Рейган

– Доброе утро!

Певучий голос, вспышка света. Прикосновение прохладного воздуха оттого, что стянуто одеяло.

Рейган приподнимается на локтях. Координатор – с аккуратной прической афро и выкрашенными в красный цвет волосами – вынимает из шкафа открытое платье без рукавов и кладет его на кровать, призывая Рейган поторопиться. Ее ждет сюрприз. Рейган, оглушенная сном, бросает взгляд на кровать Джейн, но соседка уже ушла, постель заправлена, подушки взбиты.

– Сколько сейчас времени? – хрипло произносит Рейган, чувствуя сухость в горле. – Что происходит?

Координатор осторожно ставит ее на ноги, ведет в ванную, вручает платье и закрывает дверь.

– Кое-кто хочет тебя видеть. Шевелись, милая.

Милая. Это не из лексикона фермы. Рейган сидит на унитазе. Она устала. Не могла уснуть прошлой ночью, снова и снова прокручивая в голове разговор с госпожой Ю… В мозгу кружила карусель полумыслей и воспоминания о ее ответах. Рейган повела себя неправильно. Она была похожа на дурочку, на тех спасителей всего человечества в колледже, что роились возле студенческого центра с планшетами для бумаг в руках, требуя «спасти пчел» или «запретить пластиковые пакеты».

Она должна была лучше объяснить госпоже Ю свое решение. Рассказать, как Джейн разбавляет шампунь водой, чтобы он прослужил дольше. Как бабушка Джейн умерла у нее на глазах, и весь ее мир перевернулся в одно мгновение. А ей было всего пятнадцать.

– У вас все в порядке? – зовет координатор и стучит в дверь.

– У меня есть время принять душ?

– Нет, прости, Рейган, – откликается координатор и просит, чтобы она поторопилась.

Умытая, причесанная, застегнутая на все пуговицы и все еще полусонная, Рейган направляется в административное крыло фермы и идет по коридору, в который еще никогда не ступала. Координатор проводит по считывающему устройству своим бейджем, чтобы получить в него доступ. Ее ведут в отдельную столовую, шторы задернуты, стол уже накрыт.

Высокая чернокожая женщина сидит в кресле в стиле Людовика XVI, скрестив ноги, царственная в своем бледном платье, с шарфом, обернутым вокруг головы. Она встает и протягивает руку.

– Я Келли.

– Я Рейган.

Она адвокат? Приехала, чтобы помочь Рейган передать ее бонус Джейн?

– Пожалуйста, садитесь, – приглашает женщина, указывая на стул рядом с собой. – Чай?

Женщина наливает чай в фарфоровую чашку из чайника с выгравированными на нем цветами, немного пролив.

– Не понимаю, отчего эти причудливые чашечки делают такими маленькими!

Она улыбается Рейган, и Рейган ловит себя на том, что улыбается в ответ.

– Вы ведь не знаете, кто я?

Рейган качает головой.

– Я мать ребенка внутри вас. Вы носите моего сына.

Все останавливается. Биение сердца Рейган. Ее дыхание. Любое движение во вселенной.

– Вы…

Слова застревают у нее в горле.

Женщина смеется теплым рокочущим смехом.

– Я понимаю. Не то, чего вы ожидали, верно?

Рейган качает головой. Она ожидала статусную жену. Бывшую модель, вышедшую замуж за олигарха или промышленника. Она почти ожидала увидеть китайскую миллиардершу. Но только не это. Не ее.

– Я… я рада. То есть вы не такая, как я ожидала, и рада этому, – бормочет Рейган, не желая, чтобы женщина думала, будто цвет кожи имеет для нее значение, тогда как все обстоит наоборот.

Женщина снова смеется.

– Мне жаль, что я так долго сюда добиралась. Я путешествовала.

Она начинает рассказывать Рейган о себе. Как она родилась в Эфиопии, самая младшая из четырех братьев и сестер. Как ее отец был инженером в крупной нефтяной компании в Африке, но устроился продавцом одежды в универмаг в Мэриленде, чтобы обеспечить детям лучшую жизнь в Америке. Как, начиная с колледжа, она работала в одной и той же крупной фирме, сперва продавщицей, затем помощником по продажам в службе сбыта, менеджером, старшим менеджером, вице-президентом и выше. Переезжая из Вашингтона в Денвер, Чикаго, Даллас и обратно. Делая детские шажочки, затем большие шаги, разбивая стеклянные потолки. Она заморозила свои яйцеклетки, когда ей было под сорок, но только десять лет спустя, все еще одинокая, поняла, что ее время действительно истекает. Найти донора спермы стало самой легкой задачей. Проблема была в ее матке. Она сама несколько раз пыталась выносить ребенка. Случилось так много выкидышей, что она почти потеряла им счет.

– Вы мой последний шанс завести семью. Стать ее членом.

Мать – Келли – опускает глаза, когда говорит это. Рейган борется с желанием прикоснуться к ее руке. Потом их глаза встречаются, и Рейган застенчиво улыбается.

Дверь в комнату распахивается.

– Доброе утро, леди!

– Привет, Мэй.

Келли осторожно промакивает глаза бумажным носовым платком.

– Она уже рассказала вам о сюрпризе? – спрашивает госпожа Ю у Рейган, усмехаясь и садясь рядом с ней.

– Я думала, она и есть сюрприз.

Келли и госпожа Ю смеются.

Поток официантов приносит блюда с фруктами, яйцами, йогуртом. Пока госпожа Ю и Келли болтают о бродвейской пьесе, которую Келли недавно видела, мысли Рейган устремляются к Мэйси. Она не может дождаться, чтобы сообщить ей новость: клиентка чернокожая, вышла из низов и сама сделала свою жизнь. Ей не хватает лишь одного: ребенка. Без Рейган она никогда не смогла бы его завести.

Что скажет Мэйси?

Или она призна́ет, как с ней редко случается, что жизнь иногда сложней, чем банальные суждения? Что иногда вы приносите больше всего добра, когда вам кажется, будто вы не делаете ничего особенного?

– …Диана Арбус? – спрашивает ее Келли.

Рейган возвращается к реальности.

– Простите, госпожа…

– Келли. Пожалуйста, зовите меня Келли.

– Келли спросила, нравится ли вам Диана Арбус, – вставляет госпожа Ю. – Я рассказала ей о вашем увлечении фотографией.

Келли делает на мгновение паузу, улыбаясь Рейган, прежде чем объяснить, в чем состоит сюрприз: один из ее друзей является членом правления в музее Метрополитен. Друг воспользовался связями и организовал частный показ предстоящей выставки работ Дианы Арбус. Только для них. – Если вам это интересно, конечно, – добавляет она.

– Я обожаю Диану Арбус.

Келли сияет.

Госпожа Ю сообщает Рейган расписание поездки. Они полетят на Манхэттен на целый день. Посмотрят выставку. Потом обед. «Ле Бернарден», если Рейган не против рыбы. Немного людно, но морепродукты там бесподобны. И прежде чем отправиться домой, небольшая процедура.

– Какая процедура? – спрашивает Рейган, прижимая руку к животу. – Что-то случилось?

– Скорее всего, все в порядке, – заверяет ее госпожа Ю, деловито и отрывисто. – Доктор Уайльд обнаружила нарушение во время вашего последнего амниоцентеза. Мы проведем еще несколько тестов, просто на всякий случай, и Келли предпочитает, чтобы их делали в Нью-Йорке.

Госпожа Ю подает знак официанту и велит принести немного молока для чая.

– Уверена, в этом нет необходимости, – извиняется Келли. – Но иначе я не перестану волноваться. Спросите у бедной Мэй. Я требую сообщать мне результаты каждого анализа, а потом показываю их сразу нескольким специалистам. Надеюсь, вы простите меня…

– Вы стали мамочкой, чрезмерно опекающей свое чадо, хотя оно даже еще не появилось на свет. Кружитесь вокруг него, как вертолет.

Госпожа Ю смеется, но чувствует, что шутка получилась неуклюжей. Она развивает ее, указывая в окно на сверкающую зеленую стрекозу на дальней лужайке, действительно похожую на вертолет.

– Вы точно как вертолет! В буквальном смысле!

Рейган съеживается. Госпожа Ю не должна так шутить. Она украдкой бросает взгляд на Келли. Лицо той выражает страдание.

– Будьте осторожней, не сглазьте, Мэй. Все может случиться. Я еще не стала матерью. Пока.

Она режет дыню на своей тарелке. Рейган видит, как она старается держать себя в руках, даже когда госпожа Ю, не обращая на нее внимания, весело болтает о чрезмерной опеке, которой Келли подвергает своего еще не родившегося ребенка.

И тут Рейган все понимает. Она понимает Келли так, словно на миг становится ею самой.

Понимает, как неуклюжая шутка госпожи Ю пронзила ее сердце, видит налет невольной грусти, подмечает яростное моргание и поспешную болтовню, пока момент отчаяния не проходит.

Рейган вдруг понимает, какие надежды возлагает на нее Келли. И впервые она боится за ребенка, которого носит под сердцем.

– Мне до смерти хочется увидеть выставку Арбус. Нельзя придумать лучшего способа провести день, – не кривя душой, говорит Рейган, обращаясь к Келли.

Келли благодарно расплывается в улыбке.

Рейган холодно. Она плотнее закутывается в хлопчатобумажный халат – расстегнутый спереди, как было велено. Пояса нет.

Клиника частная, в комнате ожидания интерьер из журнала по дизайну, в туалете свежие цветы. На стенах смотровой висят фотографии спокойных вод – осеннее озеро, в котором отражаются полуоблетевшие деревца, зеленоватый изгиб широкой реки. Рейган встает со стула, чтобы их рассмотреть. Ее никогда не тянуло фотографировать пейзажи, только людей. Она спрашивает себя, что это может означать.

Рейган все еще не уверена, почему она здесь. Она перестала расспрашивать Келли после того, как та несколько раз повторила пустые объяснения госпожи Ю («незначительные нарушения», «лишняя осторожность не помешает»). Единственная причина, по которой Рейган не беспокоится, это то, что сама Келли казалась спокойной, даже веселой, когда высаживала Рейган перед вестибюлем больницы после обеда.

Рейган залезает на смотровое кресло и садится, свесив ноги. Она проводит рукой по изгибу живота. Теперь она может представить его, ребенка, которого носит: шапочка черных волос, кожа цвета какао. Глаза темные, как у матери.

– Ты счастливчик, – ласково говорит она ему.

Келли, оказывается, любит зло пошутить. Она заставила Рейган поперхнуться рыбой за обедом своими язвительными комментариями относительно других посетителей ресторана (дамы с дизайнерскими сумочками, разодетые в пух и прах лишь для того, чтобы произвести впечатление друг на друга; дряхлый старичок с полногрудой спутницей – любимой племянницей? дружелюбной сиделкой? охочей до золота невестой из агентства? – которые сидели, держась за руки, за столом позади них).

На выставке Келли удивила Рейган своим глубоким знанием Арбус. Им нравились одни и те же фотографии. Келли захотелось в следующем месяце взять Рейган на выставку Уокера Эванса.

Координатор – та самая, которая ждала прибывших Келли и Рейган в вестибюле больницы, – входит в палату в сопровождении медсестры-азиатки в бледно-зеленой униформе. Не может быть, чтобы ее прислала госпожа Ю. Как будто Рейган способна убежать с сыном Келли в животе. Может, в музее координатор пряталась за одной из скульптур? А в ресторане за каким-то растением в горшке?

– Это Нэнси, – представляет координатор медсестру. – Сегодня она будет нам помогать.

Рейган приветствует медсестру и игнорирует координатора, которая, как она чувствует, за ней наблюдает.

Медсестра объявляет, что измерит жизненные показатели Рейган. Она засовывает ей под язык градусник и достает из футляра тонометр. Координатор прислоняется к закрытой двери, скрестив на груди руки. Рейган борется с желанием сорвать халат, устроить представление.

Раздается жужжащий звук. Координатор достает из кармана телефон:

– Хорошо. Извините, надо ответить. Если понадоблюсь, я снаружи.

Рейган делает вид, что не слышит ее, и глядит на дружелюбное лицо медсестры, на крошечные черные точки у нее на носу. Медсестра напевает попсовую мелодию.

– Вам так идет быть беременной! – Она вынимает термометр изо рта Рейган и одобрительно хмыкает. – Это ваш первый?

Рейган колеблется.

– Да.

– Мальчик или девочка?

– Мальчик.

– Давление хорошее, – замечает медсестра и добавляет: – Он будет красавчик, если его папаша недурен собой. Вы хорошенькая.

Рейган благодарит ее, впервые задаваясь вопросом, как выглядит донор спермы, выбранный Келли. Кого она искала? Черного? Умного? Высокого?

– У меня мальчик и девочка, но девочки со временем доставляют неприятности! А мальчики любят своих матерей, – рассуждает медсестра.

Рейган улыбается, как будто соглашаясь, но, конечно, она в этом не разбирается. Возможно, у нее никогда не будет собственного ребенка. И Келли в недалеком будущем заберет своего сына. Рейган часто задавалась вопросом, как она будет себя чувствовать после родов, если, вынашивая ребенка так долго, чувствуя, как он пинается и поворачивается, слыша его сердцебиение, поймет, что не может существовать отдельно от него. Но теперь Рейган знает, что все закончится хорошо. Она поняла, что Келли хороший человек, действительно хороший, что бывает так редко. Келли воспитает его правильно. А история семьи, которую Келли расскажет сыну, начнется с Рейган.

Рейган ощупывает повязку на ключице и следует за координатором, идущим впереди нее по траве. Позади них поднимается вертолет. Горячий ветер бьет в спину, треплет волосы.

На ней новая одежда. Она провела ночь в Нью-Йорке, потому что процедура заняла больше времени, чем ожидалось, и Келли не хотела, чтобы Рейган летела в «Золотые дубы» ночью.

– Наверное, Мэй права. Думаю, я действительно родитель-вертолет, – печально сказала Келли в вестибюле больницы после процедуры.

Координатор, стоящая рядом, пошутила:

– В данном случае на антивертолет.

Келли высадила Рейган у шикарного отеля в центре города и несколько раз извинилась, что не может с ней остаться. Коридорный, который проводил Рейган до номера, хотя у нее не было с собой чемодана, упомянул, что отель совершенно безопасен и выдерживает даже попадание бомбы. Рейган не спала большую часть ночи. Она смотрела один фильм ужасов за другим, чтобы отвлечься от процедуры, оставившей на ее теле разрез пониже шеи.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спрашивает координатор, останавливаясь в нескольких ярдах от заднего входа в дормиторий.

Она появилась в ресторане отеля за завтраком и отменила заказ Рейган на кофе. Они не разговаривали весь полет.

Рейган кивает, теребя воротник.

– Перестаньте щупать повязку, – говорит координатор, глядя на руку Рейган, пока та ее не опускает.

Они входят на ферму через библиотеку, в которой никого нет, за исключением женщины в светло-голубой униформе, присевшей в углу и вытирающей пыль с книжной полки. На координаторском посту Рейган приветствует Донна, ее любимица.

– С возвращением! – говорит она, нежно берет Рейган за запястье и подносит ее «Уэллбэнд» к считывающему устройству. Потом она обращается к своей коллеге: – Спасибо. Дальше я сама.

Рейган благодарно улыбается Донне, прежде чем осознает, что речь идет о ней.

– Пойдемте, я провожу вас до спальни. – Донна ведет Рейган в ее комнату, как будто та могла забыть за один день, где что находится. – Как вы себя чувствуете?

– Со мной все в порядке, спасибо.

– Что-нибудь нужно? Перекусить? Сок?

Рейган качает головой, желая, чтобы Донна ушла.

Дверь в ее спальню приоткрыта. Рейган задыхается, когда входит внутрь. Белье с кровати Джейн убрано, полосатый матрас как-то неприлично гол. Полка над ним очищена от вещей соседки, за исключением нескольких книг, и ее шкаф пуст.

Боже, что случилось с Джейн?

– У Джейн теперь отдельная комната, – объясняет Донна. – А это значит, что и у вас тоже!

Поток облегчения – Джейн в порядке, с ее ребенком ничего не случилось, – а затем недоумение:

– Но почему?

Донна закрывает дверцу шкафа, откидывает одеяло Рейган и заставляет ее лечь.

– Знаете, у нее начались проблемы со сном. И если Джейн не будит ночью ее мочевой пузырь, то, значит, виной тому ваш, – весело объясняет Донна.

Рейган в ужасе. Она не хотела беспокоить Джейн, когда ходила в туалет по ночам. И она никогда не включала свет, шаря в темноте в поисках туалетной бумаги.

Рейган закрывает глаза от внезапного напора слез. Донна натягивает простыню на ее ноги, задергивает шторы и велит Рейган уснуть. Сегодня никаких назначений у нее нет.

Рейган молчит, все еще боясь открыть глаза, чтобы не расплакаться перед Донной, – та может сообщить госпоже Ю, и к ней снова пошлют психолога.

Значит, Джейн попросила, чтобы ее переселили. Ну и ладно. Так для нее будет лучше. Должно быть, бедняжка вне себя от радости: у нее никогда не было своей спальни. Даже старшеклассницей, живя с мамой, она спала в гостиной.

– Подремлите немного, – советует Донна, прежде чем закрыть дверь.

Оставшись одна в полумраке, Рейган плачет. Она не двигается, чтобы вытереть лицо. Она одна, и в ее теле разрез – там, где раньше была шишка.

– Когда вы впервые почувствовали ее? – спросил доктор в клинике, и Рейган посмотрела на него в замешательстве.

– Почувствовала что?

Она никогда не замечала шишку раньше, призналась Рейган, зная, как странно это звучит. Но та была не такой уж большой. Она, пока доктор готовился к биопсии, исследовала ее контуры – украдкой, словно, прикасаясь к собственной плоти, нарушала какое-то табу.

А как иначе она могла следить за всеми трансформациями своего тела? Ее живот вздулся, соски потемнели, вены под кожей стали еще более синими, начались выделения из груди, на трусиках появились белые пятна. Как-то раз она заметила розоватую шишку на левом соске, нежную на ощупь. Медсестра сказала, что это забитый проток, ничего страшного, и посоветовала принимать теплый душ.

– Скорее всего беспокоиться не надо, – прогремел доктор.

Рейган спросила с растущей паникой:

– А есть о чем беспокоиться?

Тогда и медсестра, и координатор шагнули к Рейган, но заговорила именно медсестра:

– Вы молоды и здоровы. Мы просто перестраховываемся, потому что вы беременны. Из-за ребенка.

Доктор усмехнулся:

– Расслабьтесь, дорогая. На самом деле пока беспокоиться действительно не о чем.

Он улыбнулся ей сверху вниз ровными зубами, похожими на выбеленный штакетник, только еще белей. Она закрыла глаза: это «пока» эхом отдавалось в ее голове. Она начала молиться, чтобы не потерять сознание, и не переставала, пока все не закончилось.

За закрытой дверью комнаты, ставшей теперь ее личной спальней, Рейган слышит движение. Завтрак, должно быть, закончился. Раздаются пронзительный смех, потом громкое шиканье. Рейган садится. Она изучает пустую кровать Джейн, потом ее книги на почти пустой полке. Она присматривается. Это книги, которые ей дала Рейган. Непрошеный подарок. Рейган думала, они могут ей понравиться.

Она засовывает ноги в мягкие туфли, не обращая внимания на тиски в груди. Ей не хочется оставаться здесь, наедине с отвергнутыми книгами в отвергнутой комнате. Она бредет по коридору, сама не зная куда, и оказывается перед медиазалом.

Потому что ей нужно знать.

Она находит свободный компьютер, входит в систему и печатает:

В тот же миг экран заполняется информацией:

Ее сердце сжимается.

Она заставляет себя продолжать чтение. Лимфома и неходжкинская лимфома в основном встречаются у пожилых пациентов. Но лимфома Ходжкина поражает подростков и взрослых.

Поражает.

Прежде чем она успевает струсить, Рейган нажимает на ссылку и готовится к самому худшему.

Но на экране ничего не меняется.

Рейган встряхивает мышь и снова кликает ссылку лимфомы Ходжкина, затем во второй раз, в третий. Клик, клик, клик. Она без проблем открывает сайт журнала «Бизнес уорлд» для проверки, но когда вводит слова «лимфома Ходжкина» в поисковик, экран словно замерзает.

Рейган идет к соседней кабинке. Одна из латиноамериканских хост, Ана-Мария, склонилась над клавиатурой, печатая электронное письмо на испанском.

– Извини за беспокойство, но твой компьютер работает?

– Никаких проблем, – отвечает Ана-Мария.

– Могу я кое-что найти на твоем компьютере? Очень быстро. Мой глючит.

– Конечно, – отвечает Ана-Мария.

Она отодвигает стул на несколько футов, чтобы освободить место для Рейган. Но и на ее компьютере ссылки на информацию о лимфоме Ходжкина не действуют.

Глухо.

Рейган благодарит, но сердце колотится у нее в груди.

Почему информация заблокирована? Что от нее скрывают?

– Привет, Ана-Мария! – здоровается вошедшая Донна. – Рейган, я вас искала. – Рейган сглатывает и таращится на нее. – Я подумала, вы захотите наверстать упущенное на сеансах «Утерозвука», раз вчера вас не было, – произносит Донна, склонив голову набок, протягивает Рейган аппарат с уже загруженным плейлистом и криво улыбается.

Рейган молча берет его в руки.

– Между прочим, сегодня слишком хорошая погода, чтобы торчать здесь! – щебечет Донна, положив руку на плечо Рейган и выводя ее из кабинки Аны-Марии. – Я видела Тасю у бассейна. Почему бы вам не составить ей компанию?

– Я должна позвонить маме! – выпаливает Рейган. – Я звоню ей каждую неделю…

Донна слегка хмурится, потом улыбается.

– Ну конечно же! Тогда давайте вернемся к вашему компьютеру. Вы еще не вышли из интернета?

Рейган говорит, что да, так и есть. Она берет наушники и звонит маминой сиделке. Стоящая позади Донна молчит, но Рейган чувствует ее присутствие.

– Привет, Кэти. Могу я поговорить с мамой?

Когда мама берет телефонную трубку – Рейган знает об этом лишь потому, что об этом ей сообщает сиделка, так как мама теперь почти никогда не говорит сама, – Рейган начинает свое повествование. Она рассказывает о своей поездке в Нью-Йорк, о Диане Арбус и о фотографии мальчика в парке, держащего игрушечную гранату, о том, как напряжена его свободная рука. Она говорит о «Бесконечной шутке» и недавнем полнолунии, о том, как Рейган стояла у окна посреди ночи, созерцая его.

– Тебе бы понравилось, мама. Луна была такой яркой. – Донна позади нее кашляет. – Я скучаю по тебе, – шепчет Рейган, не желая, чтобы Донна услышала.

Она уже много лет не говорила маме таких слов, но понимает, что это правда.

– Мама… ты не могла бы мне что-нибудь сказать?

Она крепче прижимает наушники, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук.

– Ты ведь помнишь Кайлу, мама? Не так ли?

Кайла Соренсон была подругой Рейган в начальной школе. У нее были ярко-рыжие волосы морковного цвета, круглое лицо, покрытое веснушками, и она ржала, как лошадь, когда смеялась. Летом перед четвертым классом ей диагностировали рак мозга. «Агрессивная глиобластома», – однажды услышала Рейган шепот мамы, обращенный к папе. Тот плакал на кухне. Мистер Соренсон был одним из его ближайших друзей. Потом Рейган снились кошмары после каждого визита в больницу. Она представляла себе глиобластому как черную пустоту, разъедающую мозг Кайлы, а также круглое лицо подруги и ее улыбку.

Однажды ночью Рейган, проснувшись, увидела, что мама трясет ее за плечо, стоя рядом с кроватью.

– Тебе приснился кошмар, милая. Ты кричала во сне.

– Что будет с Кайлой? Когда она умрет? Куда она попадет? – рыдала Рейган, уткнувшись лицом в мамину грудь.

Мама поцеловала ее в лоб, подошла к окну, раздвинула занавески и встала за их тяжелыми складками. Рейган попыталась разглядеть ее очертания, но не смогла.

– Ты меня видишь, милая?

– Не-ет! – произнесла Рейган сквозь слезы.

– Я здесь?

– Да, но я тебя не вижу!

Тогда мать запела песенку «Пафф, волшебный дракон». Она всегда пела ее перед сном, сколько Рейган себя помнила. Вот и теперь мама пела ее снова и снова, пока плач Рейган не утих. Когда мама остановилась, тишина в комнате стала другой. Рейган до сих пор не знает, как долго лежала в темноте в одиночестве, но не одна. Когда мама вышла из-за занавески некоторое время спустя, она скользнула в кровать Рейган, и ее тело было таким теплым.

– Ты не сможешь увидеть Кайлу и не сможешь услышать ее. Но она будет с тобой.

Когда Рейган снимает наушники, она видит, что Донна уже ушла. Рейган идет в свою комнату на дрожащих ногах, ощущая кожей нацеленные на нее камеры, проскальзывает внутрь и прислоняется к закрытой двери.

– Прошу прощения!

Джейн с виноватым видом стоит у комода, держа в руках одну из оставленных ею книг. Другие лежат рядом.

Но это ее книги. Рейган хотела, чтобы они были у нее.

– Я забыла здесь записную книжку. А потом увидела их. Но я только посмотрела…

– Они твои, Джейн. Я отдала их тебе, – говорит Рейган.

– Извини, что вошла без разрешения… теперь эта комната твоя…

Рейган делает три больших шага к комоду, сгребает книги и сует их Джейн с безотчетной агрессией.

– Возьми их. Пожалуйста, возьми. – Джейн качает головой и быстро идет к двери. – Возьми…

Голос Рейган срывается.

– Меня ждут…

– Они думают, у меня рак. – Слова, слетевшие с ее языка и вырвавшиеся в мир, чудовищны. – У меня опухоль. Мне сделали биопсию. Вот почему я летала в Нью-Йорк. Клиентка вытребовала меня туда, и координатор следовала за мной по пятам. Весь день она ходила за мной, а теперь надзирает Донна, и…

Рейган в полуобмороке. Она могла бы упасть, но ей не дает Джейн. Та обнимает Рейган, словно маленькую девочку, поддерживает и берет под защиту. Слова Джейн падают вокруг Рейган, как снежные хлопья.