IV

– Теперь можно и поговорить, – сказала Настя.

Собственно, она и без того непрерывно говорила всю дорогу от «Пулково». А я молчал, пытаясь спастись от распада на составные элементы.

Мне нельзя пить. После запоя я мучаюсь похмельем ровно столько времени, сколько перед этим потреблял. Если пью три дня, то три дня и отлеживаюсь. Если неделю – неделю.

«Сколько чего к одному присовокупится, столько от другого отнимется», – говорил Михайло Ломоносов, формулируя закон сохранения энергии. Теперь-то я понимаю, каким образом русскому самородку удалось сделать это открытие.

Любой другой на моем месте, не выдержав мучений, давно бы уже завязал, но, наверное, во мне есть что-то от мазохиста. К сожалению, другие люди уверены, что я пью с целью доставить им неприятности, то есть исключительно из садистских соображений. Возмутительная несправедливость.

– Меня не удивляет, – сказала Настя, – что ты встретил меня без цветов и улыбки.

– Я улыбался.

– Похмельные гримасы не в счет. Меня не удивляет, что в квартире бардак, а в холодильнике пусто.

– Я думал, тебя покормят в самолете.

– Не старайся. Чепухой ты перестал меня удивлять в первый день знакомства. Короче говоря, меня ничто не удивляет. Но ты умудрился меня взбесить.

Она, кстати, тоже умудрилась меня взбесить. Во-первых, с похмелья меня все бесят. А во-вторых, меня тошнило от ее рассудительности. Никогда раньше она такой не была. Видимо, поддалась тлетворному влиянию Запада.

– Ты пил не один, – сказала Настя.

– Один.

– Не ври, один ты не мог столько выпить.

– Ты недооцениваешь мои способности. Я бы даже сказал, не веришь в мой талант.

Настя оглядела стол, который я четырежды пытался прибрать, но всякий раз признавал попытки безнадежными.

– Ты пил с бабой.

– Настя, прекрати. У меня никого нет, кроме тебя.

– Скоро и меня не будет, – заявила Настя и ушла в душ.

Пока Настя смывала заграничную грязь, я вынес мусор и даже помыл посуду. Когда она вышла из душа, я обомлел. Необыкновенная гибкость ее стана, особенное, ей только свойственное наклонение головы, короткие темные волосы, какой-то золотистый отлив ее слегка загорелой кожи на шее и плечах и особенно правильный нос – все это было для меня обворожительно. Хотя в ее косвенных взглядах я читал что-то дикое и подозрительное, хотя в ее улыбке было что-то неопределенное, я схватил ее на руки и поволок в спальню. Угомонились мы не скоро.

– Ты изголодался, – сказала Настя. – Правда, что ли, в одиночку бухал?

– Правда. Я писал роман.

– Опять романы? – нахмурилась Настя. – Делом нужно заниматься. В кои-то веки подвернулся серьезный проект, а ты за старое.

Мне не хотелось спорить. Еще меньше хотелось что-нибудь объяснять.

– Допишу и займусь.

На том и порешили.

Настя пропадала в офисе Интербригады, а я, сославшись на посталкогольное недомогание, сочинял исторический роман. Пробиваясь, как в туман, от пролога к эпилогу. Как говорится, в путь героев снаряжал, наводил о прошлом справки и поручиком в отставке сам себя воображал. Вымысел не есть обман, успокаивал я себя и с утра до ночи опутывал Россию сетью еврейского заговора.

Значит, так. Гурлянд передает эсэрам полученные от Витте деньги (разумеется, забрав львиную долю себе) и договаривается об убийстве Плеве и великого князя Сергея Александровича. Одновременно устанавливает связи с Парламентской ассамблеей сионских мудрецов (оцените придумку!), покусившихся на суверенитет и территориальную целостность России.

По заданию мудрецов Гурлянд внушает Плеве мысль о необходимости войны с Японией. Доверчивый Плеве попадается на удочку, полагая, что маленькая победоносная война решит внутренние проблемы.

Плеве и Сергей Александрович убиты. При посредничестве Гурлянда Парламентская ассамблея сионских мудрецов помогает Витте заключить с Японией мир, выторговав для себя пол-Сахалина и Курилы. Однако мудрецы требуют ввести в России конституцию. Витте пробивает Манифест 17 октября.

Илья Яковлевич готовится занять губернаторское кресло – ведь именно ради него он устроил революцию 1905 года. Неожиданно Витте узнает, что поход рабочих к Зимнему 9 января также был организован Гурляндом с целью сокращения популяции русского народа.

Каково? В самый раз. Вымысел не есть обман, замысел еще не точка, дайте дописать роман до последнего листочка.

Витте отказывается назначить Илью Яковлевича губернатором. Гурлянд свергает Витте, сделав ставку на молодого министра внутренних дел Петра Аркадьевича Столыпина.

Он становится доверенным лицом Столыпина и главным редактором правительственного официоза – газеты «Россия». С этим, кстати говоря, не поспоришь. Как и с тем, что Гурлянд сочинял пропагандистские брошюры под псевдонимом Н. П. Васильев.

Убого, надо признать, вело правительство PR-кампанию в переломный для страны исторический момент. С одной «Россией» не разгуляешься. А где «Россия-2»? Где «Россия-24»? Где, наконец, Russia today?

Решив, что пора добавить в роман еще немного правды, я сходил в библиотеку и прочитал «Правду о кадетах» – сочинение Гурлянда. А заодно уж и «Кто такие трудовики?». Всегда меня настораживали эти русские лейбористы.

Надо признать, Илья Яковлевич знал свое дело. По косточкам разобрал анатомию тогдашнего протеста, не хуже нынешних энтэвэшников. Один проворовался, другой за деньги профессором стал, а жилетка кадета Набокова стоила дороже гардероба всей трудовой депутатской группы. Интересно, какие часы были у Набокова? Эх, что же вы, Илья Яковлевич, не поинтересовались-то?

Грамотно сработал Гурлянд, только с антисемитизмом малость переборщил. Куда ни глянь, всюду евреи да еврейки, что, «затаившись, живут между русскими» и ненавидят русский народ, считая его «тупым, глупым и бездарным».

Бедный Илья Яковлевич. Каково было ему, сыну казенного раввина, такое пописывать? А ведь талантливый был человек, его рассказики Чехов хвалил. Трудно жилось пиарщикам при царском режиме. Да и сейчас, по правде сказать, нелегко.

Итак, Гурлянд растет, богатеет, получает генеральский чин действительного статского советника. Но мысль стать губернатором его не отпускает, гложет, лишает покоя, отдыха и сна.

Столыпин, связавшийся с партией русских националистов, отказывает. Гурлянд восстанавливает свои полицейско-революционные связи, и выстрел Богрова прерывает жизненный путь очередного министра, вставшего на пути Ильи Яковлевича к губернаторскому креслу.

Отчаявшись получить должность от начальства, Гурлянд знакомится с личным секретарем Григория Распутина Ароном Симановичем. К счастью, воспоминания Симановича «Распутин и евреи» нашлись в интернете, так что тащиться в библиотеку не пришлось.

Нашелся в воспоминаниях и Гурлянд, который, оказывается, был «фактическим застрельщиком процесса Бейлиса». Нельзя упускать столь жареный фактик, к тому же основанный на воспоминаниях очевидца, хотя вообще-то Симанович в своей книжке врет не меньше моего.

Пришлось приписать главку, как Илья Яковлевич по заданию Парламентской ассамблеи сионских мудрецов устраивает дело Бейлиса, чтобы дискредитировать Россию в глазах мирового сообщества.

Других упоминаний о Гурлянде не встретилось, что, разумеется, не помешало мне подружить его с Симановичем. В начале 1916 года Гурлянд и Симанович решают сместить премьер-министра Горемыкина. Он, понятное дело, проштрафился тем, что не хотел назначить Илью Яковлевича губернатором.

Гурлянд вспоминает про Бориса Владимировича Штюрмера, своего давнего благодетеля, которому писал речи, когда тот служил ярославским губернатором. Гурлянд рекомендует Штюрмера Симановичу, тот – Распутину, а Распутин – царю.

Штюрмер был немецким шпионом. На самом деле, конечно, не был, но если уж Милюков обвинял его то ли в глупости, то ли в измене, то мне сам Бог велел.

Связь с немцами новый премьер держал через Гурлянда, который стремился заключить сепаратный мир, поскольку во время войны работать губернатором хлопотно и невыгодно.

Распутин называл премьер-министра старикашкой на веревочке. Очень хорошо, только у нас будет дергать не Распутин, а Гурлянд. Естественно, одной веревочки для двоих мало, поэтому Григория Ефимовича Гурлянд отправил в мир иной вслед за Столыпиным и Плеве.

Налаженные для Штюрмера связи с немцами, конечно, помогли Илье Яковлевичу в 17-м, когда он привел к власти большевиков, коллег по работе в германском генштабе.

Увы, если верить фактам, в том же 17 году Илья Яковлевич Гурлянд отошел от политической деятельности и уехал в Париж, где через четыре года умер.

Рановато ему умирать, мне еще пару авторских листов дописать надо. Конечно же, смерть была обычной инсценировкой. Гурлянд вернулся в Советскую Россию и служил в ОГПУ. Раскулачивал, расказачивал, уничтожал священнослужителей. В 38-м расстрелян вместе с Ягодой, Аграновым и Заковским. В принципе, Илья Яковлевич мог бы пожить и подольше, но нужное количество страниц я уже изготовил.

Я поставил точку. История России начала XX века, полная загадок и неувязок, получила логическое объяснение и обрела смысл. Тайные пружины вскрыты, истинный виновник трагедии назван. Шрухт должен быть доволен. Интересно, метит ли Шрухт в губернаторы?

Я отхлебнул зеленого чая и закурил. Оглядел кухню и решил, что надо бы сделать ремонт. В коридоре мелькала Настя.

– Роман дописан, моя Маргарита.

– Почему Маргарита? – рассеянно спросила Настя.

– Извини, неудачно пошутил.

– Как всегда, – столь же рассеянно сказала Настя, мысли которой витали в неведомом мне пространстве.

Последние дни я все чаще замечал, что Настя где-то далеко от меня. Когда она была в Канаде, она была ближе. Ладно, проблемы нужно решать поочередно. Сначала разберусь с романом, а потом уже с Настей. Она, наверное, еще от Канады не отошла.