Девушку звали Молли. Она служила на кухне замка. Во время праздника она ненадолго покинула свой пост, чтобы встретиться с таинственным кавалером: по всей видимости, она устроилась на работу в замок для того, чтобы быть ближе к нему. Все девушки в один голос повторяли, что она никогда не называла его имени, а теперь уже не сможет этого сделать.

Мужчины и след простыл. В конце концов, он ведь был магом крови и, вероятно, с помощью своей раны сделался невидимым. Я сама проделывала такое много раз. Если бы у меня появился образчик его крови, хотя бы капля, я бы попробовала установить его местонахождение, но пятачок, на котором было совершенно убийство, представлял собой омерзительное месиво. Не было ни единого шанса понять, где его кровь, если она вообще там была.

Новость о жестоком убийстве девушки, заслонило, однако, другое необычное событие: в городе все зеленое медленно увядало, становясь бурым. Розы сгнили, в лесах с вечнозеленых деревьев опадали иголки, оставляя голые скелеты. Террасные сады, которые на маскараде блистали буйным великолепием, теперь увяли и пожухли. Над городом повис запах разложения. Он проникал во все щели, от него было не скрыться. Единственное, что еще благоухало, – так это ковер из кровоцвета вокруг башни.

На моем виске красовался синяк неприятного лилового цвета, но, если бы не маска, все было бы гораздо хуже. Ксан не уставал повторять, что мне крупно повезло.

Но на везение это было не похоже.

На следующее утро я увидела, что Натаниэль, Кейт и Ксан молча сидят за столом, и даже воздух вокруг них пропитан меланхолией. Nihil nunc salvet te, – сказала я.

Ксан ответил:

– Ты бы лучше отдыхала.

– Я уже давно отдыхаю. Мне надоело отдыхать. Nihil nunc salvet te, – повторила я. – Ты знаешь, что это означает?

– Теперь ничто не может тебя спасти, – низким голосом произнес Ксан. – А что?

– Это фрагмент текста для казней Трибунала, – объяснила я. – Они произносят это перед тем, как вздернуть людей на виселице. – Вся троица дружно скорчила гримасу, а я продолжила: – Он сказал это Молли прошлой ночью, перед тем как ее убить. Для Трибунала эта фраза – часть церемониала. Но в его устах она звучала как заклинание. Даже скорее как посвящение. – Я помолчала. – Я знаю, что после того как он пустил ее кровь и произнес эти слова, ее было уже не спасти.

Кейт мягко положила ладонь на мою руку.

– Как ужасно стать свидетельницей такого зрелища.

– Я никогда не видела, чтобы эта фраза упоминалась в рукописях Аклевы или в книгах заклинаний. Я слышала ее только в Ренольте, и только из уст представителей Трибунала.

Ксан скептически спросил:

– Думаешь, это как-то связано с Трибуналом? Но ведь они не используют магию. Они ненавидят магию. Они хотят уничтожить ее. А этот человек стремится, напротив, выпустить ее, дать ей шанс распространиться в чудовищных масштабах.

– Возможно, ты прав, – сказала я. – Это была просто мысль. У нас так мало зацепок и так мало времени…

– Даже меньше, чем мы думали, – сказал Натаниэль.

– Что ты имеешь в виду?

– Лучше ты ей скажи, – обратился он к Ксану.

Я нахмурилась.

– Что он должен мне сказать?

Губы Ксана болезненно скривились.

– Король был очень недоволен тем, что его праздник прошлой ночью так грубо прервали. Неважно, что погибла девушка. – Ксан заерзал на стуле. – Он огорчился еще больше, узнав новость о заключенном, сбежавшем из висельной клетки. Поэтому он вознамерился поднять себе настроение единственным известным ему способом: окунувшись с головой в праздное времяпрепровождение. На этот раз он решил взять принца Конрада и принцессу Аврелию на большую охоту.

Я открыла рот от удивления.

– Растения гниют. Люди погибают. А он на охоту собрался?

– Обычно я радуюсь его охоте, – признался Ксан. – Когда он уезжает, он, по крайней мере, здесь никому не вредит. – Ксан старался не смотреть мне в глаза. – Но на этот раз он решил, что все лорды и леди должны отправиться с ним. Я в их числе.

– Все? И принц?

Ксан метнул взгляд на Кейт и Натаниэля и поспешно ответил:

– И он тоже.

– Ты это не серьезно, – сказала я. Я так и не смогла найти более подходящих слов. И добавила: – Когда?

– Мы уезжаем завтра. Перед закатом, – сказал Натаниэль.

– Ты тоже едешь?

Кейт безапелляционно заявила:

– Это я ему велела. – Между Кейт и Натаниэлем по-прежнему чувствовался холодок. Натаниэль ничего не сказал; он смотрел в другую сторону. – Он нужен Ксану, – коротко добавила она.

– Ты не можешь уехать, – холодно произнесла я. – Скажи Доналу, что ты не поедешь. Ты нужен нам здесь. Ты нужен мне.

Ксан прокашлялся.

– Может, поговорим с глазу на глаз? Выйдем на улицу?

Я последовала за ним, скрестив руки на груди.

На крыльце Ксан промолвил:

– Эмили, я понимаю, что сейчас не лучшее время, и я не надеюсь, что ты поймешь…

– Отлично. В этом ты прав. Я не понимаю.

– Это приказ моего короля.

– Твой король – беспомощный недоумок.

– И все же он продолжает оставаться королем.

– Неужели? Я думала, ты верен Аклеве.

– Так и есть. Поэтому и обязан следовать заветам действующего монарха.

Эхо голоса моего отца вторило моим мыслям: «Короли не правят, а служат. Не люди присягают нам в верности, а мы им».

– Черт возьми, Эмили. У меня нет выбора.

– Оглянись вокруг, Ксан. – Я указала на увядающий сад Кейт, в котором еще вчера цвели жизнерадостные желтые цветы. – Если повиноваться Доналу означает заставлять его народ страдать или подвергнуть его опасности, то у тебя есть только один выход.

– И какой же?

– Не повиноваться Доналу. Оказать сопротивление.

– Ты не понимаешь.

– Понимаю. Мы увязли по уши, а ты собираешься на увеселительную прогулку. Бежишь тогда, когда должен остаться и продолжить борьбу.

– Как делала ты с Трибуналом?

Я мрачно ответила:

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

Его лицо было в паре дюймов от моего:

– Ты тоже.

– Удачной охоты. – Я завершила разговор и ушла, громко хлопнув дверью.

Кейт занималась своими заказами, а я с головой погрузилась в книги, чтобы отвлечься и не обращать внимания на Натаниэля, который ходил взад-вперед по дому и собирал вещи для охоты. Я переворачивала страницы, но не вчитывалась в текст. Заметив, что Кейт то накладывает шов, то распарывает, я догадалась, что она взволнована не меньше моего.

Вскоре после полудня Натаниэль появился на пороге гостиной, с котомкой в руках.

– Я пошел, – сказал он. Его взгляд был прикован к стене, будто он обращался к ней, а не к нам.

Не дождавшись ответа Кейт, он подхватил свой мешок и направился к двери. Его широкие плечи были опущены немного ниже обычного.

Кейт отложила шитье и встала из-за стола.

– Подожди, – сказала она, обхватывая его огромную ладонь своей маленькой ручкой. – Будь осторожен.

Его лицо смягчилось.

– Я скоро вернусь.

Она кивнула и положила руку на живот.

– Мы будем ждать.

Отъезд Натаниэля сильно подорвал силы Кейт. Я со спокойным сердцем оставила ее одну дома лишь после того, как она пообещала попробовать уснуть. Она вытянула из меня такое же обещание, но я не собиралась его сдерживать. Я пыталась убедить себя, что, возможно, так даже лучше. Может быть, теперь, когда Ксан уехал, я смогу снова заняться решением своих проблем, не отвлекаясь на его задачи.

И первое, чем мне предстояло заняться, это припрятать сосуд с кровью Основателя. Торис раскрыл свои карты, когда моя угроза уничтожить флакон заставила его отступить. Я намекнула на то, что спрятала реликвию, заговорив ее, и именно этим я и собиралась заняться. В конце концов, лучше поздно, чем никогда.

Я подумала о полудюжине мест, куда можно было бы спрятать флакон, но ни одно из них не казалось мне подходящим. Одно было расположено слишком близко к дому Натаниэля и Кейт и вполне могло привести Ториса к ним. Другое казалось слишком ненадежным, его легко мог обнаружить любой прохожий. Закапывать флакон в землю тоже смысла не имело – вдруг ее разроет какой-нибудь зверь? Держать все время при себе… это неплохой вариант, но если Торис вздумает меня обыскать и обнаружит его, он убьет меня на месте.

Снова и снова ко мне возвращалась одна и та же мысль: Арен.

Она испугала Ториса в Черной Чаще. Ее башню защищал кровоцвет: никто, кому дорога жизнь, не пойдет через него по доброй воле. И чем лучше я разбиралась в магии, тем больше узнавала о ее потоках. Расположенная точно в центре города, эта башня служила якорем для проложенных в стене лей-линий. Меня к ней манило.

Затопленный канал почти высох через несколько дней после падения Высших Врат: потоп оставил после себя густой слой грязи и мусора. Я с трудом преодолела путь, несколько раз потеряв равновесие, и, добравшись до башни, начала подниматься по ступеням, уже промокшая до нитки и охваченная жалостью к себе.

Мне повезло найти кирпич, лежавший в кладке достаточно неплотно; я извлекла его и спрятала за ним флакон. Казалось, все сооружение продержалось до сих пор исключительно благодаря удаче или магии, или сочетанию того и другого. Выбранный мною кирпич находился на постаменте прямо под левой пяткой Арен. Я могла бы найти другой кирпич в кладке перед ней, но было как-то нечестно вынуждать ее смотреть на кровь убившего ее брата. Пузырек я не стала заколдовывать. Я устала, у меня болели руки (на них то и дело появлялись новые порезы, независимо от того, успевали ли к тому времени зажить старые), и я была уверена, что если начну колдовать, все пойдет наперекосяк, как всегда.

Я поднялась с колен и только успела стряхнуть с платья грязь и крошки строительного раствора, как вдруг услышала в отдалении звук труб. Я перегнулась через зубчатую стену башни как раз вовремя, чтобы увидеть, как охотничья группа короля выходит через Лесные Врата и синие аклевские вымпелы развеваются на ветру. Леди и лорды были наряжены в такие изящные – и нелепые – костюмы, как будто они собрались на маскарад. Всадников сопровождало полдюжины грациозных гончих. Заливаясь радостным лаем, они бежали, путаясь под ногами лошадей. Я заметила как две капли воды похожие друг на друга золотистые головки Лизетты и Конрада. Вскоре они скрылись из виду. Позади них на некотором отдалении скакали Натаниэль и Ксан.

Мне хотелось разозлиться, но я находилась так далеко от остального мира, глядя на Ксана, слепо выполняющего прихоти своего бесполезного короля, что не ощущала ничего, кроме жалости. Мне было жаль и его, и город, к которому он относился с таким пренебрежением. Мне было жаль себя, потому что Ксана совершенно не интересовало мое мнение о нем, в то время как я была готова свернуть горы, лишь бы добиться его расположения. По крайней мере, до этого момента.

Я уже сделала шаг назад от края башни, как вдруг заметила порхающую на ветру крошечную вспышку красного, такую яркую на фоне пожухлой зелени сада. Было немного безрассудно бродить по саду замка средь бела дня, но, увидев ее, я уже не могла отвести глаз. Я слетела по ступеням вниз и помчалась по зарослям кровоцвета к тому месту, где заметила красный всполох.

Это оказалась лента, привязанная к руке забавной садовой фигурки. Красный означает «на севере».

Я отвязала ленточку и сделала несколько шагов в сторону фьорда, но вскоре остановилась возле живой изгороди террасы. Перегнувшись через нее, я посмотрела вниз и увидела поверх чего-то белого камень, почти невидимый из-за сгнивших кустов. Добравшись до камня, я нашла под ним маленькую картонную коробочку. Я поспешно открыла ее и с удивлением извлекла из нее игрушку Конрада, на этот раз изображающую фигуру лебедя.

Я порылась в карманах, хотя знала, что мне нечего ему передать. Но мысль о том, что придется положить конец нашей игре, была невыносима. Как бы мне ни хотелось оставить его подарок себе на память, я не могла этого сделать. И стоять здесь у всех на виду тоже не могла. Поэтому я повернула части фигурки один, два, три раза, пока животное в моих руках не превратилось из изящного лебедя в благородного оленя. Я заменила красную ленту той, что была у меня в волосах (лавандовой) и оставила ее под камнем. Затем пошла на восток и спрятала коробочку под одним из террасных камней.

Всю дорогу домой я шла с распущенными волосами, нежно сжимая в ладони красную ленточку, как самую ценную вещь в мире. Для меня так оно и было.