Глава 8
Кен Нарлоу
Вторую жертву звали Елизавета Семенова, на момент смерти ей было всего девятнадцать лет — а значит, она стала самой юной из убитых Анонимом женщин. Она была на свидании со своим молодым человеком, оба выходили из клуба, когда по ним открыл огонь неизвестный. Стрелял дробью, и это были страшные раны. Тогда пострадали восемь человек, они оказались в больнице в тяжелом состоянии, и только Лиза умерла.
Полиция сочла всю ситуацию — и не без оснований — действиями сумасшедшего. Преступник был в маске, он никого не пытался ограбить, он просто стрелял, а потом исчез, не дожидаясь даже воя полицейских сирен. В возникшей суматохе никто не пытался его задержать — да и кто пошел бы на психа с ружьем? Позже полиции частично удалось отследить его маршрут, но на этом — все. Оружие не нашли, нападавшего не нашли. Все это произошло в октябре прошлого года, но дело так и осталось открытым, там не появилось даже серьезных подозреваемых.
Октябрь вписывался в версию. Как раз прошло два месяца после убийства первой жертвы — Лолиты Мельничук. У Анонима было достаточно времени, чтобы прийти в себя, переосмыслить свои действия, составить новый план. Лолита оказала яростное сопротивление, возможно, даже ранила его, а человек его ума не мог не понять, насколько это опасно. Ему дико повезло, что турецкая полиция повела себя халатно, да и морская вода уничтожила следы.
Но второй раз он рисковать не стал, он был задет. Поэтому он предпочел принципиально иной способ убийства: огнестрельное оружие. Убийство на расстоянии, вряд ли он даже мог рассмотреть кровь. Это подтверждало теорию Анны о том, что акт убийства для него менее важен, чем личность жертвы.
В период первого расследования полиция сочла, что Лиза погибла случайно. Вроде как псих стрелял по всем одинаково, он серьезно ранил и бойфренда Лизы, а ей просто повезло меньше. Но Анна подозревала, что не все так просто. Да, Аноним и в своих посланиях утверждал, что не прочь был бы убить и молодого человека тоже. Но он никогда не говорил о других людях, которые пострадали при его нападении, словно его вообще не волновало, живы они или нет. Они были декорациями, бойфренд — актером второго плана, однако главной целью оставалась Лиза.
Так что он смертельно ранил ее не случайно. Он готовился к этому два месяца, он наверняка научился метко стрелять. Его выстрелы только выглядели хаотичными, он целился в Лизу… и попал.
Но для того, чтобы все получилось, ему нужно было знать, где она будет, где удобнее всего напасть. Полиция не зря отметила, что он вел себя очень грамотно относительно камер видеонаблюдения. Он изучил место нападения заранее, он следил за Лизой! И все это было на этапе второй жертвы, когда ему еще не хватало опыта. Значит, он мог попасться кому-то на глаза.
Чтобы проверить свою догадку, Анне нужно было встретиться с родителями Лизы. А это всегда тяжелый опыт — не только потому, что после ее смерти прошло совсем мало времени. Тут сколько бы ни прошло, все мало будет. Насколько ей было известно, Лиза была у них единственным ребенком. Уж не так ли выбирает своих жертв Аноним?.. Хотя нет, у Лолиты Мельничук остался младший брат, и его никто не трогал, а по Марианне Доброхотовой такой информации вообще нет.
Леон хотел поехать с ней, как обычно, но на этот раз она попросила его остаться. Уже по телефонному разговору Анна почувствовала, что родители погибшей злились на полицию. Как это часто случается с родственниками жертв нераскрытых преступлений, они считали, что следователи недостаточно стараются, топчутся на одном месте вместо того, чтобы искать преступника. Если бы сейчас, через несколько месяцев после смерти Лизы, к ним заявились еще два полицейских, задающих те же вопросы, что и раньше, они были бы настроены не слишком дружелюбно.
Поэтому Анна представилась психологом — консультантом полиции. А психологи с напарниками не ездят.
Леону пришлось на это согласиться, пусть и без энтузиазма. Но он настоял на том, чтобы привезти ее к дому Семеновых и дожидаться в машине.
Анна знала, что это будет тяжелый разговор — и тяжелая встреча. По-другому и быть не могло. Но Семеновы, нужно отдать им должное, справлялись с горем достойно. Они не перестали жить, хотя чувствовалось, что для этого им требуются определенные усилия. Они выглядели постаревшими на десятилетия, они не улыбались, и все в их доме было заставлено фотографиями Лизы, перетянутыми черными лентами. Но отец, насколько было известно Анне, не прекратил работать, а мать поддерживала порядок в квартире. Они ведь еще молоды… но уже недостаточно молоды, чтобы начать все с начала.
Они собрались на небольшой кухоньке. С другой стороны стола на Анну смотрели тени людей, которыми родители Лизы были раньше. С фотографии лучезарно улыбалась Лиза, молоденькая, выглядящая даже младше своих скромных лет и уверенная, что у нее все впереди.
— Появились подозреваемые? — требовательно спросил отец.
Анна догадывалась, что так будет. Все они хотят хоть какого-то прогресса в расследовании.
— Должен появиться. Я составляю психологический профиль убийцы для полиции.
— Уже и у нас до такого дошло, — невесело усмехнулась мать Лизы. — Раньше этим только американцы в своих фильмах увлекались!
— Да какой там профиль нужен? — вспылил отец. — Все с ним ясно — он просто псих! Непонятно, как полиция наша доблестная до сих пор не поймала такого безумца!
— Боюсь, все намного сложнее. У нас есть основания полагать, что он выбрал Лизу не случайно. Он намеренно пришел к клубу именно ради нее.
Анна редко готовилась к таким разговорам. Максимум — подбирала образ. Вот и сейчас она предпочла деловой костюм, минимальный макияж и темный парик-каре. Она должна была стать психологом, внушающим уважение.
Но она не продумывала слова, потому что правильных слов здесь нет. Все зависит от собеседника, от реакции людей. Сейчас она внимательно наблюдала за родителями жертвы и решила, что им необходим шок, встряска, способная пробить месяцами возводившуюся стену недоверия.
Это сработало: их подозрительность мгновенно перешла в удивление.
— Что?.. — прошептала мать. — Нашу Лизу?..
— Это еще не окончательная версия, но очень вероятная.
— Но за что?! Лиза была нашим солнцем. И не только нашим, ее все обожали, у нее не было врагов! Видели бы вы, сколько человек пришло на ее похороны!
Она не выдержала, разрыдалась, и муж обнял ее за плечи. Это был опасный момент — Анну могли попросить уйти. Но нет, отец Лизы продолжил разговор.
— У Лизы и правда не было врагов. Ей никто не угрожал.
— В убийстве никогда нет вины жертвы, — покачала головой Анна. — К сожалению, Лизе не нужно было делать ничего плохого, чтобы привлечь внимание преступника. Мы не можем угадать, что творится в мозгу убийцы. Об этом даже не думайте. То, что Лизе не угрожали, — важная информация. Это означает, что убийца не пытался выйти с ней на прямой контакт. Но это не отменяет возможности, что он за ней следил. Подумайте, пожалуйста, не появлялся ли рядом с Лизой кто-то подозрительный в последние недели перед тем, как… все случилось.
Как обычно, ее спокойный, уверенный тон сработал. Мать все еще всхлипывала, но истерика миновала. Оба теперь думали, напряженно вспоминали, не примелькался ли им кто-то.
Наконец отец ответил:
— Нет. Если бы я заметил рядом с ней кого-то подозрительного, я бы сразу к нему подошел. Но… нельзя сказать, что мы так много времени проводили рядом с ней. Она училась, мы работали. Но кто же знал?!
— Никто не мог знать, — поспешила успокоить его Анна. — Какие у вас были отношения с Лизой, достаточно доверительные? Я хочу сказать, если бы она заметила за собой слежку, она бы сообщила вам?
— Конечно, — твердо ответила мать. — Мы с ней всегда говорили… много. Может, мы и не проводили вместе сутки напролет. Но за ужином мы всегда общались, я знала, как у нее дела! Лиза, она… она была счастлива. Она ничего не подозревала!
— Да и парень этот ее, Николай, был хорошим, — добавил отец. — Он бы, как я, церемониться не стал, если б кто за ней бродил! Он даже там, в клубе… Он пытался ее заслонить, а потом сам упал…
Об этом Анна читала в отчете. Смелый поступок — возможно, поэтому Николай пострадал сильнее, чем должен был. Но он ничего бы не изменил. Если бы он не потерял сознание, убийца без сомнений добил бы его, лишь бы добраться до Лизы.
Разговор с Николаем тоже был очень важен, потому что он видел нападавшего. Но с этим пришлось подождать: парень проходил реабилитацию, вернуться должен был только через пару дней.
— А после того, как Лиза умерла, никто не пытался выйти с вами на связь? — уточнила Анна.
— Это могли быть звонки без ответа, письма — что угодно.
— Нет, такого не было. Может, так было бы лучше? — задумался отец.
— Что вы имеете в виду?
— Скажите, у вас дети есть?
— Нет.
— Тогда вы и представить не можете, каково это — потерять их! Раз уж ты не смог предотвратить это, хочется хоть что-то изменить. Я ведь тоже искал того ублюдка! Искал, как мог. И Николай искал, даже когда был совсем слабый. Но все без толку! Он отнял прекрасного ребенка — и испарился. Если бы он хоть раз приблизился ко мне, я бы его не отпустил!
И снова типичное поведение родственника жертвы. Многие хотят мести, и всем кажется, что они на нее способны. Злая ирония здесь в том, что этот человек, возможно, даже в самом страшном припадке гнева не смог бы навредить убийце. Но у него вряд ли будет шанс испытать себя.
Анне здесь было важно другое: отец жертвы был внимателен. От горя он не потерял связь с реальностью, он был насторожен. Если бы Аноним попробовал крутиться рядом, он бы заметил или хотя бы заподозрил это. Следовательно, убийца терял всякий интерес к семьям жертв после того, как избавлялся от своей цели.
Но не факт. Просто предположение.
Анна решила, что получила от этой семьи все, что могла, приближалось время прощаться. И вот тут мать жертвы сообщила кое-что интересное:
— Да ему и не нужно было добивать нас. Он и так разрушил всю нашу семью! Да будь он проклят!
Она снова разрыдалась, поэтому Анна повернулась к ее мужу:
— Что это означает?
Он помрачнел еще больше:
— Да буквально все, в общем-то. Разве мы живем после смерти Лизы? Нет, не живем. И я не знаю, научимся ли мы жить дальше. Моя сестра этим так перепугана, что уже не выпускает своего сына из дома после наступления темноты, они постоянно ссорятся — парень-то молодой, гулять хочет! А мой отец и вовсе сошел с ума, Царствие ему Небесное.
Становилось все любопытнее.
— Ваш отец умер после Лизы?
— Покончил с собой, — с горечью ответил Семенов. — Нам всем тогда тяжело пришлось, а по нему это как-то особенно больно ударило. Мой отец был очень пожилым человеком, но он — бывший полицейский, он всегда держал себя в форме, к нему даже молодые на консультацию приходили. А когда это случилось с Лизой, он как-то сразу, мгновенно, сдал. Я-то надеялся, что он поможет расследованию, привлечет какие-то старые связи. А он вместо этого стал совершенно неадекватным и нес какую-то околесицу, когда его просили разобраться в преступлении!
— Что именно он говорил?
— Да бред, говорю же вам! Что это он виноват в смерти Лизы. Как он может быть виноват, если он жил в деревне, когда она умерла? Я пытался ему это объяснить, но он отмахивался от меня и твердил свое. А я. Мне, если честно, тогда было не до него, и я решил, что он сам как-нибудь придет в себя…
— Но он не пришел?
— Он повесился. В предсмертной записке он сообщил, что никого винить не надо. Он делает это ради памяти Лизы и чтобы защитить своего второго внука. Спасибо, папочка, удружил! Еще и за это всегда чувствовать вину теперь.
Отец Лизы быстро и зло вытер слезы. Он был не из тех мужчин, которые плачут, но иногда выбора не остается ни у кого.
Анна распрощалась с ними мягко и быстро. Ничего обещать не стала, однако им от этого, кажется, стало легче. Потому что в своем нынешнем состоянии они любое обещание приняли бы на веру — а разочаровываться всегда больнее, чем не ждать.
Леон дожидался ее около машины. Разговор отнял больше времени, чем она планировала, и Анна догадывалась, что он будет нервничать. Но звонить он не стал и в квартиру не вломился — уже хорошо.
Упрекать ее он, естественно, не собирался, только спросил:
— Много удалось узнать?
— Не очень, но это важно. Он не преследует семьи жертв. Как и в предыдущих случаях, нет указаний на то, что он вступал с жертвой в контакт — единственным возможным исключением остается Виктор Караулов. Но главное: дед жертвы покончил с собой, считая, что это необходимо для защиты единственного оставшегося у него внука.
— Ничего себе, — нахмурился Леон. — Мир праху его, конечно, но тебе не кажется, что это просто какой-то вариант старческого слабоумия?
— Тут ничего просто не бывает. Этот дед был бывшим полицейским — точнее, с учетом возраста, сотрудником милиции. Нужно будет, чтобы Чихуша навел о нем справки. Да и в целом, думаю, пора начать проверку семей жертв.
— Но Чеховский проверял самих жертв — они не были знакомы, некоторые жили, условно говоря, в разных мирах.
— Родители Лизы тоже не понимают, что имел в виду ее дед. Но с этим надо работать.
— Тебе не кажется, что это напрасная трата времени и ресурсов? Мы уже более-менее установили, как действует Аноним.
— Да ничего мы на самом деле не установили, — вздохнула Анна. — Возьми для примера того же Зодиака. Считается, что он вышел сухим из воды, потому что полицейские были совсем уж идиотами. Но это неправда. Когда он убил Сесилию Шепард и Брайана Хартнелла, за его дело взялся детектив из округа Напа Кен Нарлоу — человек весьма и весьма неглупый. Профайлером он не был, но для провинциального детектива работал великолепно. Он использовал стандартные схемы изучения маньяков — и это в начале семидесятых, когда отработанных методик было куда меньше. Он тоже составил стандартную схему поведения Зодиака.
— Это какую же?
— Жертвы — молодые парочки, рядом с местом убийства так или иначе находился автомобиль, разное оружие преступления, тела обнаруживались неподалеку от воды, в темное время суток, в даты праздников или незадолго до них, преступник стремился выйти на связь. Это была хорошая схема, годная для поимки менее изворотливого маньяка.
— Но не Зодиака?
— Зодиак, даже не зная о ней, своим следующим преступлением разрушил ее, как карточный домик. В итоге одни факты оказались неверными, другие — верными, но застывшими на грани совпадений. Понимаешь, в работе с непредсказуемыми убийцами очень опасно замыкаться в удобной схеме убийства, можно упустить истину. Вот мы уже установили, что для Анонима важны выбранные им жертвы. Но как он их выбирает? Пока четкого ответа не было, и мы решили, что он руководствуется какими-то внутренними причинами.
— А если мы выясним, что дед Лизы не сошел с ума, а что-то знал, причины станут объективными, — догадался Леон.
— Именно так. Но радоваться пока рано. Если бы эти причины были на виду, мы бы их уже обнаружили. Найти их будет непросто, и наша задача — сделать это до того, как он возьмется за шестую жертву.
* * *
Она согласилась на интервью. Это было что-то новенькое.
Для Леона стало неожиданностью уже то, что это интервью кто-то попытался назначить. Но тут все просто: патрульные за дополнительную плату без зазрений совести сливают информацию журналистам. Не так сложно было заметить, что следователь по особо важным делам Антон Чеховский таскает с собой каких-то гражданских. Да и потом, после предыдущих случаев помощи полиции у Анны и Леона сложилась определенная репутация.
Так что журналисты интересовались ими и раньше, но неизменно получали отказ. Но вот позвонила какая-то журналистка с невнятного портала — и Анна неожиданно согласилась. Да еще и отослала Леона в это время беседовать с Чеховским. Он-то, в целом, был не против, его никакие интервью не прельщали. Но поражало ее поведение… Явно же здесь есть какой-то тайный смысл!
Вот только Анна предпочла изображать святую невинность и до последнего делала вид, что ей просто неимоверно захотелось внимания прессы. Она и оделась соответствующе — так, чтобы походить на стереотипную ученую «не от мира сего». Потертые джинсы, черная водолазка, массивные очки, волосы светлые с чуть выцветшими фиолетовыми прядями. У Леона не было настроения выпытывать у нее, что происходит, и тут он решил довериться ей. К тому же, интервью проходило в кафе неподалеку от полицейского участка, так что расставаться надолго не было нужды.
Он же направился к Чеховскому. Следователь выглядел скверно: он определенно не высыпался, работал на износ, но при этом значительного результата не добивался, и это наносило дополнительный удар.
Леон не стал говорить обо всем этом, но, видимо, что-то невольно мелькнуло в его взгляде, а Чеховский был достаточно умен, чтобы заметить.
— Когда все кончится, в отпуск пойду, — буркнул он. — На два года. Если доживу!
— Куда ж ты денешься? Ты особо ценный сотрудник, до пенсии помереть не дадут, а дальше — твое дело.
Не дожидаясь приглашения, Леон уселся на стул для посетителей. Он знал, что не слишком нравится Чеховскому. Но это нормально, он пришел сюда не симпатию зарабатывать.
— Узнал что-нибудь про этого деда? — поинтересовался Леон.
— Узнал, невелика тайна. Я не был знаком с ним, Валентин Семенов ушел на пенсию до того, как я начал работать, да и не пересеклись бы мы в любом случае. Но навести справки несложно, прошло не так много времени, чтобы его все забыли.
— И что показали эти справки?
Леон знал, что Анна не расспрашивала родственников старика о нем. Понятно, почему! О близком человеке, да еще и умершем, они бы особо не распространялись. Могли поворчать, что он сошел с ума, потому что он причинил им боль. Но даже если семья знала о водившихся за ним грехах, посторонней никто бы это не сообщил.
Поэтому Антон Чеховский мог стать более надежным источником информации.
— А справки показали, что Семенов был личностью весьма неоднозначной. С точки зрения того личного дела, которое в архиве хранится, он безупречен. Ни в чем не обвинялся, был у начальства на хорошем счету, ушел на пенсию с почестями. Не блистал, но это и не важно, по карьерной лестнице кое-как вскарабкался по инерции. Обычная история.
— А если говорить о неофициальном?
— Неофициально о нем говорят всякое. Те, кто работал с ним, считают, что он принимал взятки, мог подтасовывать факты, чтобы кого-то отмазать или, наоборот, посадить. Но если вспомнить, что работал он не на высоком уровне, речь идет о бытовых преступлениях. Плюс, насколько мне удалось выяснить, он занялся таким ближе к концу службы, в девяностые. Сам знаешь, какая тогда обстановка была.
— И это его оправдывает?
— Я не говорю об оправданиях. Просто он позволил себе стать частью преступной системы. Скорее всего, разочаровался в былых идеалах, а новых не нашел, но это лирика. Важнее другое: крупных нарушений за ним не водилось, такое даже тогда не прощали.
Чеховскому была свойственна профессиональная солидарность, надо же. Леон не стал напоминать ему, что и сам был когда-то полицейским и знал не меньше. Например, то, что «крупных нарушений не было» может означать одно из двух: либо их действительно не было, либо Семенов просто не попался. Теперь уже, через столько лет, концы не сыщешь.
Но последнее решение Семенова и его разговоры перед смертью намекают, что все в его судьбе было не так просто.
— О его годах на пенсии что-нибудь известно? Семья утверждает, что к нему «приходили за советом».
— Не зря утверждает, — кивнул Чеховский. — Но, подозреваю, это не те советы, которые в книгах пишут. Я же сказал, как следователь Семенов не был так уж славен. К нему ходят в основном его преемники.
Леону не нужно было объяснять, что это означает. Если Семенов действительно вел с кем-то преступные дела, то при выходе на пенсию часть он «слил», а часть передал таким же, как он сам.
— Так или иначе, они могли оценить, в каком он состоянии, — указал Леон.
— Справедливости ради, последний раз они общались с ним лет пять назад. Теперь никто из них не работает в полиции, что меня радует. Таким в полиции не место.
— Не отвлекайся на патриотическую пятиминутку, дальше.
— Тебе бы такая пятиминутка не помешала, — заметил Чеховский. — Но дальше так дальше. По их словам, пять лет назад Семенов если и постарел, то только телом. Ум оставался таким же, как раньше. Либо это изменилось в последующие годы, либо у его поступка были серьезные основания.
— Старческий маразм нам ничего не даст, давай сосредоточимся на втором варианте. Похоже, Семенов, когда убили его внучку, сразу вспомнил о каком-то деле. Он понял, что это может быть! Есть ли шанс выпытать у его преемников, что это было за дело?
— Никаких, я уже пытался. Может, он сам никому не говорил — о по-настоящему серьезных делах не распространяются. А если и сказал, то теперь молчат уже его ученики, чтобы одной волной не накрыло. Ему все равно, он-то мертвый! Я с другой стороны подошел и попытался выяснить, мог ли он в принципе быть причастен к серьезным делам.
— И?
— И тишина. Основным промыслом Семенова были вопросы контрабанды, наркотиков, иногда — покровительство проституции. За свою карьеру он занимался разве что бытовыми убийствами, ни к одному громкому делу причастен не был.
Но при этом в памяти старика хранилось нечто такое, что заставило его свести счеты с жизнью. Вот и как в этом разобраться?
— Ладно, будем на связи, — сказал Леон. — Если что прояснится — звони.
— Да уж конечно… вы двое сами слова лишнего не скажете никогда!
— К двери можешь не провожать.
Пока он был в участке, Анна ему не звонила, значит, еще общалась с журналисткой. Леон неспешно прошелся до кафе, наслаждаясь классическим весенним теплом — такое редко бывает, с еще холодным ветром, но уже с горячим солнцем. Торопить ее он не собирался, все равно спешить некуда, и он намерен был дождаться снаружи.
Но даже так он сразу увидел ее с журналисткой — обе девушки сидели у окна. Журналистка что-то вдохновенно вещала, размахивая руками, и улыбалась так, будто зубов ей природа выдала не меньше пятидесяти. Анна отвечала сдержанно, но дружелюбно.
И вот ведь какое дело. Журналистка показалась ему знакомой. Это было раздражающе странное чувство: Леон никак не мог вспомнить, где встречался с ней, да и имя ее не знал. Но он не сомневался в том, что они виделись раньше.
Вот только где? Почему он вообще обратил на нее внимание? Внешность у журналистки была не запоминающаяся: классическая красотка, таких сейчас много. Почему она была достаточно важна, чтобы отпечататься в его памяти? И связано ли это с тем, что Анна внезапно согласилась поговорить с ней?
Пока он размышлял, беседа закончилась. Журналистка выключила диктофон, убрала его в сумочку и первой поднялась из-за столика. И вот теперь, когда она стояла, Леон наконец-то ее вспомнил. Он и сам не мог сказать, почему — само по себе это мало что значило, просто образы совпали.
Он не так часто виделся с Юпитером, когда тот еще притворялся Вадимом Смоленским. Но однажды Леон застал его в дорогом ресторане, где с ним обедала вся его свита охраны, а еще — очередная содержанка. Когда им понадобилось поговорить наедине, Юпитер отогнал остальных, и девица отошла неохотно. Тогда Леон не придал ей большого значения, потому что решил, что содержанка не может быть важна. Сколько их вообще таких у Юпитера?
И вот теперь она говорила с Анной. Леон едва сдержался, чтобы не ворваться туда и не отшвырнуть ее в сторону, как гадюку. Это было бы глупо — она ничего особенного не делала.
Она вышла первой, Анна — парой минут позже, и Леон сразу направился к ней.
— Это тот момент, когда ты спрашиваешь у меня, как прошло интервью? — спросила она.
— Нет, это тот момент, когда я говорю тебе, что нужно срочно уезжать отсюда!
— Что? Это еще почему?
— Я знаю эту девицу, она в свое время ошивалась рядом с Юпитером!
Ему казалось, что этого будет достаточно, чтобы заставить ее осознать всю серьезность ситуации, а до деталей можно добраться позже. Но Анна продолжала улыбаться:
— Конечно, она ошивалась рядом с Юпитером. Ты только что имел возможность узнать, как выглядит Граф Орлов.
* * *
— Она реально на это согласилась?! — возмутился Ярослав.
Иногда ему казалось, что Леон и Анна сошли с ума, а иногда он был в этом абсолютно уверен. Третий вариант давно уже не рассматривался.
Они тут в атмосфере строжайшей секретности гоняются за союзниками Юпитера, собирают ценнейшую информацию по крупицам — а что в итоге? Анна сидит за чашечкой кофе с его правой рукой!
Немного успокаивало то, что Леон тоже выглядел озадаченным этим. Он выяснил не очень много: судя по всему, Анна и та девица знали друг о друге все, однако показательно притворялись, что не знают. Они обе в том кафе изображали интервью, но наверняка набросали столько намеков, что хватило бы на целый детектив.
— Она согласилась, потому что ей нужно было понять, что затеяла эта… графиня, — пояснил Леон.
— Ну и как, поняла?
— Предполагает, что у Графа Орлова земля горит под шпильками. Она, как и многие другие, не верит в смерть Юпитера, но не понимает, почему он вдруг слился.
— Но только она додумалась прийти к Анне! — указал Ярослав.
— Потому что много знает. Никто не собирается исключать ее из числа подозреваемых! Но прямо сейчас Анна считает, что беспокоиться о ней не нужно. Графине этой не до того: у Юпитера она была чем-то вроде менеджера по человеческим ресурсам. Проще говоря, она находила его бизнесу клиентов и сотрудников. А сейчас те и другие в панике, ей нужно больше сведений, и получить их неоткуда. Но Анна сказала, что занята расследованием и тратить время на поиски Юпитера не собирается. На том и разошлись.
Ярослава этот ответ не удовлетворил. Они там бросали дамскими намеками, где гарантия, что они поняли друг друга правильно? А даже если так, та девка и соврать могла! Юпитер не назначил бы своей помощницей настоящую содержанку, она должна быть чертовски умна.
Но гоняться за двумя зайцами сразу они не могли, поэтому вынуждены были довериться суждению Анны и оставить девицу в покое. Сейчас куда большее значение имел Кардинал.
Им предстояло отправиться на вечеринку.
Мира считала, что Олег Майоров катится в пропасть, и пока все указывало на то, что она права. Вечеринкам он уже уделял больше времени, чем бизнесу. Его дело было отлажено слишком хорошо, чтобы рухнуть одномоментно, и все же тревожные звоночки появились. Да он и сам это знал. Его знакомые утверждали, что в трезвом состоянии он становился болезненно тревожным и стремился как можно скорее найти новую дозу.
Это опасная тенденция. Такими темпами он может постепенно загнуться — а может напоследок совершить какую-нибудь глупость. Поэтому и Леон, и Ярослав хотели лично на него взглянуть, чтобы оценить, к чему он склонен больше.
Вечеринка, на которой они собирались его перехватить, называлась «Пир во время чумы». Тусовка была закрытая — с пригласительными по цене подержанного автомобиля. За такие деньги можно было надеяться на нечто особенное, но — нет. Обычный клубный зал с ревущей музыкой и невнятно дергающейся толпой. Из разнообразия — только изредка попадавшиеся люди в масках венецианского карнавала. Правда, и им быстро надоедало выпендриваться, и они таскали маски на ленточках на шее.
Впрочем, возможно, львиная доля цены билета оправдывалась тем, что на вечеринке было «все включено». От алкоголя всех мастей до того «чудодейственного средства», от которого взгляд у многих гостей становился мутным и рассеянным.
Найти Майорова оказалось не так уж сложно. Даже на закрытой вечеринке были столики для VIP-персон, и Майоров как раз занимал один из них. Когда Ярослав покупал билеты, ему ничего подобного не предлагали, следовательно, это были места для знакомых хозяина клуба.
Майоров был уже далеко не трезв, и вряд ли он смог бы легко подняться с мягкого красного дивана, даже если бы захотел. Но он пока не хотел, его вполне устраивало его место между двух девиц, одетых только в мини-юбки и фарфоровые маски.
Если бы они попытались к нему прорваться, это привлекло бы внимание охраны, резко контрастировавшей с полуадекватными посетителями. Но пока это было и не нужно, Майоров вопил так, что никакая музыка не могла его заглушить. Достаточно было просто находиться неподалеку, чтобы слышать его бравые речи.
— Да я вообще никого не боюсь! И не боялся никогда! Даже он слился, потому что меня испугался и таких как я! Понял, что мое влияние растет и мое время настало!
Он не стал уточнять, что за «он», но мужчины, сидящие напротив него, похоже, и так знали. От упоминания Юпитера, пусть даже такого, им было не по себе. Они были слишком трезвы для веры в собственное бессмертие.
— Он все еще боится Юпитера до истерики, — мрачно усмехнулся Леон.
Ярослав такого вывода не ожидал.
— С чего ты взял? Он же ему открыто угрожает!
— Тем очевиднее страх. Вот ты вообще думаешь о тех, кого не боишься? Нет. А Кардинал этот сейчас бухой настолько, что без проституток даже не встанет. По идее, это должно вывести его на полный расслабон, а его до сих пор от Юпитера плющит. Он старается расслабиться любыми средствами — и не может.
Похоже, общение с Анной Солари не прошло для него зря.
Один из собеседников попытался урезонить Майорова:
— Да ты бы не орал об этом, а?
— А чо, чо? Чо он мне сделает?!
— Он же не мертвый!
— А будет мертвый, если сунется ко мне! — истерично захохотал Майоров.
В какой-то момент Ярославу показалось, что его собеседники сейчас к потолку взовьются, как перепуганные коты. Они понимали, что Майоров играет с огнем: никогда ведь не знаешь, кто предаст тебя. Они хотели отстраниться от всего этого, уйти от него, как от прокаженного, но мешала охрана.
Охране тоже было невесело. Они-то вообще не пили и прекрасно знали, кто примет на себя первый удар.
Но если мужчины уже протрезвели от ужаса, то полуголые девицы пребывали в блаженном неведении того, что ходят по лезвию бритвы.
— Расскажи, как ты разделаешься со всеми, — попросила одна.
— Да, что ты сделаешь, котик? — спросила вторая.
— Да уж, котик, — проворчал один из мужчин. — Особенно при том, что враг твой теперь — привидение?
— Никто не исчезает бесследно! Шерше ля фам и все такое!
Майоров снова смеялся, с ним — девицы, хотя они вряд ли понимали, о чем речь, они просто отрабатывали будущие чаевые.
А вот Леон напрягся, Ярослав сразу заметил это. Да и как иначе, если вспомнить, что изначально привело их к этой охоте на дружков Юпитера!
— Он же одиночка, — указал один из ныне трезвых и почти уже седых наркоманов. — Кого ты атаковать собрался?
— Кого надо! Пристрелить бабенку — и всего делов! Это можно устроить! А что? Сработаем на опережение!
Леон инстинктивно рванулся к красному диванчику, и Ярославу лишь в последний момент удалось остановить его. Темнота и постоянно двигающиеся в танце гости, к счастью, помогли это скрыть, но ближайший охранник подозрительно покосился в их сторону.
— Не здесь, — прошептал Ярослав. — И уж точно не сейчас! Совсем двинулся?!
— Он собирается снова напасть на Анну!
Это был тупой и бессмысленный план, но все же… Ярослав и сам видел, что Майоров достаточно безумен для этого. Он сделает глупость, которая ничего для него не изменит, но Анне от этого не легче!
— Зато мы знаем об этом!
— А если бы не узнали? Если бы он.
— Даже не начинай! — перебил Ярослав. — Знаем и все! Но если ты кинешься на него сейчас, тебе просто свернут шею и вышвырнут в подворотню! Ей ты этим не поможешь.
— Он может напасть в любой день, — сказал Леон, но уже спокойнее. — А я не смогу защищать ее вечно и от всего! Хочу — но не смогу.
— Понимаю. Поэтому мы уйдем сейчас, а потом сделаем именно то, о чем он говорил: сработаем на опережение.
