Я не возвращалась в свою хижину с тех пор, как пали Лесные Врата. Землетрясение перевернуло в ней все вверх дном. Впечатление было такое, будто кто-то поднял мой домик и энергично его встряхнул. Стекла разбились, кирпичный камин представлял собой груду обломков, а осколки бутылок и банок с травами покрывали все поверхности в доме разноцветным блестящим конфетти.

Рассмотрев весь этот хаос при свете свечей, я вначале нашла сапфирово-синий плащ Келлана, затем свою пустую котомку. Под ней лежал перевязанный лентой сверток с моим подвенечным платьем. Я потянула за ленточку, в последний раз посмотрела на него, когда оно развернулось, и удивилась тому, какими бледными были капли крови. Как это было похоже на Кейт, которая всеми силами пыталась их отчистить. Она всегда пыталась спасти то, что уже не поддавалось восстановлению.

Черную ленту я взяла с собой – она всегда могла пригодиться для поддержания связи с Конрадом – а платье положила посреди груды обломков, которая прежде называлась домом. Затем поднесла к нему свечу и стала смотреть, как его охватывает пламя.

Огонь распространялся быстро, пополз по шторам и через несколько минут перекинулся на соломенную крышу. Я видела, как домик рушится, стоя в нескольких ярдах от него, с полупустой котомкой за плечами и в плаще Келлана. Но, несмотря на жар, исходивший от горящего дома, и теплый плащ, мое тело постепенно сковывал холод. Ощущение жуткого страха охватило меня, когда между мной и пламенем начал сгущаться туман, закручиваясь прерывистыми завитками. Холод усилился.

Когда видение полностью проявилось, ее было не узнать – измученная версия самой себя.

– Нет, Арен. Только не сейчас. Пожалуйста, не сейчас, – взмолилась я. – Все уже почти закончилось. Дедрик мертв, преступный сговор между Доналом и Трибуналом раскрыт. Я скоро снова буду со своим братом, и мы с ним и Ксаном убежим… – Я покрутила на пальце кольцо Ксана. – Мы почти победили. Если кому-то суждено умереть, я не хочу этого видеть. Пожалуйста, не надо.

Она подошла ближе и словно железными оковами схватила меня за запястье своими жесткими корявыми пальцами, высасывая остатки тепла и погружая в бормочущее и дрожащее видение.

Обмен кольцами.

Блеск ножа.

Рыдающая девушка, окруженная снежной метелью, – я. Склонившаяся над мертвым телом юноши, которого я так отчаянно любила.

Кровь на снегу.

Моя голова на его груди. Кольцо у него на пальце, его кольцо на моем пальце. Его темные-темные волосы, развевающиеся на снежном ветру.

Кровь на снегу. Его кровь.

– Нет! – воскликнула я, выдергивая руку. Буря, снег и кровь исчезли. – Твои видения и прежде вводили меня в заблуждение. Я не позволю тебя отнять у меня это – отнять у меня его. – Я резко повернулась в другую сторону и побежала.

Я ушла недалеко. Земля заревела и содрогнулась подо мной, заставив опуститься на колени. Еще один удар, как будто для того, чтобы напомнить мне о собственной ничтожности. Когда все прекратилось, Арен снова направилась ко мне. Я отшатнулась от ее растущей тени. Величественная королева, с которой я выросла, исчезла; ее место занял скрюченный призрак, дьявольское соединение жил, вен и костей. Она провела по черным лентам в своих волосах колючими кончиками пальцев, которые легко и быстро пробежались по моей щеке и затылку как паучьи лапки. Взяв мою голову в свои руки, она надавила большими пальцами мне на глаза.

Я закричала – сначала от холода и боли, а затем от невыносимых мук, когда она заставила меня снова посмотреть на эту картину. Снова и снова. Кольца. Нож. Смерть. Кольца. Нож. Смерть.

Кровь на снегу.

Жар-птица.

Это был лишь мимолетный проблеск, простая вспышка в ряду еще более ужасающих картин, но ошибиться было нельзя: в день его смерти на Ксане был мой амулет.

Я почти не заметила, как Арен отняла свои колючие пальцы от моих глаз и исчезла. Жуткие образы продолжали свою кавалькаду и без нее. Я осела на землю в том месте, где она покинула меня, промерзшая до костей, несмотря на волны жара, долетающие до меня от моей избушки.

Она хотела, чтобы я это увидела, и теперь я не могла видеть ничего другого. Теперь, когда я пыталась представить себе глаза Ксана, в них больше не было зеленого огня. Они были пустыми и замершими. Думая о его губах, я теперь всегда видела их синими, безжизненными и холодными. Я больше не смогу прикасаться к нему, не думая о том, как выглядело его тело, когда я безутешно рыдала над ним. Я сожгла свою хижину, чтобы уничтожить свое прошлое, но после того как ее съел огонь, я увидела, что среди углей разрушилось мое будущее. Мое будущее с Ксаном.

Кровь на снегу.

Арен оставила мне очень четкое послание.

Оставь его, или он погибнет.

Я прождала на стене три часа, шагая туда-сюда и повторяя то, что собиралась ему сказать, но когда обернулась и, наконец, увидела приближающегося ко мне Ксана, ненадолго выхваченного из темноты полосой лунного света, самообладание покинуло меня.

– Здесь я впервые понял, что люблю тебя, – сказал он, подходя ближе. – Когда увидел, сколько ты всего проделала ради моего народа, ради меня… почувствовал силу твоего духа в том заклинании… Как я мог не полюбить? – Он протянул руку и убрал мне за ухо выбившуюся прядь волос. – Я никогда не осмеливался думать, что ты… что ты, возможно… – Он осекся и покраснел.

Да спасите меня звезды. Мне хотелось поцеловать его, прижаться к нему, растаять и слиться с ним и с этой стеной и превратиться в камень, чтобы мне больше никогда не пришлось его отпускать. Но стоило мне на мгновение допустить такие мысли, как на меня снова обрушились жуткие видения смерти.

Поэтому, вместо того чтобы прикоснуться к нему и ответить на его признание своим, я затолкнула все эмоции внутрь себя и намотала их на катушку. Я крутила и сжимала их, но все равно понимала, что один неверный вздох – и я расколюсь, и эмоции порвут меня изнутри.

– Эмили? – спросил Ксан.

– Меня зовут не Эмили, – бесстрастно произнесла я, не глядя ему в глаза. – А Аврелия.

– Что? – Он отступил назад, ошеломленный, как будто я его ударила.

– Эмили звали одну мою знакомую девушку в Ренольте. А та Аврелия, которую ты знаешь, – она на самом деле Лизетта. Мы дружили с самого детства. Я читала ей твои письма, и мы над ними смеялись. Превратили это в игру. Какие бы письма ты ни получал в ответ, их все придумала она. Она считала, что это очень забавно. Мы обе так считали.

– Я не понимаю. – Ксан тяжело привалился к зубчатой стене.

– Мне никогда не хотелось переезжать в Аклев, – сказала я, выдавая ложь за достоверную версию. – Меня возмущало то, что меня выдают замуж без моего согласия, за мужчину, известного огромным количеством физических недугов. Поэтому я разработала план, чтобы мне не пришлось этого делать. – Я услышала, что дыхание Ксана стало затрудненным, и едва не утратила над собой контроль. Чтобы не дать слабину, я продолжила: – Я предложила Лизетте плату за то, чтобы она заняла мое место. Я все устроила. Поначалу она не очень хотела, но я предложила такую приличную сумму, что она не смогла отказаться. Да и перспектива стать королевой ее привлекала.

– Зачем ты мне это говоришь? – спросил Ксан. – Почему сейчас?

– Не все идет так, как я планировала, – продолжала я. – Я не рассчитывала на то, что Трибунал захватит власть. Это все немного усложнило. Также я не рассчитывала, что мне придется взять с собой младшего брата. Он думает, что я – аклевская шпионка и что он помогает Лизетте раскрыть мою измену, бедняжка.

– Здесь есть хоть немного правды?

– Я… в тебя влюбилась. И когда сегодня днем мы с тобой говорили, я думала, что я, в конце концов, возможно, и смогу… но потом я последовала за тобой в зал и спряталась там. Я слышала все, что там было сказано, и я… просто не могу. – Я вложила кольцо его матери обратно ему в ладонь. – Ты и твой отец – единственные оставшиеся представители аклевской знати, а это значит, что как только ты женишься – на ком бы то ни было, – она превратится в мишень для тех, кто стремится разрушить стену. Это риск, на который я не готова пойти. – Я подумала о кольцах, которые мне показала Арен. – Тебе лучше всего вообще никогда не жениться. Если ты умрешь, не оставив после себя кровных наследников, стена будет стоять вечно. – А ты проживешь долгую и счастливую жизнь.

– Думаешь, мне стоит умереть в одиночестве? – Ксан был так ошеломлен, что выглядел почти веселым. Затем выражение его лица изменилось. – Нет. – Он подошел ко мне и ладонями сжал мое лицо. Его глаза лихорадочно блестели. – Эмили, Аврелия… кем бы ты ни была… я люблю тебя. И несмотря на все, что ты сейчас сказала, я думаю, что ты меня тоже любишь. Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что это так.

О, Эмпирея! Я вознесла к небесам свою самую пылкую молитву. Помоги мне!

Я сказала:

– Я не могу. – Я взяла его ладони в свои и осторожно убрала его руки с моего лица. – Сегодня ночью Натаниэль остановится в лагере на юго-западной дороге в направлении Инграма. Думаю, тебе стоит с ним встретиться. Может быть, ты останешься в Инграме на какое-то время, пока…

Мои пальцы нащупали что-то на его запястье. Я подняла его рукав и увидела кожаный браслет. Мой амулет, моя жар-птица была вшита в него как талисман – точно как в видении, которое мне показала Арен.

У меня перехватило дыхание.

– Сними его.

– Что? Нет…

– Сними его! – прорычала я, пытаясь стащить его самостоятельно скорченными пальцами.

Он выхватил свою руку и убрал ее за спину, потрясенно всматриваясь в мое лицо. В его глазах отразилось страдание, когда он, наконец, осмыслил все, что я ему сказала. Эмили, которая ему нравилась, даже никогда не существовало.

Он молча достал из кармана лист бумаги и вложил его мне в руки, после чего развернулся и ушел.

Я подождала, пока он скроется из виду, и осторожно развернула лист. В горле стоял ком.

Это был набросок, рисунок девушки, с головой погрузившейся в книгу заклинаний. Одной рукой она подпирала подбородок, а другой перелистывала страницы. Рисунок был сделан типичными для Ксана темными, выразительными штрихами, и деталей почти не было, зато сколько очарования таилось в изгибе ее шеи, в нежном повороте запястья. Это была не сильная, устрашающая ведьма с другого его рисунка. Здесь была изображена обычная девушка в минуту спокойного уединения, увиденная глазами человека, который ее любил.

Я опустилась на камни и обхватила голову руками. Я была уничтожена.

Я с трудом передвигала ноги. Это все, что я могла. Я сожгла свою хижину и свои отношения с Ксаном. Кейт умерла, а Натаниэль ушел, и последние жертвы, которые требовались для того, чтобы уничтожить стену, остались в живых: я надеялась, что навсегда. В Аклеве у меня ничего не осталось. Передо мной стояла лишь одна цель: забрать брата. Когда он окажется в безопасном месте, я смогу вернуться и уничтожить Трибунал. Если мне для этого придется столкнуться с собственным забвением… что же, тем лучше.

Я брела во дворец привычной дорогой, мимо своей тлеющей хижины и вниз к башне, где до сих пор по щиколотку стояла вода после ливней. В нескольких местах, чтобы не упасть, мне пришлось ухватиться руками за стены, которые теперь были покрыты скользкой пленкой. Выбравшись из входа в альков, я с изумлением увидела, что немного ниже на скалистом берегу кто-то стоит и смотрит в сторону Королевских Врат. Прятаться было поздно: фигура обернулась, едва заслышав звук моих шагов.

Я вскрикнула и едва не упала, когда увидела его лицо, и даже не заметила, как сорвала лозу кровоцвета, прежде чем спряталась за край и за камни.

Король Донал был мертв.

Его призрак наблюдал, как я карабкалась обратно. Его губы были искажены в злобном оскале. Поперек горла зияла глубокая рана, и кровь забрызгала весь золоченый камзол. Я осторожно стала приближаться к нему. Он был уродливой душой, искривленной яростью и алчностью. Кажется, смерть не сделала его лучше.

Я протянула к нему руку, осторожно и медленно, но он не стал ждать, пока я наберусь смелости и прикоснусь к нему. Он схватил мое запястье своей мясистой лапой и крепко стиснул мою ладонь холодными влажными пальцами. Я погрузилась в последние мгновения его земной жизни.

– И все же план хорош, – сказал король. Он стоял рядом с воротами, на которых был изображен лик его предков. – Свою часть соглашения я выполнил. Нет смысла отступать.

– Неужто хорош? – Губы Ториса скривились. – Наш палач мертв. Принц разорвал помолвку и отправился в добровольное изгнание. Даже представить не могу, что может быть еще хуже. Ты меня подвел, Донал. У тебя было почти все, чего ты хотел: тебе прощали долги, ты был свободен от своих баронов, являлся безусловным правителем двух королевств до конца твоих дней. – Он пожал плечами. – Жаль, что твоего брата Виктора нет в живых. Тогда у меня, по крайней мере, был бы выбор.

– Все, что мне нужно – день, может, два. До меня дошли слухи о ребенке в округе Канина. Он наверняка мой. Я помню его мать…

– У нас нет двух дней, чтобы тебя ждать, – сказал Торис. – Над нами черная луна. Близится крайний срок.

– Тебе не обязательно меня убивать, Торис!

Торис схватил его за ворот и сказал:

– Да, но я это сделаю. Потому что, видишь ли, так велела моя госпожа. – Он достал нож.

– Я позову стражу, – пробормотал король. – Они не позволят причинить мне вред.

– Твоя стража? – фыркнул Торис. – Ты платишь им жалкие гроши, швыряешь объедки и думаешь, что можешь называть их своими? Если бы не мое золото, они бы давно от тебя сбежали, а ты остался бы один. Они – мои и являются таковыми уже очень давно. Они повинуются тебе лишь потому, что это я приказываю им тебе повиноваться. Здесь тебе никто не поможет, Донал. И, честно говоря, ты уже давно исчерпал мое терпение.

Донал попытался вырваться, но, несмотря на преимущество в размерах, не смог. Страх сделал его неуклюжим. Торис быстро загнал его в угол.

– Nihil nunc salvet te, – произнес он и вонзил нож – кинжал Дедрика из луноцита – в жирную шею Донала, сделав разрез от уха до уха. Затем он спихнул короля с края стены, и тот стал падать вниз, вниз, вниз, сквозь туман, оставляя за собой кровавый след, пока с громким шлепком не упал в воду. Она удержала его на своей поверхности. Его остекленевшие глаза таращились в пустоту, а кровь вытекала из него тонкими завитками, которые все тянулись и тянулись – и простирались по воде, придавая ей матовый красный цвет, заметный даже в темноте.

Вскрикнув, я вырвала ладонь из хватки Донала и помчалась к берегу. Чернильно-черный, полуночно-синий фьорд исчез. Вместо него на каменистый берег накатывали алые волны.

Первая печать Королевских Врат была сломана. Король умер, и там, где прежде была вода, теперь не осталось ничего, кроме крови.