Днем, перед самым пробуждением, Эллисон барахталась в бескрайнем море перепутанных сожалений. Надо было взять с собой на террасу ружье, надо было быть потверже, высказывая опасения относительно Джейми Беннетт, надо было позволить Итану отправиться на поиски мальчика, надо было отправиться вместе с ним в горы, надо было…

И тут проснулась, полностью проснулась.

И проснулась одна. В больничной палате царил полумрак, но не полная темнота. Все нормально. Итан просто зачем-то отошел, но скоро вернется. Проспала она долго.

Проходила минута за минутой, а он все не возвращался, и через некоторое время ей стало так тревожно и одиноко, что она нажала кнопку экстренного вызова над кроватью. Буквально через несколько секунд вошла медсестра, спрашивая, где и как болит.

– Есть немного, конечно, но… все нормально. Я хотела узнать, где мой муж.

– Понятия не имею, миссис Сербин. Он ушел довольно давно.

– В каком это смысле ушел?

– Не знаю. Как вы оцениваете болевые ощущения? По десятибалльной шкале, если принять за точку отсчета…

– Так его здесь нет?

Медсестра строго посмотрела на нее.

– Я и вправду не в курсе. Он не посоветовался со мной перед тем, как уйти. Я его не видела. Может, хотите ему позвонить?

– Да. Но я до него не дозвонюсь. Хотя все-таки не принесете мне телефон? Я хочу позвонить в полицию.

Эллисон посмотрела на пустой стул. «Ты же обещал! Ты держал меня за руку и смотрел мне прямо в глаза, и ты обещал!» Тут вернулась медсестра с телефоном в руке. Сама набрала номер, передала трубку Эллисон и тут же вышла. Очень чуткая дама, эта медсестра.

Эллисон попросила позвать Роя Футвея. Тот, кто ответил по телефону, не был расположен переводить звонок, так что она сказала:

– Передайте ему, что это звонит Эллисон Сербин из больницы и что я хочу поговорить с ним про пожар и про тех людей, которые на меня напали.

Забавно, насколько эффективными могут оказаться всего несколько весомых слов вроде «пожар» и «напали». После этого ее соединили с Футвеем почти мгновенно.

– Эллисон, как ты?

– Бывало и получше.

Зря она это сказала – «б» сразу отозвалось на разбитых губах острой болью. Эллисон ненавидела звучание своего голоса. Разговаривает, как полная калека.

– Знаю. Послушай, мы их возьмем. Обещаю, что возьмем.

Если она еще раз услышит слово «обещаю», то просто завизжит!

– Рой, где мой муж?

Пауза.

– А разве он тебе не сказал?

– Что не сказал?

– Гм… Ну, я не полностью в курсе того, что с ним сейчас происходит, но, по последним сведениям…

– Где он? – Эти слова прозвучали куда более твердо и жестко.

– В горах. Я только что с ним общался. Он отправился искать того сбежавшего пацана.

– И ты только что с ним общался?

– Где-то в течение последнего часа… Хочешь, чтобы я ему что-нибудь передал?

– Нет, – произнесла она. – Нет, все нормально.

– Не хочешь еще немного поговорить, Эллисон? Я и вправду просто жажду задать несколько вопросов относительно того, что произошло прошлой ночью. Ты ведь знаешь: все, что ты помнишь, может нам здорово пригодиться. Это действительно критично.

– Знаю, – ответила она. – Сейчас я немного не в себе. Дай мне немного подумать.

Отключилась, не дав ему времени ответить. Села и уставилась на стул Итана.

«Ты дал мне слово, Итан. Почему ты опять выбрал этого мальчишку?»

Прикрыла глаза, несколько раз резко вдохнула и выдохнула и через несколько минут поняла, что плачет. Открыла глаза, утерла слезы здоровой рукой и, когда они высохли, а сама она перестала сотрясаться от рыданий, вновь нажала кнопку вызова. Столь же быстро появилась та же самая медсестра.

– Да? Всё в порядке?

– Я хочу посмотреться в зеркало.

Замешательство на лице медсестры подсказало ей то же самое, что могло поведать зеркало, но Эллисон не отвела взгляда, так что в конце концов женщина кивнула, вышла и вернулась с круглым косметическим зеркальцем.

– Они все отлично исправят, и очень быстро, – сказала она. – Вы просто не представляете, как в последнее время научились управляться с ожогами.

Эллисон взяла зеркальце и почти сразу же зажмурилась. Через несколько секунд осторожно посмотрелась снова и на сей раз не отвела взгляд.

Самый ужас был кое-как спрятан. Скрывался под бинтами. Волосы вызвали у нее реальный шок – от них практически ничего не осталось, а то, что уцелело, было кое-как откромсано, очевидно, медиками со «Скорой». Губы исчирканы стежками швов, а на рассеченном подбородке поблескивала какая-то прозрачная пленка вроде засохшего суперклея. Брови отсутствовали, но линии волдырей показывали, где они некогда были. Эллисон довольно долго изучала свое лицо, после чего спросила:

– А вы знаете, что я как-то чуть было не получила звание «Мисс Монтана»?

– Вы будете выглядеть гораздо лучше, когда они закончат, – заверила медсестра.

Эллисон кивнула.

– Конечно. Хотя мой муж любил по этому поводу пошутить. Иногда так меня называл. – Она наклонила зеркало, разглядывая огромную плешь на левой стороне головы. – Теперь он наверняка таких шуточек отпускать не будет. А я сейчас скучаю по ним, разве не забавно?

Медсестра посмотрела на нее и сказала:

– Нормально себя чувствуете, миссис Сербин? Может, уменьшить дозу болеутоляющих? Или, наоборот, увеличить? Как бы вы оценили по шкале от одного до десяти баллов…

– Девять, – ответила она. – Было девять.

Медсестра кивнула, довольная возвращением на привычную колею.

– Было. А сейчас?

– Ну, есть разные стадии, – ответила Эллисон. – В двадцать я чувствовала себя где-то на девять баллов. И даже в тридцать все еще на восемь. В смысле, время вам совсем не друг. А потом, когда мне стукнуло сорок и я вляпалась в прошлую ночь, а скорее прошлая ночь вляпалась в меня, то… Ну, надо подождать, пока не снимут бинты. Но в данный момент я бы оценила себя, скажем, на двоечку.

Медсестра вздохнула.

– Миссис Сербин, вам нужно перестать волноваться на этот счет. Хирурги, которых вы еще даже не видели, буквально творят чудеса.

Эллисон еще раз посмотрелась в зеркало и улыбнулась, увидев, как натянулись полоска клея и впившиеся в губы стяжки. Бинты, которые скрывали все остальное, сверкали белизной, как ледники под зимним солнцем.

– Вы притворяетесь, будто ее нет, когда она у вас есть, – проговорила она, – но мне интересно, позволено ли вам скучать по ней, когда она уходит навсегда. Когда-то я была красавицей.

Медсестра хранила молчание. Просто смотрела на Эллисон и ждала. Та протянула ей зеркало, медсестра взяла его и вышла за дверь, но образы, которыми оно поделилось, остались. Эллисон пыталась прогнать их, а потом посмотрела на пустой стул и поняла, почему Итан ушел. Может, дело было совсем не в мальчишке. Может, дело в ней.

Он думал, что может достать их.

Правда, он не понимал, кто они такие. Что это за люди. Она опять словно наяву увидела их и, что еще хуже, услышала их – эти безмятежные голоса в чудесной тихой ночи. Опять ощутила исходящий от них застарелый запах гари и засохшей крови. А потом и другие запахи, более сильные и острые, которые вскоре последовали.

Тогда Эллисон молилась за своего мужа, молилась, чтобы он никогда с ними не повстречался, не услышал их голоса, не ощутил их запаха. Но, похоже, уже слишком поздно. Она слишком долго спала, и он успел сделать свой выбор.