7

В конце недели Кэл Кули и Рут поехали обратно в Рокленд, штат Мэн. Всю дорогу шел дождь. Рут сидела на переднем сиденье рядом с Кэлом, а тот просто рта не закрывал. Он то и дело подзуживал Рут, прохаживался по поводу того, что у нее всего один комплект одежды, вспоминал о поездке в магазин Блера, издевательски изображал, как мать Рут рабски прислуживает мисс Вере.

– Заткнись, Кэл, – сказала Рут.

– «О, мисс Вера, вам сейчас вымыть голову?» «О, мисс Вера, вам сейчас срезать мозоли?» «О, мисс Вера, вам попку подтереть?»

– Оставьте мою мать в покое, – сказала Рут. – Она делает то, что должна делать.

– «О, мисс Вера, мне выйти на шоссе и броситься под машину?»

– Вы еще хуже, Кэл. Уж столько, сколько вы, никто Эллисам задницу не лижет. Вы перед этим стариканом пляшете за каждый пенни, а уж перед мисс Верой просто ползаете.

– О, я так не думаю, детка. Думаю, приз должен достаться твоей мамочке.

– Нет, ты чемпион, Кэл.

– Это еще неизвестно, Рут.

– Ты чемпион по подхалимажу.

Кэл заржал:

– Вот это мне больше нравится! Давай-ка перекусим.

Мать Рут дала им с собой корзинку с хлебом, сыром и шоколадками. Рут открыла корзинку. Там лежала маленькая головка сыра – мягкого, покрытого корочкой воска. Рут разрезала сыр ножом, и он распространил убийственный запах – будто что-то протухло на дне сырой ямы, а если точнее – пахло блевотиной на дне этой самой ямы.

– Черт! Ну и вонь! – воскликнул Кэл.

– О господи, – пробормотала Рут, поскорее засунула сыр обратно в корзинку и захлопнула плетеную крышку. А потом она закрыла нос краем свитера. И то, и другое оказалось совершенно бесполезно.

– Выброси его! – крикнул Кэл. – Выкини его из машины!

Рут открыла корзинку, опустила стекло и выбросила сыр. Головка подпрыгнула и покатилась по дороге позади машины. Рут высунула голову в окошко, пытаясь отдышаться.

– Что это было? – требовательно вопросил Кэл. – Что это было?

– Мама сказала, что это сыр из козьего молока, – ответила Рут, отдышавшись. – Домашний. Кто-то преподнес мисс Вере на Рождество.

– Чтоб убить ее, не иначе!

– Наверное, это деликатес.

– Деликатес? Она сказала, что это деликатес?

– Оставь ее в покое!

– Она хотела, чтобы мы это съели?

– Это был подарок. Она не знала.

– Ну, теперь я знаю, откуда взялось выражение «разрежь сыр».

– Ой, ради бога.

– Раньше я никак не мог понять, почему про некоторые сыры говорят, что они воняют, как портянки, а теперь понял, – сказал Кэл. – Как портянки. Вот уж не думал, не гадал.

Рут сказала:

– Хватит, Кэл. Окажи такую любезность, не разговаривай со мной до конца поездки.

Они долго молчали, а потом Кэл Кули задумчиво изрек:

– А вот интересно, откуда взялось выражение «пустить ветры»?

Рут сказала:

– Отцепись от меня, Кэл. Пожалуйста, ради бога, оставь меня в покое.

Когда они подъехали к пристани в Рокленде, пастор Вишнелл и его племянник уже были там. Рут увидела «Новую надежду», стоявшую в сером ровном море, покрытом пятнышками дождевых капель. Никто ни с кем не поздоровался.

Пастор Вишнелл сказал:

– Отвезите меня в магазин, Кэл. Мне нужен бензин, продукты и канцелярские товары.

– Конечно, – ответил Кэл, – без проблем.

– Оставайся здесь, – сказал пастор Вишнелл своему племяннику Оуни, а потом, разыграв повелительную пасторскую интонацию, указал пальцем на Рут и добавил: – Оставайся здесь.

Мужчины уехали. Рут и Оуни остались на пристани под дождем. Вот так. Оуни был одет в новенький желтый дождевик, такого же цвета шляпу от дождя и сапоги. Он стоял – неподвижный и широкий – и смотрел на море, сжав огромные руки за спиной. Рут было приятно, что он такой великан. Его тело было плотным, наполненным силой притяжения. И еще ей понравились его длинные светлые ресницы.

– Хорошая у тебя была неделя? – спросила Рут у Оуни Вишнелла.

Он кивнул.

– Чем ты занимался?

Он вздохнул с таким видом, словно с трудом пытался вспомнить.

– Ничем особенным, – наконец ответил он негромким баском и опустил руки.

– О… – кивнула Рут. – А я ездила в Конкорд навестить маму. Это в Нью-Гемпшире.

Оуни кивнул, нахмурился и сделал глубокий вдох. Похоже, он собрался что-то сказать, но вместо этого снова молча сцепил руки за спиной. Его лицо было бесстрастным. «Он невероятно стеснительный, – подумала Рут, и ей это показалось очаровательным. – Такой большой и такой стеснительный!»

– Правду говоря, – сказала Рут, – я огорчаюсь, когда вижусь с ней. Мне не нравится на материке, я хочу поскорее вернуться на Форт-Найлз. А ты? Тебе больше нравится здесь? Или там?

Лицо Оуни Вишнелла стало розовым, потом ярко-вишневым, потом снова розовым, а потом вернулось к нормальному цвету. Рут зачарованно пронаблюдала за этой необычной сменой окраски и спросила:

– Я тебе надоедаю?

– Нет.

Оуни снова покраснел.

– Моя мама всегда уговаривает меня уехать с Форт-Найлза. Не то чтобы она меня так уж сильно уговаривала, но она заставила меня учиться в школе в Делавере, а теперь хочет, чтобы я перебралась в Конкорд. Или поступила в колледж. А мне нравится здесь. – Рут указала на океан. – Я не хочу жить с семейством Эллисов. Я хочу, чтобы они оставили меня в покое. – Она сама не могла понять, почему рассказывает обо всем этому тихому, стеснительному молодому великану в чистеньком желтом дождевике. Ей вдруг показалось, что она ведет себя как ребенок. Или как дура. Но, посмотрев на Оуни, она поняла, что он ее слушает. Он не смотрел на нее как на ребенка или как на дуру. – Я тебе точно не надоедаю?

Оуни Вишнелл кашлянул в кулак и в упор посмотрел на Рут, мучительно моргая голубыми глазами.

– Хм… – проговорил он и снова кашлянул. – Рут.

– Да. – Она испытала волнение, услышав, как он произнес ее имя. Она и не знала, что оно ему известно. – Да, Оуни?

– Хочешь кое-что увидеть? – спросил Оуни. Он произнес свой вопрос скороговоркой, поспешно, словно на исповеди. Вдобавок это было сказано очень взволнованно, будто он собрался показать Рут мешок украденных денег.

– О да, – ответила Рут. – Очень хочу.

Вид у Оуни был напряженный, неуверенный.

– Покажи, – попросила Рут. – Покажи мне. Конечно. Покажи то, что ты хотел мне показать.

– Надо быстрее, – пробормотал Оуни и вдруг ожил.

Он быстро зашагал к концу причала, и Рут бросилась за ним.

Он сбежал по трапу в гребную шлюпку, молниеносно отвязал ее и дал Рут знак спуститься. В тот момент, когда она спрыгнула в лодку, он уже фактически заработал веслами. Греб он красиво и мощно. Свишш… свишш… свишш. Лодка понеслась по волнам.

Оуни провел лодку мимо «Новой надежды», мимо всех других лодок, стоящих в гавани, и не подумал сбавить скорость. Костяшки его пальцев, сжимавших весла, побелели, а губы вытянулись в тонкую белую линию. Рут держалась за оба борта лодки. Ее снова поразила сила Оуни. Тридцать секунд назад, стоя на пристани, она не собиралась делать ничего подобного. Оуни греб до тех пор, пока они не покинули закрытую берегами бухту, пока легкие волны не превратились в могучие валы, на которых маленькая лодочка запрыгала вверх и вниз. Они приблизились к большой гранитной скале – даже, вернее, к маленькому гранитному островку, и Оуни завел лодку за этот островок. Теперь их совсем не было видно с берега. Волны бились о скалу.

Оуни всмотрелся в океан, хмурясь и негромко дыша. Он повел лодку вдаль от островка, футов на сорок, и остановился. Потом он встал и вгляделся в воду, а потом снова сел и греб еще футов десять, после чего опять вгляделся в глубину. Рут перегнулась через борт, но ничего не увидела.

Оуни Вишнелл взял со дна лодки багор – длинную палку с крюком на конце. Он медленно опустил багор в воду и начал его вытягивать. Рут увидела, что багор подцепил поплавок, похожий на те, которыми ловцы омаров отмечают свои ловушки. Но этот поплавок был совершенно белый, а вовсе не яркий. И он не подпрыгивал на поверхности воды, а был привязан к короткому тросику, благодаря которому держался на глубине в несколько футов. Никто не нашел бы его, не зная в точности, где искать.

Оуни забросил поплавок в лодку, а потом, перебирая руками, вытащил тросик до конца. На конце тросика висела самодельная деревянная омаровая ловушка. Оуни втащил ее в лодку. Ловушка была набита огромными омарами, свирепо щелкающими челюстями.

– Чья это ловушка? – спросила Рут.

– Моя! – ответил Оуни.

Он быстро открыл дверцу ловушки и вытащил омаров, одного за другим. Он показывал их Рут, а потом выбрасывал в море.

– Эй! – воскликнула она, когда Оуни бросил за борт третье го омара. – Не выбрасывай их! Они просто отличные!

Но Оуни выбросил всех омаров до единого. Они действительно были хороши. Они были просто гигантские. Они набились в эту ловушку, как рыба в глубоководную сеть. Но при этом они довольно странно себя вели. Когда Оуни к ним прикасался, они не щипались и не дрались. Они спокойно лежали у него на ладони. Рут ни разу не видела таких послушных, таких дисциплинированных омаров. Кроме того, она ни разу не видела такого количества омаров в одной ловушке.

– Почему их так много? И почему они тебя не кусают? – спросила она.

– Потому что не кусают, – сказал Оуни и выбросил за борт очередного омара.

– Почему ты не оставляешь их себе? – спросила Рут.

– Не могу! – воскликнул Оуни.

– Когда ты поставил ловушку?

– На прошлой неделе.

– А зачем ты держишь поплавок под водой, где его не видно?

– Прячу.

– От кого?

– От всех.

– Но как же тогда ты нашел поплавок?

– Я просто знал, где он, – сказал Оуни. – Я знаю, где они.

– «Они»?

Оуни выкинул в море последнего омара, а потом мощным движением перебросил за борт ловушку. Он вытер руки о комбинезон и с трагическим волнением сообщил:

– Я знаю, где омары.

– Ты знаешь, где омары?

– Да.

– Ты и в самом деле Вишнелл, – проговорила Рут. – Верно?

– Да.

– А где другие твои ловушки, Оуни?

– Везде.

– Везде?

– Вдоль всего побережья штата Мэн?

– Да.

– Твой дядя знает?

– Нет! – в ужасе вскричал Оуни.

– А кто делал ловушки?

– Я.

– Когда?

– По ночам.

– Ты все это делаешь тайком от дяди?

– Да.

– Потому что он тебя убьет, да?

Ответа не последовало.

– Почему ты выбрасываешь омаров, Оуни?

Оуни закрыл лицо руками, а потом опустил руки. Вид у него был такой, словно он вот-вот расплачется. Он только покачал головой.

– О, Оуни.

– Да, я знаю.

– Это безумие.

– Знаю.

– Ты мог бы стать богачом! Господи, если бы у тебя была лодка и снасти. Ты мог бы стать богачом.

– Не могу.

– Потому что кое-кто…

– Мой дядя.

– … все узнает.

– Да.

– Он хочет, чтобы ты стал священником или еще каким-нибудь слюнтяем вроде того, да?

– Да.

– Ужасно жалко, правда?

– Я не хочу становиться священником.

– Я тебя не виню, Оуни. Я тоже не хочу быть священником. Кто еще знает об этом?

– Нам пора, – сказал Оуни, поспешно схватил весла, развернул лодку и начал грести красивыми, длинными гребками. Как прекрасная машина.

– Кто еще знает, Оуни?

Он перестал грести и посмотрел на Рут:

– Ты.

Она пристально смотрела на него, на его большую, квадратную светлую голову, в его голубые шведские глаза.

– Ты, – повторил он. – Только ты.