Кейс 3

Вуз. Становление профессии

Понятно, что в медицину я шла осознанно, хотя на тот момент не подозревала, что то, что было моей целью – понять, как устроен человек и его жизнь, как он может быть здоровым и счастливым, в медицине найти вряд ли возможно. Причем так получилось, что я не смогла поступить в институт с первого раза (действительно был большой конкурс – не прошла). И это как раз помогло уже определиться окончательно, что я хочу именно в медицину и чего я от нее хочу.

Я год поработала в медицинской клинике санитаркой и младшей медицинской сестрой и подготовилась направленно. И решила пойти на педиатрический факультет, достаточно логично рассудив, что здоровье начинается с детства. Если вылечить и научить быть здоровыми детей, тогда и взрослые будут здоровыми. Но вот как это сделать – оттуда еще не было видно.

Параллельно с учебой в институте я работала (подрабатывала санитаркой, лаборанткой, медсестрой) в разных клиниках, так что наивности у меня после такой практики опять поубавилось прилично. Было понятно, что медики – это не идеальные «люди в белых халатах» в хорошо оборудованных помещениях красиво лечат, а люди, которые вопреки неидеальным условиям что-то еще делают. Как моя заведующая отделением говорила: «Я – доктор Айболит. Меня под деревом посади, так я прием проведу, мне только фонендоскоп нужен. Хотя могу и ухо к груди, как старые врачи раньше слушали».

И при этом нам давали такой объем знаний о человеке и его здоровье (болезнях больше, правда), как будто мы его всю жизнь будем рассматривать очень и очень глубоко, до клеточного уровня. Школа Ростовского медицинского института шла от Варшавского университета (его эвакуировали к нам в Первую мировую войну, и он так и остался), и нам еще досталось выучка «старой школы», ее духа, традиций, субординационной церемонности. И я вновь, уже на другом уровне понимания, всерьез увлеклась научной и исследовательской студенческой работой, поймав кайф (простите за просторечие), от того, что любую практику можно систематизировать, подняться над частным случаем и увидеть общее, лучше осознавая, что на что в здоровье и жизни влияет.

Занималась в нескольких научных кружках. Для того чтобы запомнить огромный объем информации с латинскими названиями, точным расположением всего в организме (а там столько всего!) каких приемов мы только ни придумывали. Например: «Песни и пляски на тему: Связки». И пели, и плясали. И систему образного запоминания изобрели. Потом оказалось, что до нас уже мнемотехники существовали, но никто же не запрещает изобретать велосипед, если ты его не видел, а он нужен.

И опять каким-то мистическим образом именно в нашем кружке по детским инфекциям был поставлен мой любимый педагогический вопрос – почему одни студенты тянутся к науке, другие – нет. И, как водится в моей жизни, я опять попала в удачное стечение обстоятельств, когда в научном кружке мы изучали, разрабатывали и внедряли способы обучения студентов и аспирантов ведению научной и исследовательской работы. И я еще была старостой этого кружка, т. е. опять лидерские «ушки» выглянули.

На пятом-шестом курсе меня еще очень увлекли два предмета: хирургия и психиатрия (в ее рамках впервые нам читали хотя скромный, но все же курс медицинской психологии). Я всерьез хотела стать детским хирургом, активно занималась на хирургии. И забавно, что именно на пересечении этих практически непересекающихся направлений медицины я впервые услышала пророчество, что быть мне психотерапевтом.

Так получилось, что мы на хирургии присутствовали на поликлинической операции вскрытия панариция на большом пальце ноги, идущей под местной анестезией. И пока все сгрудились вокруг ноги пациентки, чтобы смотреть ход манипуляции, я заметила, что она ужасно нервничает, стала у изголовья, отгородила ее собой от студентов и хирурга и стала с ней разговаривать. Заговаривала зубы, как могла (слышали, наверное, что слово «врач» происходит от древнерусского «врати» – т. е. уметь говорить, «заговаривать» болезнь).

Как раз рассказывала о своем интересе к хирургии, психиатрии и психотерапии и выборе между ними в будущем. Если учесть, что это действительно было достаточно болезненное вмешательство и анестезия там очень слабая, то комплимент, который я получила в результате, считаю, был мною заслужен и хорошо запомнился. Моя «психотерапевтируемая» и одновременно оперируемая пациентка по окончании процедуры удивленно произнесла: «А я ведь забыла, что боялась, и почти не чувствовала боли! Доктор, не надо в хирургию, идите в психотерапию! У вас дар помогать людям словом!»

Но не рисуйте вновь себе идеальную картину, что я сижу безотрывно на лекциях, грезя о своем медицинском предназначении, потом в библиотеку бегом, вечером – научный кружок, оттуда – работать в клинику, а по ночам, если это не ночное дежурство, – пишу конспекты. В общем, было, конечно, все – и лекции, и библиотека, и бессонные ночи, и даже сон на лекциях. Но и все, что положено живой и творческой девушке, «студентке, комсомолке и красавице», тоже было: практическое изучение отношений, т. е. просто студенческие тусовки, дружба, любовь, авантюры всяческие типа сесть компанией после занятий в ночной поезд, а утром сойти у моря (и успеть вернуться к зачету или экзамену). И проверка возможности не учить то, что можно не учить (иногда пересдавать предмет приходилось, если не получался «эксперимент»).

И свои навыки внимательно слушать и впитывать информацию «из воздуха», вбирать образ преподавателя вместе с его знаниями я использовала вовсю. Как смеялся наш куратор по хирургии: «Если бы, Таня, к твоим способностям соображать и запоминать еще и учить побольше – ты была бы гением медицины». От специализации по хирургии меня тогда, кстати, уберег тот же куратор, которому я норовила ассистировать на операциях и собирать материалы для научного исследования.

Сказал, что женщине вообще лучше не посвящать себя хирургии, а мне, с моим складом ума, гораздо полезнее заниматься научной деятельностью. Я прислушалась к его мнению.

И путешествия мои продолжались, мы студентами где только не были на каникулах, никогда на месте не сидели. Ну и замуж я вышла на последнем курсе, интернатуру проходила уже беременной, родила сына, через два года – дочь. Жизнь изучалась во всей полноте и разнообразии, лаборатория КОРЖ пополнялась новым опытом.

Задание и вопросы к кейсу

1. Как думаете, что произойдет при встрече теории и практики в обычном опыте молодого врача и молодой мамы?

2. Есть шанс, что будет, как в монологе Аркадия Райкина (текст Михаила Жванецкого: «Забудьте индукцию и дедукцию – давайте продукцию»), и я заброшу свои педагогические увлечения?

3. Что вам из своего периода профессионального обучения вспомнилось, куда оно вас звало?

4. Дозвалось?

Мои «трофеи» селфхантинга и лабораторные выводы:

– увлеченное, через интерес и творческий подход изучение медицины;

– глубокое изучение физиологии и патологии человека;

– совершенствование коммуникативных навыков;

– практическая работа в медицине с самого «низа», первых профессиональных ступеней;

– научная и исследовательская работа – теория и практика;

– продолжение психолого-педагогического интереса, вопросы обучения;

– продолжение развитие лидерских навыков;

– интерес к жизни во всех ее проявлениях – КОРЖ работает.