– Король и королева несколько лет пытались зачать ребенка, и когда им это удалось, они возликовали. Но – как в те времена предписывала традиция – они решили не делиться своей радостью с народом до тех пор, пока ребенок не родится. Были готовы все распоряжения. Если бы родился мальчик, то праздник в честь его рождения затянулся бы на несколько недель и охватил всю страну. Если бы родилась девочка, то ее бы похитили ночью и отдали в какую-нибудь далекую семью, и королевство никогда не узнало бы о ее существовании. Они были готовы к любому исходу.

Онэль вздохнула и села рядом со мной.

– Ребенок родился, такой спокойный и тихий. Они были готовы отправить ее в другую семью – уверенные, что она проживет наполненную и счастливую жизнь. Но они не рассчитывали, что придется проститься с ней навсегда. Такой печали я не видела никогда, ни до, ни после. И я отправилась в свою комнату. В тайне от всех я хранила три лепестка кровоцвета, они пролежали у меня на тот момент почти тридцать пять лет. Я знала, что один лепесток тратить бесполезно, что пред лицом смерти они не помогут… но если бы ты видела их лица… – Она встряхнула головой. – Я взяла малышку на руки, раздвинула ее крошечные посиневшие губки и прижала лепесток к ее языку… и она открыла глаза. Ты открыла глаза. И они были такими же, как сейчас. С тех пор мать и отца от тебя было не оторвать. То, что ты чудом осталась жива, они расценивали как знак: ты предназначена для великих целей. Они обратились к королю и королеве Аклевы, и те отправили нам посредника, Саймона. Все стали готовиться к твоей свадьбе, хотя тебе было всего несколько недель от роду. Но то, что произошло с тобой, добавило мне уверенности. Я потратила другой лепесток на твоего отца, после пожара… Но, как ты знаешь, он не помог.

– Тогда почему он помог мне?

– Не знаю. Ты всегда обладала целительным прикосновением, не говоря уже о том, как быстро восстанавливается твой организм. Мне всегда хотелось узнать, являются ли эти аномалии твоими особенностями, или же это побочные эффекты от лепестка кровоцвета, который попал в твой организм прежде, чем ты успела сделать первый вдох.

– Почему за все это время мне никто ничего не рассказал? Я всю жизнь думала…

– Мы рассказали тебе то, что, по нашему мнению, тебе следовало знать. Не смотри на меня так. И не горбись – будешь похожа на картошку. А теперь послушай меня, Аврелия. Все твои невзгоды сделали тебя такой, чтобы ты смогла все это пережить. Будь благодарна за то, что ты достаточно сильна.

– А я достаточно сильна?

– Ну, ты же все еще жива. Так что на данный момент можно сказать, что да.

Уже снова стемнело, когда я вышла из шатра в ренольтской униформе. Все стражники собрались на траве. Они ждали моего выступления.

Я встала во главе этого собрания, а Келлан занял место у меня за спиной, как делал это всегда. Я бросила на него мимолетный взгляд, все еще не в силах поверить в то, что он жив. Что он здесь. Перехватив мой взгляд, он едва заметно кивнул, подбадривая меня.

Я не знала, как правильно произносить такие речи, но все равно начала:

– Мужчины и женщины стражи. От лица своего брата и от своего лица я благодарю вас за то, что вы храните верность нашей матушке, королеве Женевьеве, и нашей монархии.

Разглядев в толпе несколько лиц, знакомых мне из прошлого, я почувствовала резкую боль: в этой группе было полно солдат, которые игнорировали меня или шептались у меня за спиной. Одного или двух из них я видела на казнях; они скандировали и кричали. Но я не могла критиковать их за предрассудки, с которыми и сама когда-то к себе относилась. Прошлое не имело значения; теперь они стояли здесь, у границы Аклевы, готовые ринуться в бой. За мою матушку, но также и за меня.

Я прокашлялась.

– На протяжении многих веков мы считали Аклев своим врагом. Сотни и тысячи ренольтских жизней были потеряны, когда мы безуспешно пытались проникнуть сквозь аклевскую стену, и все по приказу одного человека – основателя Трибунала, Каэля. Бессмысленные, ненужные смерти, – сказала я, – в результате действий одного-единственного человека, охваченного жаждой мести. Того же самого человека, который на протяжении пятисот лет держал ренольтцев в смирении и страхе. В смирении перед его законами; в страхе друг перед другом. – Я вспомнила, как Ксан сказал, что самая большая угроза, которой когда-либо подвергался этот город, таилась внутри, а не снаружи. – Но истина в следующем: Аклев – не наш враг. И никогда им не был. Нашим настоящим тираном является – и всегда был – человек, которого мы зовем Основателем… его учение, его Трибунал, а теперь и его самопровозглашенный преемник – Торис де Лена.

С каждой минутой мой голос набирал силу:

– Даже сейчас Торис вынашивает планы, которые позволят ему разрушить суверенитет двух наций и подчинить их полному контролю Трибунала. Всего за несколько недель он умудрился потеснить нашу королеву, похитить нашего будущего короля и приступить к целой череде разрушительных действий в Аклеве, самым главным из которых стало цареубийство: король Донал умер от руки Ториса.

Я услышала, как несколько человек ахнули. Я продолжила:

– Но смерть Донала, каким бы трагическим событием она ни была, не означает для Ториса конец игры. Скорее это был очередной важный шаг на пути к более крупной цели. Торис пытается уничтожить аклевскую стену. А когда она падет, линии силы, с помощью которых Аклев ее возвел, лей-линии, вернутся к своему прежнему расположению, оставив после себя пять веков сдерживаемого бедствия. – Я вздернула подбородок. – Уже сейчас можно заметить признаки приближающейся опасности: вода плохая, растения погибли, земля сотрясается, а Торис лишил жителей города возможности бежать. Если мы не вмешаемся, стене даже не придется падать: жители за ней и без того погибнут от голода.

Я сделала глубокий вдох:

– Защитная магия стены поддерживается тремя воротами. Для того, чтобы разорвать три печати каждых ворот, требуется три жертвоприношения. Высшие Врата и Лесные Врата уже пали. Остались лишь Королевские Врата, и смерть короля Донала уже разрушила первую печать. Чтобы завершить дело, нужно принести в жертву еще двоих представителей королевской семьи. Ксан – я имею в виду, принц Валентин – единственный оставшийся в живых наследник. Сейчас он – единственное препятствие между Торисом и его тоталитарными целями.

Фредрик взял слово:

– Но если нужно разрушить три печати представителями аклевской знати, а остался лишь один потомок, разве может стена пасть?

– Брак, – подсказал Саймон. – Аклевский брачный ритуал – церемония, основанная на кровной связи. В результате этой церемонии ее участники становятся как бы одной крови. Единственная возможность для принца гарантировать то, что стена будет стоять вечно, – не жениться и не оставлять после себя наследников.

Меня накрыла волна холодного страха. О, звезды на небесах, пощадите. Лизетта была все еще в городе. Лизетта, которую Торис с самого начала выбрал в невесты Ксану.

– У нас тройная миссия, – собрав волю в кулак, твердо сказала я. – Эвакуировать невинных жителей Аклева, освободить принца Валентина и обеспечить его безопасность, арестовать Ториса де Лена и вернуть его в Ренольт, чтобы там он предстал пред судом. – Мой голос задрожал. – Если мы не справимся, в результате погибнет множество невинных аклевцев. И это не все. Представьте себе будущее, в котором Трибунал владычествует и правит, безнаказанно пользуясь безграничной властью. – Раздался встревоженный шепот. Это была мрачная перспектива, даже для тех, кто прежде никогда не сталкивался с Трибуналом. – Нам нельзя проигрывать.

Саймон поднялся на ноги, по-прежнему бледный и уставший:

– Я благодарю тебя, принцесса, за то, что ты стараешься нам помочь, но факт остается фактом. Люди, в жилах которых течет ренольтская кровь, не могут войти в город без приглашения, а для такого приглашения требуется кровь прямого потомка Аклева, данная по доброй воле. Моя сестра была королевой, но я не имею кровных связей с троном, поэтому сделать это не смогу. Как ты спасешь город, если ни один из нас не сможет пройти через стену?

Я кивнула Онэль, которая ждала в стороне, сжимая в руках кипу бумаг.

– У меня есть вот это, – сказала я. – Приглашения, написанные принцем Валентином и запечатанные его кровью, данной по доброй воле. Приглашений всего девять. Значит, нас войдет десять человек. Это немного, но должно хватить.

Онэль медленно прошлась перед собравшимися, чтобы они увидели, о чем я говорила.

– Этих девятерых я проведу в город, а остальные разделятся на две группы. Одна остановится у Высших Врат, ее будет возглавлять Фредрик, а другая возле Лесных Врат, ее будет возглавлять Натаниэль. Фредрик и его люди устроят диверсию, чтобы стража покинула свой пост, позволив мне и моим девятерым спутникам пройти незамеченными.

– Какую диверсию? – спросил Фредрик.

– По счастливой случайности мне известно, где ты можешь найти внушительный запас спиртного в бутылках с внешней стороны стены возле Высших Врат. А немного огня…

Фредрик кивнул:

– Мы сможем немного пошуметь.

– Старайтесь целиться своими огненными бомбами в стену, не перекидывайте их через нее. Не хочу, чтобы Аклев сгорел прежде, чем мы его спасем. Моя группа будет работать изнутри: мы откроем ворота и пойдем за Торисом и принцем. Как только решетки на воротах поднимутся, солдаты у Лесных и Высших врат помогут вывести жителей. И как только эвакуация будет завершена, я хочу, чтобы вы и все спасенные жители города немедленно отошли от города как можно дальше. А затем вернулись во владение Сильвис на встречу с королевой. Это ясно? А теперь, – сказала я, распрямляя плечи, – пришло время выбирать: кто из вас достаточно смел, чтобы пройти со мной через стену? За Ренольт, за Аклев и за бесчисленное количество тех, кого больше нет?

И я с величайшим изумлением и благодарностью увидела, как они все, один за другим, поднялись на ноги.

Все было организовано очень быстро: Келлан и восемь его лучших товарищей пройдут со мной в город, а Онэль и Саймон возьмут Эллу и немедленно отправятся в путь во владение Сильвис, чтобы присоединиться к заждавшейся их королеве. Остальные солдаты были поровну поделены между Высшими Вратами и Лесными. Королевские Врата располагались на воде, поэтому план был таков: после освобождения Ксана и Лизетты и ареста Ториса мы сядем на корабль у пристани и уйдем по воде, захватив с собой всех беженцев, какие попадутся нам на пути.

– Мне бы очень хотелось пойти с тобой, – сказал Саймон, когда мы занимались последними приготовлениями.

– Тебе нездоровится, – с сочувствием произнесла я. – А я теперь уже отлично знакома с расположением города. Мы справимся и без тебя, а я смогу спокойно заниматься делом, зная, что ты присматриваешь за Конрадом.

Он пожал мне руку и внимательно осмотрел шрамы, гораздо более многочисленные, чем прежде.

– Мне стыдно узнать, что во многом из этого виноват Дедрик Корвалис.

– Как ты можешь этого стыдиться? – потрясенно спросила я. – Это не твоя вина.

– Я некоторое время его обучал, когда он был мальчишкой, но уже тогда заметил, как неприятно находиться рядом с ним. Я чувствовал себя не в своей тарелке и прекратил занятия. Может быть, если бы я дал ему образование, в котором он нуждался, я бы сделал из него человека. И ничего этого не случилось бы… – Саймон замолчал и покачал головой, а его ладонь потянулась к цепочке на его шее. Это была привычка – разве он не проделывал то же самое в Ренольте? Но на этот раз я заметила, что именно он стремился сжать в ладони.

Флакон с кровью.

– Саймон, – сказала я. – Что это?

– Такова традиция в старом Указе Магии Крови. Когда маг крови переходит из новичка в мастера, он сохраняет небольшое количество своей крови вот в таком флаконе, чтобы даже после его смерти немного его сущности – его магии – сохранилось. Этот флакон сделан из луноцитового стекла. – Он достал цепочку из-под своей рубахи, чтобы я могла лучше разглядеть. – Это как оставить свое последнее заклинание.

Мои мысли завертелись, как шестеренки в часах.

– А луноцит… он сохраняет кровь?

– О, да. Луноцит – это дар Эмпиреи. А Эмпирея – творец и хранительница жизни. Эта кровь принадлежит брату Донала, Виктору Аклевскому, одаренному магу крови и лучшему человеку из всех, кого мне доводилось встречать. Моему партнеру. Он умер в Ассамблее со многими из наших друзей и коллег, – с мягкой грустью сказал Саймон, – но отдал флакон мне, чтобы я носил его еще долго после его смерти и чтобы частичка его всегда была со мной.

– Саймон, – тревожно сказала я. – Думаю, я должна попросить тебя об огромном, огромном одолжении.