности одновременно к разным мирам.

Подруги Мэй также упускали из виду, что лучшие консультанты имеют постоянных клиенток и эти клиентки богаты, а некоторые из них еще и влиятельны. Две самых важных из них – леди, занимавшая пост финансового директора невероятно крутого банка (размер 6, широкие бедра, склонность к узким прямым юбкам и изумрудным тонам), и жена умопомрачительно богатого магната в сфере недвижимости (размер 4, помешана на принтах, плиссировке, любит показывать декольте) – стали ее подругами. Обе написали блестящие рекомендации, когда Мэй собралась поступать в Гарвардскую школу бизнеса.

У Бекки такие же коммерческие инстинкты, как у нее. Затея с выставкой Арбус, например, была ее детищем. Когда-то она работала в отделе фотографии одного из крупных аукционных домов. У нее возникло предчувствие, что фотографии Арбус с их фриками и аутсайдерами понравятся Рейган, – так и случилось.

– Бекка, почему бы тебе не начать? – предлагает Мэй.

– С удовольствием! Итак, мы только что убедили клиентку оплатить для восемьдесят четвертой отдельную комнату. Конечно, мы предпочитаем, чтобы хосты жили вместе, но, учитывая недавние проблемы восемьдесят четвертой с клещом, мы решили, что лучше ее изолировать. Таким образом, восемьдесят вторая теперь тоже имеет отдельную комнату. Это и к лучшему: нам будет легче контролировать, кто к ней приходит и как часто.

– Мы также должны обновить интерьер в комнате восемьдесят четвертой в качестве награды за ее сотрудничество в инциденте с Хулио и тридцать третьей, – говорит Мэй.

– Хорошая мысль! – восклицает Бекка, занося высказанную начальницей идею в свой ноутбук.

– А как обстоят дела у восемьдесят четвертой? Джери, не хотите высказаться? – обращается Мэй к ширококостной женщине справа от нее.

Джери, директор координаторов, имеющая опыт работы в психиатрии, откидывается на спинку стула.

– Я разговаривала со своими девочками и просматривала видеозаписи. Восемьдесят четвертая, похоже, чувствует себя прекрасно и гораздо меньше расстроена, чем после эпизода с клещом. Она проводит много времени с другими хостами с Филиппин.

– Вообще-то, – вмешивается Бекка, – восемьдесят четвертая с недавних пор снова начала проводить время с восемьдесят второй. Число посещений ее комнаты все время растет, и они стали чаще обедать вместе.

– Восемьдесят вторая не проблема, – отрезает Джери. – Тридцать третья, вот кто баламутит воду. – Именно связи с ней нам надо отслеживать.

– И с девяносто шестой, – добавляет Мэй, качая головой при воспоминании о лице Сегундины, покрытом пятнами и опухшем от рыданий после того, как Мэй урезала ее выплаты. Она не любит наказывать хост, особенно таких, как Сегундина, у которых во внешнем мире была трудная жизнь. Но у нее нет выбора. За недопустимыми действиями должно следовать наказание, и Сегундина знала, что по контракту ей запрещено говорить с кем-либо о том, как ее завербовали. – Кстати, как нам добиться того, чтобы девяносто шестая и восемьдесят четвертая не общались?

Джери сообщает, что заново составленные графики Джейн и Сегундины предусматривают, что те могут пересекаться только изредка, во время еды.

– А девяносто шестая так напугана после разговора с вами, Мэй, что не подойдет к восемьдесят четвертой ближе чем на десять футов, если у нее и будет такая возможность.

Мэй сверяется с повесткой дня на своем ноутбуке.

– Следующий вопрос: как нам уберечь восемьдесят четвертую от неприятностей на время ее беременности? Мы не можем позволить себе еще один провал.

– У меня есть ассистентка, следящая за ее видео-сеансами через регулярные промежутки времени, – сообщает Джери. – Но без звука это не дает ста процентов уверенности.

– А мы можем закрепить за ней специального координатора? – неожиданно предлагает Бекка.

– Мы могли бы, – отвечает Мэй. – Но это дорого. Мне кажется, можно найти более эффективный способ держать восемьдесят четвертую в узде.

Мэй оглядывает стол, желая убедиться, что присутствующие настроены на ее волну. Бекка смотрит озадаченно, остальные отводят глаза, словно боятся, что Мэй к ним обратится.

– Дорогие леди, – начинает Мэй профессорским тоном, к которому прибегает, когда ей выпадает случай преподать своей команде какой-нибудь урок, – ключом к созданию хорошо управляемой организации, будь то огромная компания или стартап, лагерь беженцев или больница, является правильный подбор стимулов. Люди на них реагируют. Точка.

Сидящие за столом кивают. Некоторые, как замечает Мэй, принимаются записывать ее слова в ноутбук.

– Вопрос не столько в том, как нам эффективнее контролировать восемьдесят четвертую, сколько в том, как стимулировать ее, чтобы та сама начала стремиться к оптимальному поведению.

Мэй пытается установить зрительный контакт со своей командой, большинство членов которой уткнулись в свои ноутбуки. Мэй сияет самой обезоруживающей улыбкой.

– Не молчите, леди. Неправильных ответов нет. Мы просто проводим мозговой штурм.

После ряда призывов несколько сотрудниц поднимают руки.

– Увеличить восемьдесят четвертой денежный бонус?

– Позволить пропускать нелюбимые занятия фитнесом?

– Дать право неограниченного посещения массажного кабинета?

– Все идеи прекрасные, – говорит Мэй. – Но я осмелюсь предположить, что каждая из вас рассматривает возможные стимулы со своей точки зрения. Но давайте спросим: а что может стимулировать ее?

Рука Бекки взлетает выше других.

– Амалия!

– Вот именно, – отвечает Мэй. – Главным мотиватором восемьдесят четвертой является ее дочь. Это как раз то, что нам нужно.

– Вы имеете в виду, что надо, наконец, организовать ее встречу с матерью, – констатирует Джери.

– Поощрение может быть столь же эффективным, как и наказание.

Мэй приглашает Джери хорошенько продумать, что повлечет за собой приезд девочки, и советует запланировать его через несколько недель. Таким образом, они смогут максимизировать период, в течение которого восемьдесят четвертая получит стимул вести себя как можно лучше.

Мэй переходит к медицинским вопросам. Обычно на эту тему выступает Мередит, но Мэй не пригласила ее на сегодняшнюю встречу. Доктор занята тем, что привыкает к своей новой роли, и, честно говоря, Мэй все еще раздражена нахрапистостью, которую та демонстрирует после продвижения по службе, – не в последнюю очередь потому, что именно Мэй нашла ее пять лет назад и взяла на работу в «Холлоуэй»!

Мэй тяжело выдыхает, стремясь избавиться от негативной энергии, и отбарабанивает медицинский отчет по восемьдесят четвертой.

– Можем теперь перейти к восемьдесят второй? Является ли опухоль…

Голос Бекки затихает. Все глаза устремляются на Мэй.

– Знаю, вы все волнуетесь, так что перейду прямо к делу, – говорит Мэй. – Опухоль доброкачественная. Врачи говорят, до родов ее удалять не нужно.

В кабинете раздаются перешептывания, напряжение спадает.

– Мы еще не сообщили восемьдесят второй хорошие новости, потому что доктор написал нам только сегодня утром, – прорывается сквозь шум голос Мэй.

– Есть ли причина не говорить ей? – вмешивается Бекка. – Ну, может, чтобы восемьдесят вторая не создавала проблем? Потому что она дружит с тридцать третьей. Потому что ее ребенок так важен.

Мэй смотрит на Бекку с удивлением.

Джери фыркает. Одна из координаторов отмечает, что повышение уровня кортизола в организме беременных имеет долгосрочные последствия. Фиона из юридического отдела заявляет, что по договору они обязаны сообщать восемьдесят второй о состоянии ее здоровья.

– В любом случае позволять ей и дальше верить, будто у нее рак, кажется мне очень жестоким, – язвительно подмечает Джери.

Бекка краснеет. Мэй вмешивается:

– Здесь приветствуются любые идеи. Никаких осуждений, пожалуйста.

Их прерывает стук в дверь. Администратор объявляет о прибытии гостьи. Мэй прерывает дискуссию, и через несколько минут в кабинет входит Трейси. На ней черные джинсы и полосатая блузка, волосы больше не распрямлены и образуют объемную прическу. Большие серповидные серьги оттягивают мочки ушей. Она выглядит намного моложе, чем раньше, когда была в образе бизнес-леди.

– Вы, как всегда, вовремя, – произносит Мэй, вставая, чтобы ее поприветствовать.

Они обмениваются воздушными поцелуями.

– Какие новости о Рейган? – спрашивает Трейси.

– Все хорошо. Опухоль доброкачественная.

– Слава богу!

Трейси опускается в кресло, пододвинутое Беккой.

– Для тех из вас, кто еще не имел удовольствия познакомиться, представляю: Трейси Вашингтон. Местная легенда в театральном сообществе Сиэтла, – объявляет Мэй.

Трейси хохочет.

– Какая же я легенда, если меня знают лишь местные?

– Трейси преподает драму в государственной средней школе в районе Сиэтл-Такома, а также ведет внешкольную программу для городской молодежи.

– И на случай, если Мэй вам не сказала, – говорит Трейси, – «Холлоуэй» сделал большое пожертвование на наши программы. Так что спасибо.

По кабинету прокатывается одобрительный шепот. Мэй замечает, что Бекка прижимает руку к груди, как будто сдерживая биение сердца. Только Джери выглядит невозмутимо.

– И конечно же, Трейси наша дублерша для клиентки восемьдесят второй, – объясняет Мэй. – Знаю, все вы, кроме Джери и меня, об этом не знаете. Но и для нас это тоже в новинку. Хотя мы разрабатывали эту идею в течение некоторого времени, нам до сих пор никогда не доводилось использовать дублера. Я подумала, Трейси стоит прилететь, чтобы встретиться с нашей командой. Мне нужно от вас понимание главной причины того, что мы пошли этим путем. Тогда мы сможем проанализировать, что сработало, а что нет, и в следующий раз сделаем все еще лучше.

– Кайдзен, – провозглашает Бекка, имея в виду мантру Мэй, которую та собрание за собранием вбивала в головы своих подчиненных. – Непрерывное обучение!

Джери закатывает глаза.

– Мы взяли дублершу с Западного побережья, желая минимизировать риск, что какая-либо из наших хост сталкивалась с ней прежде, – объясняет Мэй. – Но я забегаю вперед. Идея принадлежит Джери. Джери, хотите рассказать о том, как вы пришли к этой мысли?

– Да. Так вот, восемьдесят вторая принадлежит к типу искательницы, как я его называю. Она ищет цель жизни. У нее есть смутные порывы отнестись к фотографии серьезно, однако эта идея пока не захватила ее полностью. Я чувствую, что она боится неудачи. Легкость ее отношения к жизни проистекает из того, что она никогда не трудилась по-настоящему, чтобы чего-то достичь.

– Я часто видела таких, когда работала с ребятами из трастового фонда в «Кристис», – вставляет Бекка. – Они действительно небезопасны.

Джери демонстративно игнорирует эту реплику.

– Я чувствовала, наблюдая за восемьдесят второй, что беременность для нынешней клиентки не восполнит ее потребность в смысле жизни. Поэтому я предложила Мэй использовать дублершу. Кого-то, кто станет для восемьдесят второй «идеальной клиенткой». Кого-то, кто сделает для нее вынашивание ребенка значимым жизненным успехом.

Мэй прерывает ее:

– Очевидно, что дублерши клиенток не нужны для большинства хост. Но, учитывая важность ребенка, которого вынашивает восемьдесят вторая, и ее ищущую натуру, идея показалась мне стоящей. Это также обеспечит нам новый поток доходов, так как мы сможем взимать дополнительную плату за работу дублерш.

– Мы не были абсолютно уверены, что Трейси нам необходима. Она просто страховка, – подхватывает Джери.

Трейси сдавленно фыркает:

– Меня называли и худшими словами!

– В последнее время стало ясно, что дублерша необходима, – продолжает Мэй и рассказывает о сатирическом эссе «30 лучших вип-эмбрионов до 30 недель», найденном в онлайн-файлах восемьдесят второй, а также о ее просьбе пожертвовать свой бонус восемьдесят четвертой.

– Для меня желание отказаться от бонуса стало решающим фактором, – объясняет Джери. – Оно подразумевало: восемьдесят вторая чувствует, что вынашивание чужого ребенка не стало для нее достаточно значимым.

– Что ж, теперь она относится к нему совсем по-другому. Трейси сработала мастерски. Трейси, не хотите ли рассказать вкратце о вашем общении с восемьдесят второй, прежде чем мы начнем задавать вопросы? – спрашивает Мэй, глядя на часы.

– С радостью, – откликается Трейси и смотрит по очереди в глаза всем сидящим за столом, устанавливая зрительный контакт. – Хорошо, хорошо, Джери скачала мне всю информацию по Рейган. Извините, я хотела сказать, по восемьдесят второй. По всему получалось: она ищет чего-то. Вот я и подыграла. Дескать, начинала как аутсайдер, потом сама пробилась наверх. В общем, выдала все, что мы с Джери придумали во время подготовки.

– И как она отреагировала? – подгоняет ее Мэй.

– Она все проглотила. Я не шучу. А выставка? Это была фантастическая идея.

Бекка выпрямляется в кресле, сияя.

– Фотографии заставили восемьдесят вторую говорить о самых разных вещах. – Трейси качает головой. – Она хорошая девушка. Действительно хорошая.

– Все это очень важно, тем более при благоприятной биопсии. Нам удалось добиться, чтобы восемьдесят вторая почувствовала связь с матерью, даже привязанность к ней, и, следовательно, к ребенку.

Сидящие вокруг стола пришли в движение и закивали.

– А почему бы восемьдесят второй не познакомиться с настоящей клиенткой? Я имею в виду, у нее самой такая трогательная история жизни…

Это снова Бекка, изображающая белую ворону. Коллега любит плыть против течения. Но Мэй это одобряет. Она противница чересчур гладких дискуссий.

– Клиентка настаивает на анонимности, – огрызается Джери, не отрываясь от своего ноутбука.

Бекка, смущенная, опускает голову. Мэй мягко добавляет:

– Но даже если бы клиентка пожелала встретиться с восемьдесят второй, мы все равно предпочли бы дублершу. Наша клиентка не обладает даром межличностного общения. Она может показаться… холодной. Что, если между ней и восемьдесят второй не сложилось бы взаимопонимания? Дублер позволил нам использовать идею Джери для создания «искусственного клиента» с лучшими шансами на формирование реальной связи с хостой. Это была прекрасная возможность помочь восемьдесят второй по собственной воле сделать правильный выбор в пользу ребенка.

Сидящие вокруг стола снова кивают, особенно усердствует Бекка. Мэй призывает задавать Трейси вопросы. Тут же взлетает несколько рук. Трейси отвечает с апломбом. Она действительно профессионал. Мэй хотела бы когда-нибудь пригласить ее снова. Она считает, что использование дублерш – успешная стратегия. Еще одно позитивное событие. Его следует включить в новый отчет для Леона.

– Простите! – говорит Бекка, которая уже некоторое время ожидает возможности задать вопрос. – Госпожа Вашингтон, когда вы были в галерее… это была моя идея, до «Холлоуэя» я работала в сфере искусства… не могли бы вы пополней раскрыть, как фотографии Арбус помогли вам установить связь с нашей хостой?

Выгодный для Бекки вопрос, но вполне подходит, чтобы закончить собрание.

Трейси пару секунд молчит, собираясь с мыслями.

– Ну… на выставке, как я уже сказала, восемьдесят вторая открыла мне душу. Там была одна фотография, которая стала ключевой. Я знала, какую искать, ведь мы с Джери, готовясь, просмотрели все работы. На ней был изображен сидящий в постели карлик в шляпе. Восемьдесят вторая стояла рядом со мной, и я сказала ей: «Посмотри на этого парня. Он странный по любым меркам и все же так уверен в себе». Потом я сделала паузу, позволяя этой мысли дойти до восемьдесят второй, и через некоторое время стало очевидно, что та напряженно думает. После этого я призналась: «Мне потребовалось много времени, чтобы не чувствовать себя странной в Америке, и я все еще работаю над тем, чтобы достичь такой же уверенности в своих силах».

Трейси делает паузу, позволяя тишине в комнате созреть.

– И что же она ответила? – прерывает молчание восхищенная Бекка.

– Ну, она повернулась ко мне и произнесла, словно собираясь меня утешить: «Я думаю, быть неуверенной – нормально, если пытаешься сделать нечто правильное…» А потом я спросила ее: «А ты считаешь, что поступаешь правильно, Рейган?»

Трейси окидывает взглядом сидящих за столом, убеждаясь, что ее слушают внимательно. Бекка снова прижимает руку к груди. Даже Джери сидит как зачарованная. Или, по крайней мере, заинтригованная.

– И она мне ответила, совершенно серьезно: «Да, считаю».

Лицо Трейси расплывается в улыбке.

– Тогда я поняла: она с нами.